LXVII. Майи ревнует свою жену
Господин герцог де Ришелье, как и сказал камердинер, действительно ожидал графа.
Они приветствовали друг друга весьма учтиво, как и пристало людям истинно светским. Майи был не из тех, кто способен оказать дурной прием гостю, приди даже тот с той же целью, что и Пекиньи, самый любезный и самый изворотливый среди вельмож своего времени.
Как требовал обычай, они обнялись.
- Не могли бы вы, дорогой граф, - начал герцог, покончив со всеми любезностями, предусмотренными этикетом, - не могли бы вы уделить мне полчаса?
- Но, герцог, вы же знаете, что здесь…
- Понимаю, этот дом наслаждений, а не дел.
- Значит, вы пришли сюда по делу?
- Да, и притом оно из числа самых неотложных.
- Но я сейчас…
- Сейчас вы здесь с вашей возлюбленной?
- Вот именно.
- Боже мой! Я в отчаянии, что помешал.
- Но в конце концов скажите, герцог…
- Что?
- Так ли уж необходим этот разговор?
- Совершенно необходим.
- В таком случае извольте, я в вашем распоряжении. Где вам угодно расположиться?
- Если вы мне предоставляете выбор, я бы предпочел, чтобы мы совершили небольшую прогулку.
- Здесь есть сад.
- Превосходно!
- Так идемте.
Майи провел Ришелье через ту обеденную залу, где он накануне принимал Пекиньи, на крыльцо, которое утопало в роскошных цветах, прикрытых большим стеклянным колпаком, и оттуда они спустились в сад, печальный, оголившийся с первыми заморозками.
Тем не менее в эти последние осенние дни еще можно было судить о том, как здесь было и как станет вновь, когда возвратится майское тепло с его живительным дыханием.
Сад являл собой вытянутый прямоугольник, обрамленный растущими вплотную к ограде большими кленами, на ветвях которых мороз развесил свои колючие сталактиты - украшение зимы.
- Теперь, господин герцог, как видите, мы одни настолько, насколько вы, как мне кажется, того желали. Говорите же, я вас слушаю. По-видимому, вас прислали ко мне по служебной надобности?
- Клянусь душой, не без того, любезный граф; но позвольте мне для начала выразить вам свое восхищение подобной прозорливостью.
Тут они обменялись поклонами.
- Знаете ли, граф, этот ваш особнячок - сущая прелесть.
- Такая похвала, господин герцог, лестна вдвойне, поскольку она исходит от вас.
- Здесь нужна поистине чудесная птичка, достойная такой очаровательной клетки.
- Герцог!
- Впрочем, если молва не преувеличивает, ваша возлюбленная, по-видимому, жемчужина из жемчужин. В какие же воды вам пришлось нырять, чтобы выудить для нас такое сокровище?
"Как, - подумал Майи, - неужели этому тоже есть дело до моей любовницы?"
И, одарив Ришелье улыбкой, он спросил:
- Вы упомянули о служебной надобности, господин герцог; уж не хотите ли вы сменить резиденцию?
- Каким образом?
- Ну как же: сначала вы были аккредитованы при австрийском августейшем доме, а потом, видимо, при домике на улице Гранж-Бательер?
- О! Да это просто невероятно, как вы догадливы, мой дорогой граф. Право же, вы сегодня в ударе.
"Ясно, - сказал себе Майи. - Он тоже явился требовать у меня Олимпию".
И все в нем судорожно сжалось. Затем, уже вслух, он произнес:
- Господин герцог, моя проницательность заходит еще дальше, чем вы полагаете.
- Да ну? - обронил Ришелье.
- Потому что я не только распознал посольство, ндои угадываю, в чем суть миссии посла.
- В самом деле?
- Да. Только должен вас предупредить об одном обстоятельстве.
- Каком?
- Я дурно настроен.
- Ах, вот как, - удивленно протянул герцог.
- Да, со мной только что уже провели переговоры на сей предмет, и предупреждаю вас, что эта беседа была мне более чем неприятна.
- С вами велись переговоры?
- Да, причем все было высказано весьма ясно и даже очень напористо.
- Будет ли нескромностью осведомиться, кто посетил вас, граф?
- Нет, черт возьми! Тем более что я ему оказал такой прием…
- Неужели?
- … такой, что отбил у него охоту вернуться!
- Но при всем том вы не сказали мне, кто был этот официальный посредник.
- О, это был некто из числа моих близких друзей.
- Пекиньи, должно быть? - наудачу спросил герцог.
- Верно! - вскричал Майи. - Откуда вы знаете? "Ах, дьявол! - подумал Ришелье. - Пекиньи! Проклятая придворная лиса, он еще меня обойдет!"
Потом он спросил вслух:
- И вы отказались выслушать его?
