- Это письмо должно быть доставлено дону Порфирио как можно скорее. Гони свою лошадь во весь дух; пусть она потом хоть подохнет, только догони дона Порфирио. Для нас очень важно вовремя предупредить его. Повтори ему все, что мытут слышали, я предупредил его, что ты дашь ему все нужные сведения.
- Где я могу найти дона Порфирио, ваша милость?
- В Тубаке или по пути из Марфильского ущелья.
- Я поищу его и найду.
- Поезжай и не дремли!
- Ни одной минуты не потеряю даром.
- Лукас Мендес, проводите, пожалуйста, к ближайшему выходу.
- Где вы оставили лошадей, ваша милость? - спросил старик.
- Мы их спрятали в лесу около какого-то заброшенного замка, в дупле красного дерева, на правом берегу Рио-Салинаса.
- Гм! Если вы выйдете с этой стороны, то потеряете много времени понапрасну. Я проведу вас к противоположному выходу с горы и дам вам вполне отдохнувшую лошадь; так вы выиграете целых четыре часа.
- Хорошо; но что мне делать после того, как я передам письмо дону Порфирио?
- Ты привезешь мне сюда ответ; я буду ждать тебя! Смотри же, торопись!
- Будьте уверены во мне, ваша милость!
Они вышли. Лукас Мендес почти тотчас же вернулся, пробыв в отсутствии не более четверти часа.
- Пепе Ортис уехал! - сказал он.
- Очень рад! Я же теперь отдохну несколько часов. Не можете ли вы предупредить донью Санту, чтобы мое неожиданное появление не испугало ее? Мне нужно переговорить с ней.
- В котором часу вы желаете видеть сеньориту, сеньор?
- Около восьми или девяти часов утра.
- Я предупрежу ее, ваша милость.
- Никто не должен знать об этом свидании!
- Ведь ее опекун объявил, что уезжает сегодня утром.
- Я не помню, говорил ли он об этом.
- Ну, это все равно; я уж устрою так, чтобы вам никто не помешал. В конце концов вы всегда можете вовремя скрыться.
- Правда. Теперь дайте мне плащ и охапку соломы: я просто изнемогаю от усталости.
- Вот комната, приготовленная для вашей милости! - сказал старик, открывая боковую дверь.
Молодой человек вошел в небольшую комнату, в которой нашел кровать с меховым покрывалом.
- Я отлично засну здесь, - сказал дон Торрибио, - разбудите меня, Лукас Мендес, не позже семи часов, мне нужно еще кое-что спросить у вас.
- В семь часов, как всегда, я буду к вашим услугам, ваша милость; приятного сна! - И, распрощавшись, старик вышел.
Молодой человек положил свое оружие на стол - так, чтобы можно достать его рукой, затем, не раздеваясь, бросился на постель и через пять минут уже спал крепким сном.
А Лукас Мендес сел на стул, спинка которого упиралась в дверь комнаты его господина, и не спал, оберегая его сон.
Глава IV
ОТЧЕГО ДОН ПОРФИРИО ОСТАНОВИЛСЯ
НА ГЛАВНОЙ ПЛОЩАДИ ПРЕСИДИО ТУБАКА
Некоторые писатели, не заботящиеся о географической точности, описывают Америку, не имея о ней ни малейшего представления, так как их экскурсия в Новый Свет ограничивалась Ниццой или Монако. Да будет им известно, что Тубак никогда не был городом - ни большим, ни малым, а тем более столицей штатов, Соноры или Аризоны.
Пресидиос, или крепости и форты, как показывает само их название, находились в ту эпоху во власти испанцев и представляли из себя посты, на которых выстроены были исправительные дома, содержащие в себе каторжников и солдат на карауле.
Испанское правительство построило на индейской границе в торговых целях ряд крепостей, сообщавшихся между собой и предназначенных для обмена товарами с краснокожими и для защиты от них же, если бы им вздумалось попытаться грабить и жечь замки и асиенды жителей Новой Испании или нынешней Мексики.
