- Уй-уй! - завопил Коротышка поверх взорвавшейся радостными воплями площади. - Красняк целует свою голубку, так ее, так ее! Сладкая куколка, да уж! - Он сидел высоко на плечах Альба и не упускал ни малейшей подробности. - Теперь шлепают к перомучителю, и Красняк подписывает пергамент!
Потом все увидели, как Камар, порывшись в складках своей джеллабы, вытащил золотую монету, поскольку, как и все на свете, услуги городского чиновника тоже были не бесплатными. Крики радости перешли в оглушительный рев. Толпа поняла, что официальная часть свадьбы закончена и безудержный праздник может наконец начаться. Снова раздалась музыка, и народ опять пустился в пляс.
На краю площади копошилось несколько мужчин. С явными усилиями они притащили огромного барана, который, похоже, догадывался о своей участи. Двое, кряхтя, перевернули его на спину, чтобы забить. Баран негодующе заблеял, однако был не в силах справиться с железной хваткой своих мучителей. Один держал его за передние ноги, другой за задние. Подошел третий мужчина с ножом в руках, который он профессионально и от души наточил. Присев на корточки возле головы животного, человек быстрым уверенным движением вонзил ему нож в горло, потом сделал небольшой надрез, достаточный, чтобы просунуть туда руку. Нащупал сонную артерию и пережал ее. Баран захрипел и испустил дух. Окружающие захлопали в ладоши. Да, радость и смерть идут рука об руку повсюду, даже на празднике!
Зеваки покинули место бойни и хлынули назад, к духанам и к кострам, где на вертелах уже жарились другие бараны. Менее кровожадные устремились к большим круглым подносам, на которых были разложены изысканные блюда восточной кухни: фаршированные финиками и имбирем цыплята, жареные пирожки с мясом муфлона, антилопы и газели, пряные шарики с изюмом, обсыпанные миндальной стружкой и куркумой, куриные грудки в виноградных листьях, полоски бараньего филея, тушенные на розмариновом ложе, рис, окрашенный шафраном и хариссой, острое жаркое в белом чесночном соусе, фрукты, приправленные пряностями, и многое, многое другое.
Пируя, люди превозносили красоту невесты. Какой-то беззубый старик, с аппетитом поедавший перепелиные яйца всмятку, кричал:
- Эх, Будур, вот это женщина! Она бы уж точно родила мне детей, рослых, красивых сыновей! А то у всех моих баб между ног была такая сухость, что твой песок!
Ему кто-то ответил:
- Ох, Омар, да у тебя их уже штук тридцать было! Эй, люди, послушайте, Омар оплодотворил своим семенем уже тридцать женщин, и все напрасно!
Третий хохотал:
- Омар, Омар, каждый знает, что это по твоей вине, один ты не знаешь!
Энано, все еще сидевший на плечах у Альба, проквакал:
- Лихо, тридцать перепихов и ни одного ребеночка! - В руке он держал куриную ножку, которой размахивал в такт музыке.
Магистр усмехнулся:
- Плохая пашня бесплодна. Ager spurcus sterilis est. Но и самая хорошая пашня не поможет, если семя никуда не годное.
Альб гортанно рассмеялся и одновременно засунул в рот несколько мясных шариков. Остальные друзья тоже угощались с соблазнительно благоухающих подносов. Правда, около аппетитных блюд образовалась большая давка. Казалось, весь Оран несколько дней ничего не ел. Витус чуть не подавился стручком перца, и не из-за его чрезмерной остроты, а потому что его в очередной раз толкнули. Он проговорил с набитым ртом:
- Если вы уже наелись, давайте посетим малый праздничный шатер, который сиди Гарун приказал разбить для семей новобрачных. Там должно быть поспокойнее.