- Напротив, дал ему высказаться до конца. И вот тогда, когда между нами уже не оставалось никаких неясностей, я распростился с ним таким образом, чтобы дать ему понять, что его возвращение было бы для меня крайне неприятно.
- Но, может быть, дорогой граф, - произнес Ришелье с самой проникновенной из своих улыбок, - он не представил вам на рассмотрение все свои соображения?
- О! Сколь бы вы ни были красноречивы, господин герцог, сомневаюсь, чтобы вы превзошли Пекиньи: он превзошел самого Демосфена.
- Давайте поразмыслим, прошу вас, господин граф, - сказал Ришелье, - а чтобы рассуждать здраво, прежде всего не смешивайте мою миссию с миссией Пекиньи; что до меня, я пришел как друг.
- Точь-в-точь с такого уверения Пекиньи и начал. Вы меня пугаете, господин герцог; именно этой самой дружбой я объясняю его столь удивительное красноречие.
- Как бы он ни был красноречив, я надеюсь сказать вам кое-что такое, о чем он забыл.
- Попытайтесь.
- Сначала проясним одну подробность.
- Проясните ее, герцог.
- Всегда лучше знать, какова отправная точка рассуждения, не так ли?
- Без сомнения.
- Итак, начнем с того, что вы расстались с госпожой де Майи, это более или менее точно, правда?
- Как? Это уже известно?
- Целому свету.
- Что ж! Она даром время не теряет.
- Она или вы.
- Она.
- Это не важно: в любом случае дело сделано, притом чрезвычайно умно.
- Так все стало известно? - повторил Майи, не в силах оправиться от удивления.
- Поверьте, мой дорогой граф, что, не зная об этом, я бы к вам не пришел, - сказал Ришелье.
- А! Ну да, верно, - пробормотал Майи.
- Что верно? - спросил герцог.
- Вы разрабатываете план захвата.
- Что вы хотите этим сказать?
В ответ Майи с тонкой улыбкой покачал головой.
- Я вас не понимаю, - сказал Ришелье.
- Зато я понимаю, - отрезал Майи.
- В конце концов, из всего этого следует, что ваша ссора с госпожой де Майи серьезна?
- Из этого следует, господин герцог, что тут я вам предоставляю полную свободу действий: мы с госпожой де Майи отныне друг другу чужие.
- Вы это говорите с таким видом, господин граф… Гм!
- Ну, и с каким же видом я сказал это?
- С таким, который заставляет предполагать, что вы сожалеете об этом разрыве.
- Я не сожалею о нем, герцог, нисколько, хотя моя супруга исполнена редкостных достоинств.
- Она очаровательна!
- О, прошу вас, не восхваляйте ее передо мной слишком уж пылко.
- А почему?
- Да потому, что в конечном счете я все-таки ее муж.
- Что ж! Неужели из этого следует, что вы должны быть нечувствительны к обаянию такой привлекательной женщины?
- Разве я не сказал вам минуту назад, что она исполнена редкостных достоинств?
- Что не помешало вам возвратить ей свободу. Черт возьми, мне это понятно.
- Как? Что вам понятно?
- Конечно, когда имеешь такую возлюбленную, как ваша…
"Так! - подумал Майи. - Вот он и вернулся к Олимпии!"
Вслух же он сказал:
- Послушайте! Вы всего три-четыре дня назад вернулись из Вены, а уже успели свести знакомство и с моей женой, и с моей любовницей?
- С вашей женой - да, с вашей любовницей - нет; но вчера в одном славном обществе говорили о том, как она мила.
- В Рамбуйе?
- Да, а откуда вам это известно?
- Разве я вам не говорил, что у меня побывал Пекиньи?
- Верно; в сущности, именно он и рассказывал об этом.
- А кому?
- Ну, полагаю, что королю. Майи топнул ногой.
- Вот как! - сказал Ришелье. - Значит, в том, что говорят, нет преувеличения?
- О ком говорят?
- Да о мадемуазель Олимпии. Ведь ее так зовут, вашу любовницу, не правда ли? Говорят, что она хороша.
- Очень хороша!
- Исполнена изящества.
- Это фея!
- И сверх того талантлива.
- Артистка, которая выше всяких похвал.
- И она любит вас?
- Что, черт возьми, вы здесь находите удивительного?
- Ничего, черт побери! Вы очаровательный кавалер, и я просто так задал вам этот вопрос.
- Значит, вас интересует, любит меня Олимпия или нет?
- Чрезвычайно интересует.
- Что ж! Она меня любит, герцог.
- А вы любите ее?
- Смешно так говорить, герцог, я это знаю, но…
- Но…
- … но я ее просто боготворю.
- Настолько, что никакая сила не может оторвать вас от нее?
- Да.
