- Да, Элспи - хорошая и верная жена Конанда, у них прибавилось трое детишек. Жаль, что Хэрри и Тоби пришлось покинуть дом, но теперь они живут у своих мастеров. Если бы они оставались тут, у нас бы совсем не хватило места. Со мной здесь, наверно, будет спать Джилли, и я стараюсь сделать уютную теплую комнату. Он громко позвал: - Энн, Энн!
В дверях появилась маленькая пухленькая девчушка, похожая на пышную булочку. Девочке не было и четырех лет, но она была одета в аккуратное синее платьице, и на головке у нее была надета шапочка, подвязанная синей лентой.
- Энн, расскажи добрым господам, кто ты такая.
- Я - любимая девочка моего деда, - шепелявя, ответила малышка. В голосе у нее звучала гордость.
- Правда, правда! - Дед посадил внучку на колени и улыбнулся, когда она быстро схватила в ручку кусок булки. - Это правда, что дед очень любит эту девочку. Она так похожа на свою бабку. Я ее очень люблю и боюсь, что настанет день, когда она вырастет и оставит этот дом. Но, - добавил он со вздохом, - они все вырастают и покидают отчий дом. Мои старшие внуки сейчас так заняты, что редко приходят навестить деда.
Дом купца и ростовщика Хеггея с продавленными деревянными ступеньками выглядел очень бедным, но, миновав темную переднюю, друзья оказались в совершенно другом мире. Очутившись в роскошно убранной комнате, они удивленно переглянулись. С потолка спускалась серебряная лампа, на стенах висели красивые драпировки, мягкий ковер лежал на полу.
Хеггей приветствовал их надменно, как в то время водилось среди богатых евреев Англии. Они не подчинялись законам страны, а зависели от воли короля и по этому держались особняком и спесиво обращались с людьми, прибегавшими к их помощи. Хеггей снял желтый шерстяной плащ с двумя нашивками, обозначавшими его принадлежность к еврейскому племени, который он был обязан носить на улице. Он предстал перед друзьями в блестящем белом халате. Пышная кудрявая борода, доходившая ему до пояса, была вымыта и надушена.
- Молодые христиане, в чем состоит ваше дело? - спросил он на нормандском французском, немного шепелявя.
- Нам придется говорить по-английски, - заметил Уолтер. - Мой друг не понимает французского.
Хеггей кивнул. Казалось, он не воспринимает молодых людей всерьез.
- Мы только что вернулись из Китая, - продолжал Уолтер. - Привезли с собой много прекрасных вещей и хотим превратить их в золото. Кроме того, несколько лет назад мы оставили ценный кубок, и теперь я хочу забрать его обратно.
Хеггей равнодушно кивнул головой:
- Я уже собирался с ним расстаться, потому что вы не заходили за ним очень давно. Вы должны заплатить за него большие проценты.
- Кубок здесь? Я хочу его увидеть.
Купец вышел из комнаты и через несколько минут возвратился с кубком "Исцелитель Лука". Он поставил его на стол перед собой. Кубок был в отличной сохранности и ярко сверкал при свете лампы. Уолтер внимательно посмотрел на кубок.
- Я уже забыл, какой он красивый, - взволнованно произнес молодой человек. - Я буду счастлив получить его обратно.
Хеггей взглянул на Джозефа, который почтительно стоял поодаль.
- Этот купец принес мне кубок пять лет назад. У вас есть деньги, чтобы оплатить долг и проценты, что составляет вместе, как я уже сказал, значительную сумму?
- Проценты, - резко сказал Джозеф, - были заранее оговорены между нами.
- Надеюсь, у этого торговца хорошая память, я не собираюсь отказываться от причитающихся мне денег!
Уолтер открыл кожаную сумку, с которой не расставался, и принялся выкладывать на стол великолепные дары императрицы. Хеггей широко раскрыл глаза и начал подсчитывать в уме стоимость этих сокровищ. Через мгновение он уже тщательно рассматривал вазу династии Сун.
- Вещь хорошая, но она не такая древняя, - недовольно заметил еврей. - Чем древнее фарфор, тем дороже он стоит. Но ваза неплохая.
- Я ее не продаю, - заявил Уолтер. - Я собираюсь ее подарить королю, когда тот назначит мне аудиенцию.
- Его королевское величество может предпочесть это, - заявил старый еврей, беря в трясущиеся руки кольцо с изумрудом. - С первого взгляда можно определить, что кольцо очень ценное… Совершенно очевидно, - заключил Хеггей, после того как внимательно изучил все лежавшие перед ним вещи, - что вы были в городе Кинсае. Но никто не может грабить этот город.