Вскоре, откинув полог, они оказались внутри ярко освещенного десятками керосиновых ламп шатра. Мужчин тридцать или сорок сидели на дорогих коврах, неторопливо отправляя в рот кусочки еды или смакуя шишу. Большинство женщин держались на заднем плане, где образовали свой кружок. Новобрачные сидели в центре за низеньким столиком и выглядели немного потерянными, потому что никто, кроме слуг, сейчас не обращал на них внимания. Среди мужчин Витус узнал Гаруна аль-Шалидана, подальше Фаика эр-Рашуда, отца жениха, одетого в роскошную джеллабу цвета индиго, и Моктара Бонали. Он вышел вперед и вежливо произнес:
- Сиди Гарун, я надеюсь, мы не помешаем?
- Как может мне помешать спаситель моего желудка! - сияя, ответил седобородый мужчина. - Садись к столу вместе со своими друзьями. Непременно попробуй пшенные клецки в имбирном соусе. Вкусно и полезно! - Он погладил себя по животу, словно в подтверждение своих слов.
Витус взял одну штучку и надкусил, хотя был более чем сыт. Вежливо похвалив блюдо, он заметил:
- К сожалению, мы сегодня только вчетвером. Наверное, Нгонго и Вессель опять перебрались к воинам, твоим и сиди Моктара. Похоже, служба им понравилась.
- Так оно и есть, друг мой, - кивнул изящный торговец. - Вчера они обратились ко мне с просьбой взять их на службу. Вольная жизнь воинов и связанные с этим опасности пришлись им по душе. Поскольку ты не считаешь себя вправе решать их судьбу, их желанию ничто не препятствовало. Когда я закончу свои дела, они будут сопровождать меня в Фес.
Магистр нахмурился и заморгал:
- Так уходят хорошие друзья.
- Уй-уй, поминай как звали парней!
Витус кивнул:
- Жаль, конечно, но я рад за них. В твоем лице они обретут заботливого хозяина.
- Спасибо, спасибо, - отмахнулся сиди Моктар. - Прежде чем ты вгонишь меня в краску, я хочу представить тебе синьора Джанкарло Монтеллу. Он владелец одноименного торгового дома в Кьодже, что неподалеку от Венеции. Хочу с его помощью попробовать сбыть несколько сот пар своих желтых туфель в Италии. - Фесский торговец обратился к заморскому гостю: - Синьор, это хирург Витус из Камподиоса. А это его товарищи: магистр юриспруденции Рамиро Гарсия из Ла Коруньи, малыш Энано и немой Альб из Германии.
Полный пожилой мужчина приветливо закивал головой. В массе других гостей он смотрелся белой вороной, поскольку был одет не в бурнус и не в джеллабу, а в европейского покроя мантию, которая представляла собой широкую накидку, открытую спереди и с прорезями в длинных рукавах. На голове его красовался берет, из-под которого выбивались седые пряди. Одежда итальянца никак не соответствовала жаркой погоде, отчего по его лбу и мешкам под глазами стекали струйки пота. Непрестанно вытирая их большим платком, он сказал Витусу:
- Так-так, значит, вы кирургик. Интересно, очень интересно.
- Вы говорите по-испански, синьор? - удивился Витус.
- Я купец. - Монтелла произнес это таким тоном, словно одно подразумевало другое. - Я слышал от сиди Моктара, что вы со своими товарищами хотите попасть в Венецию. Правильное решение, потому что La Serenissima- красивый город, хотя и не полностью оправившийся от чумы, поразившей его три года назад. Да, тогда хороший кирургик был бы городу жизненно необходим. Люди умирали, как мухи, и врачи вместе с ними, несмотря на противочумные маски и тысячи других мер предосторожности.
Отказавшись от еще одной пшенной клецки, предложенной ему сиди Гаруном, Витус ответил:
- Именно потому, что воспоминания об эпидемии еще так свежи у всех, я и выбрал Венецию целью своего путешествия. Мне хотелось бы расспросить там о страшной болезни, узнать, какие меры принимал город, чтобы защитить жителей от чумы, поговорить с выжившими людьми.
Монтелла добродушно рассмеялся:
- Далеко ходить не надо. Один из них перед вами.