- И какие бы блистательные возможности ни открывались перед вами, ничто не заставит вас от нее отказаться?
- Ничто не заставит меня от нее отказаться, но если кто-либо только попробует отнять ее у меня…
- Что бы вы тогда сделали?
- Черт! Да я убью всякого, кто возьмет на себя эту комиссию в угоду кому бы то ни было, будь этот посредник моим лучшим другом или родным братом, будь это даже вы, герцог.
- Вашу руку! - сказал Ришелье, протягивая графу свою.
- Как? Вы мне предлагаете ударить по рукам?
- Вы так меня порадовали, что я теперь самый счастливый человек на земле.
- Вы рады, что я обожаю мою возлюбленную, что любим ею, что готов оспаривать ее даже у самого короля?
- Как счастливо все складывается! - вскричал герцог.
- Но в конце концов, что в этом столь уж отрадного для вас? Или вы хотите, чтобы я сгорел от любопытства, милейший герцог?
- Я в восторге, что вы избавили меня от всех сомнений.
- Значит, они у вас были?
- Разумеется, мой дорогой граф; ведь, как вы сами недавно заметили, муж всегда остается мужем, впрочем, если он более таковым не является… подобно вам… в определенных случаях… что ж!..
- Ну, что тогда?
- Тогда можно смело говорить с ним о его жене.
- Как, вы хотите говорить о моей жене?
- Безусловно, я ведь только за тем и пришел - это меня и смущает.
- Ах, черт побери! - вырвалось у Майи. - Хотел бы я знать, кто из нас двоих, герцог, смущен больше.
- Совершенно очевидно, что это я, - заявил Ришелье, - и доказательство тому, что уже целый час я хожу вокруг да около, не зная, как приступить к делу.
- Хотите, чтобы я вам помог?
- Черт возьми, это было бы очень любезно, дорогой граф!
- О, это проще простого. Вы вчера в Рамбуйе видели госпожу де Майи, и вам показалось, что она в вашем вкусе. Вы знали, что у меня есть любовница, и, как добрый приятель, пожелали удостовериться, что я более не считаю себя женатым.
- Все так, право слово, так… Но какой дьявол мог подсказать вам это?
- У меня есть кое-какие сведения; продолжайте.
- Сказать по правде, дорогой граф, вы человек как нельзя более тонкий: да, у меня и впрямь есть виды на госпожу де Майи, да, мне нужна эта женщина, и я не без удовольствия доказал бы вам, что…
- Ах, это уж чересчур! - закричал Майи и громко захохотал, но сама эта громкость выдавала неискренность его смеха. - Значит, вы явились просить, чтобы я, я сам позволил вам отнять у меня мою жену!
- А вы предпочли бы, дорогой граф, чтобы я, словно мужлан или кто-то из скверных подражателей временам Регентства, забрался к вам без предупреждения и попросту умыкнул ее, пользуясь как прикрытием этой вашей маленькой размолвкой, которая пока еще наполовину в секрете? Фи! Это ужасающе безвкусно. Хотите, я объясню вам, граф, почему мои дипломатические переговоры почти всегда были удачны? Все потому, что для договора, как правило, требуются две соглашающиеся стороны, а я всегда старался устроить так, чтобы не застать своего противника врасплох: я завоевывал его своей прямотой, а побеждал рассудительностью.
- Стало быть, - выкрикнул граф, - вы рассчитываете доказать, что с моей стороны было бы справедливо уступить вам госпожу де Майи?
- Ну, конечно, я на это надеюсь.
- В самом деле?
- Если бы не это, я бы, само собой разумеется, не вынуждал вас подняться с ложа, где вы почивали под бочком своей любовницы, мне ведь сказали, что вы спите.
- Хорошо! Превосходно! - воскликнул Майи, которого невольно развеселила странность происходящего. - Докажите мне это, дорогой герцог, докажите, и, если вы в том преуспеете, я, до сих пор считавший вас победоносным, признаю вас непобедимым.
- Начнем с того, что свою жену вы больше не любите. Ведь так?
- Я это признаю: у нее ужасный характер.
- Для вас.
- О! Но я, видите ли, когда женился на ней, брал ее для себя, мой любезный герцог!
- Прелестно! Вы уже склоняетесь к озорству.
- Как это?
- Ведь теперь вы дурно отзываетесь о госпоже де Майи.
- А вы почему-то желаете ей добра?
- Граф, - усмехнулся герцог, - сделайте милость, давайте говорить серьезно. Я вам клянусь, что дело стоит труда, и раз уж Пекиньи говорил вам об этом, вы должны трезво оценить положение.
- Выражайтесь определеннее, герцог.
