Еще до рассвета палубы бывали вымыты, выскоблены и высушены, гамаки подняты наверх. Джек завтракал со Стивеном, и зачастую с офицером утренней вахты и одним из мичманов, затем наставлял молодежь в исчислении долготы по Маккею. Стивен и Мартин прогуливались по палубе, заключенных выводили на прогулку. Получасовые песочные часы переворачивались снова и снова, склянки отбивались, вахты сменялись, четыре обеда сменялись поочередно: матросы, заключенные, кают-компания и кормовая каюта. День тянулся до первой собачьей вахты, команда "все по местам", а затем, перед сигналом спустить гамаки - вечерняя пальба из пушек: поскольку Джек являлся сравнительно богатым капитаном, то прибавил запасов к официальной сотне зарядов на ствол, и редко так бывало, чтобы "Леопард" заканчивал день без дикого рева парочки залпов, выплевывающих в сумерки оранжевые сполохи.
Джек начал плавание, имея командира почти для каждого орудия и больше половины умелых расчетов, но, будучи глубоко убежденным, что все судовождение в мире, все умение маневрировать в зоне досягаемости врага, имеет мало значения, если пушки не могут разить метко и быстро, хотел пересечь экватор с превосходными полными расчетами для всех пятидесяти.
Скоро жизнь стала столь рутинной, что те, чьи обязанности не требовали делать записи, могли припомнить только дни, когда посещали церковь, стирали (тогда "Леопард" от носа до кормы натягивал тросы и чистая одежда, вывешенная для просушки, делала его вид странно невоинственным, особенно потому, что некоторые предметы одежды были женскими), или когда дудки мрачно свистели "всем присутствовать при наказании", означая, что это суббота, поскольку на "Леопарде" наказывали только раз в неделю.
День за днем миссис Уоган гуляла на юте, иногда со своей горничной, зачастую с доктором Мэтьюрином и всегда с собакой и козой. Учитывая уровень волнения, вызываемый ее присутствием, она могла быть призрачной невидимкой, проходящей через квартердек, поскольку капитан Обри не только отдал строжайшие приказы на предмет косых взглядов, жестов или разговоров, но также в кают-компании, на главной палубе и на корабле в целом пришли к мысли, что миссис Уоган частная собственность доктора, а ссориться с ним никто не хотел.
Все же невидимка - сказано слишком сильно: с увеличением расстояния от земли общая тяга к женскому полу усилилась, и необычайно красивая женщина - а внешность Луизы значительно улучшилась по сравнению с ее первым появлением - не могла не притягивать множества тайных взглядов и не вызывать страстных вздохов.
И все же, дни были не лишены событий. На корабле, мчащемся по морю под командованием капитана, особенно любящего именно эту сторону стремительности, напряжение не спадало: в любой момент могли проявиться какие-то недоделки верфи. И на самом деле - однажды без малейшего предупреждения лопнул фал ракс-бугеля, а в другом случае плохо скрепленные фиши грот-марса-рея выскочили так, что рей второпях пришлось спускать на палубу. Хотя с момента прекращения замеров глубин путешественники не видели ничего, за исключением отдаленной шебеки далеко с наветренной стороны, всегда существовала возможность, что в любой момент в поле зрения может появиться враг: сражение, если это военный корабль, или потенциальная добыча, если это купеческое судно. Радостное возбуждение присутствовало даже в единственный безветренный день.
Была суббота, Судный день, и в шесть склянок утренней вахты боцман и его помощники просвистели свою мрачную трель. Все матросы столпись в кормовой части, каждая вахта сбилась в аморфную кучу на соответствующей стороне квартердека. Ничто, кроме построения по подразделениям, не могло побудить их сформировать организованную группу или вынуть руки из карманов. Они расслабленно стояли и пялились на морских пехотинцев - построенное на юте алое совершенство с примкнутыми штыками, на крышку люка, установленную напротив среза полубака, на офицеров и молодых джентльменов, собравшихся позади капитана: все в шляпах с золотыми галунами и саблями или кортиками. Профос привел провинившихся наверх: три случая пьянства - на неделю приостановлена выдача грога и предписана работа на помпах на четыре, шесть и восемь часов во время отдыха. Турок, пойманный на краже четырех фунтов табака и серебряных часов, принадлежавших Джейкобу Стайлсу, смотрителю парусной кладовой: вещи предъявлены, засвидетельствованы, случай доказан, обвиняемый безмолвствует.
- Офицеры могут что-либо сказать в его защиту? - спросил Джек.
Мистер Байрон выдвинул замечание, что матрос является евнухом, а часы - не ходят.
