Страх, который охватил королеву в присутствии этого человека, объяснялся тем деятельным участием, которое он принимал в убийстве Давида Риччо. Отец его, главный виновник этого позорного преступления, хотя и был в то время изнурен тяжелым и продолжительным недугом и даже не в силах был носить доспехи, тем не менее поднялся с постели и совершил убийство на глазах у своей повелительницы. Сын его тогда помогал старику и сам сыграл немаловажную роль в этом деле. Не удивительно поэтому, что королева, которая так много пережила, когда при ней совершилось это кровавое злодеяние, до сих пор еще испытывала невольный ужас перед его главными участниками. Тем не менее она любезно ответила на поклон Рутвена и протянула руку Джорджу Дугласу, который поцеловал ее, благоговейно преклонив колено. Это ваш первый знак верноподданнического почтения по отношению к заточенной королеве, который пришлось увидеть Роланду Грейму. Мария Стюарт молча кивнула в ответ, после чего наступило непродолжительное молчание. Дворецкий, человек с мрачным взором и суровым выражением лица, поставил, по указанию Джорджа Дугласа, стол с письменными принадлежностями, а паж, повинуясь немому приказу своей госпожи, придвинул большое кресло с той стороны стола, где находилась королева, вследствие чего стол теперь как бы барьером отделял Марию Стюарт и ее свиту от незваных гостей. После этого дворецкий отвесил низкий поклон и покинул зал. Когда дверь за ним закрылась, королева первая нарушила молчание:
- С вашего позволения, милорды, я сяду… Хотя мои нынешние прогулки не столь продолжительны, чтобы вызвать утомление, все же сейчас я нуждаюсь в отдыхе более, чем обычно.
С этими словами она опустилась в кресло и, заслонив красивой рукой глаза от света, внимательным, испытующим взором посмотрела на каждого из пэров. Мэри Флеминг поднесла платок к глазам, а Кэтрин Ситон и Роланд Грейм обменялись взглядами, полными такого участия и сострадания к их венценосной госпоже, что, казалось, они и думать не могли о чем-либо, касавшемся их самих. С минуту все молчали.
- Я жду объяснения вашего прихода, милорды, - сказала наконец королева. - Я жду, что мне сообщат о миссии, возложенной на вас теми, кого вы называете членами Тайного совета. Вероятно, это петиция с извинениями и просьба вернуться на принадлежащий мне по праву престол, не слишком тяжко покарав тех, кто отнял его у меня.
- Миледи, - ответил Рутвен, - нам нелегко открыть суровую правду государыне, которая так долго правила нами, но мы прибыли сюда прощать, а не просить прощения. Иными словами, миледи, от имени Тайного совета мы предлагаем вам подписать эти акты, которые должны в значительной мере содействовать умиротворению страны, распространению слова божьего и вашему личному дальнейшему благополучию.
- Ваши учтивые слова, милорд, должны быть приняты на веру? Или я получу возможность ознакомиться с содержанием этих актов примирения, перед тем как меня попросят их подписать?
- Безусловно, миледи, желательно и необходимо, чтобы вы прочли то, что требуется подписать, - ответил Рутвен.
- Требуется, - подчеркнуто повторила королева. - Впрочем, это слово здесь вполне уместно… Читайте, милорд.
