"Черт возьми! - подумал Ришелье. - Надо быть великосветской дамой, чтобы так бояться стужи. Почему бы ей сразу не назвать свое имя? А если она красива, я, черт возьми, скажу вслед за ней, что и мне холодно.
- Ну, постучи же, парень, - продолжала дама, - постучи, а я скажу, что это сделала я.
- Сударыня, я постучу, так и быть, раз вы меня заставляете; только мне бы хотелось прежде узнать ваше имя.
"Мне тоже", - подумал Ришелье.
- А это зачем? Разве не будет достаточно, если я его назову твоему господину?
- Нет, сударыня, потому что, если мой господин меня прогонит, вы должны будете возместить мне урон.
- Это более чем справедливо, ты малый смышленый, а возмещение - вот, держи задаток в счет того, что я припасла для тебя.
"Снова деньги! - мелькнуло в сознании герцога. - Эта женщина от меня без ума. Такое может пригрезиться только во сне".
- Теперь, - заявил лакей, - мне осталось только спросить вас об одной вещи.
- А именно?
- Как вас зовут?
- Ах, господин Раффе, ты в конце концов выведешь меня из терпения.
- Вы же сами видите, сударыня: коль скоро вам известно мое имя, я должен знать ваше.
- Что ж! Маркиза де При…
И в то же мгновение послышался сильный удар кулака в оконную ставню.
- Госпожа де При! - воскликнул герцог, высунув голову из-под одеяла. - Ну и ну! Вот так сон! Мне приснилось, что госпожа де При, любовница господина де Бурбона, была у меня в саду, спорила с Раффе при пяти градусах мороза! Забавный сон!
Но тут последовал новый удар, за ним еще несколько, все чаще, нетерпеливее, так что рама высокого окна задрожала.
- Да нет же, я не сплю, ко мне вправду стучатся! - вскричал Ришелье.
- Герцог! Герцог! Откройте! - повторял женский голос, слегка изменившийся от досады и чуть охрипший на морозе.
- Открой! - закричал герцог, спрыгивая с кровати, впопыхах натягивая панталоны и кутаясь в домашний халат, который он нащупал под рукой.
Лакей вошел к своему господину.
- А маркиза? - с живостью осведомился Ришелье.
- Я здесь, герцог, - откликнулась г-жа де При, появляясь на пороге. - Вы встали?
- Да, сударыня, для вас я всегда на ногах или в постели, выбирайте сами, маркиза. Зажги свечи, Раффе, зажги.
- Как? Уже оделись? - спросила г-жа де При.
- Гм… Э… - промычал герцог.
- Стало быть, вы меня слышали.
- Да, я узнал ваш голос.
- Ну, герцог, значит, вы не настолько фат, как о вас болтают.
- Почему?
- Фат бы не встал.
- Маркиза, вы забываете, что меня два года не было в
Париже. Однако присядьте же. Огня, Раффе, огня; ты видишь, мой друг, что маркиза продрогла.
- Сдается мне, - смеясь, заметила гостья, - после полуночи дом так переполнен, что сад должен служить прихожей для женщин.
- Совсем напротив, маркиза: дом пуст, я ждал вас.
- Да, во сне.
- А разве не так ждут своей судьбы?
- О герцог! Прелестно!
Маркиза завладела креслом, которое предложил ей Ришелье. Герцог принял одну из своих самых изящных поз; оба стали смеяться; огонь в камине разгорелся; Раффе вышел.
- Ах, черт! - воскликнул герцог. - Знаете ли вы, маркиза, что пробил час ночи?
- И на улице такой мороз, что камни трескаются, герцог.
- Но у господина де Бурбона, верно, слишком жарко, если вы прибежали сюда?
- Право же, герцог, мне было совершенно необходимо первой поговорить с вами.
- Однако, простите, как вам удалось проникнуть сюда? Только что я в полусне или наполовину бодрствуя, это уж как вам больше нравится, кажется, слышал, что либо вы, либо Раффе толковали о калитке, в которую вы ворвались.