Тубак, расположенный у подошвы горы Пахаррос, на самом возвышенном месте Аризоны, принадлежащей теперь Соединенным Штатам, являлся форпостом цивилизации в этих краях. Бдительность караула, устроенного в нем, распространялась даже на необозримую пустыню Апачерию.
Это пресидио состояло из двойной укрепленной ограды, маленькой крепости и фактории для обмена товаров с краснокожими. Несколько свободных жителей, поместившихся в Тубаке и подчиненных очень строгой военной дисциплине, жили в небольших домиках, построенных без всякого плана и походивших скорее на индейские хижины, чем на жилища цивилизованных людей.
Но эти ранчо, казавшиеся такими мизерными, хранили в себе целые миллионы. В этом уголке колоссальные состояния создавались с неимоверной быстротой. Действительно, в Тубаке организовались всевозможные экспедиции искателей золота. Здесь же устраивались свидания беглецов, лесных бродяг и охотников, всех этих передовых людей поневоле. Кроме того, здесь же происходил обмен мехов на слитки золота или серебра, найденных в рудниках саваны.
Жизнь в Тубаке кипела в то время ключом: золото тратилось в изобилии. Из освещенных на всех углах и перекрестках кабаков раздавалось пение. Мескаль, пульке и каталонское рефино лились рекой; под звуки виуэл и харан шла пляска танцовщиц, собиравшихся сюда со всех концов вице-королевства, чтобы поживиться хоть частицами драгоценного металла, расточаемого пригоршнями за одну улыбку или ласку. Хорошее то было время!
Теперь все крепости снесены, а от Тубака остались одни развалины. Население его уменьшилось на две трети. Всюду появилась нищета. Революция, анархия, постоянные войны и восстания совсем уничтожили пресидио; и тени не осталось от того, что было: улицы пустынны, дома заброшены и валятся от дряхлости; кабачки, мрачные и молчаливые, не видят больше веселых гостей. Жители прозябают; разве изредка кое-где вечером при слабом мерцании звезд, можно встретить несколько бледных, изможденных субъектов, в отвратительных лохмотьях, лежащих или сидящих у дверей своих лачуг и вяло ведущих беседу, или курящих папиросы. Куда девались звонкий смех, шутки, сладостные танцы, харабе и пульке?! Теперь всюду - убожество и нищета.
Только изредка устраивается какая-нибудь экспедиция, или наезжают авантюристы. Тогда на несколько дней пресидио Тубак пробуждается от своей спячки; от летаргии переходит к опьянению и надеждам. Но экспедиция уезжает, и опять воцаряется тишина и оцепенение.
Но вот приблизительно неделю тому назад в Тубаке поселились около дюжины каких-то субъектов, которых, судя по их костюмам, можно было принять за охотников или лесных бродяг, но по их непринужденной походке и более чем подозрительным манерам легко было сразу догадаться, что это авантюристы.
Их заметили однажды утром, на восходе солнца, стучащими изо всех сил в дверь трактира. Невозможно было определить, откуда они явились: с севера или с юга, с востока или запада.
С момента своего водворения эти авантюристы ужасно шумели, кутили, пьянствовали и дрались, играя в монте с остервенением - денег у них было много: их карманы оттопыривались от золота. Но так как они напивались с самого утра, то от них самих нельзя было узнать, кто они и откуда; на все вопросы, обращенные к ним любопытными, они пожимали плечами и поворачивали спину, отвечая первую чепуху, пришедшую им в голову.
Заметили только одно обстоятельство, не играющее, впрочем, особенной роли: каждый день за час до восхода солнца один из них садился на лошадь и уезжал из пресидио, куда возвращался лишь с наступлением ночи.
Этот авантюрист выезжал то с одной стороны, то с другой; и когда приезжал обратно, то лошадь его была измучена от усталости, а одежда была вся в пыли.
Тысячу раз пробовали разузнать причины этой экскурсии, но безуспешно: авантюристы не выдавали тайны этих поездок.