Лорд Рутвен приступил к чтению составленного по всей форме акта, где от имени королевы говорилось, что она еще в юные годы была призвана управлять престолом и королевством Шотландским и ревностно трудилась на этом поприще, пока ее дух и тело не утомились до полного к этому отвращения, так что в дальнейшем она не сможет выносить тяготы и заботы государственных дел; и что, поелику господь благословил ее прекрасным и многообещающим сыном, она пожелала обеспечить за ним уже сейчас, при жизни своей, преемственность во владении престолом, на который он имеет наследственные права. "Вследствие этого, - стояло далее в документе, - мы, будучи движимы материнской любовью к вышеупомянутому сыну нашему, сочли за благо отказаться и отречься, а этим нашим по доброй воле составленным письмом подтверждаем, что мы действительно отказываемся и отрекаемся от престола, власти и управления королевством Шотландским в пользу вышеупомянутого сына нашего, дабы он, будучи законным государем, наследовал нам, как если бы мы ушли от царствования по причине болезни, а не произвольным решением. И дабы это наше отречение от королевского сана возымело более полное и торжественное действие и дабы никто не мог делать вид, что не знает о нем, мы доверяем, предоставляем и вручаем нашим преданным родичам лорду Линдсею Байрсу и Уильяму, лорду Рутвену, неограниченные, прямые и непосредственные полномочия выступить от нашего имени перед самым большим собранием дворян, духовных лиц и горожан, какое только может быть собрано в Стерлинге, и там, в их присутствии, нашим именем и волей публично объявить об отречении нашем от престола, власти и управления королевством Шотландским".
Здесь королева с видом крайнего изумления прервала чтение.
- Что это значит, милорды? - воскликнула она. - Уж не принимают ли участие в бунте мои уши, обманывающие меня столь необычайными речами? Впрочем, было бы не удивительно, если бы после столь долгого и близкого общения с мятежниками они и сами решили бы попотчевать меня языком мятежа. Скажите же мне, что я ошиблась, милорды, скажите, во имя вашей собственной чести и чести всей шотландской знати, что мои преданные кровные родственники Линдсей и Рутвен, два барона, прославленные своими воинскими подвигами и древностью рода, добирались до темницы своей доброй государыни не с той целью, какую тщетно пытаются внушить мне эти слова. Честью и верностью заклинаю вас, скажите, что мои уши лгут!
- Нет, миледи, - мрачно ответил Рутвен, - ваши уши не лгут вам… Они лгали тогда, когда оставались глухи к речам проповедников евангелия и к достойным советам ваших честных подданных; когда они прислушивались к лести тунеядцев и изменников, чужеземных фаворитов и отечественных временщиков. Страна не может больше выносить правление королевы, которая даже собою не в силах управлять. Вот почему я умоляю вас пойти навстречу последнему. пожеланию ваших подданных и советников; вы этим избавите и нас и себя от дальнейших волнений по столь мучительному поводу.
- И это все, чего требуют от меня мои любящие подданные, милорд? - спросила Мария с горькой иронией. - Неужели они готовы удовольствоваться таким пустяком, как мое согласие передать принадлежащий мне по праву рождения престол годовалому младенцу, и тем, что я обменяю скипетр на прялку? О нет! Этого слишком мало для них. Вон тот, второй свиток, вероятно, подвергнет более тяжелому испытанию мою уступчивость по отношению к подданным.
- Этим актом, - ответил все тем же неумолимо суровым тоном Рутвен, разворачивая новый пергамент, - ваше величество передает вашему ближайшему родственнику, всеми уважаемому и наиболее достойному доверия из ваших подданных Джеймсу, графу Мерри, регентскую власть в королевстве на весь период несовершеннолетия юного короля. Акт этот уже утвержден Тайным советом.
- Так эта стрела из его колчана? Она пущена из лука моего брата? А я-то надеялась на его возвращение из Франции как на единственное или по крайней мере наиболее быстрое средство к моему освобождению! И даже когда я услышала, что он захватил в свои руки управление государством, я все еще полагала, что он постыдится править, прикрываясь моим именем.
- Я должен получить ваш ответ на требование Совета, миледи, - настаивал лорд Рутвен.
- На требование Совета? - повторила королева. - Скажите лучше - на требование шайки разбойников, которым не терпится разделить захваченную добычу. На такое требование, да еще переданное устами изменника, чья голова, не помешай этому мое женское мягкосердечие, давно бы уже украшала городские ворота… на такое требование у Марии Шотландской нет ответа.