- Ворвалась - нет, открыла - да.
- Каким образом, маркиза?
- Да ключом, как же еще?
- Как? У вас есть ключ от моего дома, а я спокойно ложусь спать, подвергая себя такой опасности?
- Герцог, по-моему, вы сами когда-то мне его дали.
- Да, верно, только мне помнится, что я его у вас забрал.
- Какая жестокая память!
- Но послушайте, вы, государственный человек!.. Откуда же у вас этот ключ? Понимаете, я вас об этом спрашиваю, потому что такие сведения мне необходимы.
- Да, он мог быть изготовлен. В сущности, это было бы ловким ходом.
- Вы меня ужасаете, маркиза.
- Успокойтесь, этот ключ…
- Что же?
- Он мне достался не столь честным путем. Это не поддельный ключ, а настоящий.
- Но, в конце концов, где вы его раздобыли?
- Два года тому назад, до своего отъезда в Вену, вы рассеяли по Парижу несколько подобных ключей.
- Да, но неужели вы хотите меня уверить, что женщина в наше время способна два года хранить ключ от дома отсутствующего мужчины, если только она не забыла этот ключ в своем молитвеннике.
- Что ж, вот здесь вы ошибаетесь, герцог; дело в том, что все мы стали очень благочестивыми. Благочестие вошло в моду. О, в Париже многое изменилось со времен вашего отъезда: вы оставили в Пале-Рояле господина регента, а теперь найдете господина Фрежюса в Версале.
- Все сказанное не объясняет, откуда вы выудили этот ключ; по крайней мере если вы не взяли его у кого-либо…
- Взяла? Фи! Вы меня принимаете за принцессу крови, мой милый герцог; вы спутали меня с мадемуазель де Валуа или мадемуазель де Шароле. Взяла! Нет уж, фи! Я его купила.
- Купили? О! Кто же вам его продал?
- Камеристка, понятия не имевшая, что она мне продает. Вы поймите, валяется ключ, его подбираешь, никто о нем ничего не знает, потом приходит некто и дает за этот ключ двадцать пять луидоров. Если хозяйка о нем спросит, можно сделать изумленное лицо и пролепетать: "Какой ключ, сударыня?" Для субретки это так соблазнительно.
- К тому же, как вы сказали, маркиза, то был ключ от дома, который принадлежит человеку, находящемуся в Вене. Ах, черт побери! Значит, все здесь всерьез полагали, что я никогда оттуда не вернусь?
- Все, кроме меня, ибо я как настоящий министр иностранных дел знала, что вы в пути.
- Истинная правда.
- И вот я с дальним прицелом приобрела этот ключ, рассудив, что вы поменяете подбойники в своих замках не ранее чем на следующий день после возвращения; расчет оказался довольно точным, не правда ли?
- И, как видите, пришелся весьма кстати.
- Настолько, что, надеюсь, этот ключ принесет мне больше, чем я на него потратила. Однако же странно, герцог…
И маркиза два-три раза глубоко вздохнула, раздувая ноздри.
- Что такое? - спросил Ришелье.
Маркиза продолжала крупными глотками вдыхать воздух.
- Здесь пахнет женщиной.
- Что вы! Я один.
- Говорю вам, здесь находится женщина, духи которой мне знакомы.
- Маркиза… я вам клянусь!
- Духи принцессы.
- Ах! Вы мне льстите, маркиза.
- Фат! Он не меняется.
- И вы не больше, маркиза, только день ото дня хорошеете.
- Да. По крайней мере именно это мне станут говорить придворные, если я буду в фаворе.
- Вы и так в величайшем фаворе, маркиза.
- Полагаю, что да, и более того - я пришла сюда, чтобы доказать вам это.
- О, неужто?
- Но сначала, герцог, будьте чистосердечны. У вас здесь есть кто-то?
- Никого.
