И все ж убил! Похитив мой ростбиф,
Он из бульдога стал простой дворняжкой.
Так мог ли жить он, сердце мне разбив
И омрачив мой мозг заботой тяжкой?!Да, я убил! Но я же сохранил
Его черты в сердцах людей навеки.
Он будет жить во мгле моих чернил,
Покуда в мире есть моря и реки.Его гробница - мой сонет. Вот так
Меня по-русски передаст Маршак.1606 г. (А. Финкель)
Н. А. Некрасов
В каком краю - неведомо,
в каком году - не сказано,
в деревне Пустоголодно
жил был расстрига-поп.
Жила с попом собачечка
по имени Жужжеточка,
собой умна, красоточка,
да и честна притом.
На ту собачку верную
бросал свои владения,
амбары да чуланчики,
телячья мяса полные,
поп все свое добро.
Но голод штуку скверную
сыграл с Жужжеткой верною,
и, дичь украв превкусную,
собачка съела всю.
Узнав про кражу злостную,
взял поп секиру острую,
и ту Жужжетку верную
в саду он зарубил.
И, слезы проливаючи,
купил плиту чугунную
и буквами словенскими
велел Вавиле-слесарю
там надпись надписать:
"В каком краю - неведомо,
и т. д.1868 г. (А. Розенберг)
Оскар Уайльд
Он убил ее.
Убил, потому что любил. Так повелось в веках.
Пурпурное мясо, кровавое, как тога римских императоров, и более красное, нежели огненные анемоны, еще терзал жемчуг ее зубов. Серебряные луны ее маленьких ножек неподвижно покоились на изумрудном газоне, окрашенном рубиновой кровью, этой росою любви и страданья.
- "Poor Bobby!" - вздохнул мистер Чезьюибл, викарий Ноттенгеймской церкви, отбрасывая прочь палку, орудие убийства: - "Ты не знал, что, хотя любовь есть воровство, воровство не есть любовь. Смерть открыла тебе эту тайну. Ты сейчас мудрее всех мудрецов мира. Requiescas in pace".
Он удалился.
С лиловых ирисов капали слезы на золотой песок...
Он убил ее.
Убил, потому что любил.
1889 г. (А. Розенберг)
Анатоль Франс
На столовых часах аббата Антуана Парэ пробило пять. Мари-Анн, исполнявшая в течение двадцати лет обязанности кухарки аббата, начала беспокоиться. Аббат, всегда такой аккуратный, сегодня почему-то запоздал. Вместе с Мари-Анн беспокоился и Лаведак, любимый сеттер Антуана Парэ (он был ему большим другом). По природе своей Лаведак был стоиком и весьма философски относился ко всем событиям, памятуя превосходные изречения Марка Аврелия, которые он неоднократно перечитывал вместе с аббатом. Но сегодня желудок Лаведака заставил его беспокойно поглядывать то на дверь, через которую обычно входил аббат, то на стол, на котором стояла холодная говядина с горошком.
И вдруг стихийный импульс сократил стальные мускулы его ног. Миг - и говядина очутилась в зубах Лаведака. Сейчас же к нему вернулось его философское спокойствие. "Mêden agan", - подумал он, соскакивая со стула.
Дверь отворилась, и в столовую вошел Антуан Парэ. Увидав Лаведака, аббат покачал укоризненно головой.
- Конечно, - сказал он, - собственность есть понятие относительное. Древние египтяне, как свидетельствует Геродот, чрезвычайно любили похищать невинность чужих жен, не считая это грехом. Но поскольку она является мощным фактором человеческой культуры и цивилизации, всякий, нарушающий права собственности, является преступником. Смотри об этом у Савиньи.
Всякое же преступление, как говорит тот же Савиньи, влечет за собой и наказание.
- Мари-Анн, утопите Лаведака.
1893 г. (А. Розенберг)
О'Генри
ЧЕЛОВЕК ДЕЛА
Сэм Слокер знал толк в виски, в пшенице, в часах, в морских свинках, в колесной мази, в чулках, в ракушках, в сортах индиго, в бриллиантах, в подошвах, в фотографиях и во многом другом. Когда я встретил его в первый раз в Оклахоме, он торговал эликсиром собственного производства, противоядием от укусов бешеных ящериц. В Миннесоте мы столкнулись с ним у стойки багроволицей вдовы, трактирщицы миссис Пирлс. Он предлагал вдове свои услуги в качестве мозольного оператора за одну бутылку шотландского виски.