Такое странное поведение их продолжалось уже десять дней, как однажды в субботу, около трех часов пополудни, авантюрист, который утром покинул пресидио, в обеденный час прискакал в Тубак во всю прыть.
Прочие авантюристы, рассеянные по тавернам, собрались в одну минуту и обступили новоприбывшего, конечно, чтобы выслушать его донесение, сделанное тихим голосом. Затем последовал спор, которого никто из посторонних не мог расслышать, но который казался очень оживленным и длился около часа; потом по знаку одного из них, которого они признавали, по-видимому, за начальника, все разошлись с беспечным видом и вновь принялись за вино и игру.
День прошел спокойно. Только спустя несколько минут после заката солнца, когда стало совсем темно, жители Тубака к своему великому удивлению заметили, что все авантюристы уехали. Они исчезли так же внезапно, как и явились. Но жаловаться на них было нечего: несмотря на свои бесчинства, они нигде не остались в долгу, заплатив все, что следовало; только и было, что разожгли всеобщее любопытство.
Можно себе вообразить, сколько последовало комментариев по поводу этого исчезновения! Не зная, чему его приписать, стали выдумывать невероятные, фантастические истории, и Бог знает, до чего довело бы возбужденное воображение достойных жителей пресидио, если бы к девяти часам вечера, в ту минуту, когда на звездном небе выплыла луна, их не остановил бы шум, сначала неясный, но все возраставший по мере приближения и который они признали наконец за топот кавалькады.
Это войско, прекрасно вооруженное, состояло из ста пятидесяти или двухсот человек, под командой трех офицеров.; Кавалькада двигалась в военном порядке; в середине этого блестящего эскадрона гарцевали несколько дам, около которых ехал офицер в полной форме.
Всадники проехали через пресидио шагом; стрелки и охотники были в сарапе; при свете луны блестела сталь их копий и ружейных стволов, слышалось бряцанье сабель, ударяющих о лошадиные сбруи.
Путешественники достигли главной площади и намеревались, кажется, проехать мимо, нигде не останавливаясь; в арьергарде было пятнадцать мулов с двадцатью всадниками.
В ту минуту, когда начальник стрелков, ехавший на несколько шагов впереди солдат, начал поворачивать свою лошадь налево с очевидной целью проехать в пустыню кратчайшим путем, хозяин одного трактира, находящегося напротив ратуши - единственного, который был освещен - поспешно подошел к офицеру, и, вежливо кланяясь ему, сказал:
- Buenos noches, сеньор капитан!
- Buenos noches, сеньор! - тотчас же ответил офицер.
- Мне бы хотелось, - начал содержатель гостиницы, - сказать вам несколько слов, кабальеро. Если я не ошибаюсь, вы начальник отряда?
- Я всего лишь один из них, сеньор, - ответил капитан, - наш командир - вон тот офицер! Если вы имеете что-либо сообщить, то обратитесь к нему.
- Благодарю, сеньор капитан, - ответил трактирщик отодвигаясь назад, чтобы освободить проход, - я сейчас переговорю с ним.
Он подождал, пока указанный офицер поравнялся с ним, затем, приблизившись к нему, почтительно снял свой жирный и грязный колпак и с изысканной вежливостью сказал незнакомцу:
- Одно слово, пожалуйста, сеньор кабальеро!
- Что вам угодно? - ответил всадник сдержанным голосом.
- Дать важный совет вашей милости.
- Говорите, сеньор Муньос! - ласково отозвался всадник.
- Ваша милость знает меня? - удивился трактирщик.
- Caray! Знаю ли я вас! - засмеялся всадник. - Посмотрите-ка на меня хорошенько! - добавил он, наклоняясь с седла.
- Дон Порфирио Сандос! Новый губернатор Соноры! - вскричал трактирщик в изумлении. - Valgame Dios! Возможно ли это?
- Как видите, Муньос, но говорите скорее, я тороплюсь!
- Ваша милость направляется, конечно, в Охо-де-Агуа?