- Слово чести?
- Слово Ришелье! Вы колеблетесь?..
- Герцог, если бы речь у нас шла о любовных делах, я бы верила вам на слово. Но коль скоро мы будем беседовать о политике, а в этой области любая болтливость смертоносна, позвольте мне поступить, как святой Фома. "Vide pedes, vide manus".
- Вы мне это говорите, чтобы заставить меня поверить, будто вы знаете латынь?
- Боже меня сохрани от таких притязаний!
- Ну, приступайте!
- Маркиза, - отвечал герцог, вставая, - вот я беру подсвечник; мы обследуем каждый уголок моих покоев, не так ли?
- Если угодно, да, герцог.
- Хотите, начнем с камина? Впрочем, в нем огонь; надеюсь, он не внушает вам недоверия?
- Ни в коей мере, лишь бы там не пряталась принцесса крови; эти дамы несгораемы, как саламандры.
- Ах, почему нельзя сказать того же о принцах крови, маркиза! - сказал Ришелье.
На этот намек гостья лишь усмехнулась.
- Осмотрим сначала этот уголок между стеной и кроватью, - сказала она.
- Пусто, - отозвался Ришелье. - Взгляните.
- Гардеробные.
- Никого - ни здесь ни там. Хотите заглянуть за вешалки с одеждой?
- Это ни к чему. Ноги бы торчали.
- Остается потайная лестница.
- Бесполезно: засовы на месте, лестница не отапливается; за то время, что мы вдвоем, порядочная женщина умерла бы там от холода, а следовательно, больше не представляла бы для меня опасности.
- Сильный довод.
- Итак, мы одни; побеседуем же.
- Побеседуем, - сказал герцог, подведя маркизу к ее креслу.
LIII. Политика госпожи маркизы де При
Маркиза села. Герцог оперся о спинку ее кресла.
- Маркиза, моя дорогая маркиза, - вздохнул он, довольно-таки нежно сжимая ее руку, - если бы вы знали, как я сожалею, что ваш злой нрав вынудил меня тогда забрать у вас тот ключ.
- Почему?
- Да потому что, если бы вы меня любили, тем более сегодня, сейчас, после моего двухлетнего отсутствия, мы бы с вами потеряли голову друг от друга.
- Герцог, я пришла, чтобы поговорить о делах. Ну же, оставьте в покое мою руку: время не ждет.
- Как вам будет угодно, маркиза. И герцог оставил ее руку в своей.
- Итак, я вам сказала…
- … что вы в фаворе больше чем когда бы то ни было.
- Вас это удивляет?
- Ода!
- И почему же?
- Это странно при той довольно жестокой войне, какую старик Флёри, видимо, затеял против господина герцога.
- Благодарение Господу, мы в долгу не остаемся!
- Но король на его стороне; а вы же знаете, маркиза, когда короля разлучают с наставником, его величество плачет, его величество кричит.
- Да, но королева за нас, а когда короля разлучают с королевой…
- Берегитесь, маркиза. Ходят слухи, что королева стала добродетельной… излишне добродетельной… И что король все больше опасается ее, а любит все меньше.
- А, так вам это сказали!
- Мне говорили и не только это.
- Что же еще?
- Я слышал, что Людовик Пятнадцатый с некоторых пор ложится спать в отдельных покоях, чего прежде с ним не случалось.
- Это правда.
- Что ж, маркиза, в таком случае мне кажется, что ваша опора слабовата, коль скоро вы опираетесь на королеву, которая, по словам короля, отказала мужу в исполнении долга.
Тут оба собеседника расхохотались.
Потом, все еще смеясь, но глядя на герцога взглядом женщины, готовой нанести сокрушительный удар, маркиза спросила:
- Милейший герцог, а известно вам, почему король ложится спать в отдельных покоях?
- Черт возьми! Потому, что он хочет спать один.
- А знаете, почему королева отказывает королю в исполнении супружеского долга?
