Сейчас же отсутствовал только Тернбулл - вахтенный офицер. В помещении было полно синих флотских мундиров, разбавленных алыми вкраплениями морской пехоты, черной рясой капеллана и голубыми робами юнг, замерших позади кресел - все чистое, не выцветшее, как всегда бывает в начале кампании. Цвета мундиров сверкали в солнечном свете, но это зрелище не в состоянии было улучшить настроение Стивена. Редко бывал он столь раздражителен и столь мало способен контролировать свое состояние и потому только орудовал своей ложкой так, словно спасение его жизни находилось на дне тарелки.
В конце концов, так и вышло: крепкое пиво, густое и вяжущее, привело его сознание более-менее к гармонии с окружающим миром (не то, чтобы к полной, но спасибо и на том). Тем временем разговоры за столом были банальны до невозможности, сплошные вежливые трюизмы, что, впрочем, довольно естественно для людей, которым, хочешь не хочешь, придется жить бок о бок в течении последующей пары лет - люди демонстрировали себя и изучали товарищей, стараясь не обижать и не обижаться, ибо обиду предстояло нести с собой десять тысяч миль, до встречи с антиподами.
Англичане (а большинство собравшихся за столом были англичанами), как было хорошо известно Стивену, крайне чувствительны к сословным различиям - и сейчас он улавливал отголосок сословных отношений в ежеминутных изменениях интонаций застольных разговоров. Приятнее всего было слушать Пуллингса, его чудный грассирующий южный говорок, исполненный спокойного достоинства - свидетельства скрытой силы. Стивен наблюдал, как первый лейтенант Пуллингс разрезает мясо (фантастически небрежно, надо сказать). Пуллингса он знал много лет, еще с тех пор, как тот был голенастым юношей - помощником штурмана, и с тех самых пор казалось, что тот наделен даром вечной юности, и взрослеть не собирается. Однако, так казалось только тогда, когда он был рядом с Джеком - обожаемым им командиром, здесь же, в собственной кают-компании, он поразил Стивена немалым, как выяснилось, ростом, и столь же высоким авторитетом. Становилось ясно, что юность его осталась в Хемпшире, и уже давно, и он твердо идет по пути всех тех сильных выдающихся командиров, что вышли с нижней палубы, таких, как Кук и Боуэн, но до сих пор Стивен не замечал этих перемен.
Стивен перевел взгляд на человека напротив. Мур, капитан морской пехоты, слева от Пуллингса, затем Грант, второй лейтенант "Леопарда", средних лет, аккуратный. Макферсон, старший лейтенант морской пехоты - смуглый горец с необычно умным лицом; Ларкин, штурман - слишком молодой для этой должности, но отличный навигатор (однако такая красная физиономия с утра - не лучший признак); Бентон, ревизор - веселый маленький кругленький человечек со слезящимися моргающими глазами, похожий на преуспевающего владельца таверны или лоточника. Его бакенбарды почти срослись под подбородком, он носил множество украшений, даже в море, и он был преисполнен восхищения собственной персоной, особенно же - мускулистыми ногами, и считал себя сердцеедом.
Справа от Стивена сидел молодой субалтерн. Этого юношу, если бы не форма, было не отличить от денщика Стивена - самого тупого из шестидесяти морских пехотинцев "Леопарда". У обоих были тонкие бледные губы, матовая кожа и глубоко посаженные глаза цвета устриц, а на лицах застыло потрясенно-обиженное выражение. Лбы обоих наводили на мысль о кости потрясающей толщины. Молодого человека звали Ховард, и, так как завладеть вниманием доктора ему было не под силу, он завел разговор с соседом по другую руку - гостем из мичманской "петушиной ямы" по фамилии Байрон. Речь шла о пэрстве, и говорил он с таким энтузиазмом, что даже его большая бледная физиономия слегка покраснела.
Баббингтон, третий лейтенант, слева от Стивена, был еще один старый знакомый. Несмотря на его мальчишеский вид, он лечился у Стивена от неприличных болезней еще в восьмисотом году, на Средиземном. Его рано развившаяся постоянная страсть к противоположному полу, видимо, замедлила рост, но не сказалась на темпераменте: он с жаром повествовал о лисьей охоте, когда его вызвали наверх. Причиной вызова был его ньюфаундленд, пес размером с теленка - он охранял синий катер, на котором Баббингтон разложил свою тельняшку, столь ревностно, что никого не пускал в проход рядом.
Его уход открыл доктору чернорясую фигуру преподобного мистера Фишера, сидящего справа от Пуллингса. Стивен посмотрел на него с приязнью. Высокий, атлетически сложенный, лет тридцати пяти, довольно симпатичный, с участливым, но слегка нервическим выражением на лице, он в данный момент чокался стаканом вина с капитаном Муром. Стивен обратил внимание, что ногти на его руке обкусаны, а тыльная сторона запястья поражена сильнейшей экземой.