- Ну, Сэм, расскажите, - попросил я, когда бутылки были уже откупорены, - как вышло, что доллары стали для вас нумизматической редкостью, и мозоли м-сс Пирлс чуть не сделались жертвой вашей финансовой политики.
Сэм задумчиво сплюнул на кончик моего сапога и нехотя проронил:
- Не люблю я попов.
- О, Сэм, - энергично запротестовал я, - вы знаете, что никогда в нашем роду не было длиннорясых.
- Да нет, - угрюмо проворчал он, - я говорю об этом старом мерзавце, об этой клистирной кишке, об этом кроличьем помете, о дакотском мормоне. Ведь собаке цены не было, я мог бы продать каждого щенка не меньше чем за тысячу долларов.
- А пес был ваш? - неуверенно спросил я, боясь, что не совсем точно поспеваю за ходом мыслей Сэма Слокера.
- Ну да, мой. Я получил его еще щенком от сторожа питомника за пачку табаку. Когда дакотское преподобие увидел собаку на выставке, у него хребет затрясся от восторга. Тогда же я и продал ему собаку с условием, что первые щенята - мои. У меня уже и покупатели были. А, проклятый пророк, попадись ты мне, гнилая твоя селезенка, был бы ты у меня кладбищенским мясом!
- Ну, и что же? - с интересом спросил я.
Сэм яростно стукнул кулаком по столу:
- Эта церковная росомаха, этот скаред убил ее из-за куска протухшего ростбифа. Что же, по-вашему, собака так и должна сидеть на диете? Да еще такая благородная собака. Нет, пусть я буду на виселице, пусть мною позавтракают койоты, если я не прав. У этого святоши от жадности свихнуло мозги набекрень, когда он обнаружил, что его мясные запасы тают. Нет собаки, нет щенят - пропали мои доллары.
- Да, - сочувственно заметил я, - история, действительно, неприятная.
Прощаясь, Сэм протянул мне руку и уже в дверях процедил сквозь зубы:
- Только одно и утешает меня, что тащить мясо приучил собаку я сам. Всю зиму у меня был довольно недурной мясной стол.
1908 г. (Э. Паперная)
И. А. Бунин
СОНЕТ
Поп сив и стар. Глаза красны от слез.
Одна забота - зажигать лампады.
Жена в гробу. И дочка за оградой.
Последний друг - худой, облезлый пес.Теперь попу уже не много надо:
Краюшку хлеба, пачку папирос.
Но жаден пес. С ним никакого сладу.
Лукав, хитер. И мясо он унес.Нет, так нельзя! В глазах усталых пламень.
Поп, ковыляя, тащится в сарай.
Берет топор. И, наточив о камень,
Псу говорит в последний раз: прощай.Топор взлетел в широком плавном взмахе,
И заалела киноварь на плахе.1913 г (А. Финкель)
Н. Гумилев
I
У истоков сумрачного Конго,
Возле озера Виктория-Нианца
Под удары жреческого гонга
Он свершал магические танцы.
Бормотанье, завыванье, пенье,
Утомясь, переходило в стоны,
Но смотрел уже без удивленья
Старый пес - подарок Ливингстона.II
Пестрый сеттер, быстр как ветер,
Всех был преданней на свете,
Не воришка и не трус.
Но для старых и голодных
Добродетели бесплодны,
Драгоценней мяса кус.
Пестрый пес лежал так близко,
Мяса кус висел так низко,
Над землей всего лишь фут.
И открылась в сердце дверца,
А когда им шепчет сердце,
Псы не борются, не ждут.III
Сегодня ты как-то печально глядишь на ковры и обои
И слушать не хочешь про страны, где вечно ласкающий май.
Послушай, огни погасим, и пригрезится пусть нам обоим,
Как жрец, разозлившись на пса, смертоносный схватил ассегай.
Помчалось копье, загудя, убегавшей собаке вдогонку,
И, кровью песок обагрив, повалился наказанный пес.
