Отец смотрел в небо на ласточек.
- Клятвы в любви… - Он не отрывал глаз от птиц. - Они тоже улетают… Но все же следует пуститься в путь.
Казалось, его занимали только ласточки.
- Я тоже так думаю, отец.
Тот взял сына за руку.
- Мадмуазель де Мальзонвийер слишком хороша для тебя, сынок. Тебе надо отправляться завтра же, не встречаясь с ней больше.
Жак замер в нерешительности.
- Так нужно, - твердо сказал старший.
- Я так и сделаю, - ответил младший.
Вечерний ужин за столом прошел в молчании. После прощальных слов отца трое детей отправились спать.
На рассвете семья уже провожала Жака. Пьер и Клодина тихонько всхлипывали. Нечего и говорить, лицо Жака оставалось каменным.
- Куда ты направляешься, сынок? - спросил Гринедаль.
- В Париж.
Отец обнял сына и протянул ему кошелек с золотом. Но сын решительно отвел руку.
- У меня есть руки. А золото оставь Клодине. Я накопил пятьдесят ливров. Мне пока хватит.
Тогда отец подал сыну какую-то драгоценность на ленте, которую снял с шеи.
- Это тот самый медальон, который ты нашел, сынок, пять лет назад. Найдешь господина, которому он принадлежал, - вернешь его. Может быть, это напомнит ему о нашем гостеприимстве. Ну, обнимемся напоследок.
Мужские объятия были сдержанными. А когда дошла очередь до Клодины, та бросилась на шею брату.
- За нее, - с чувством произнесла она.
Жак вздрогнул.
- Да, за нее, - повторила она. - Это она меня просила.
Жак от всего сердца обнял сестру. И с пылающим в великих надеждах душой отправился в Париж.
ГЛАВА 3. ДОРОГА В БУДУЩЕЕ
В нескольких сотнях шагов от домика сокольничего дорога довольно круто поднималась вверх по склону холма. На его вершине Жак остановился и оглянулся назад. Его отец с детьми были ещё видны. Посмотрев на них с минуту-другую, Жак ещё раз, но уже мысленно, простился с ними. Затем окинул взглядом всю округу. Пейзаж имел вид мирный и живописный. Самое суровое сердце не могло бы устоять от мысли, что с этим приходится расставаться. А ведь Жак ещё и расставался со своей любовью, хотя и не навечно, как полагал. Но мы не будем наводить грусть на читателя (хоть и приятную, но все же грусть!). А если уж ему все же захочется погрустить, пусть закроет на время нашу книгу и вспомнит что-нибудь подобное из своей жизни. Ведь у каждого были такие минуты, и мы уже второй раз полагаемся на опыт читателя.
Продолжив путь, Жак после ночи, проведенной в Фоканберге, прибыл во Фрюже. Здесь на постоялом дворе он столкнулся с группой местных жителей, бежавших от солдат из армии венгров и хорватов, нанятых испанским правительством для войны во Фландрии. Те рыскали в округе с целью поживиться какой-либо добычей. Жак осведомился у беженцев, далеко ли враг.
- Кто знает? - пожал тот плечами. - Может, в десяти лье, может, в сотне шагов. Эти разбойники рыщут повсюду.
Жаку ничего не оставалось, как двинуться наудачу в свой путь. Не встретив ни венгров, ни хорватов, он, пройдя изрядное расстояние, присел у дороги - отдохнуть в тени и пообедать. Занятый мыслями о доме, о Сюзанне, о своих будущих успехах, он не заметил, как погрузился в сон.
Проснулся Жак от шума. Его обступили шесть-семь всадников, а ещё парочка занималась его вещевым мешком. Жак было бросился на них, но сильный удар свалил его с ног, и он неподвижно распростерся на земле.
И трех минут не потребовалось парочке грабителей, чтобы отстегнуть его мешок, а заодно прихватить и одежду. Затем раздался топот копыт и все - мешок, всадники, одежда Жака - исчезло. Жак поднялся, вышел на дорогу и огляделся. Вдали стлался дым: горели две деревни. На берегу большого ручья группа кавалеристов двигалась в походном порядке. Жак никогда не видел такой униформы: белая, с желтыми отворотами куртка и черные рейтузы.