- Потому что ей это не нравится.
- Так вот, герцог, ничего подобного: потому, что королева беременна. При этом известии Ришелье подскочил и у него вырвалось восклицание, показавшее маркизе, до какой степени интересную новость она ему сообщила.
- А-а. Прекрасно, - пробормотал он, немного помолчав.
- Согласитесь, герцог, - продолжала г-жа де При, - что появление дофина - наша удача; королева, став матерью семейства, сразу и в полной мере обретет вес, присущий ее рангу. А характер у нее уже основательный, она правильно мыслит, она честолюбива, или, вернее, ей внушают честолюбие.
- И кто же его внушает, маркиза?
- Ну вот, теперь он изображает незнайку. Что же, Вена находится так далеко от герцогства Бар и от Лотарингии, чтобы можно было не ведать, до какой степени Станислав жаждет влиять на наши дела?
- Маркиза, я вас понимаю и думаю, что вы, быть может, правы.
- Не так ли?.. Вот почему я сразу подумала о вас и о том, чтобы вовлечь вас в круг наших друзей.
- Маркиза, надеюсь, что я уже там.
- Да, но я говорю о дружбе иного рода… о друзьях в политике.
- Я стану одним из них?
- О! Это будет зависеть только от вас.
- Давайте обсудим план действий.
Господин де Ришелье бросил многозначительный взгляд на альков.
- Что вы там высматриваете, герцог? - спросила маркиза. - Сожалеете о прерванном сне?
- Я, маркиза?
- Ну да, вы поглядываете на свою постель.
- Вовсе нет. А вы, маркиза, вы совершенно уверены, что не озябли?
- Да я вся горю. Ришелье горестно вздохнул. Маркиза расхохоталась.
- Ну же, - сказала она, - будем серьезны, если это возможно. Вы ведь посол, а я - чрезвычайный и полномочный посланник.
- Тогда вернемся к вашему плану.
- Мой план - вот он. Совершенно очевидно, что господин де Фрежюс хочет все прибрать к рукам.
- Даже кардинальскую шляпу, по всей видимости.
- И выгнать господина герцога?
- И выгнать господина герцога.
- Ему для этого требуется поддержка с двух разных сторон. С одной стороны он ею заручился - со стороны короля; теперь ему нужен еще кто-то, кто бы управлял королем. Не находите ли вы наиболее нравственным, чтобы такое влияние на короля оказывала королева, на мужа - жена?
- Это и в самом деле в высшей степени нравственно, маркиза.
- Будем же поддерживать нравственность всеми возможными средствами.
- Ну-ну! Я бы вам рекомендовал для этого безнравственные средства.
- Э, милый герцог! Король благоразумен, как девушка.
- Согласен с вами, маркиза. Но свет видывал девушек, которые переставали быть благоразумными. Мы даже наблюдаем подобное постоянно - это самое обычное дело.
- Королева поддержит его, мы же придадим побольше уверенности королеве.
- Нет ничего легче. Речь идет лишь о…
- … о том, чтобы окружить его величество добрыми примерами, вместо того чтобы предоставить ему наблюдать грехи всех сортов; вам ведь небезызвестно, милейший герцог, что надумал этот отвратительный старый священник, желая просветить короля ввиду приближения его свадьбы.
- Нет, я ничего не знаю, маркиза, и вы бесконечно меня обяжете, рассказав мне об этом, если только это дело не из числа тех, которые можно рассказывать лишь служителям Церкви. Впрочем, в ваших устах все это сильно выиграет.
- Э, герцог, вы сейчас сами увидите…
- Вы меня прямо в дрожь вгоняете.
- Флёри вступил в сговор с Башелье, камердинером. Они заказали знаменитому художнику изобразить в двенадцати картинах всю как есть историю бракосочетания одного из патриархов.
- Ах, вот оно что! Знаете, это ловко придумано.
- Поразительная живопись, герцог!
- Вы видели эти картины, маркиза?