- Точно так, хозяин, а так как мне предстоит еще проехать четыре мили, то вы понимаете, некогда терять время…
- Сегодня ночью ваше сиятельство не поедете на асиенду! - решительно сказал трактирщик.
- Как так! кто же это может помешать мне?
- Я, ваше сиятельство! Умоляю, выслушайте меня, а там уж сами решайте, стоит ли вам так спешить.
- Значит; вы хотите сообщить мне нечто важное?
- Очень важное, ваше сиятельство! Ваша милость знает, как я предан и что на меня можно положиться.
- Конечно, Муньос, вы говорите правду, только… Трактирщик наклонился к нему и проговорил чуть слышным голосом:
- У меня к вам письмо от Твердой Руки.
- О-о! - произнес дон Порфирио, задумавшись. - Это требует размышления. Не найдется ли в вашем доме места, чтобы поместить двух дам и прислугу? - громко спросил он.
- Найдется, ваша милость! Хотя они и не найдут у меня удобств своей асиенды, но ночь скоро пройдет.
- Совершенно верно; так пойдем же все, Муньос, прошу вас!
Дон Порфирио возвратился назад медленным шагом и, обратившись к одному из всадников, сказал:
- Кастор, предупредите, пожалуйста, капитана дона Диего Леона, что мы останемся на ночь в этом пресидио. Мы расположимся на этой площади, затем ваши охотники устроят здесь бивуак.
Кастор был уже пожилой человек, но очень деятельный. Его энергичное лицо дышало прямотой и храбростью; в то же время было видно, что он очень умен. Он был канадским охотником и более тридцати лет колесил пустыню по всем направлениям; ему были известны самые тайные уголки ее.
- Слушаю, сеньор, - ответил он, - разве есть какие-нибудь новости?
- Я еще ничего положительного не знаю, но что-то боюсь. Во всяком случае, капитан, примите предосторожности, и, главное, позаботьтесь, чтобы мы были в открытом месте.
- Положитесь на меня, сеньор, и будьте спокойны!
- Благодарю вас!
Тогда дон Порфирио приблизился к дамам и, поклонившись им, сказал:
- Сеньоры, не будете ли вы столь любезны дойти до этой гостиницы, где все приготовлено, чтобы принять вас?
- Разве мы здесь ночуем? - спросила более пожилая из них.
- Да, дорогая Энкарнасьон! Я рассудил, что мы еще очень далеко от асиенды, куда не доберемся раньше полуночи, а с дамами такое путешествие ночью очень затруднительно, так лучше переночевать эту ночь в пресидио.
- Татита керида (дорогой отец), - сказала, смеясь, младшая из дам, - хотя вы очень ловкий дипломат, но нас вам не обмануть; мы видели, как вы разговаривали с незнакомцем.
- Извини, дитя мое, это был хозяин того дома, в котором вы с матерью проведете эту ночь. Он объявил мне, что ваши апартаменты готовы.
- Апартаменты?! Название несколько лестное, пожалуй! - сказала молодая девушка с лукавой усмешкой.
- Хесусита, - остановила ее мать, - к чему так приставать к отцу? Какова бы ни была причина, заставившая его попросить нас остаться здесь на ночь, им руководит желание сделать нам же лучше!
- О, мама! - возразила молодая девушка, смеясь. - Отчего же мне немножко и не подразнить дорогого папу?
- Подразнить-то ты меня можешь, - ответил он с улыбкой, - твоя мать знает, как я люблю вас обеих, она справедлива ко мне!
- Но ведь с этой остановкой не связано никакой опасности, дон Порфирио? - спросила с беспокойством его жена.
- Решительно ничего, моя милая, - весело ответил он, - это простая предосторожность, ничего больше. Признаюсь, ваше присутствие делает меня трусом, я поневоле всего остерегаюсь, а потому мне можно простить эту задержку.
- Ну, довольно об этом, мы, неблагодарные, не сумели сразу оценить всю вашу заботливость! Ведите нас в гостиницу!
