Поднявшись вновь на борт фрегата "Белый Орел", командор видит, что изловленный беглец, матрос Фабиан Ёнссон Ври, стоит привязанный к грот-мачте с обнаженной спиной. Вид у него неказистый - грязные вихры, глаза горят ненавистью, лицо - багровое от стыда. Боцман Расмюс Стува любит потянуть время, прежде чем пройтись плеткой по спине несчастного во славу адмиралтейства и его величества. Пусть постоит вот так под насмешки команды, выставив напоказ сгорбленную спину и жалкие ягодицы, - будет не только добавка к заслуженной каре, но и время поразмыслить, стоит ли впредь поддаваться соблазнам. Боцман с тихим упоением мнет зубами жевательный табак. Сбрасывает и сам рубашку, чтобы вольнее взмахивать рукой, после чего трижды чертыхается на восток и трижды на запад. Шлепая ногами по палубе, является судовой священник Каспар Брюн и кричит боцману, чтобы не забыл прочесть молитву. Боцман предлагает ему катиться в преисподнюю и молиться там. Тогда священник обращается к матросу, ожидающему порки. Но Фабиан Ёнссон Ври, он же Фабель, явно из числа строптивых. Стиснув зубы, он шипит, что скорее примет двойную взбучку, чем станет на колени перед поркой.
- Ну, так гореть тебе в адском пламени, - удовлетворенно бурчит судовой священник.
Каспар Брюн человек земной, он радуется всякий раз, когда чья-то душа отправляется в преисподнюю. Боцман начинает медленно считать до пятнадцати, не спеша нанести первый удар. Голос звенит от торжества, и он дошел уже до двенадцати, когда на борт поднимается командор.
У командора бывает неприятная манера отдавать приказы. Что бы ему отдать команду громовым голосом - так тоже бывает, и в таких случаях легче проявить строптивость, медленно волоча по палубе босые ноги, бурые от грязи и дегтя. Но сейчас командор избирает другой способ. Он что-то шепчет на ухо боцману. И уходит.
В этом-то вся беда. Что он такое сказал, да еще с радостью на лице, хотя ему сейчас должно быть совсем не до радости, ведь команда грозилась не поднимать паруса до тех пор, пока каждый матрос не получит положенного жалованья. Командор шептал не совсем внятно. Но боцман знает: если он сейчас пойдет за ним и учтиво попросит повторить приказ громче, командор повторит с такой силой, что не дай бог. И боцман вынужден действовать согласно тому, что он расслышал.
Фабеля надлежит обвенчать перед поркой.
Остается лишь развязать матроса, которого ожидала плетка, и еще неизвестно, радует ли Фабеля наложенная на него дополнительная кара - очутиться под каблуком супруги до того, как по его спине пройдется боцман. Тем временем на борт "Белого Орла" поднимают женщину и две огромные бочки с вином.
Женщина беременна, слух об этом распространяется по кораблю, точно огонь в пороховом погребе. Вино Турденшолд купил в трактире на Хольмене, купил на оставшиеся монеты из денег барона фон Стерсена. Посылают за лекарем, он сбривает Фабелю бороду, намыливает ему физиономию и смывает грязь, потом снимает свои розовые панталоны и рычит на Фабеля, чтобы надевал их, да поживее. "Это желание командора, не мое!"
Появляется невеста.
Свадьба получается достопамятная. Судовой священник Каспар Брюн пьян. Его возмутило зрелище того, как беспардонно корабль его величества оскверняется бражничеством и низким распутством. Склонясь над одной из бочек, он обратился с молитвой к богу и определил, что запах очень крепок. Должно быть, и вкус такой же, подумалось ему, и он решил, что не мешает собрать побольше сведений, прежде чем обращаться с жалобой к командующему эскадрой, адмиралу и камергеру Табелю, когда они через несколько дней придут в Ларколлен в Норвегии. Священник собирает сведения сперва одним черпаком, потом двумя. Держит Библию вверх ногами, вспоминает, словно это было вчера, что по окончании Копенгагенского университета был признан искусным слугой господним, и повторяет трюк, который проделал в тот раз: читает задом наперед текст венчального обряда над склоненными головами жениха и невесты, которые все равно ничего не соображают, стоя на коленях на расстеленном на палубе командорском мундире, в окружении охваченных священным трепетом матросов.