- Я надеюсь, миледи, - заметил лорд Рутвен, - что неприемлемость для вас моей особы в качестве посла не усиливает вашего сопротивления в данном вопросе. Вам следовало бы помнить, что за смерть вашего любимца Риччо глава рода Рутвенов поплатился жизнью. Мой отец, который стоил дороже целого графства столь подлых лизоблюдов, так и умер в изгнании, убитый горем.
Королева закрыла лицо руками и, опустив голову, заплакала так горько, что слезы ручьями заструились по ее тонким белоснежным пальцам, которыми она старалась их скрыть.
- Милорды, - вмешался сэр Роберт Мелвил, - к чему такая жестокость? С вашего разрешения, нас послали сюда не для того, чтобы воскрешать старые обиды, а для того, чтобы найти пути к устранению новых бедствий.
- Сэр Роберт Мелвил, - ответил Рутвен, - нам лучше известно, с какой целью нас послали сюда, и потому было совсем не обязательно навязывать нам ваше общество.
- Ей-богу! - воскликнул Линдсей. - Я так и не пойму, зачем нам был подсунут этот мягкотелый добряк, разве что вместо сахара, которым аптекари подслащивают капризным детям целебные, но горькие пилюли. По-моему, это напрасный труд там, где есть другие средства заставить проглотить лекарство.
- Нет, милорды, - возразил Мелвил, - вам достаточно хорошо известны данные вам секретные инструкции; я же, мне кажется, лучше всего выполню свой долг, стараясь посредничать между вами и ее величеством.
- Молчите, сэр Роберт Мелвил, - сказала королева, поднимаясь с пылающим от возмущения лицом. - Дай мне платок, Флеминг! Я стыжусь, что этим изменникам удалось так взволновать меня. Скажите, надменные лорды, - продолжала она, вытирая глаза, - на каком основании королевские вассалы осмеливаются оспаривать права богопомазанной государыни, хотят изменить присяге, которую они ей принесли, и лишить престола ту, которой он был дан божьим соизволением?
- Миледи, - ответил Рутвен, - будем говорить откровенно: ваше правление, начиная с роковой битвы при Пинки-Клю, когда вы еще младенцем лежали в колыбели, и до настоящего времени, когда вы стоите перед нами зрелой женщиной, оказалось сплошной цепью трагических утрат, бедствий, гражданских смут и внешних войн, каких еще не знала наша история, французы и англичане единодушно избрали Шотландию ареной битв, в которых они решают свои собственные исконные споры. У нас же каждый готов поднять руку против своего родного брата; ни один год не проходит без мятежа и резни, изгнания вельмож и преследования горожан. Мы не в силах этого больше выносить, а потому, как королеву, которой бог отказал в умении прислушиваться к мудрым советам и на чьи действия и планы никогда не падало его благословение, мы просим вас уступить другому лицу управление и руководство страной, чтобы спасти хоть остатки этого обезумевшего королевства.
- Милорд, - ответила Мария, - мне кажется, что на мою злосчастную и обреченную голову вы взвалили вину за такие бедствия, в которых, с гораздо большим основанием, я могла бы обвинить ваши собственные строптивые, дикие и неукротимые нравы - ту неистовую свирепость, с которой вы, шотландские магнаты, вступаете в распри друг с другом, не останавливаясь в гневе ни перед какими жестокостями, сурово мстя за ничтожные обиды, пренебрегая мудрым законом предков, запрещающим подобные жестокости, восставая против законной власти и ведя себя так, как если бы не существовало короля в стране или, точней, как если бы каждый был королем в своих собственных владениях. А теперь во всем этом вы вините меня - ту, чья жизнь была отравлена вашими раздорами, чье спокойствие было нарушено, чье счастье было погублено. Разве не приходилось мне скакать через леса и горы с горсткой преданных мне людей, чтобы восстановить мир и устранить притеснения? Разве я не носила кольчугу на теле и пистолеты в седле, поневоле изменив женственности и достоинству королевы, чтобы личным примером воодушевить своих приверженцев?