- Это не имеет значения, - сказал Джек. - Его… его супружеские перспективы ни причем, то же самое относится и к состоянию часов. Раздевайся, - бросил он турку. Потом повернулся к старшине-рулевому. - Привяжи его.
- Привязан, сэр, - доложил тот.
Турка распластали на крышке люка, Джек и все офицеры сняли шляпы, клерк передал книгу, и Джек зачитал статью тридцатую Свода законов военного времени:
- Кража, совершенная любым человеком на флоте, наказывается смертью, - гнетущая пауза, - или иначе, если военный трибунал сочтет возможным после рассмотрения всех обстоятельств. Джек снова надел шляпу и продолжил. - Девять ударов. Скелтон, выполняйте свои обязанности.
Помощник боцмана достал из красного суконного мешка кошку: девять ударов от души, девять диких вскриков фальцетом, пронзительности и громкости достаточной, чтобы отметить этот день как довольно необычный, и удовлетворить ту часть команды, которая получала удовольствие от травли быка или медведя, бокса, позорного столба и наказаний - возможно, девять десятых из присутствующих. Затем настала очередь Хирепата, марсового вахты правого борта, не явившегося на перекличку, когда вахту подняли в пятницу ночью. Он был бледен, бледнее обычного, поскольку с момента проступка сотрапезники упражнялись в остроумии: это худшее преступление на корабле, с замогильным видом говорили ему, и наказанием тому - пять сотен плетей, с последующем протягиванием под килем, если выживешь. Более того, впервые в жизни (так как за исключением воровства Джек порол редко) он только что видел и слышал впечатляющие последствия порки кошкой.
- У вас есть, что сказать в свою защиту? - спросил капитан.
- Ничего, сэр, за исключением того, что я чрезвычайно сожалею о своем проступке.
- У офицеров есть, что сказать в защиту?
Баббингтон заявил, что Хирепат прежде не допускал проступков, старался, был послушен, хотя и неловок, и, несомненно, проявит себя в будущем. Джек объяснил Хирепату глупость и опасность его поведения, заметил, что, если бы каждый ему подражал, корабль находилось бы в состоянии анархии, приказал запомнить слова мистера Баббингтона и проявить себя, и с тем отпустил. Позже днем, когда "Леопард" с верховым ветром, лишь едва наполняющим бом-брамсели, крался по гладкому морю, Джек приказал спустить четырехвесельную гичку, чтобы проплыть вокруг судна, оценить его состояние и искупаться.
Почти в то же самое время Майкл Хирепат, у которого отлегло с души, решил проявить себя и изучить основы ремесла. По причине худобы и легкости его назначили на фор-марс, точнее говоря, на рей выше этой точки, но до настоящего времени Одноглазый Миллер, старшина фор-марсовых, никогда не посылал его выше марса, чтобы оттуда тянуть по команде трос, вложенный ему в руку. Теперь Майкл приблизился к Миллеру, когда тот сидел на баке, мастеря себя брюки из парусины, окруженный другими матросами, делающими то же самое, либо изготавливающими соломенные шляпы или заплетающими косички, готовясь к завтрашнему построению по подразделениям и церковной службе. У Миллера было свободное от вахты время, и Майкл сказал:
- Мистер Миллер, с вашего позволения, я хотел бы подняться на бом-брам-рей.
Миллер приходился Бондену кузеном, а Бонден по-доброму отозвался о Хирепате как о "бедном, жалком, но безвредном ублюдке". В любом случае, Миллер был добродушным: он повернул свое жуткое лицо, сильно рябое от взорвавшегося заряда с порохом, с видом доброжелательного презрения оглядел Хирепата единственным блестящим глазом и сказал:
- Хорошо приятель, я найду кого-нибудь, кто сопроводит тебя наверх. Ты не мог выбрать более удачного дня. Сомневаюсь, что даже новорожденный ягненок сможет навернуться. Но тебе следует позаботиться о руках: командир не любит следов крови на стоящем такелаже.
И в самом деле, от разлохматившихся тросов мягкие ладони Хирепата покрылись глубокими ссадинами, и существовала опасность оставить преступные следы. Миллер огляделся на пары, занятые взаимным заплетанием косиц, и его взгляд упал на молодого парня, последователя новой моды коротких стрижек.
- Джо, сопроводи Хирепата наверх. Покажи, куда ему ставить ноги и как. Покажи, как пробежать на рею. И без твоих гребаных скачков и ужимок, - и мягко прибавил, - и тогда осмелюсь сказать, ты получишь часть его вечернего грога.
Они поднимались все выше и выше, выше марсов - к краспицам и даже выше, - и по мере подъема горизонт распахивался все шире. Джо двигался легко и, когда они на какое-то время сделали паузу на ноке рея, чтобы позволить нескольким прыгающим по вантам молодым джентльменам промчаться мимо, со смешком сказал:
- Показываю Хирепату такелаж.