Но сперва командор шепотом осведомился у Фабеля:
- Это правда, что ты спал с ней?
- Правда, господин командор!
- Известно ведь, что ложь из женщины прет, как вода из рассохшейся кадки. Поэтому я не больно-то ей поверил. Ты виновник ее беременности?
- Так точно, господин командор!
- Тогда быть тебе на брачном ложе, хоть ты там уже побывал.
Командор подумывает о том, чтобы произнести речь во славу супружества, но в последнюю минуту отбрасывает эту мысль и в кратком, но выразительном слове призывает всех усвоить сей устрашающий пример, дескать, вот что бывает, когда двое, не дожидаясь церковного дозволения, спешат сорвать без спроса цветы наслаждения. Пробует вставить что-нибудь из Священного писания, но в этом деле он не силен, а обращаться за помощью к захмелевшему Каспару Брюну бесполезно. Находит решение: говорит, что вина предостаточно, а из съестного только солонина, да и в той черви завелись.
- Но все равно мы попируем, прежде чем поднимать паруса. Обещаю, что мы предпримем вылазку на шведский берег и добудем там быка.
Такая речь матросам понятна. Четыре силача ходят по кругу с первой бочкой. Сначала - к невесте. Вливают в нее полный черпак. Жених собственноручно открывает ее рот; она сопротивляется для вида, сверкая белыми зубами. Вино ударяет ей в ноги. После нее подносят Фабелю, но к нему вернулась ясность мысли, исступленная ярость прошла, и он глотает не так жадно, как может казаться со стороны.
Фабиан Ёнссон Ври с Лофотенских островов - нелегок был твой путь сюда, на фрегат командора. Его величество похитил тебя: из Бергена на север было послано судно, чтобы ловить молодых парней в рыбацких поселках, и среди них оказался ты. Правда, сперва ты прятался в горах. Едва не помер от голода - все птичьи гнезда были пустые. Ты предпочел бы возделывать свой клочок земли, чем идти на войну, ты трусил. Голод заставил тебя покинуть укрытие. Тебя схватили. Какой-то голодранец продал тебя его величеству за три шиллинга.
Похищенный, обученный воинскому делу, дважды выпоротый, ты познал науку ненависти, испытал ее силу. Встретил командора, отличного от других офицеров, - могучий голос, живая искра в глазах, речь, которую как угодно можно назвать, только не надменной. И все же ты сбежал от командора. Очутившись в Фредриксхалде, встретил там женщину. Увлек ее за собой в Нюбодер в Копенгагене. Прятался под куриным дерьмом в трактире "Сердитый петух". И был оттуда извлечен для порки.
На родине у тебя оставался младший брат; по слухам, он бежал из дома, чтобы искать тебя. Будто бы он теперь завербовался на шведский флот. Ты хотел бы видеть брата рядом с собой. Ибо ты не любишь ни его величество, ни командора, ни даже Бенте Енсдаттер из Фредриксхалда, так как слово "любить" тебе неведомо. Но ты знаешь, что бывают в жизни мгновения, намять о которых стоит беречь до смертного часа. Когда после двух голодных суток ты не спешишь глотать кусок рыбы, медленно пережевываешь его. Когда ты жадно домогаешься женских тайн и находишь их, а что потом - неважно. Или когда ты опустошаешь ведерко пива, или забираешься под тонкое одеяло на койку на жилой палубе летней ночью - слов нет, бывают и зимние ночи, но сейчас летняя ночь, и корабль плавно качается под тобой.
В такие мгновения хорошо быть мужчиной.
Теперь его накачивают вином.