Послушай, - на озере Ньянца, под звуки гудящего гонга,
Жил сеттер голодный и быстрый, и мясо жреца он унес...1914 г. (А. Финкель)
Анна Ахматова
Я бедный попик убогий,
живу без улыбок и слез.
Ах, все исходил дороги
со мною немощный пес.Обветшала грустная келья,
скуден мяса кусок.
И его в печальном весельи
куда-то пес уволок.И смерть к нему руки простерла...
Оба мы скорбь затаим.
Не знал я, как хрупко горло
под ошейником медным твоим.
1914 г. (Э. Паперная)
Максимилиан Волошин
Псу-супостату, взалкавшему мясо!
Зри, на себе раздираю я рясу
И проклинаю тебя я теперь,
Зверь нечувствительный, неблагодарный,
Тать, сластолюбец, лукавый, коварный,
Скверны исполненный, мерзостный зверь.
Буду судиться с тобою я ныне:
Мать родила тебя ночью в полях,
И, о тебе не заботясь, о сыне,
Пуп не обрезала, и не омыла,
И не посолила, и не повила,
Бросила тя на попрание в прах.
Сукой забытый щенок беспризорный,
Был уготован ты смерти позорной.
Я ж тебе молвил: живи во крови.
Жалости полный, слезою Рахили
Вымыл, покрыл тебя епитрахилью
И сочетался с тобою в любви.
Шерсть расчесал твою, блох уничтожил,
У очага разостлал твое ложе,
В пищу дарил тебе лучший кусок.
Ты ж возгордился, безумный щенок,
Сам непомерной облек себя властью,
Полный желаний беспутных, больных,
И распалялся нечистою страстью
К изображениям на мясных.
И, насбирав в околотке паршивых
Псов, доброты моей не оценя,
Ты, блудодейственный, ты, похотливый,
Мясо украл у меня, у меня!
Гнев изолью, истощу свою ярость,
Буду судиться с тобой до конца,
Семя сотру, прокляну твою старость,
От моего не укрыться лица.
Ты не избегнешь положенной кары,
Шею подставлю твою под удары,
Поволоку тебя сам на позор,
Сам подыму на тебя я топор,
Прах орошу искупительной кровью,
Ибо тебя возлюбил от всех псов я,
Больше Барбоса и больше Жужу.
Полный страдания, ныне гляжу
Я на твои неизбывные муки,
Но не опустятся грозные руки,
Ибо я полн справедливости, пес,
Ибо я правды нездешней орудье,
Ибо свершаю не месть - правосудье,
Ибо ты мясо иерея унес...1917 г. (А. Финкель)
Василий Каменский
Жил поп мордастый
и пес зубастый
в ладу, как всякие скоты,
и даже выпили на "ты".
Какую ж кличку,
какую ж кличку
псу подарил расстрига поп?
"Сарынь на кичку,
сарынь на кичку,
паршивый пес, ядреный лоб".
Пес заворчал -
"с костями баста,
добуду мяса, коль я не трус".
И тотчас в кухне заграбастал
он у попа
огромный кус.
Поп увидал, что кус похищен,
и ретивое сдержать не смог.
"Подлец ты,
шельма,
голенище!
Полкварты дегтя лаптем в бок!"1918 г. (А. Розенберг)
Михаил Зощенко
ПЕРВЫЙ ЖАЛОСТЛИВЫЙ РАССКАЗ
А я вам, гражданочка, прямо скажу: не люблю я попов. Не то чтобы я к партии подмазывался, антирелигиозного дурману напускал, но только не люблю я духовной категории.
А за что, спросите, не люблю? За жадность, за скаредность, - вот за что. И не то чтоб я сам мот был или бонвиван какой, но вот судите сами, какие от попов могут поступки происходить.
Живет с нами на одной лестнице духовная особа, Николо-Воздвиженского приходу священник. Собачка у них имелась, не скажу чтобы очень благородного происхождения, да ведь главное-то не лягавость эта самая, а характер.
А характер у ней, надо сказать, замечательный был, ну, просто сказать, домовитая собачка была, не гулена какая-нибудь дворняжная.
И стали мы примечать, что собачка худеть начала. Ребра, знаете, обозначаются, и на морде грусть. Одно слово - плохое питание и обмен веществ.
Стали мы духовной особе замечания говорить, не по грубости, конечно, а по-деловому:
"Так, мол, и так, вы бы, товарищ, служитель культа, собачке вашей мясной паек увеличили, худает собачка ваша, как бы и вовсе не сдохла".