- Все, что вы здесь видите, - подарки вдовой императрицы. Мы были в Кинсае, но еще до вступления туда войск Баяна.
Хеггей склонил голову набок и внимательно взглянул на Уолтера:
- Я абсолютно уверен, что вы именно те двое англичан, о которых я так много слышал. Я сначала этому не поверил, потому что до нас доходили слухи, что вам не удалось выбраться оттуда живыми.
- Теперь и мне кое-что становится понятно, - с интересом заметил Уолтер. - Вы работаете в Англии на Антемуса из Антиохии.
Хеггей спокойно кивнул:
- Это правда, но мне невыгодно на него работать, потому что Антемус заинтересован только в одном - получить для себя побольше доходов. Я скоро жду от него новых грузов. - Он небрежно махнул рукой в сторону сверкающего дарами императрицы стола. - Какой смысл мне возиться с подобными безделушками?
- Вы не получите от Антемуса, - заявил Уолтер, - ничего, что бы могло сравниться по ценности с этими вещами. Излишне упоминать, уважаемый Хеггей, что вся прибыль будет вашей, и вам не придется делиться с жадным Антемусом.
Хеггей был с этим полностью согласен и начал снова рассматривать сокровища. Затем он предложил такую сумму, что все трое, не отвечая ему, просто расхохотались. Последовало второе предложение - они опять рассмеялись. Наконец он назвал цифру, которая показалась Уолтеру подходящей, и он заколебался.
- Это слишком мало, - вмешался Джозеф. Хеггей от возмущения чуть не задохнулся.
- Неужели неграмотный торговец зерном пытается показать, что он знает истинную цену драгоценных камней? - спросил он, закатив глаза к потолку.
- Я просто вижу мошенничество.
Перепалка продолжалась, пока не быда названа еще одна цена.
- Слишком мало, - повторил Джозеф.
- Почему я должен страдать от жадности этого наглого посредника? - завопил еврей, вздымая руки вверх. - Я и так понесу огромные потери от суммы. Вам все равно никто не предложит больше.
- Милорд Уолтер, сложите все обратно в вашу сумку, - сказал Джозеф. - Есть еще купцы из Ломбардии. Вам следует обратиться к ним.
- Интересно, этот ничтожный продавец конской еды, он что - хочет меня разорить? - В волнении Хеггей начал расчесывать пальцами свою роскошную щелковую бороду. - Не надо бы мне повышать цену. Но клянусь нашим богом, это мое последнее слово. - Он перевел дъгхание и с трудом, шепотом назвал новую цифру.
- Соглашайтесь, милорд Уолтер, - посоветовал Джозеф.
- Согласен, - сказал Уолтер. - Мне нужна четверть суммы золотом теперь же, а остальное - по требованию. Он повернулся к Тристраму: - Ты хочешь продать свою долю?
Тристрам покачал головой:
- Нет, не сейчас. Пока нет определенных планов, мне не нужны деньги.
- Но вы придете ко мне? - забеспокоился Хеггей.
- Ничего не могу обещать.
Когда Хеггей отдал Уолтеру мешочек с золотом и они подписали бумагу о совершившейся сделке, Уолтер протянул ему немного мелочи.
- Это передайте Антемусу в качестве платы за трех великолепных верблюдов. Лучше их не было во всей пустыне. Я отдаю долг также за черного раба-мальчишку и рваную юрту, полную блох. Уважаемый Хеггей, передайте ему, что я с ним полностью рассчитался.
2
Путешествие домой было долгим, и им иногда по нескольку дней приходилось проводить в разных портах из-за плохой погоды и тумана. Уолтер без конца шагал по палубе и ругал себя за то, что потерял магнитную иглу, которая могла бы помочь судам быстрее передвигаться в любую погоду. Ему было жаль моряков, напрягавших глаза, пытаясь что-то высмотреть вдали. В его силах было помочь им, дав Далеко Видящий Глаз, и тем самым продвинуть отсталый Запад на шажок вперед по пути прогресса.
Лишь только отплыв из Александрии и оставив позади Восток, они почувствовали, что люди охвачены тупым чувством уверенности в собственном превосходстве. Народ Запада вел себя так, как будто они хотели сказать: "Мы достигли совершенства, и наш образ жизни тоже совершенен. Мы всегда правы в глазах людей и Бога".