Затем Джо показал Майклу, как пробежать по рею.
- Теперь к вымпелу. Только смотри в оба, приятель, выбленок здесь нет.
А вот и сам бом-брам-рей - шести дюймов в поперечнике на топенантах и прекрасная опора, по обе стороны невероятная морская ширь.
- Это великолепно, - закричал Хирепат. - Даже и не представлял.
- Смотри, как я взбегу до клотика, - сказал Джо.
- Я пробегу по рею, - сказал Хирепат.
Это он и проделал, и Джо, достигнув клотика, как раз посмотрел вниз, чтобы увидеть, как Майкл сорвался. Джо видел, как лицо товарища уменьшалось с ужасающей скоростью, видел полные ужаса, устремленные вверх глаза. Хирепат врезался в брам-стеньгу скользящим ударом, заставившим его отскочить от фор-марселя, и с мощным всплеском погрузился в море. Джо сорванным голосом издал пронзительный визг: "Человек за бортом", немедленно подхваченный на палубе. Моряки столпились на баке, их длинные волосы развевались, морской пехотинец бросил куда-то в район всплеска ведро и швабру.
Джек уже стоял в чем мать родила, когда услышал крик и увидел всплеск. Он соскользнул с планшира в воду, различил на немалой глубине размытый силуэт, нырнул, выловил его и поплыл к кораблю, уже находившемуся на расстоянии ярдов в сто, потребовал трос, передал безжизненного Хирепата на борт, затем последовал за ним сам.
- Мистер Пуллингс, - сердито крикнул он. - Немедленно положите конец этой дьявольской какофонии. Случись человеку упасть за борт и всегда бедлам. Проклятье на всю эту толпу безумных сумасшедших. Проходите вперед. Тишина на корабле. - Затем обычным тоном, - Позовите доктора.
Стивен стоял на юте с миссис Уоган и Джек, оглядываясь вокруг в его поисках, поймал пристальный удивленный взгляд миссис Уоган, во все глаза разглядывавшей его.
Джек вспыхнул как мальчишка, загородился полностью одетым Пуллингсом как щитом и нырнул вниз, в главный люк. Происшествие вызвало некоторое количество похабщины и немалое число наказаний, лишивших моряков грога за эти игры в дурачков - преступление, предусмотренное статьей тридцать шесть Свода Законов Военного времени: "Все другие малозначительные преступления, совершенные любым человеком или людьми на флоте, не упомянутые в этом Своде Законов, или за которые не предусмотрено никакого наказания, должны быть наказаны согласно законам и обычаям, применяемым в таких случаях на море". Статья также была известна как "плащ капитана" или "всеохватная". В любом случае, воспринималось как должное, что капитан Обри должен спасти тонущего: на флоте отлично знали, что он уже спас множество, и большинство из них, по его собственному признанию, были довольно никудышные людишки.
Двое из ранее спасенных находились на борту "Леопарда" прямо сейчас, один - не говорящий ни на каких иных языках финн, второй - грубый, тупой матрос по фамилии Болтон. Финн ничего не сказал, но Болтон затаил смертельную ревность к Хирепату и заговорил о его глупой безрассудности, скверном характере и презренном телосложении крайне нелицеприятными словами:
- Он будет жить, попомни мои слова, - сказал Болтон. - Будет жить, пока его не повесят за шею: лучше было бросить его, скотину, и тем избавить от виселицы.
- Конечно, он будет жить, - сказал его сотрапезник. - Разве доктор не выкачал его досуха, и не затолкал в него снадобий?
Как данность воспринималось и то, что доктор Мэтьюрин должен вылечить всех, кто попал в его руки: он был врачом, а не одним из обычных хирургов - вылечил принца Билли от воспаления хитрости, болезни гортани, пятидневной лихорадки, поставил пиявок адмиралу Кейту и тем положил конец его подагре, - но на суше не взглянет на тебя за гинею, пять гиней, десять гиней с головы.
Инцидент не вызвал большого оживления и не нашел отражения в журнале. Джек не упомянул про него, когда взялся за продолжение письма к Софи.
"Леопард", гавань Порто-Прая.