У командора свой умысел. Новобрачных и винные бочки спускают в шлюпку и везут поочередно на другие корабли, подчиненные командору. Ближе всех стоит фрегат "Борзый", чуть дальше - три галеры: "Принц Кристиан", "Луиза Шарлотта" и "Амалия". За ними - оба лихтера. На каждом судне устраивается пир. Кок с "Белого Орла" везет с собой солонину. Командор захватил специи из своих личных припасов: мятное масло, корицу и имбирь. Команда "Борзого" затевает пляски на палубе. Командор пляшет со всеми. Возможно, он забывает о своем достоинстве, когда на него накатывает. Многие в адмиралтействе полагают, что он балансирует на грани, за которой человек теряет способность заставлять других людей подчиняться. Но его расчет верен. Все идет как по маслу! Командор пляшет в обнимку со старым матросом из Фредриксверна, дергает его за косичку, пьет с ним из одной кружки. Потом хватает новобрачную и тискает ее, крича:
- Я командор, мне принадлежит право первой ночи! Да только новобрачный уже опередил меня. Ха-ха-ха!
Вскоре он возвращается на борт "Белого Орла".
Тем временем туда прибыли три важных молодых щеголя из адмиралтейства. Они передают, что до адмиралтейства дошел слух, будто командор вернулся из последнего похода с ценным пленником, бароном фон Стерсеном, который в свое время дезертировал из войска его величества и поступил на службу к шведскому королю Карлу. Надлежит тотчас доставить пленника невредимым в адмиралтейство.
Командор отводит важную троицу в сторонку, находит, что можно обойтись меньшим числом, и бесцеремонно отстраняет двоих чином поменьше, судя по одеянию. Начинает что-то шептать на ухо третьему, очевидно самому главному, но спохватывается и громко спрашивает:
- Я могу положиться на вас? Вы знатного происхождения или удостоены за заслуги?..
- Господин командор, повторяю: я племянник камергера Каспара Германа Хаусмана и непосредственно подчинен адмиралу Габелю в качестве дежурного адъютанта по адмиралтейству.
- Черт подери! Тогда я могу положиться на вас, как пьяница на пивовара. Послушайте…
Он сообщает шепотом, что пленника нет больше на борту "Белого Орла". Он был выдан сегодня по приказу одного из самых близких его величеству людей - только между нами! - по личному приказу графа Фердинанда Ревентлова. Так что пленник находится сейчас во дворце короля.
Трое из адмиралтейства покидают корабль.
После того Как шлюпка в голубой вечерней мгле причаливает к Хольмену, командор приказывает вывести пленника на палубу. Его приглашают участвовать в танцах. На ногах у пленника серебряные кандалы, на лице ни малейшей радости. Он обливается потом. Новобрачная - счастливая и полупьяная в объятиях супруга - спрашивает, когда пленник топает мимо нее:
- Ему отрубят голову сегодня?
- Завтра, - отвечает Фабель, чтобы доставить ей удовольствие.
Турденшолду вспоминается песня, которую пели, когда одна из его сестер выходила замуж дома в Тронхейме. Эту песню знают на флоте и в Копенгагене. Запевает судовой священник Каспар Брюн. Командор подхватывает, не жалея глотки. Новобрачная сидит на бухте каната, подвернув юбку сзади: лучше вымазать дегтем ягодицы, чем материю.
Кругом в грехах, как в грязном платье,
Душа, услышав горний глас,
Приоткрывается тотчас
Навстречу божьей благодати.Невеста точно так внимает
Призывам страстным жениха,
Идет к нему скромна, тиха…
И юбку поскорей снимает.
Слава его величеству!
Новобрачным разрешается провести совместно один час в каюте капитан-лейтенанта Тёндера. Команды получают приказ подготовить суда к отплытию до полуночи.
Ни один матрос не отказывается лезть на реи.
По истечении часа новобрачную спускают в шлюпку и отвозят на Хольмен. Новобрачный стоит и неловко машет ей вслед.
Турденшолд говорит Тёндеру:
- Освободим уж его от порки, ладно? Она так меня умоляла. Упала на колени в моей каюте… Когда? Перед тем как лечь с ним, разумеется. "Дорогой командор! - кричала она. - Я люблю вас! Ради меня, пощадите его!" И у меня хватило дурости обещать ей.
- Выпорем при случае кого-нибудь другого, - отвечает Тёндер.
- Вот именно!