А духовная особа проходит равнодушной походкой, будто и не ее это касается.
Только гляжу, в понедельник утром возле помойной ямы собачий труп валяется. Ножки тоненькие свесились, шерсточка в крови, а ухо-то, знаете, вроде каблуком придавлено.
Тоска меня взяла - очень уж приятная собака во дворе была, на лестнице никогда не гадила. Стал я у дворника справки наводить, как да что да неужто песик своею смертью от плохого питания помер.
И узнали мы, гражданочка, что духовное лицо своими руками собачку уничтожило за паршивый, извиняюсь, кусок мяса. Съела собачка мясо обеденное, а мясу тому, простите, кукиш цена.
Обида меня взяла, гражданочка, скажу вам, до смерти.
И хотите - обижайтесь, хотите - нет, а я вам открыто скажу: не люблю я духовной категории.
1923 г. (Э. Паперная)
Корней Чуковский
I
У попа была собака,
Всех была она ему милей.
Звали ту собаку,
Псину-забияку
Ли-
хо-
дей.
Пошел попик на базар
И купил там самовар,
Самоварчик новый,
Двадцатилитровый,
Самоварчик новый -
Ай-я-я!
Фирмы "Баташов и
Сыновья".
Нынче своей псине,
Псине-собачине,
Справит именины
Поп
Евтроп.II
Попик счастлив, попик рад:
Именинный стол богат.
Редька, репа, помидоры,
Огурцов с капустой горы;
Густо, густо, густо, густо
Там навалено капусты;
И салат и майонез -
Просто чудо из чудес;
Сто фунтов шоколада,
Сто фунтов мармелада
И тысяча порций мороженого.III
Только смотрит Лиходей
С точки зрения своей:
Что за мерзостный обед -
Ни костей, ни мяса нет;
Даже сало убежало,
Утекло средь бела дня,
И ватрушка, как лягушка,
Ускакала от меня.
Но себя в обиду я не дам,
Позабочусь о себе я сам.IV
А потом как зарычит,
Да хвостом как застучит,
Да на погреб он бегом
За свининой, пирогом
И хозяину назло
Слопал мяса два кило,
И колбаски три кружка,
И четыре потрошка,
А потом, набравшись сил,
Жирным салом закусил.
Ешь, ешь, Лиходей,
Ты попа не жалей -
Этот старый скаред
Нам еще нажарит!
Как узнал об этом поп,
Он нахмурил гневно лоб:
Ах, разбойник, ах, злодей,
Ты мазурик, Лиходей!
Старый, грозный поп, поп
Сапогами топ, топ,
А рукою ловкой
Крепкую веревку
Затянул на шее
Вора - Лиходея.
Гибни, гибни, гибни, плут, -
Вот теперь тебе капут!-----
Убив Лиходея, поп бородатый
Выкопал яму железной лопатой,
И в яму закопал,
И надпись написал,
Что:
У попа была собака
И т. д.1924 г. (А. Финкель)
Илья Эренбург
ГИБЕЛЬ СОБАКИ
Глава первая,
в которой пока еще ничего не говорится и которая, в сущности, совсем не нужна. Попутно читатель узнает о том, какие галстуки предпочитает старший клерк фирмы "Плумдинг и Сын" Реджинальд Хавтайм.
Глава вторая,
пожалуй, немного короткая, но достаточно ясная. Здесь впервые появляется патер Круцификс и его любимая собака.
Глава третья,
из которой читатель почерпает много полезных сведений. Так, например, здесь неопровержимо доказывается тот важный факт, что у собак желудочный сок вырабатывается независимо от вздорожания мясных продуктов на международном рынке.
Именно этот факт послужил толчком к написанию
Главы четвертой.
где описывается печальная участь шнитцеля по-венски, предназначавшегося на завтрак патеру Круцификсу. В этой главе патер должен убить собаку за воровство, но убийство переносится в
Главу пятую,
на которую автор просит читателя перенести все свое внимание. Здесь читатель убедится, что горячая любовь нередко переходит в такую же горячую ненависть, когда к любви примешивается голод. Патер Круцификс убивает свою собаку, съевшую шнитцель по-венски.