- Мистер Фишер, сэр, - обратился он к священнику моментом позже, - я не имел чести, мне кажется, быть представленным вам. Я Мэтьюрин, врач.
После обычного обмена вежливостями доктор продолжил:
- Рад встретить на борту коллегу, ведь физическое и духовное столь тесно переплетены, что врача и капеллана вполне можно называть этим словом, даже без учета их необходимой совместной работы на борту. Сэр, скажите, вы читали что-нибудь по медицине?
Нет, мистер Фишер не читал. Будь он сельским священником - тогда конечно же, многие в сельских приходах учат медицину, ибо она помогает творить еще больше добра. Пастух должен уметь пользоваться смоляными припарками в буквальном и в переносном смысле. Ибо, как верно заметил доктор Мэтьюрин, надо заботиться и о физическом, и о духовном здоровье паствы.
Ответ слегка испортил атмосферу обеда, хотя в целом не испортил мнения кают-компании о мистере Фишере: приятный человек и иметь с ним дело приятно. Конечно, кому хочется, чтоб его сравнили с гуртом овец, но священнику простительно.
Это мнение нашло отражение в дневнике Стивена, который он писал в своей паршивой каютке на орлоп-деке в перерыве между обедом и похоронной церемонией. После церемонии они с капелланом должны были освидетельствовать заключенных, и составить отчет. Он, конечно, мог получить часть великолепия Джека, просторное личное пространство, как он и делал до того, будучи гостем капитана, но на "Леопарде" ему не хотелось создавать впечатления, что врач имеет чрезмерные привилегии. Да и, в любом случае, окружающая обстановка была ему безразлична.
Он писал: "Сегодня я встретил капеллана. Довольно общительный человек, и начитанный. Не очень чуткий, но, возможно, это можно списать на избыток энтузиазма. А может, ему трудно оценить самого себя со стороны. Он нервный, до болезненности, явный недостаток самообладания. Впрочем, может, его занимала предстоящая служба. Я чувствую к нему симпатию, будь мы на берегу, я бы продолжил знакомство. Ну, а в море у нас просто нет иного выхода".
Далее Стивен продолжил запись описанием своих собственных симптомов: улучшился аппетит, чувство неутоленного желания уменьшилось, кризис расставания, похоже, позади. "Но так попасться, и такому старому другу! Те две винчестерские кварты из сундучка мистера Симпсона - это опасность, или залог безопасности, доказательство решительности и освобождения?" Стивен задумался, погрузившись глубоко в себя, его губы сжались, голова склонилась набок, а глаза расширились, невидящий взгляд остановился на футляр виолончели.
В таком виде его застал посланный мичман, после долгого громкого стука (безрезультатного) открывший дверь.
- Надеюсь, я не побеспокоил вас, сэр, но капитан думает, что вам было бы желательно присутствовать на похоронах.
- Благодарю, благодарю, мистер…, мистер Байрон, не так ли? - Стивен поднял фонарь, осветив лицо молодого человека. - Я поднимусь сейчас же.
Квартердека Стивен достиг, когда прозвучали последние слова и раздались четыре всплеска: врач, суперинтендант и два заключенных - единственные известные ему случаи смерти от морской болезни. "Хотя, - сказал доктор позже мистеру Мартину, - частичная асфиксия, истощение, хилое телосложение и длительное заключение тоже внесли свой вклад".
В вахтенном журнале "Леопарда" не было места резонерству и комментариям, там фиксировались только факты:
"Вторник, 22-е. Ветер зюйд-ост. Курс S 27° W. Пройдено 45 миль. Местоположение 45°40′ N, 10°11′ W. Пеленг на мыс Финистерре ост-тен-зюйд, дистанция 12 лиг. Свежий ветер, ясно. Экипаж на работах. В 5 тела Вильяма Симпсона, Джона Александера, Роберта Смита и Эдварда Марно преданы морю. Укреплены футоксы под грот-мачтой. Забили бычка на 522 фунта".
В свою очередь, капитан в очередном письме к жене был максимально сдержан: "ничто так не отрезвляет команду, как похороны".
Этим вечером мичманы не проказили, что также было неплохо, ибо мало радости капитану, когда юнцы, впервые вышедшие в море, и имеющие смутное понятие о безопасности, устраивают гонки, взбираясь на мачты и скользя по бакштагам в бурную погоду. Мальчишка Бойл заставил сердце капитана взлететь к самой глотке, когда на мертвой зыби Канала тот попытался добраться до грота-галса, когда корабль плясал, как норовистая лошадь.