Вот мы и здесь, моя дорогая, не на Мадейре, не на Гран-Канарах, а на Сантьягу, Кабо-Верде! Полагаю, это изумит тебя. Ветер был настолько хорошим и устойчивым с момента, как мы покинули гавань, что я не мог себе позволить максимально его не использовать, и, в самом деле, мы захватили северо-восточный пассат намного выше, чем я ожидал, и достигли тропика Рака через двадцать шесть дней, считая утомительную болтанку в Канале и нахождение в дрейфе. "Леопард", несмотря на новомодный ахтерштевень и крепления, доставившие нам некоторое беспокойство, нравится мне чрезвычайно. Бег у него почти как у "Сюрприза", резвый ходок в бейдевинд, хорошо слушается руля и, как только мы съедим еще пару тонн провизии, будет поворачивать через фордевинд не хуже любого судна на флоте - в настоящее время слишком сидит кормой, что делает его немного вялым. Одним словом, "Леопард" - лучше, чем я надеялся, а я надеялся на многое.
Большинство новичков справляется неплохо, а мои старые товарищи по плаванию, как и всегда, настоящие моряки, добросовестно исполняющие обязанности, и только слишком подвержены напиваться каждый раз, когда смогут. На этом острове есть винокурня, увы, но я сделаю все, что смогу, чтобы удержать их.
Том Пуллингс содержит корабль в полном порядке: освобождает меня почти от всей работы, я разжирел и обленился, а со Стивеном мы сыграли немало прекрасных концертов. Стивен, кажется, приходит в себя, и ему подходит эта жара: меня же она почти доконала, когда я надел полную парадную форму и отправился представляться губернатору, потея на протяжении всей гнусной тропинки, прорезанной в скале, со стадами ящериц, разевающими пасти на солнце, "Что за ящерицы, Джек" - спросил он. "Lizardi percalidi" - ответил я, имея в виду не ящериц.
Думаю, что ошибался, когда сказал, что наша преступница - точная копия Дианы. Стивен, несомненно, сразу же заметил различие, теперь это ясно и мне. Хотя, с другой стороны, она в точности как одна из женщин, виденных нами на скачках в окружении леди Конингем, и чью одежду ты отметила, и, возможно, - одна из них.
Как Диана в расцвете сил, не иначе. С одной стороны - не такая высокая, с другой - не накидывается на тебя так резко, а с третьей - у нее такой низкий, грудной смех, который длится и длится, так, что я видел, как весь квартердек расплывается в улыбках, и я сам вынужден отворачиваться в наветренную сторону, чтобы скрыть свою собственную. Не то, чтобы у нее, бедняжки, имелось много причин для радости, и все же, когда Стивен прогуливается с ней на юте, она заливается смехом так, чтобы даже доктор издает странные скрипящие звуки, обозначающие у него смех. Припоминаю, я никогда не слышал, чтобы Диана смеялась. По крайней мере, так же искренне, как миссис Уоган. Таким образом, полагаю, он не слишком поглощен Дианой. Хотя в настоящее время довольно обеспокоен, разрываясь между желанием прогуляться по Сантьягу и другим островам, один из которых славится специфическим видом буревестника, и своими обязанностями по отношению к этим несчастным созданиям, которых мы обязаны транспортировать. Некоторые из них продолжают болеть, и он не может понять, что с ними.
Однако, оставаясь на борту, Стивен потерял немного, поскольку, будучи вулканического происхождения, эти острова на самом деле по большей части необычно черны и пустынны и склонны снова превратиться в вулканы. Когда мы вошли в бухту, то увидели Фогу, лежащий приблизительно в двадцати лигах отсюда на зюйд-вест, и испускающий превосходное облако дыма. Вчера я сошел на берег размять ноги и посмотреть, смогу ли подстрелить парочку перепелов на обед, а, возможно, и каких-нибудь необычных птиц или обезьян для Стивена. Я взял с собой Гранта в надежде повысить шансы. Но, боюсь, это принесло больше вреда, чем пользы. Мы плелись через мили и мили пемзы и лавы с малой толикой зелени, но ничего не принесли домой, за исключением двух плохих настроений: сильно перегрелись и пропылились, вымотались и умирали от жажды - ни капли в высохших ручьях, - и все это время он указывал на места, где видел дроф и цесарок, когда был здесь в прошлый раз.
Грант постоянно предлагал новые тропинки, как будто владел этим островом, и мимоходом отметил, что на моем месте встал бы на якорь ближе к месту забора воды. Все же, несмотря на его знание местности, в конце мы потерялись, и пришлось спуститься к берегу и ползти через эти сверкающие валуны, чтобы найти деревню. Он уронил ружье и повредил замок, помрачнел от жары, но я приложил все усилия, чтобы вытерпеть его. Ты бы поаплодировала мне, Софи. Грант старше меня на десять-пятнадцать лет, прекрасный навигатор, и с ним ужасно обошлись. С нашей первой встречи на борту флагмана, я был уверен, что из этого добра не выйдет: на корабле не может быть двух капитанов, а его долгое независимое командование, примечательное путешествие на "Леди Нельсон" и знание этих вод подталкивают к нарушению им субординации.