Чайки кричат в воздухе над кораблем.
С утренним бризом отряд выходит в море.
Корабли идут под парусами на север; сквозь дымку различается низкое побережье Швеции. На фрегате "Белый Орел", некогда шведском, потом захваченном им, командором, Грозой Каттегата, повелитель кораблей и людей повис на снастях, одной рукой держится за ванту, другой поднес к глазам бинокль, дивясь этому новому приспособлению с выдвижными стеклами, которое приближает все, что вдали, усугубляя ощущение опасности. В нескольких кабельтовых, впереди справа на всех парусах бороздит волны "Борзый". Лихтерам и галерам было приказано выйти в море раньше, чтобы не задерживали отряд в походе на север. На палубе под командором бегают матросы, набранные в гаванях и рыбацких поселках; есть среди них калеки без одной кисти или ступни, и почти у всех лицо испещрено пороховыми крапинками. В хлебном ларе у кока ползают черви; пивная бочка буфетчика опутана железными цепями против ночного воровства. Волны качают корабль с его ста пятьюдесятью бочками пороха, тридцатью пушками и с запасом чугунных ядер, коего достанет на восемьдесят бортовых залпов, если командору будет сопутствовать счастье и милость всевышнего. Капитан-лейтенант Тёндер проверяет оружие. Каждый должен как следует отточить ножи, чтобы лучше резали плоть. Корабельный священник перебирает молитвы, исполняя приказ командора найти такие божьи слова, чтобы люди становились демонами перед боем. Лекарь точит пилы, чтобы легче было отпилить искалеченную ступню. И поучает своих помощников, коим сперва надлежит подсоблять пушкарям, пока длится бой. А после боя, когда матросы будут кататься в собственной крови на палубе, помощники должны набрасываться на раненого, поворачивать его на спину, заламывать ему руки и зажимать рот. Чтобы лекарь со своей дорогой пилой из лучшей стали, купленной в Амстердаме на деньги короны, с верным глазом и крепкой рукой не мешкая мог отрезать разможженную ступню. Щипцы на кровеносные сосуды, кипящая смола, перевязка, глоток джина против антонова огня - и можно переходить к следующему. Словом, все на борту готово к бою. Недостает только адмиралтейского приказа атаковать врага.
Над командором парят чайки на острых крыльях, внизу под ним простирается море. Он знает море, это оно вознесло его на высоту, он любит море - любит в тихую ночь, при утреннем бризе и в шторм. Идти галсами при крепком ветре, резать носом белопенную волну, врастать ногами в качающуюся палубу. Знать, неведомо как, что противник, которого ты потерял из виду в дымке слева по борту, вынырнет справа и ты увидишь его раньше, чем он тебя. Внизу под тобою смерть. Вверху над тобой крики чаек. Вокруг тебя море.
Он видел на больших верфях на Хольмене, как дубовые доски, просушенные десятилетиями, обтесывали, варили в дегте и соединяли вместе, строя корабль. Видел, как поднимались мачты, как шили паруса, как буксировали из Норвегии тяжелые баржи с пушечными ядрами с чугунолитейного завода в Фаррисе. Собственноручно банил пушечные стволы и смазывал их салом. Своими молодыми белыми зубами перекусывал пополам червя на глазах у команды, чтобы знали, что он не больше их боится червивого хлеба. Садился рядом с матросами на ночную посудину, хотя в его каюте стоит собственная, куда пороскошнее. Мог шутки ради и просто свесить ягодицы через фальшборт - в тихую погоду, когда волны не мочат мундир. Но не останавливался перед тем, чтобы подвергнуть матроса порке. И впредь не остановится. В крайнем случае повесит провинившегося на рее - если это будет необходимо для той победы, которая даст ему право прислуживать королю за столом назло фыркающим аристократам.
Где-то здесь, у шведского побережья, пойдет к берегу лодка, чтобы добыть быка. Он помнит свое обещание, и у него не заведено обманывать своих людей. Командор сам пойдет на этой лодке, чтобы ощутить сладкий трепет под ложечкой, когда он ступит на вражью землю. Ему по сердцу острые ощущения, и запах порохового дыма, и соленые брызги над палубой, и далекие крики раненых на корабле противника.