- Мы согласны, миледи, - возразил Линдсей, - что смуты, вызванные вашим же дурным управлением, могли порой потревожить вас, когда вы веселились среди ряженых и бражников, могли прервать вашу идолопоклонническую мессу или иезуитские наставления какого-нибудь французского посла, но самое длительное и тягостное путешествие, если только память мне не изменяет, ваше величество проделали из Хоуика в замок Эрмитаж, а послужило ли оно благу государства или хотя бы вашей собственной чести, останется на совести вашего величества.
Королева повернулась к Линдсею с невыразимой мягкостью и бросила на него один из тех обольстительных взглядов, которые дало ей в дар небо как бы для того, чтобы показать, как бессильны порой самые могучие женские чары.
- Линдсей, - сказала она, - вы не говорили со мной столь суровым тоном и с такой грубой насмешливостью в тот ясный летний вечер, когда мы с вами стреляли по мишеням, соревнуясь с графом Маром и Мэри Ливингстон, когда мы выиграли у них ужин в укромном садике в Сент-Эндрюсе. Тогда властитель замка Линдсей принадлежал к числу моих друзей и клялся вечно быть моим верным защитником. Чем же я обидела графа Линдсея? Или, быть может, почести изменили его нрав?
При всей жестокой бесчувственности Линдсея его, видимо, тронула эта неожиданная жалоба, но он почти тотчас же ответил:
- Всем известно, что вы, ваше величество, в то время кого угодно могли лишить рассудка. Ну что ж, я был не умней других. Но уже очень скоро более занятные люди и более искусные царедворцы оттеснили в сторону меня с моей грубоватой преданностью, и, по-моему, ваше величество еще помнит, как мои неуклюжие попытки усвоить приятные манеры доставили много веселых минут придворным хлыщам, вашим четырем Мариям и француженкам.
- Милорд, я сожалею, если оскорбила вас своей неуместной веселостью, - промолвила королева. - В качестве оправдания могу лишь сказать, что это было совершенно непреднамеренно. Вы полностью отомщены, - прибавила она со вздохом, - ибо веселостью я уж никогда больше никого не оскорблю.
- Наше время истекает, миледи, - напомнил лорд Рутвен. - Я вынужден просить вас решить тот важный вопрос, который я вам изложил.
- Как, милорд! - воскликнула королева. - Я должна ответить сразу, не получив ни минуты на размышление? Неужели члены Совета, как они себя именуют, думают, что я соглашусь на это?
- Миледи, - возразил Рутвен, - Совет придерживается того мнения, что с той роковой ночи, когда был убит король Генрих, и до дня Карбери-Хилла у вашего величества было достаточно времени, чтобы приготовиться к предложенному ныне наиболее легкому способу избежать многочисленных опасностей и тягот.
- Великий боже! - воскликнула королева. - Ивы еще считаете это благодеянием? Но ведь то, чего вы от меня требуете, любой христианский монарх счел бы утратой чести, не менее тягостной, чем утрата самой жизни. Вы отнимаете у меня мой престол, мою власть, моих подданных, мое богатство, мое государство. Что же, во имя всех святых, можете вы предложить или действительно предлагаете мне в обмен на мое согласие?
- Мы даруем вам прощение, - сурово ответил Рутвен. - Мы предоставим вам место и дадим возможность провести остаток вашей жизни в уединении и раскаянии, мы дадим вам время примириться с небом и приобщиться к истинной вере, которую вы всегда отвергали и преследовали.
Королева побледнела, услышав угрозу, которая отчетливо прозвучала не только в словах, но и в суровом, неумолимом тоне говорившего.
- А если я не соглашусь на ваше столь жестоко навязываемое требование, милорд, что тогда?
В ее голосе слышались и естественный женский страх и чувство оскорбленного достоинства. Наступило молчание. Казалось, никому не хотелось давать ясный ответ на этот вопрос. Наконец Рутвен сказал:
- Не знаю, нужно ли напоминать вашему величеству, столь сведущей в законах и исторических летописях нашего королевства, что убийство и прелюбодеяние являются такими преступлениями, за которые до сих пор даже королевы подлежали смертной казни.