- Как? Вы победили черную смерть?! - Витус внимательнее всмотрелся в лицо итальянца. Он не походил на человека, обладающего особой сопротивляемостью. Тучный, с лопнувшими сосудиками на носу, что говорило о высоком артериальном давлении. С другой стороны, какой смысл Монтелле обманывать его? Новая загадка, которую ставила перед ним чума: она отступала перед слабыми и побеждала сильных. Но могло быть и ровно наоборот. Какие закономерности скрывались за этим? Или не было вообще никаких?
- Так оно и есть. - В голосе Монтеллы звучала гордость. - Я победил ее. Три дня подряд у меня, словно рога, росли бубоны под мышками и в паху, температура грозила испепелить меня, изо рта шел смрад, как от протухшей скотины. На четвертый день мне в редкие моменты просветления сознания хотелось умереть, мне мерещилось, что я поочередно предстаю то перед архангелом, то перед дьяволом, то перед Всевышним. На пятый день я в какой-то миг понял, что не умер, а начиная с шестого мне становилось все лучше и лучше. И, наконец, на двенадцатый день я с помощью своих сыновей сполз с потолка.
- Как-как? С потолка?
- Именно оттуда. Разве вы этого не знаете? Заболевших чумой укладывают как можно выше, поскольку смертоносные миазмы поднимаются только вверх и никогда не опускаются вниз, поэтому не могут причинить вреда здоровым. За двенадцать дней моей болезни сотни, если не тысячи людей умерли страшной смертью. Могильщики отчаялись: они не справлялись с работой. Должную глубину могил невозможно было уже соблюсти. - Монтелла взял сразу две клецки, одну с имбирным соусом, другую с мятным, и с большим аппетитом съел их.
- Какова же должная глубина?
- Как, вы и этого не знаете? Тогда вы, скорей всего, еще вплотную не сталкивались с чумой. Если так, считайте себя счастливцем. Могилу надо копать глубиной по меньшей мере два с половиной, а лучше три локтя, ибо только так можно преодолеть опасный смрад, исходящий от трупов. По этой же причине гробы с умершими от чумы должны закрываться как можно плотнее, чтобы туда не попадал воздух. Каким образом - об этом ученые еще спорят. Некоторые считают, что лучше всего запечатывать их сосновой смолой, другие предпочитают деготь, третьи настаивают на гуммиарабике. Я-то перехитрил смерть, чего, к сожалению, нельзя сказать о моей родне. Через неделю слегла моя любимая жена, царство ей небесное. Она умерла уже на четвертый день в лихорадочном бреду. Как мне хотелось перекинуться с ней еще хотя бы словечком, сказать ей, как я ее люблю и как мне будет недоставать ее, но она так и не пришла в сознание. - Монтелла снова потянулся за клецками, но передумал.
- Моя невеста тоже умерла от чумы, - негромко произнес Витус, стараясь, чтобы его слова звучали твердо. Рассказ Монтеллы пробудил в нем собственные страшные воспоминания о пережитом ужасе и отчаянной борьбе, которую он вел с чумой и которую, увы, проиграл. - Меньше года тому назад.
- О, весьма сожалею, amico mio! Очень сочувствую. - В порыве сострадания купец пожал Витусу руку. - Теперь мне ясно, почему вы хотите как можно больше узнать о черной смерти. Не сомневаюсь, вы пообещали это умирающей невесте.
- Да, пообещал. Я хочу победить проклятую болезнь, а для этого мне надо узнать о ней как можно больше. Где-то же должно быть ее слабое место, и с Божьей помощью я обязан его нащупать. А потом убью ее, как гадюку. Но пока впереди у нас длинный путь, ведь я хочу добраться не только до Венеции, но и дальше, до Падуи. В тамошнем университете преподает знаменитый профессор Джироламо, который, как говорят, весьма преуспел в борьбе с этим злом. Вот с кем хотелось бы обменяться мнениями.