Когда Уолтер побывал в Арсенале в Венеции и в доках Генуи и Марселя, ему стало невмоготу слушать праздные разговоры и древние предрассудки, которые довлели над каждым человеческим поступком.
Уолтер постоянно думал о том, какие глубокие изменения можно было бы внедрить, если бы ему удалось сохранить доказательства того нового, что он видел в Китае.
Как-то жарким днем они ехали по залитой солнцем дороге в Провансе и миновали рыцаря в полном вооружении. За ним следовал длинный шлейф - копьеносцы, пажи, лучники, священник, человек, раздающий милостыню, шут, жонглер, несколько сплетников и дюжина слуг. Рыцарь ехал на коне с гордым видом, цветная ленточка его дамы развевалась на конце копья в знак того, что он вступит в сражение с любым кавалером, равным ему по положению, который пожелает состязаться с ним в соответствии с установленными правилами рыцарской чести. На одном глазу у него была повязка, несомненно надетая во исполнение какой-то данной им клятвы.
Они посторонились, чтобы пропустить пышную кавалькаду. Через забрало рыцаря Уолтер разглядел смелый блеск глаз. Он понял, что храбрый рыцарь счел его слишком низкого происхождения и не пожелал с ним связываться, как будто Уолтер был медленно ползущей по дороге улиткой.
- Трис, - сказал Уолтер, когда процессия прошла мимо. - Мы только что видели прекрасный пример бессмысленности нашего цивилизованного образа жизни. Этот выряженный петрушка является настоящим выразителем рыцарского духа. Он едет, чтобы выполнить какое-то глупое поручение, и пытается завоевать симпатию обожаемой дамы. Он будет жертвовать жизнью и здоровьем ради того, чтобы она обратила на него благосклонное внимание. А для достижения своей цели он не сомневаясь убьет или изуродует любого. Он с удовольствием затоптал бы нас и потом об этом даже не вспомнил, разве только возмутился, если бы наша кровь забрызгала его стальные башмаки.
- Но если он свалится с коня, ему ни за что на свете не взобраться на него без посторонней помощи, - улыбнулся Трис.
- Вот пример глупой гордости! Этот пустоголовый болван, восседающий на бедном животном, желает сражаться, а сам защищен стальной кольчугой. Меня тошнит, когда я думаю о том, что будет, если монголы захотят покорить Европу! Всадники Баяна Стоглазого пронесутся сквозь ряды этих перегруженных марионеток, как стрела сквозь бумагу, которую мы будем производить, как только доберемся до Англии.
- До нашествия монголов эти храбрые рыцари могут пострадать от английских больших луков, - заявил Трис. - И тогда не останется никого, чтобы противостоять армиям Востока.
Уолтер указал на поля по обеим сторонам дороги, где не разгибая спины трудились терпеливые крестьяне.
- Сотни крестьян должны работать, чтобы прокормить кавалькаду рыцарей вместе с их ленивой свитой, которые так гордо проследовали мимо нас, - мрачно заметил Уолтер. - Да, Трис, я все больше начинаю понимать, что этот мир перевернут с ног на голову и он слишком глуп и жесток.
Добравшись до Оксфорда по дороге из Лондона, молодые люди окончательно расстались со своими иллюзиями. Им хотелось побыстрее закончить путешествие, и они скакали всю ночь. Вставало солнце, когда они въехали в университетский город. Серые улицы были пусты, дымок поднимался там и тут из высоких труб. Неожиданно, как по сигналу, вокруг раздались голоса, появились и студенты, спешившие на занятия, держа под мышкой книги и рукописи. Было видно, что они еще не совсем пришли в себя после сна.
Тристрам улыбнулся, когда они подъехали к Батгербамп-холлу. Он сказал, что подождет снаружи.
- Ты теперь не вольнослушатель, - начал протестовать Уолтер, - ты - великий путешественник, и студенты станут глазеть на тебя с открытыми ртами.
- Я все еще остаюсь сыном лучника. Нет, Уолт, у меня нет желания вызывать у них чувство классового возмущения. Вон там, чуть подальше, есть харчевня, пойду-ка проверю, что они могут предложить нам на завтрак. Когда закончишь дела, приходи туда.
Уолтер отправился один, не переставая удивляться, как мало их общежитие похоже на то величественное здание, которое он себе рисовал в мечтах. Видимо, вечером молодежь повеселилась на славу: перед входом валялся сломанный стул, а из уборной во дворе притащили сиденье и повесили его на ставне. В зале никого не было. Уолтер поднялся по лестнице наверх. В комнате стояло большое ведро для умывания. Вокруг него все было забрызгано мыльной пеной. В комнате продолжали храпеть два студента, которые не могли проснуться из-за вчерашнего похмелья. Они спали не раздеваясь, и их лица в сером свете утра казались распухшими и усталыми. Окна были плотно закрыты, и воздух в помещении был отвратительный.
- Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Из задней двери показалось лицо мистера Хорнпеппера. Он сильно пополнел, но Уолтер подумал, что на нем та же одежда, которую он носил пять лет назад. Казалось, что с каждым движением она может расползтись по швам. Постаревший наставник не сразу узнал Уолтера.
- Я вас помню. Вы - Уолтер из Герни. - Он кисло прищурился. - У нас было много беспокойства после того, как вы исчезли. Вооруженные люди колотили в дверь и задавали всяческие вопросы о вас. Какой позор! - Он посмотрел на загорелое лицо Уолтера и неохотно спросил: - Вы плавали по морю?
- Я проплыл по семи морям, - гордо заявил Уолтер. - Мистер Хорнпеппер, затаите дыхание и приготовьтесь услышать удивительную вещь. Я побывал в Китае!
Наставник Хорнпеппер нахмурился с чувством оскорбленного достоинства.
- Я считаю себя умным человеком. Неужели вы думаете, что я поверю вашим байкам?
- Дорогой мистер Хорнпеппер, у меня нет времени, чтобы убеждать вас в том, что я говорю правду. Я вернулся в Оксфорд только для того, чтобы повидаться с братом Бэконом, потому что всегда вспоминал о нем с уважением. Мне не следовало сюда приходить. Дом моих воспоминаний сильно отличается от этого\
Мистер Хорнпеппер презрительно прочистил нос с помощью пальцев.
- Молодой сэр, вы прибыли сюда напрасно. Роджер Бэкон наконец начал расплачиваться за свои грехи. Его нет в Оксфорде уже несколько лет: его поместили в темную камеру, из которой он никогда не выйдет. Должен сказать, что мы были счастливы, когда узнали об этом. Наместник дьявола теперь может терпеливо обдумывать все свои грехи!
Уолтер взволнованно коснулся рукой рукава в заплатках мистера Хорнпеппера:
- Мистер Хорнпеппер, это все пустая болтовня! Это не может быть правдой! Великий разум поместили в тюремную камеру! Невозможно, чтобы невежество тех, кто правит этим погруженным в мрак уголком мира, привело их к подобному преступлению!
- Вы так ничему и не научились! - воскликнул наставник. - Вы вернулись сюда, продолжая высказывать те же самые еретические мысли! Попридержите язык, или вам опять будут грозить неприятности. - Он провел грязной рукой по сальному лбу. - Наказующая рука настигла этого наглого вероотступника не здесь, в Англии. Он отправился в Париж, чтобы учить там студентов, и до нас дошли слухи, что он там окончательно распоясался. Он отрицал ученье великого Фомы Ак-винского и называл его "учителем наивного тщеславия", а святого Ричарда Корнуолльского - "абсолютным глупцом". Он без конца болтал об астрономии и необходимости своих непонятных экспериментов, побуждая учеников заниматься расчетами черной магии. Хорошо, что они засадили его в тюрьму.
Уолтер побелел.
"Значит, ему бы не помогло, если бы я привез с собой все записи и необходимые инструменты, - подумал молодой человек. - А кто, кроме Роджера Бэкона, сумеет ими воспользоваться?"
Он протиснулся мимо наставника и вышел на улицу. Утреннее солнце начало освещать шиферные крыши городка. Уолтер оглянулся и покачал головой.
- И это цитадель учености Англии! - громко сказал он. - Я уверен, что никто из них даже не догадывается, какое преступление они совершили. Все эти глупые самодовольные ослы радуются тому, что произошло.
Тристрам завтракал. Ему подали суп и свиную ногу. Когда Уолтер подошел к нему, он поднял глаза и спросил:
- Ты видел привидение?
Уолтер принялся за еду, презирая себя за то, что даже в подобных обстоятельствах не потерял аппетита. Затем он все рассказал другу.
- Роджер Бэкон был прав, называя этот мир невежественным и грязным. Им правит глупость и убожество. Единственный человек, который знает, как все это можно исправить, заключен в темницу!
- Но сердце человечества здорово, - заявил Тристрам. - Мы вчера слышали, как поют крестьяне в поле. Они храбры и честны. Может быть, все изменения начнутся снизу. Уолт, так, конечно, будет дольше, но мир все равно изменится.