- Но откуда, милорд, и каким образом возникло такое страшное обвинение против той, которая стоит сейчас перед вами? - спросила королева Мария. - Лживая и отвратительная клевета, отравившая общественное мнение в Шотландии и сделавшая меня беспомощной пленницей в ваших руках, бесспорно еще не есть доказательство моей вины.
- Нам не требуется более веских доказательств, - ответил суровый лорд Рутвен, - чем бесстыдный брак вдовы убитого с главарем шайки убийц. Те, кто соединили свои руки в роковые майские дни, уже заранее объединили сердца и мысли в действиях, всего на несколько недель предшествовавших этому браку.
- Милорд, милорд! - в волнении воскликнула королева. - Вспомните-ка лучше, сколько людей помимо меня настаивало на этом роковом браке, на этом самом злосчастном событии моей и без того злосчастной жизни. Бывает, что дурные советники подсказывают монарху пагубный шаг, но хуже демонов соблазна и предательства те из них, которые требуют к ответу своего несчастного государя за поступки, ими самими подсказанные ему. Разве вы не слыхали, милорды, о договоре, который скрепили своей подписью пэры, навязывая злополучной Марии Стюарт этот злополучный союз? Боюсь, что, если заглянуть в этот договор, который обязывал меня выйти замуж за того несчастного, там окажутся имена и Мортона, и Линдсея, и Рутвена. О стойкий и преданный лорд Хэрис, не знающий обмана и бесчестья, напрасно ты преклонил тогда передо мною свои благородные колена, предостерегая от грозившей мне опасности, и напрасно ты же первый обнажил в мою защиту свой меч, когда я действительно пострадала оттого, что пренебрегла твоим советом! О верный мой пэр и надежный рыцарь, насколько отличаешься ты от тех дурных советников, которые теперь угрожают моей жизни за то, что я попала в западню, которую они же мне и расставили.
- Миледи, - прервал ее Рутвен, - мы знаем, что вы искусно владеете даром слова, и, быть может, именно по этой причине Совет послал сюда тех, кто лучше разбирается в языке сражений, чем в хитроумных уловках законоведов и в придворных интригах. Мы хотим лишь знать, согласны ли вы, при условии сохранения вашей жизни и чести, отказаться от шотландского престола?
- А кто поручится, - спросила королева, - что вы честно выполните наш договор, если я действительно обменяю сан королевы на заточение и слезы одиночества?
- Порукой послужит наша честь и наше слово, миледи, - ответил Рутвен.
- Для поруки они слишком легковесны и ненадежны, милорд, - усмехнулась королева. - Добавьте хоть щепотку пуху, чтобы утяжелить чашу весов!
- Пойдем отсюда, Рутвен! - воскликнул Линдсей. - Эта женщина всегда оставалась глуха к добрым советам и прислушивалась только к словам льстецов и лакеев. Пусть же она останется при своем отказе и пожнет его плоды.
- Погодите, милорд, - вмешался граф Мелвил, - лучше всего будет, если вы разрешите мне… всего на несколько минут… получить частную аудиенцию у ее величества. Если мое участие в посольстве преследует какую-либо цель, то только посредничество. Заклинаю вас не прекращать переговоров и не покидать замка, пока я не сообщу вам окончательное решение ее величества!
- Мы будем ждать в замке еще полчаса, - сказал Линдсей. - Но, отвергнув наше честное слово и наше поручительство, она оскорбила мою честь. Пусть же теперь хорошенько обдумает, какого пути ей придерживаться. Если по истечении получаса она все еще не согласится на требования народа, ее пребывание в этом мире не слишком затянется.
Без особых церемоний оба лорда покинули зал, прошли через приемную и спустились по винтовой лестнице; при этом было слышно, как огромный меч Линдсея ударялся о каждую ступеньку. Джордж Дуглас последовал за ними, предварительно обменявшись с Мелвилом взглядами, полными удивления и сочувствия.