День занимается, матросы поют, фрегат "Белый Орел" скользит на север через море, через море.
Город горит
Улауг Енсдаттер Хиркебёэн, уроженка округа Ид в провинции Смоленене, служит в доме торговца и капитана ополчения Педера Колбьёрнсена в Фредриксхалде. Она дочь хуторянина Енса Халворсена Хиркебёэна и его супруги Андрины Улеа, урожденной Нурдхауген. Улауг двадцать один год. Изо всех проживающих в городе Фредриксхалде и прилегающих округах лишь она видела и Турденшолда, и шведского короля Карла. Когда Улауг видела командора, он был голый, в чем мать родила.
Улауг идет по городу, повесив на руку корзину с выглаженным бельем, а на другой руке несет половину поросенка. Поросенок тяжелый. Город Фредриксхалд окружен шведами с трех сторон с той поры, как король Карл отвел свое войско из Христиании и разместил штаб-квартиру в усадьбе Торпум под Фредриксхалдом. Июль 1716 года, туманный вечер. Комендант крепости, подполковник Ханс Якоб Брюн, разослал по городу вооруженные отряды с глашатаями и довел до сведения горожан, что со дня на день можно ожидать нападения врага.
Улауг направляется в крепость с рубашками для капитана - своего хозяина и повелителя. Она знает его достаточно хорошо, чтобы не сомневаться, что он готов, коли будет нужда, умереть за свой город и его величество, но желательно в свежей сорочке. Последние сутки она была одна в большом хозяйском доме. Капитан увел свою супругу и малолетних детей за крепостные стены. Она постирала две рубашки, выгладила их, обернула в шелковое покрывало и положила в корзину. Достала из погреба поросенка - дар ее родителей защитникам крепости. Поросенок был еще молочный, когда ему перерезали горло, и она несет его на руке, словно грудного ребенка. Улауг приземистая, плотная, глаза чуть раскосые; хорошенько присмотреться - видно, что они отливают ясным зеленоватым светом. Ее хозяйка, мадам Колбьёрнсен, которая видела Улауг голой во время купания в лохани, рассказывала другим хозяйкам из своего круга, что тело у нее больно уж приманчивое, тут колышется, там вихляется, застенчивости нет и в помине. В тот субботний вечер, пока Улауг еще стояла в лохани, она шлепнула ее раз-другой по ягодицам и обещала добавить, если та не научится опускать глаза и стыдиться своей наготы. Супруги Колбьёрнсен жили в ладу со своей прислугой.
На улицах Фредриксхалда не шумно, но весьма оживленно, всюду слышатся взволнованные, хоть и не громкие голоса. Вот во дворе мужчина разрубает зубилом железную цепь от коновязи. Улауг знает этого человека, знает и его лошадь. Он рассказывает, что комендант крепости распорядился, чтобы все железо снесли к пушкам - к тем шести, что на Королевской пристани, к тем, что у церковных ворот, и к тем четырем, что на площади.
- То-то пощекочем шведов, - ухмыляется он, сжимая в руке зубило.
Освобожденная от коновязи лошадь бредет по улице. Улауг пользуется случаем передохнуть, кладет поросенка на спину Вороному, придерживая за одну ногу. Но лошади не по нраву запах мертвечины, она беспокойно дергается. Приходится Улауг снова нести поросенка на руке. На других дворах колют топорами лучины и окунают их в смолу. Комендант крепости подполковник Брюн и капитан ополчения Колбьёрнсен известили через глашатаев, чтобы каждый горожанин оборонял свой дом и даже поджег его при необходимости. Несколько мужчин постарше проверяют свои мушкеты, молодые парни хватают фузеи, надевают ополченские фуражки и шагают в крепость, или на площадь, или на пристань, чтобы поступить в распоряжение своих офицеров. На всем лежит печать сдержанного гнева, скрытого немого ожесточения, суровые лица выражают глухую ненависть. Поравнявшись с чьим-то крыльцом, Улауг опускает поросенка на каменную приступку, чтобы передохнуть.