"У меня их целый десяток, - писал Джек, - и это превращает меня в сумасшедшую клушу, ведь я отвечаю за них перед родителями. Не то, чтоб большинству из них грозило что-нибудь страшнее побоев. Мальчишка, которого я поставил капитанским вестовым, скажем - форменный маленький злодей. Я уже запретил выдачу ему грога, и есть еще парочка среди старших, племяннички людей, которым я обязан - так они первые подонки и последние среди тех, кого я бы хотел видеть на моем квартердеке. Но, возвращаясь к похоронам. Мистер Фишер, капеллан, провел службу в весьма достойной манере, что понравилось всему экипажу, и, хотя я не люблю священников на борту, мне кажется, мы бы сделали все куда хуже. Он джентльмен, кажется, хорошо осознает свой долг, и сейчас разбирается с арестантами в форпике вместе с несчастным Стивеном. Что до Стивена, то он стал дьявольски раздражителен, и, боюсь, ему далековато до счастья. Тут на борту есть женщина - осужденная, очень похожа на Диану, и, мне кажется, воспоминания причиняют ему боль: он заявил, что никакого сходства не видит, и перевел разговор на свои дела. Поразительная молодая женщина, и, несомненно, важная персона: содержится отдельно, имеет служанку, в то время как остальные, помоги им Господи, живут и питаются в дыре, куда мы бы и свиней не запихнули. Но сейчас у нас хорошая погода сменила шторм, и установился юго-восточный ветер, о котором я молился. Мой дорогой "Леопард" показал себя остойчивым и весьма мореходным. Как я уже писал, мы сейчас имеем ветер на один румб в корму, и он уже с самого утра выжимает свои девять миль в час. В таком случае (я думаю, ветер будет держаться все в той же четверти), мы достигнем Мадейры за две недели, даже учитывая снос. И Стивен получит солнце, купание, своих диковинных пауков и взбодрится. Дорогая, ночью я думал о дренажных канавах в конюшне, и я прошу тебя наказать мистеру Хорриджу, чтобы он убедился, что они достаточно глубоки и выложены кирпичом".
Джек был прав и относительно грусти, порождаемой похоронной службой, и относительно низменной природы некоторых юных джентльменов, но вот про инспекцию осужденных он ошибался. Вид вздымающихся и падающих атлантических валов губительно подействовал на самочувствие мистера Фишера, и хотя, путем самоотверженных усилий он смог довести до конца службу, тотчас после он извинился и удалился: инспекцию Стивен провел в одиночестве. Сейчас доктор стоял прямо над головой капитана, на полуюте, разговаривал с первым лейтенантом и курил сигару.
- Этот молодой человек, который был на обеде, Байрон. Он что, родственник поэта?
- Поэта, доктор?
- Именно. Знаменитого лорда Байрона.
- А, так вы про адмирала? Да, не то внук, не то внучатый племянник.
- Адмирала, Том?
- Ну да. Знаменитый лорд Байрон. Его еще зовут Штормовой Джек. Его любой на флоте знает, знаменитость! Мой дед ходил с ним, еще когда тот был мичманом, а потом снова, когда тот уже был адмиралом, а дед - боцманом, на "Индефатигебле". Им многое пришлось пережить в Чили, когда "Вэджер" потерпел крушение. А как любил хороший бой! Почти как наш капитан Джек. Вокруг только треск стоит, а ему хоть бы хны - только смеется. Но вот что он еще и стишки пописывает - этого я не знал. Я из-за историй про него и пошел в море, дед особенно любил рассказывать о кораблекрушении.
Стивен читал отчет о крушении "Вэджера" в холодных штормовых неисследованных водах Чилийского архипелага.
- Но разве это не было ужаснейшее кораблекрушение? Это ведь не "Кифарея" - с коралловыми пляжами, пальмами и смуглыми девами, как из рога изобилия. Да и запасов Крузо им в руки не попалось. Как я слышал, им пришлось есть печень утопленников.
- В точку, сэр, неприятное было времечко, как говаривал дед. Но он любил оглянуться назад и поразмышлять над случившимся. Такой был он человек, мыслящий, хотя ничего не учил кроме азбуки да трех действий арифметики. И он любил поразмышлять о кораблекрушениях. Он за свой век пережил их семь, и говорил, что человека не узнаешь, пока не побываешь с ним в кораблекрушении. Его даже веселило: видеть, как что-то держится, когда все разлетается вдребезги. Дисциплина первой летит за борт, даже в действительно хороших экипажах, бывалые марсовые и даже мичмана рвутся к винным запасам и зверски напиваются, на приказы плюют, грабят каюты, наряжаются как майский шест, дерутся, грозят офицерам, кидаются толпой в шлюпки и топят их, как ополоумевшие салаги. На нижней палубе бытует старинное поверье, что если корабль сел на мель, или выбросился на берег - то капитан теряет свою власть. "Это такой закон", - говорят они, и ничто не выбьет этого убеждения из их тупых голов.