Сбоку ехал всадник, без сомнения, их командир. Повинуясь безотчетному порыву, Жак устремился к нему. В конце концов, если король испанский и император германский вели войну с королем французским, это не должно было касаться путешественников.
Раздетый юноша, двигавшийся наперерез, не мог быть не замечен командиром.
- Чего тебе? - грубо поинтересовался он.
- Справедливости, - ответил Жак.
Командир усмехнулся. Ехавшие рядом два всадника быстро обменялись несколькими словами. Их резкий гортанный выговор поразил слух Жака.
- На что ты жалуешься?
- У меня отобрали одежду, мешок, деньги, все вещи…
- На тебе же осталась кожа, а ты жалуешься, шут гороховый!
Жак понял, что ошибся в ожиданиях.
- Но я же сказал, что…
- Я тоже сказал.
Командир повернулся к своим офицерам и о чем-то поговорил с ними. После их ответа он обратился к Жаку:
- Француз?
- Да.
- Откуда?
- Из Сент-Омера.
- Тогда ты должен знать дорогу во Фландрию.
- Знаю, и очень хорошо.
- Вот и веди нас, а то твои соотечественники уносятся от нас, как стая канареек. Пошел!
Жак не двинулся с места.
- Ты слышал?
- Прекрасно.
- Тогда марш.
- Я остаюсь здесь.
- Ты действительно останешься здесь! - вскричал командир, и выхватив пистолет, толкнул Жака.
- Ну, ты пойдешь?
- Нет, против своих я служить не буду и никуда вас не поведу. - Голос Жака дрожал от решимости.
Несколько мгновений пистолет торчал перед глазами Жака, затем медленно опустился.
- Значит, ты нас не поведешь?
- Нет.
- Тогда мы тебя поведем.
Послышалась команда на незнакомом языке, и несколько солдат схватили и связали Жака.
- Ты обзаведешься прекрасным галстуком из недоуздков, - заявил командир. - К нему мы добавим самую изящную ветку на самом красивом дубе. И сделаем из тебя пример всем жителям Артуа.
Солдаты бросили Жака на свободную лошадь, как мешок, и отряд двинулся к Эсдену.
Лежа поперек лошадиного крупа и предаваясь горьким мыслям, Жак через некоторое время осознал, что положение внушает кое-какие надежды. Получилось так, что его лошадь оказалась не слишком резвой. Постепенно Жак не просто оказался в хвосте колонны, но и вообще вне поля зрения всадника, которому было приказано его сторожить. Бывает ведь и так: на войне, как в жизни, всякое случается. Улучив момент, Жак соскользнул с лошади и бросился в поле.
Пройдя с четверть часа по дороге в Сен-Поль, Жак нагнал группу кавалеристов с пехотинцами, усаженными на крупы коней. Шедший за группой часовой обернулся и с удивлением заметил Жака, идущего в одних штанах.
- Отведите меня к вашему начальнику, - обратился к нему Жак.
Начальник, щеголь с тонкими черными усиками и румяными щеками, ему сразу понравился. Он с минуту смотрел на Жака, затем улыбнулся и сказал:
- Если ты француз, ничего не бойся, ты среди французов.
- Вы приняли меня за шпиона?
- Лишь поначалу. Но ты нас не боишься, значит, просто проводишь нас на место, где покинул своих обидчиков.
- То были наемники. Они шли в монастырь Святого Георгия рядом с Бергенезом. До них сейчас не больше лье.
Начальник снабдил Жака одеждой, саблей и пистолетами.
- Ты когда-нибудь брал в руки эти игрушки? - спросил он.
- Дайте мне встретить тех бандитов, и увидите.
И две сотни всадников с гренадерами на крупах лошадей пополнились ещё одним.
- Да ты сидишь в седле, как старый кавалерист! - воскликнул начальник, скакавший рядом с Жаком.
- Этому меня научил в Сент-Омере отец.
- Так ты оттуда? А не знаешь ли ты сокольничего Гийома Гринедаля?
- Это мой отец.
Офицер пристально взглянул на юношу.
- Я часто сиживал на коленях старины Гийома. Ты, стало быть, Жак? А кто такой д'Ассонвиль, ты помнишь?
- Это же наш благодетель! - воскликнул Жак.
- А я его сын, Гастон д'Ассонвиль. Мой отец умер, но его сын - твой друг.
ГЛАВА 4. СТЫЧКА
Отряд легкой кавалерии под командой Гастона д'Ассонвиля остановился в десяти минутах пути от монастыря Святого Георгия.
- Что поделывает аббат? - С таким вопросом Гастон обратился к местному крестьянину, принесшему известие, что в монастыре мародеры.
- Долбит землю, - ответил сей муж. - Ему нужен погреб.
- Прекрасно! Ужинать будем после бала.
- Гм…Мне кажется, господин начальник, танцоров для празднества будет маловато. Ведь этих мадьяр там полно.
- Сколько же?
- Ну, сотен шесть-семь, все на лошадях и при оружии. А сейчас, в ожидании ужина, они грабят Овэн.
Рядом горела деревня и слышалась стрельба.
Гастон не медлил. Его шпага показала на горящую деревню.
- Вперед! - И под эту команду весь отряд пришел в движение.
Вскоре солдаты д'Ассонвиля достигли деревни. Многочисленный враг вступил было с ними в бой. Но всадники, окружив своих спешившихся гренадеров, которые разбились на группы по двадцать человек, смело напали на противника.
Но тут старый офицер с обеспокоенным видом обратился к д'Ассонвилю.
- Что вы делаете? Их же вдвое больше нас, и у них лучшая позиция.
- Как? Вы считаете врагов, господин Кюдрэ?
- Я делая это для короля. Нельзя так разбрасываться молодыми жизнями наших солдат.
- А вы разве не слышите, как вопиет о мщении каждая рухнувшая крыша в этой деревне? Нет, только вперед! Вперед!
Все, кто слышал эти слова, с ещё большей яростью бросились на мародеров. Завязалась схватка, и Жака впервые охватило упоение настоящим боем. Возникло острое желание мчаться, рубить, стрелять. А когда какой-то хорват выскочил перед ним, выстрелил и пуля сбила ему шляпу, это только подстегнуло Жака. Он бросился на хорвата и нанес ему удар саблей. Тот упал, раскинув руки. Первый в жизни Жака сраженный противник! Д'Ассонвиль, видевший все это, подъехал к нему и поздравил:
- Это было здорово! Считай, ты расквитался с ними за свой мешок. Да к тому же вместо одного ты спокойно можешь теперь заполучить два.
Бой закончился позорным бегством противника. Тем временем два гренадера принесли на носилках Кюдрэ.
- Граф, - обратился он к д'Ассонвилю, - вы были правы, но и я не ошибся. Мы их разбили, но зато они убили меня. Прощайте, капитан!
И с этими словами смертельно раненый Кюдрэ закрыл глаза навеки. Так Жаку пришлось впервые видеть смерть солдата.
В следующие два дня снова были стычки с противником. И снова Жаку пришлось убивать вражеских солдат.
Однажды он оказался на месте, усеянном трупами венгров. Тут он заметил среди них одного раненого, который полз к берегу реки. Жак подъехал к нему.
- Воды, воды! - бормотал венгр, обратив к нему лицо с запекшейся кровью. - Умираю…
Жак сбегал к реке и принес ему воды в шляпе. Когда венгр напился и обмыл лицо, Жак присмотрелся и узнал в нем того офицера, который собирался его повесить. Венгр тоже его узнал.
- Ну вот, - произнес он, - теперь ты можешь меня прикончить.
Жак молча с ужасом смотрел на него.
- Ведь это твое право, - продолжал венгр. - Давай, делай свое дело!
- Я не убийца.
- Смотри-ка, чистюля какой! Но мой принцип - встретил врага - пусти ему пулю в лоб…Воды, воды! У меня в печенках огонь!
Жак оставил ему воду в шляпе и отправился искать помощь. Вскоре он встретился с д'Ассонвилем.
- Ранен офицер-венгр, хотевший меня повесить по дороге в Артуа, - сказал он. - Нужна помощь…
Д'Ассонвиль дал ему двух гренадеров. Когда они подошли к венгру, тот взглянул на Жака.
- Что за сердце у тебя? - спросил он.
- Мое сердце принадлежит всем людям.
- Впервые вижу такого человека, - пробормотал венгр. Затем помедлил и сказал:
- Дай мне руку…Вот так.
- Как вы себя чувствуете?
- Прекрасно.
То были последние слова старого солдата.
Через два часа после этого события Жак сидел вместе с д'Ассонвилем в одной из комнат монастыря.
- Сядь рядом со мной, - попросил его д'Ассонвиль.
- Я? Рядом с вами?
- После боя все мы только солдаты, а не господа и слуги. Сядь и расскажи о себе подробнее.
Жак рассказал ему о себе все. Д'Ассонвиль взял со стола стакан с вином.
- Пью за осуществление твоих надежд.
Жак вздохнул.
- Ты прав, вздыхая, - заметил д'Ассонвиль. - Надежда - это предатель, наносящий коварный удар.
- Я надеюсь, потому что верю.
- Ясное дело, ведь тебе всего двадцать. Надежда - украшение юности: беда тому юноше, у кого её нет.
Д'Ассонвиль положил обе руки на плечи Жака и посмотрел ему в глаза.
- Так что же ты собираешься делать? - спросил он.
- Я говорил: еду в Париж за счастьем. Не оставаться же мне с вами.
- Это мы ещё посмотрим, - произнес д'Ассонвиль. - Но допустим, что ты прибыл в Париж. Что дальше?
- По правде говоря, не знаю. Буду стучаться во все двери.
- Прекрасный способ ни в одну не войти. У тебя есть деньги?
- Двадцать ливров в мешке, который надеюсь вернуть.
- Плюс пятнадцать луидоров за твое участие в сражении. Но триста пятьдесят ливров в Париже означают всего лишь два месяца жизни. Дальше что?
- Не знаю. Но я могу стать солдатом.
- Это другое дело. Не ты и не я сделали мир таким. В наши времена надо родиться графом или бароном, а вот стать им…
- Но мне нужен Париж, - растерянно пробормотал Жак. - Иначе я ничего не достигну.
- Париж годен только для богатых. Тебе придется стать, например, домашним секретарем: в доме благоухание, улыбка у рта, тишина и покой…
- Нет. - Голос Жака стал пронзительным. Д'Ассонвиль смотрел на него, не выдавая чувств. Но в душе он смеялся: какой Жак все-таки ещё мальчик!
- Нет! - снова воскликнул Жак. - Я останусь солдатом.
Жак без слов снял с себя руки д'Ассонвиля - жест, в котором в данном случае не приходилось сомневаться - он решился!
Несколько дней спустя на пятнадцать луидоров, полученных от капитана, он купил себе хорошего коня и покинул монастырь.
- Вот тебе рекомендательное письмо, - сказал ему на прощание д'Ассонвиль. - Если захочешь вернуться, я жду тебя. Если же будешь возвращаться к Мальзонвийерам, самым коротким путем станет дорога через Лаон. Я буду там. Прощай, дорогой.
Жак пожал руку капитана и отвернулся, чтобы скрыть слезу. Ведь он уже чувствовал себя гордым солдатом!
ГЛАВА 5. В КАЗАРМЕ
Без приключений Жак прибыл в Лаон. Первый солдат, которого он встретил, указал ему дорогу к жилищу господина Нанкре. Именно ему, своему брату, написал капитан про путешественника, прося оказать ему поддержку. Это был высокий, тощий и нервный мужчина с повелительным характером. Он был на пару лет моложе брата, но на четыре года старше по виду, с каменным лицом. Нанкре прочитал письмо д'Ассонвиля и помолчал минуту, затем вторую и третью…
- Хочешь стать солдатом?
- Да, капитан.
- Это то место, где свинца больше, чем золота.
- Мне нужно пробить себе путь в жизни.
- Смотри, не ошибись. У меня в артиллерии - дисциплина строгая. За третью провинность - расстрел.
- Надеюсь, не дойдет и до первой. По крайней мере, до расстрела уж точно. Это наверняка.
- Это твое дело. С завтрашнего дня ты мой солдат. Но…Имя твоего отца… - Нанкре помедлил. - Я предпочел бы, чтобы ты его носил по заслугам. Надо ещё проверить, достоен ли ты быть его сыном.
Жак ждал.
- Для полка твое имя слишком штатское. Назовем тебя…Да оно уже написано на твоем лице.
- И какое же?
- Бель-Роз.
И Нанкре вызвал капрала и представил ему нового рекрута.
Капрал Ладерут оказался неплохим человеком.
- Наш капитан - человек суровый, - сообщил он. - Не забывай об этом. Но если стараться, он тебя быстро повысит.
- Вы, я вижу, очень старались получить нашивки?
- Как повезет. Когда в офицерах убыль, дело идет быстрее.
- Будем надеяться, противник закидает нас ядрами…
- Это не преминет случиться.
- Молодцы испанцы!
- Наш майор сделал с их помощью карьеру. У нас десяток капитанов и три майора. Так что нужно всего три-четыре ядра и пяток гранат.
- По-моему, моя должность сапера - совсем неплохая.
- Превосходная. Здесь если один офицер теряет ногу, тридцать солдат остаются без головы.
- Да ну?
Бель-Роз надолго умолк, потом наконец обратился к капралу:
- Мсье Ладерут, вы ведь говорили, что в артиллерии приобретают или успех, или смерть?
- Да.
- Сколько служите вы?
- Восемь лет.
- Дьявол!
- Не волнуйся. Месяцев через шесть ты будешь сержантом. А на меня не смотри: я долго был курьером, вот и все. Не робей!
Так беседуя, они прибыли в казармы, где для Бель-Роза началась новая жизнь.
Надо сказать, начал он довольно рьяно. Капрал Ладерут, обучая солдат, иногда попадал в затруднения, так как не очень-то был внимателен, получая инструкции от сержанта. И тут, на счастье (или беду Ладерута?) выскакивал вперед Бель-Роз со своими поправками. Надо сказать, что сначала, кроме смеха, они ничего не вызывали. Кончилось тем, что, не выдержав, Ладерут пошел к Нанкре.
- Капитан, вы говорили, что я должен обучить Бель-Роза. Но ведь это готовый инженер: он все время учит своего капрала.
- Позови мне его.
И Нанкре пришлось объяснить Бель-Розу, что без знания тригонометрии и испанского языка ему ничего не светит.
- Придется тебе приступить к ним завтра же, - добавил он.
Несколько дней назад Бель-Роз получил от д'Ассонвиля пятнадцать луидоров для платы за учебу. Он показал их Нанкре. Тот нахмурился.
- Вы мой солдат, и я сам найду учителей. А эти деньги - это ваши дела с д'Ассонвилем, и я их не касаюсь.
"- Вот вам и суровый Нанкре," - подумал про себя Бель-Роз.
И ему пришлось засесть за теорию. Неоднократно личико Сюзанны смазывало ему углы в тригонометрии. Но его упорство было непреодолимым.
Однажды после рукопашного боя с тригонометрией Бель-Роз пошел было проветриться на улицу. Тут он столкнулся с одним солдатом, быстро взбиравшемся наверх.
- Ну и неловок же ты! - вскричал солдат.
Бель-Роз объяснил, что неловок как раз сам солдат, шедший не по той стороне, где надо.
- Да ты ещё и противоречишь! - И солдат замахнулся было на Бель-Роза, но тот предотвратил удар, сбросив солдата с лестницы на глазах у нескольких саперов. Поднявшийся с земли солдат в ярости произнес:
- Человек с такой сильной рукой наверняка знаком со шпагой! Ты мне ответишь за это.