- Ну, сквозь мою вуаль… так, мельком… Дошло до того, что бедный малютка-принц, лет пять-шесть тому назад горько плакавший, когда ему угрожали в виде наказания уложить его в постель к инфанте…
- Дошло до того, что бедный малютка-принц ныне стал отцом семейства… Э, маркиза, из чего вы исходите, позволяя себе укорять господина де Флёри за эти картины? Без этих живописных творений у нас еще не было бы сейчас предполагаемого наследника престола. Что ж! Этот достойный пастырь следует заветам Церкви, оберегая интересы монархии.
- Ну, а я заявляю, что нахожу это чудовищным.
- Черт побери! Должен вам сказать, что на его месте я бы действовал точно так же… впрочем, нет, нет, я приставил бы к королю наставника, чтобы тот давал ему сладостные уроки, и для этой задачи избрал бы вас.
- Вот, опять вы болтаете вздор, вместо того чтобы говорить серьезно. А между тем, мой дорогой герцог, положение стоит того, чтобы взять на себя этот труд.
- Да, маркиза, да, я понял ваш замысел: двор молодого короля вы хотите превратить в подобие двора покойного короля-старца; таким образом Людовик Пятнадцатый будет исполнять роль Людовика Четырнадцатого, королева станет госпожой де Ментенон, господину герцогу придется сыграть Летелье, а вы изобразите отца Лашеза, не так ли?
- Почти так, лишь бы без его старческих немощей.
- Э-э, маркиза, вам нужно было очень поверить в мое полное перерождение, чтобы явиться ко мне с подобными предложениями.
- Да, я на это рассчитываю, потому что вы и в самом деле изменились. Я рассчитываю на это, ибо вы были слишком легкомысленным, чтобы не стать серьезным, слишком достойны порицания, чтобы не стать сдержанным.
- Маркиза, подскажите, как мне себя вести.
- Не премину, а также обрисую вам будущие выгоды.
- Я весь внимание.
- Вам следует завтра явиться на игру у королевы. Что я говорю - завтра? Сегодня, ведь уже половина третьего ночи.
- Пусть так; это было и мое собственное намерение, маркиза.
- Ваше появление произведет необычайное впечатление.
- Сказать по правде, я на это немножко рассчитываю.
- Вот не знаю, очень ли королева к вам благосклонна?
- На сей счет могу вас просветить. Я знаю, что она меня не жалует.
- Вы постараетесь, чтобы она изменила свое мнение на ваш счет: вам все дается легко, стоит только захотеть.
- Попробую. Она полячка, а я буду немцем, мы прекрасно столкуемся.
- Отлично. Как только поладите с королевой, начинайте превозносить перед королем ее совершенства; таким способом вы с ним быстро подружитесь, герцог.
- Да, если он найдет меня забавным.
- Вы будете его забавлять.
- Берегитесь: это то, что трудно делать нравственно.
- Прежде всего он любит охоту.
- Хорошо, но нельзя же охотиться целыми днями и тем более ночами.
- Он любит садоводство.
- Да, знаю, господин де Флёри приохотил его к растениям: король обожает салат-латук, смотрит, как он растет, как вянет. Но я никогда не смогу копать землю и обирать с латука гусениц. А чтобы принудить меня к выращиванию гвоздик, понадобилось бы еще одно - четвертое - заточение в Бастилию, тут бессилен даже пример Великого Конде.
- Будете рассказывать ему анекдоты.
- Я их все позабыл.
- Так придумайте новые.
- Видите ли, маркиза, в мире есть всего три предмета, которые во все времена развлекали королей.
- Какие же это предметы?
- Вспомните Людовика Четырнадцатого, вот уж был король, который в молодые годы поразвлекся, да так замечательно, что в старости его уже ничто больше развлечь не могло. Что ж! Людовик Четырнадцатый любил больше прочего женщин, войну и безумные траты.
- Герцог! Герцог!