Пробило четыре склянки. Стивен швырнул окурок сигары в кильватерную струю "Леопарда", и оставил Пуллингса, сообщив, что должен подготовить отчет.
- Джек, - заявил он, войдя в капитанскую каюту, - я был несдержан в разговоре с тобой перед обедом. Я прошу прощенья.
Джек покраснел, и сказал, что ничего такого не заметил. Стивен продолжил:
- Я прервал прием некоего средства (решение принимать его было опрометчивым, возможно) - и эффект от этого, как у заядлого курильщика, отлученного от своей трубки. Потому иногда, увы, я могу срываться в раздражение.
- У тебя и так достаточно поводов для раздражения, со всеми этими арестантами, свалившимися на тебя. Кстати, я подумал, что ты прав насчет миссис Уоган - пусть себе дышит воздухом на юте.
- Очень хорошо. Теперь о прочих. Двое, как выяснилось, идиоты, sensu stricto, трое, включая здоровяка, подозреваемого в убийстве надзирателя - громилы. Среди прочих обнаружился один гробокопатель, а так как, когда вдруг возникает срочная нужда в трупе, гробокопательство есть наибыстрейший способ ее удовлетворить - его бы следовало держать в привилегированном положении. Пятеро - мелюзга, хиляки и слабаки, взяты за неоднократные кражи из лавок и ларьков, а остальные - деревенщина, которым страсть как захотелось фазана или зайца. В общем, великих злодеев не обнаружено, ты можешь со спокойной душой поменять их местами с последним пополнением с блокшива. Там есть два брата, Адамы, уложили меня на обе лопатки - знают буквально все, что может двигаться, в наших лесах. Говорят, в последний раз, чтобы взять их, понадобилось пять лесничих и три констебля. Вот список. Я рекомендую вообще убрать кандалы - из плавучей тюрьмы все равно не убежать, но тех, что помечены крестом, выводить пока на прогулку отдельно, во избежание.
- Но убийца, его-то необходимо держать в кандалах, пока мы от него не избавимся.
- Уверен, это было совместное предприятие. Суперинтендант издевался над ними с высоты своей власти, и, судя по тому, что я слышал, прикарманивал их деньги и те крохи провизии, что им полагались. Я думаю, они спонтанно бросились на него, кучей, в темноте, когда он уронил фонарь. Один человек, тем более, скованный, таких увечий нанести не в силах. Конечно, за полгинеи и спасение собственной шеи, многие из них готовы стучать, но к чему оно нам? Пусть гражданские власти занимаются своими грязными делами в Новой Голландии, а сейчас кандалы лучше убрать - они ведь могут послужить разве что оружием.
- Ладно. А что с женщинами?
- Миссис Хоуз, сводничество и аборты, мне кажется, лишена даже той малости человеческого, что была ей дана при рождении, а упорным трудом добралась до таких глубин злодейства, каких мало кто достигает, а уж превзойти их не дано никому. Но нас она недолго будет беспокоить, однако: достаточно бы было одной печени, а тут еще и асцит и еще куча симптомов. Думаю, еще до пересечения тропика все закончится, но, тем не менее, посмотрим, что смогут ртуть, наперстянка, и хороший острый троакар. Салюбрити Босуэлл, цыганка, напротив, словно сошла из века благородства. Ее мужа изгнали, как она выразилась (выслали за море), и она решила стать изгнанной тоже, чтоб соединиться с ним. Заставила его брата сделать ей ребенка - перекликается с обычаями древних иудеев, чтоб избежать каторги, и средь бела дня набросилась на судью, осудившего ее мужа. Можно ожидать родов через пять месяцев, где-то между Мысом и Ботани-бей.
Охо-хо, - вздохнул Джек, - полным-полна коробочка. И это на военном корабле! Всегда был против женщин на борту, и вот, полюбуйтесь!
- Ну, одна ласточка весны не делает, как ты часто говорил. Она мне и судьбу предсказала, не хотел бы послушать?
- Если ты не возражаешь.
- Меня ждет успешное путешествие, и, в скором времени, исполнение самого сокровенного желания.
- Успешное путешествие? - Джек оживился. - Что ж, душевно рад, и скажу тебе одну штуку: в предсказаниях таких женщин всегда что-то есть, как ты ни качай головой, Стивен. В Эпсон-даунз одна цыганка сказала мне, что у меня будут проблемы с женщинами - в начале и в конце, и ведь точнее не сказать. Да, Стивен, давай, поужинай со мной - Киллик сделает тебе поджаренный пармезан, а потом помузицируем. Я не касался скрипки с вечера отплытия.