- Желаю вам успеха и Божьего благословения в этом деле, amico mio! Многие врачи пытались уже разгадать тайну черной смерти, но пока безрезультатно. Хотя почему бы не предположить, что именно вам это удастся? Я, во всяком случае, готов помочь вам всем своим опытом, только, боюсь, этого будет недостаточно.
- И тем не менее я хотел бы поговорить с вами подробно в другом месте, синьор, и по возможности сделать некоторые записи.
Монтелла, пыхтя, вытер пот с лица.
- Мне это кажется или здесь стало еще жарче? Но вернемся к вашему вопросу. Я охотно все расскажу вам, назовите лишь время и место, ведь в конце концов нас объединяет одно и то же горе: мы оба потеряли любимых. Боюсь только, у вас остается немного времени: послезавтра я собираюсь отчалить на своем "Кватро Венти" в Кьоджу.
Магистр, все время внимательно слушавший их, счел нужным вмешаться:
- По-моему, сиди Моктар упомянул, что Кьоджа находится недалеко от Венеции? Если это так, вы могли бы побеседовать и на корабле, поскольку город лагун и есть наша заветная цель, не так ли, Витус? - Не давая другу возразить, он продолжил: - Правда, есть одна загвоздка: в предыдущее морское путешествие счастье не всегда улыбалось нам, поэтому мы… как бы это сказать… - Он замолчал.
Витус пояснил:
- Честно говоря, синьор, у нас нет денег, чтобы заплатить за переезд. Но, возможно, и у вас нет места еще для четверых человек?
Монтелла почесал голову, сдвинув набок берет.
- Место, положим, нашлось бы, если бы вы согласились спать вчетвером в одной каюте. Боюсь только, что я не смогу взять вас бесплатно. Всем надо как-то выживать.
- Уй-уй, и никто не будет сыт супом из ветра и клецками из воздуха, так ведь? - вмешался сметливый карлик. Он лучше других знал, что только смерть бывает бесплатной. - Никто из парней не может отсыпать нам монет? А мы бы повкалывали за это, а, Витус?
Монтелла помедлил. Ни сиди Гарун, ни сиди Моктар - намеренно или случайно - не прислушивались к их разговору, они оживленно болтали с родственниками жениха. Наконец Монтелла, покряхтев, подался вперед:
- Одалживать я вам ничего не буду, но меня устроило бы подписанное вами долговое обязательство на сумму, равную стоимости путешествия четырех человек от Орана до Кьоджи. Сумму надлежит выплатить, скажем, в течение года, с соответствующими процентами, разумеется.
Витус нахмурился. Потом его лицо просветлело.
- Хорошее предложение, синьор. Мы вполне можем так поступить. Но, рискуя причинить вред самим себе, спрошу: какие у вас гарантии, что вы не останетесь внакладе, если мы не задержимся в Кьодже, а, как задумали, отправимся дальше, через Венецию в Падую?
- О, в этом случае один из ваших товарищей должен быть готов остаться в моем доме. Если пройдет год и я все еще не получу своих денег, я за его счет возмещу свои убытки. Он будет вынужден отработать всю сумму.
- Да, вы умеете обезопасить свои деньги, синьор.
С легкой усмешкой Монтелла опять схватился за платок и принялся утирать пот.
- Я был бы плохим купцом, amico mio, если бы не делал этого. Только не думайте, что мы, итальянцы, менее гостеприимны, чем арабы. Но дружба дружбой, а табачок - врозь.
- Конечно, синьор. Я чрезвычайно благодарен вам за понимание. Мы сделаем именно так, как вы предложили… - Альб издал гортанный звук, перебивший его. - Вопрос только в том, кто из нас останется у вас заложником, - закончил свою мысль Витус.
Альб опять издал клекот, при этом выразительно жестикулируя.
- Что ты хочешь, Альб?
Наконец до Витуса и остальных дошло, что Альб предлагает себя в качестве залога.