Дон Порфирио повел обеих дам с их служанками в дом достойного Муньоса, который хлопотал изо всех сил, чтобы привести в порядок свое убогое жилище, что ему почти удалось благодаря гамакам и багажу, который дамы везли с собой.
В это самое время капитан дон Диего Леон вместе с Кастором исполнил данное приказание: устроили бивуак на площади - к великому изумлению местных жителей, которые давно не присутствовали на подобном празднестве. Они со всех сторон обступили всадников, предлагая им свои услуги и помогая устроиться.
Охотники, приблизительно около ста шестидесяти человек, были все из канадских, американских и мексиканских лесов. В общем, все это были люди честные, решительные и воинственные. Они сохраняли во всем строгую дисциплину и вскоре вошли в мирные переговоры с жителями, и те снабдили их за весьма умеренную плату съестными припасами и напитками.
Зажгли костры; расставили караульных, затем принялись ужинать; взялись за лошадей и их корм, также позаботились о мулах; таким образом, все устроились.
Эта остановка каравана на площади в деревне или даже в городе вещь весьма обыкновенная; на пограничных станциях она происходит всякий раз, как экспедиция собирается вступить в пустыню.
Властям пресидио не пришлось вмешиваться; только когда алькальд-майор узнал, что этот блестящий отряд состоял под командой дона Порфирио, богатого асиендадо, любимого и уважаемого всеми на пятьдесят миль в окружности, но новое назначение которого ему еще не было известно, он счел своим долгом сделать ему визит и поздравить с приездом в Тубак.
Лишь только дон Порфирио освободился, а донья Энкарнасьон с дочерью поужинали и легли спать, он позвал Муньоса, сгорая от нетерпения узнать поскорее новости, которые тот хотел сообщить ему.
Хозяин гостиницы поспешил на его зов.
- Сядьте, Муньос! - сказал ему дон Порфирио, когда тот вошел в комнату. - Теперь мы спокойны, нам нечего бояться нескромных ушей, сообщайте те важные известия, о которых вы говорили мне.
- Я готов служить вам, как всегда, ваше сиятельство, но, прежде всего, разрешите вручить вам письмо!
- Письмо! От кого? Кажется, никто не знает о моем путешествии, как же это случилось?..
- Не ломайте голову, ваша милость, я вам уже назвал автора письма, но вы забыли: это письмо от белого охотника, известного под именем Твердой Руки! - поспешно прервал трактирщик.
- Ах, да! Как это я мог забыть?! Твердая Рука, дружбой которого я дорожу, действительно знает о моем путешествии, а также и то, что я должен был проехать через Тубак. Дайте мне письмо, Муньос; вы давно получили его?
- Сегодня утром, ваша милость!
- Кто вам передал его?
- Этого я и сам не знаю!
- Как не знаете?!
- Право, не знаю!
- Однако, не само же оно попало в ваши руки?
- Не само, ваше сиятельство, хотя, судя по странности передачи, почти что так.
- Я вас совсем не понимаю.
- Сегодня утром, по обыкновению, в пресидио пришли из окрестностей пеоны продать дичь, фрукты, овощи и говядину. Вы знаете, все индейцы так схожи между собой, что их очень трудно различить одного от другого. Итак, эти люди явились сюда предлагать мне товар.
- Да что тут общего с письмом? - в нетерпении прервал дон Порфирио.
- Подождите, ваша милость, вы поймете!
- Ну, продолжайте!
- Я говорил, что эти люди пришли предложить мне товар. Я накупил несколько корзин фруктов, овощей и говядины; одним словом, пополнил свой запас, да и хорошо поступил, а то вам нечем было бы поужинать сегодня, ваша милость!..
- Это правда. Продолжайте!
- Индейцы, получив деньги ушли. Тогда я раскрыл корзины… И каково же было мое удивление, когда в одной из них увидел письмо, адресованное на мое имя?! Я не поверил своим глазам. Но мое имя было ясно написано; я раскрыл это странное послание и в нем нашел второе письмо с вашим именем; в моем же было написано всего несколько слов: