- Позвольте познакомить вас, майор, с Джоном Скалли и Прайсом Льюисом. Это майор Старбак, джентльмены. Мой начальник канцелярии.
- Роскошный день, майор. - белозубо ощерился Скалли.
Говорил он с явственным ирландским акцентом и руку жал крепко, в отличие от его товарища, ладонь которого была мягкой и вялой.
- Мистер Скалли и мистер Льюис, - с гордостью сообщил Пинкертон, - вызвались пробраться на Юг.
- В Ричмонд! - уточнил с воодушевлением Скалли, - Слышал, что это роскошный, но мелкий городишко!
- Табаком пропах. - сказал Джеймс просто, чтобы что-то сказать.
- В точности, как я! - хохотнул Скалли, - и мелкий, и табаком пропах! Последняя цыпочка, которую мне удалось затащить в постель, говорила, что так и не поняла, с кем переспала - со мной или с сигарой!
Скалли засмеялся, довольный собственным остроумием. Прайс Льюис откровенно скучал, Пинкертон улыбался, а Джеймс старался скрыть, насколько покороблен скабрёзностью. Всё-таки эти люди добровольно решились ради своей родины на что-то очень опасное, и обижать их Джеймсу не хотелось.
- Майор Старбак. - человек воцерковлённый. - объяснил его замешательство гостям Пинкертон.
- Я тоже, майор! - немедленно признался Джеймсу Скалли и подкрепил слова быстрым крёстным знамением, - И на исповеди я каюсь во всех грехах без утайки, но какого чёрта? Что же, теперь не радоваться жизни и помереть с постной рожей, как у этого чёртова англичанина?
Он добродушно кивнул на Прайса Льюиса, безучастно наблюдающего за тем, как нью-джерсийцы грузятся на борт парохода.
- Европейцев, в отличие от янки, южане привечают. - просветил Джеймса Пинкертон, - Мистер Скалли и мистер Льюис будут изображать прорвавшихся сквозь блокаду купцов.
- Это будет роскошно до тех пор, пока нас не опознают бывшие клиенты. - ухмыльнулся Скалли.
- То есть? - обеспокоился Джеймс.
- Мы с Прайсом провели немало времени, отлавливая южных подпевал в Вашингтоне и вышибая их через границу на милый им Юг. Насколько нам удалось разнюхать, никого из них в Ричмонде нет, но мелкий шансик хапнуть шилом патоки остаётся всегда. Факт, а, Прайс?
Прайс флегматично кивнул.
- Вы же подвергаете себя огромному риску. - взволновался Джеймс.
- Бульдог платит нам за то, чтобы мы подвергали себя риску, разве нет? - весело сказал Скалли, - К тому же я слышал, что дамочки в Ричмонде чем красивее, тем легче отдаются за полновесные северные доллары. А мы с Прайсом всегда рады услужить дамам. Разве это не истина Господня, Прайс?
- Пусть так, Джон. Пусть так. - рассеянно подтвердил Льюис, глядя на объятые суетой причалы.
- Жду-не дождусь минуты, когда смогу слиться в экстазе с какой-нибудь южной цыпочкой. - сладострастно проскулил мистер Скалли, - Ах, эти грациозные жеманницы в рюшах да оборочках! Неприступные и холодные, но стоит звякнуть северной монеткой, и юбки спадают с них, как листва с деревьев осенью. Да, Прайс?
- Пусть так, Джон. Пусть так. - подавляя зевок, пробормотал Прайс.
Пинкертон расставил Джеймсу все точки над "и", пояснив, что Льюис и Скалли посылаются в Ричмонд узнать, что стряслось с Тимоти Вебстером:
- Здоровьем он похвастать не может. Риск того, что он заболел, а то и хуже, велик. В таком случае мистерам Льюису и Скалли придётся связываться с твоим агентом. Для этого им требуется письмо, Джимми, в котором ты побожишься, что этих достойных господ нечего опасаться.
- Конечно, только если ваш агент, майор, - не южная прелестница. В этом случае мы за себя, сами понимаете, ручаться не можем. - вставил Скалли, - Разве не факт, Прайс?
- Пусть так, Джон. Пусть так.
Джеймс вернулся за стол и написал требуемое письмо после того, как его уверили в том, что оно будет пущено в ход лишь если Тимоти Вебстер бесследно исчез. В противном случае письмо так и будет лежать невостребованным, зашитое в одежде Джона Скалли. Джеймс под диктовку шефа выразил в послании Адаму благодарность за бесценные сведения об укреплениях на полуострове за фортом Монро и молил срочно, насколько только возможно, выслать уточнения по ним, прося верить инструкциям, сопровождающим данное письмо.
Закончил письмо Старбак пылкими заверениями в том, что денно и нощно молится о своём брате во Христе. Написал своей рукой адрес и указал адресата на конверте (всё того же "почётного секретаря" вымышленного общества). Пинкертон добавил в конверт ещё один листок и собственноручно запечатал обычной резиновой печатью. Затем передал Скалли:
- В вестибюле собора святого Павла есть стойка для писем. Туда письмо и поместите.
- Собор-то хоть приметный, не заблудимся? - полюбопытствовал Скалли.
- В самом центре города. - успокоил его Пинкертон.
Скалли поцеловал конверт и спрятал в карман:
- Неделя, Бульдог, и нужные сведения будут у тебя!
- Переправляетесь сегодня?
- Почему бы и нет? - ухмыльнулся ирландец, - Погодка роскошная, а ветерок, хоть мелковат, но попутный.
Джеймс уже знал, что чаще всего Пинкертон засылал агентов на территорию Конфедерации, переправляя по ночам через широкое устье Потомака, куда лазутчики попадали по одному из бесчисленных ручьёв и протоков на мэрилендском берегу. Очутившись в Виргинии, агенты где-то в округе Кинг-Джордж разживались у тайных сторонников Севера лошадями и документами.
- Позвольте мне пожелать вам удачи. - неловко сказал Джеймс.
- Вы, главное, цыпочек нажелайте нам побольше, майор! - вновь расцвёл в улыбке Скалли.
- Шлите нам вести сразу, как только их узнаете. - инструктировал Пинкертон, - Нам нужны цифры, Джон, точные цифры! Сколько точно солдат на полуострове! Сколько в Ричмонде войск, готовых выступить на помощь Магрудеру?
- Получишь ты свои цифры, Бульдог, не беспокойся! - обнадёжил главу разведки напоследок Скалли и, уже садясь в кабриолет, крикнул, - Два дня, и мы в Ричмонде! Может, мы дождёмся вас там, Бульдог! Отпразднуем вместе победу в винном подвальчике Джеффа Дэвиса!
Скалли засмеялся, а Прайс Льюис поднял руку, прощаясь, и прищёлкнул языком, страгивая с места коней. Коляска покатила через рельсы.
- Смелые ребята. - вздохнул Пинкертон, - Очень смелые, Джимми.
- Да. - согласился Джеймс, - Смелые.
На причалах паровые краны грузили ящики и клети с артиллерийскими боеприпасами: ядрами и болванками, дальней и ближней картечью, шрапнелью. Другое большое судно следовало по фарватеру, лопасти молотили воду, борясь с быстрым течением Потомака. Из вагонов прибывшего поезда на причалы высыпали солдаты. Один из полковых оркестров грянул "Звёзды и полосы", которые хлопали на свежем весеннем ветру, как кнуты, едва не срываясь с дюжины гюйсштоков. Армия Севера, громаднейшая из существовавших в Америке, начала переброску к месту будущей победы.
На полуостров, охраняемый жалким десятком тысяч южан.
Бельведер Делани пристроил Натаниэля Старбака на хлебную должность в Паспортном бюро Конфедерации. Первой реакцией Старбака было презрение.
- Я - солдат, - заявил он адвокату, - а не канцелярская крыса.
- Сейчас ты - нищий. - холодно осадил его Делани, - А за паспорта люди дают умопомрачительные взятки.
Паспорта требовались не только для поездок за пределы Ричмонда, но и в самой столице после наступления темноты. Народ военный и гражданский постоянно толпился в грязной конторе на углу Девятой и Брод-стрит. Старбак же по протекции Делани сам получил там кабинет на третьем этаже, который делил с сержантом по фамилии Кроу. Впрочем, присутствие Старбака "в присутствии" было в равной степени и ненужным, и утомительным. С работой сержант прекрасно справлялся сам, Старбак же убивал время, читая роман Энтони Троллопа, подложенный кем-то из предшественников Натаниэля под сломанную ножку стола, или бомбардируя письмами Адама Фальконера в штаб-квартире армии в Калпепер-Куртхаус, надеясь, что друг (или бывший друг) воспользуется своим гипнотическим влиянием на отца, чтобы восстановить капитана роты "К" на прежнем месте службы. Вскоре, однако, писать Адаму Натаниэль перестал, потому что ответа так и не дождался.
Спустя три недели Старбак обнаружил, что никого не колышет, насколько прилежно он посещает место службы и посещает ли вообще. С того дня в кабинете он стал появляться раз или два в неделю исключительно для того, чтобы засвидетельствовать своё почтение сержанту Кроу, остальное время посвятив столичным соблазнам. А соблазнов хватало, и особую пикантную остроту придавали им слухи о нависшей над городом опасности. Северяне, как болтали, сосредоточили в форте Монро немалые силы, и первая сплетня об их высадке ввергла население Ричмонда в панику. Но день следовал за днём, янки сидели в форте тише воды, ниже травы, и самозваные уличные стратеги стали утверждать, что форт Монро - перевалочный пункт для войск, предназначенных усилить федеральный гарнизон на Роаноке.
Бельведер Делани, с которым теперь часто обедал Старбак, только презрительно фыркал:
- Ну да, Роанок, как же! Нет, мой милый Старбак, их цель - Ричмонд. Один стремительный наскок, - и всему этому недоразумению конец! И мы все военнопленные! - перспектива перейти в разряд военнопленных его скорее развлекла, чем огорчила, - Столоваться хуже, во всяком случае, нам не грозит. Вообще, я заметил, что война прежде всего отражается на том, что именуется "предметами роскоши", а по сути является тем, ради чего стоит жить. Половина таких вещей стала просто недоступна, а вторая половина разорительно дорога. Это говядина омерзительна на вкус, не правда ли?
- Всё лучше, чем солонина.
- Ах, да, я и забыл, что ты привык к простой пище на ваших армейских пикниках. Наверное, мне тоже полезно было бы услышать хоть разок свист пуль, пока война не закончилась? Думаю, это сделало бы мои будущие мемуары проникновеннее. - Делани улыбнулся во все тридцать два зуба.
Он не был чужд мелкого тщеславия, гордясь своими зубами, целыми, без единого пятнышка, и дивной белизны. Старбак познакомился с Делани год назад, когда судьба забросила его на Юг, и между ними завязалась некое опасливое подобие дружбы. Делани забавляло, что сын преподобного Элиаля сражается за Юг, тем не менее, его приязнь к Натаниэлю далеко выходила за рамки обычного любопытства. Старбаку же нравилось в адвокате готовность придти на помощь, а, кроме того, северянин отчаянно нуждался в дружбе таких людей, как Делани или Бёрд, ибо видел в них счастливчиков, не приковывающих, как его отец, себя и других к прокрустову ложу суровой непрощающей веры: Делани и Бёрд, как думалось Старбаку, свободны от мнения окружающих, и порой (особенно в обществе Делани) Натаниэль дерзал надеяться, что и сам умён достаточно, чтобы однажды освободиться от гнетущего его чувства вины. Старбак знал, что Делани, при всём его внешнем добродушии, хитёр и безжалостен. Без этих двух качеств он не преуспел на избранном им поприще торговли тем, что сам называл двумя предметами первой необходимости для воина: оружием и женщинами.
- Говорят, будто пули именно свистят. Это так? - Делани снял очки и тщательно протирал линзы носовым платком.
- Да.
- В какой тональности?
- Никогда не обращал внимания.
- Интересно, а, может, по-разному летящие пули и звучат, как разные ноты? Умелые стрелок мог бы пулями высвистеть целую мелодию. - пофантазировал вслух адвокат и пропел начальную строчку популярной в Ричмонде минувшей зимой песенки, - "Чего же медлишь ты, Рохля-Джордж?" Хотя он больше не медлит, да? Как считаешь, всё решится на полуострове?
- Если решится, - сказал Старбак, - то я хочу быть там.
- Ты неумно кровожаден, Нат. - Делани выудил из тарелки кусок хряща и показал Старбаку, - Вот что приходится есть. Слава Богу, у меня хотя бы дома есть, чем порадовать желудок.
Он отодвинул тарелку. Они обедали в ресторане отеля "Спотсвуд-Хаус". Натаниэль покончил со своей порцией, достал пачку чистых паспортных бланков и толкнул к адвокату.
- Отлично. - Делани прибрал бланки, - Так, должен я тебе четыре сотни долларов.
- Сколько? - изумился Старбак.
- А что ты хотел, мой милый Старбак? Паспорта нынче в цене. - довольно промурлыкал законник, - Северные шпионы отваливают за каждую такую бумаженцию целое состояние!
Он засмеялся, показывая, что просто дразнит приятеля.
- В любом случае, я продаю паспорта за приличные деньги, и ты в доле. Всё справедливо. Полагаю, ты предпочтёшь получить долю в деньгах северян?
- Какая разница?
- Большая, поверь мне. Северные доллары идут к нашим один к трём.
Делани, ничуть не стесняясь других посетителей ресторана, достал толстую пачку новых ассигнаций Союза. Южане тоже уже напечатали собственные банкноты, но их ценность падала с первого же дня из-за обрушения всей ценовой системы. Масло стоило пятьдесят центов за полкилограмма, растопка - восемь долларов за связку, кофе нельзя было достать ни за какие деньги, даже хлопок, основа южного процветания, удвоился в цене. Комната, ещё год назад сдававшаяся за пятьдесят центов в неделю, теперь обходилась в десять долларов.
Впрочем, Старбака цены на съёмное жильё не беспокоили. Он имел свой закут в хозяйственной части огромной усадьбы на Франклин-стрит, где жила с недавних пор Салли Труслоу и её товарки с прислугой, кухарками и портнихой. Особняк был истинной жемчужиной города и принадлежал табачному фабриканту, разорённому блокадой. Бельведер Делани купил у него усадьбу и превратил в самый дорогой ричмондский дом свиданий. Мебель, картины, отделка если и не были изысканнейшими в городе, то, по крайней мере, казались таковыми при свете свечей, а вино, еда и развлечения были настолько роскошны, насколько позволяла война. Дивы полусвета принимали клиентов по вечерам, а по предварительной записи и днём, но только по предварительной записи, без которой никто не мог миновать фигурные столбы у подножия широкой лестницы. Деньги меняли хозяев, но так неявно, что пастор церкви святого Иакова трижды побывал в особняке, пока догадался, какого рода торговля здесь процветает. Больше священника в усадьбе не видели, в отличие от трёх других духовных пастырей. Согласно установленным Делани правилам, в посещении заведения отказывалось офицерам в ранге ниже майора и одетым с вульгарным шиком штатским. Таким образом, клиентура состояла из людей богатых и благовоспитанных, хотя несколько портила всё необходимость принимать членов конгресса Конфедерации.
Комнатка Старбаку досталась крохотная и сырая в строении, стоящем в глубине запущенного сада. Платил Натаниэль за неё Делани бланками паспортов, а обитательниц заведения наличие под боком обстрелянного ветерана только радовало, потому что преступники в Ричмонде совсем распоясались. Кражи со взломом стали обычным делом, а уличные грабежи больше не возбуждали ничьего любопытства. И Старбак девушкам не отказывал, охотно сопровождая их к Дюкену, парижскому парикмахеру, или в один из магазинов модного платья, неведомо как ещё умудряющихся доставать товар.
Ясным утром Натаниэль дожидался Салли у входа в заведение Дюкена, читая в "Экзаминере" очередную статейку, требующую от руководства Конфедерации сбросить, наконец, трусливое оцепенение, владеющее ими, и вторгнуться в пределы северных штатов. Солнце, впервые за три недели, пригревало не по-весеннему жарко, и столица постепенно оживала, выходя из зимней спячки. Двое инвалидов Булл-Рана, с дробовиками охраняющее салон Дюкена, беззлобно подшучивали над Старбаком из-за состояния его мундира.
- С такой девушкой, капитан, нельзя одеваться в тряпьё. - нравоучительно заметил один из них.
- С такой девушкой дай Бог вообще не одеваться, хватило бы сил. - парировал Старбак, и охранники захохотали.
Один из них потерял под Булл-Раном ногу, второй руку.
- О "юном Наполеоне" в газете что-нибудь пишут? - спросил однорукий.
- Ни слова, Джимми.
- Так он в форте Монро или нет?
- Если он и в форте Монро, "Экзаминеру" об этом ничего не известно.
Джимми пустил длинную струйку табачной слюны в канаву:
- Как бы не вышло, что "его там нет, они в Ричмонд не придут", а потом - бац! - он уже в Ричмонде со всей своей чёртовой армией!
Виргинские газеты изощрялись в насмешках над МакКлелланом, но сквозь строки читалось загнанная вглубь опаска: неужели Север нашёл таки военного гения, и кого гению может противопоставить Юг? Первоначальное всеобщее восхищение Робертом Ли после его неудачи в западной Виргинии и бесконечного траншеекопательства, затеянного им вокруг Ричмонда, сменилось пренебрежением, выразившимся в прозвище "Король лопат". Тем не менее, у него всё ещё хватало сторонников. Горячей поклонницей Ли была и Салли Труслоу. Впрочем, стоит отметить, что девушка полагала генерала новым Александром Великим исключительно потому что, однажды повстречав её на улицах столицы, он благовоспитанно обнажил голову.
Старбак отдал газету Джимми и, бросив взгляд на выставленные в витрине часы, прикинул, что Салли выйдет не раньше, чем через четверть часа. Закурив сигару, он прислонился спиной к золочёной колонне у входа в салон. И в этот момент его окликнули:
- Нат!
Окрик донёсся с противоположной стороны улицы, и увидеть того, кто его звал, Старбаку мешали проезжающие друг за другом воз с пиленым лесом и изящная двуколка с расписными колёсами и мягкими подушками. Когда же они прогрохотали по брусчатке, Старбак узрел Адама, бегущего через улицу с протянутой для рукопожатия рукой:
- Нат! Прости, пожалуйста, я должен был ответить на твои письма! Как твои дела?
Натаниэль мог сколько угодно злиться на Адама, твёрдить себе, что их дружбе конец, но при виде искренней радости от встречи и раскаяния, написанных на лице друга, обида растаяла, как дым.
- Нормально. - ответил он неловко, - Ты-то как?
- Зашиваюсь, жутко зашиваюсь. Половину времени провожу здесь, половину - в штабе армии. Держу связь между командованием и правительством, да получаю все шишки. Джонстон с Дэвисом грызутся, а крайний для них обоих я.
- Ну, меня крайним выставил твой отец. Причем, в буквальном смысле выставил. Из Легиона. - с болью сказал Старбак.
Адам нахмурился:
- Мне жаль, Нат. Правда, жаль. - он виновато покачал головой, - Извини, я помочь не в силах. Хотел бы, но отец настроен против тебя и меня не послушает.
- А ты не пытался его переубедить?
Адам замялся, но природная честность взяла верх:
- Нет, не пытался, но только потому, что это бесполезно, Нат. Я не видел его больше месяца, а от писем проку не будет. Может, мне и удастся смягчить его, но для этого мне надо поговорить с ним, понимаешь? Лично говорить. Что, потерпишь до той поры?
- Куда ж я денусь, потерплю. - криво улыбнулся Натаниэль.
Если Адам не сможет переупрямить Фальконера-старшего, то никто не сможет.
- Выглядишь цветуще. - сменил тему Натаниэль.
Последний раз он видел друга под Боллз-Блеф, где Адам из-за ужасов сражения, казалось, был готов лишиться рассудка, но теперь он вновь лучился уверенностью в себе и энтузиазмом. Его мундир был наглажен, сапоги со шпорами - начищены, металлические части снаряжения сияли, как само солнце.
- Ну… да. - смутился Адам, - Я с Джулией.
- С Джулией? Невестой, да? - живо заинтересовался Натаниэль.