МОНТЕЛЛА, ТОРГОВЕЦ ВИНОМ И ВАЗАМИ
Хорошая новость, друзья! Я продал туфли одному человеку, все до единой пары! Дайте вас обнять!
На борту "Кватро Венти"
19-й день августа A.D. 1579
Я, Витус из Камподиоса, решил записывать о чуме все, представляющее хоть какой-то научный интерес. При этом я не буду отделять серьезные вещи от тех, которые, на первый взгляд, скорее относятся к сфере преданий. Все поначалу важно, ведь и в бессмыслице подчас таится смысл. Я намерен делать это не только потому, что поклялся своей покойной невесте Арлетте, но еще и потому, что, насколько мне известно, ни одному врачу пока не удалось собрать все сведения об этом биче Божьем. Джанкарло Монтеллу, торговца из Кьоджи, зарабатывающего деньги на продаже муранских ваз и вина, постигла схожая участь. Он поделился со мной своим опытом в преодолении черной смерти.
Сегодня уже третий день, как мы плывем, держа курс на восток. Постоянный ветер раздувает паруса нашего торгового судна, в трюме которого не одна сотня пар знаменитых желтых туфель хаджи Моктара Бонали дожидается, когда их выгодно продадут в Кьедже и Венеции.
По словам Магистра, ветер напомнил ему как горячему поклоннику Гомера путешествия Одиссея: царь Итаки точно так же много веков назад пересекал Средиземное море. Когда дружище "сорняк" сказал это, мы сидели все вместе за ужином в каюте владельца, и Монтелла добавил, что, по его мнению, ветер на море одновременно и благословение, и проклятие. Благословение - потому, что без него не было бы людской торговли, a проклятие - потому, что приносит на сушу ядовитые испарения водорослей.
Мне трудно в это поверить, ибо, по моему убеждению, на свете нет более чистого и свежего воздуха, чем морской. Я никогда не ощущал миазмы, исходившие от моря, и ни один моряк мне о них не рассказывал.
Обо всей этом я сказал Монтелле, но тот, преспокойно продолжая трапезу, возразил мне, что существуют подводные извержения вулканов, при которых в морскую воду выбрасываются раскаленная лава, горная порода и едкий чумной смрад. Они устремляются на поверхность и подхватываются ветром.
Я остался при своих сомнениях, поскольку так же мало мог доказать свою точку зрения, как и он свою. Я взял за правило не допускать, чтобы наши беседы заканчивались на повышенных тонах, ведь речь идет не о том, кто прав, а о том, что истинно, тем более что я нахожусь в самом начале своих изысканий. Надеюсь, в конце их я с Божьей помощью смогу сделать свои выводы.
Кстати, в этот вечер подавали жареного каплуна с зеленью и оливками.
21-й день августа A.D. 1579
Корабельный кок - действительно виртуоз своего дела. Все, что он готовит, удивительно вкусно и чрезвычайно полезно. Сегодня вечером нам подали восхитительную золотую макрель, только что пойманную рулевым на крючок и зажаренную на решетке; к ней - пряные стручки окры из Орана и хорошее красное венецианское вино. Однако нам не удалось насладиться ужином под открытым небом, как мы поначалу планировали: припустил сильный дождь. "Itʼs training cats and dogs, как говорят в Англии", - заметил с усмешкой Магистр, при этом Монтелла едва не подавился костью, настолько смешным показалось ему это сравнение. "Дождь из кошек и собак! - прохрипел он. - Gatti е cani! Или по-испански: gatos у perros! Ха-ха-ха! Ну англичане! ну и странный народец!" Потом вдруг спохватился и начал извиняться: "Scusi, amigo mio, scusi! Я не хотел вас обидеть… Кстати, я заметал, насколько похожи итальянский и испанский. Не удивительно, ведь испанский - всего лишь калька с нашего прекрасного языка! Давайте отныне говорить друг с другом только по-итальянски, согласны? И, даже если поначалу вы не все будете понимать, все равно это прекрасная практика, которая вам пригодится".