- Что ж! Вам надо, по-моему, не показывать вида, что происходящее вам небезразлично. Жертва, приносимая добровольно, не повредит вам в глазах света; к тому же есть две причины, побуждающие вас так поступать: прежде всего - воля короля, а ей противиться нельзя.
- Ну да! То же самое мне твердил Пекиньи.
- Вот-вот! А каков соблазнитель! К тому же наиважнейшая причина здесь та, которую предоставляет вам ваш добрый ангел.
- Что вы разумеете под этим?
- Несовместимость, мой милый граф, несовместимость.
- Не угодно ли вам?..
- Я говорю о том, как кстати пришлась эта ваша несовместимость характеров. В самом деле, подумайте, какая удача, что разрыв произошел именно так, именно поэтому, да еще в тот самый момент, когда он был так нужен.
- О каком разрыве вы толкуете?
- Да о вашем разрыве с супругой. Майи с удивлением посмотрел на герцога.
- Право, не пойму, - сказал он, - какое отношение мой разрыв с госпожой де Майи имеет ко всей этой истории?
- Ну вот, граф, не напрасно я вам говорил, что Пекиньи не предложил вам оценить положение всесторонне… Как же так? Разве не чудо, что именно вчера, без всякой преднамеренности, без скандала, вы и ваша жена подписали маленький пакт о разводе, благодаря которому вы оба теперь вне досягаемости: вы для насмешек, она для обвинений?
- Честью клянусь, - вскричал Майи, - я, герцог, все еще вас не понимаю!
- Вы меня пугаете - что ж, объяснюсь.
- Ох, вы очень меня этим обяжете, не то от вас и Пекиньи я скоро помешаюсь.
- Так вот! Что бы подумал свет, если бы ваш благословенный разрыв не предшествовал той миссии, с которой я к вам явился? Сказали бы: господин де Майи честолюбец…
- Честолюбец?
- А госпожа де Майи пожертвовала своим мужем, поскольку он всего лишь граф, и предпочла ему короля, ибо он король.
- Король? - вскричал Майи, бледнея.
- Э, ну разумеется, король.
- Как?! Моя жена…
- Что?
- Так это король ее домогается?
- Несомненно.
- А вы…
- Я первый, кто показывает пример самоотречения.
- Вы пришли от имени короля?
- А от чьего же, по-вашему, имени я мог бы прийти? Я посол Франции, а Франция - это король. Кой черт! Мой дорогой граф, кто носит имя Ришелье, тот занимается либо делами короля, либо своими - одно из двух.
Майи застыл, пораженный: весь круг неведомых обстоятельств, о которых он понятия не имел, внезапно открылся перед ним. Всецело поглощенный своей любовницей, он до сих пор был уверен, что Ришелье ведет речь именно о ней.
- Король влюблен в мою жену! - пробормотал он наконец, выходя из остолбенения.
- Э, да что с вами? - воскликнул Ришелье. - Можно подумать, будто вы с неба упали! Ведь я уже полчаса на десять разных ладов говорю вам все об одном.
- Ах, герцог, герцог! - прошептал Майи. - Неужели это правда, что вы мне сообщили?
- Так вы что, меня не слушали?
- Моя жена! Король любит мою жену! Ришелье утвердительно кивнул.
- Но это невозможно! - внезапно вскричал Майи.
- Как так невозможно?
- Но, герцог, Пекиньи сегодня утром говорил мне совсем другое. Герцог, все это ваши выдумки.
- Я придумал это?! Черт подери!
- Да, вы.
- И с какой целью?
- Чтобы отнять у меня мою жену.
- О-о, граф, - протянул Ришелье, - что за чертовщину вы несете? Или за те годы, что меня здесь не было, в Париже стало принято так выражаться? Выдумки? Я что-то выдумываю? От вас ли это слышу? Ну, мой дорогой граф, вы несете вздор.
- О! Пекиньи! Пекиньи!
- Вот оно что! Ну, так чего он вам наговорил?
- Он же мне сказал, что это Олимпия, моя любовница, предмет вожделений короля!
- Неужели?
И Ришелье расхохотался.
- Вас это веселит, герцог? - процедил Майи, готовый разозлиться.
- Нуда.
- И почему же?
- Потому что это и в самом деле забавно. А что, если так и есть?
- Король любит двух женщин?!
- Он на это способен, граф.
- О, прошу вас, не шутите так.
- Да ведь, если на то пошло, он вполне может забрать у вас обеих, мой бедный граф!
- Ох, герцог, согласитесь же, что положение в самом деле недопустимое.
- По правде говоря, странное стечение обстоятельств.
- Забрать Олимпию, которую я люблю!
- Так отдайте ему вашу жену.
- Госпожу де Майи, которая носит мое имя!
- В таком случае отдайте ему вашу любовницу.
- Герцог, я человек конченый, надо мной будет потешаться весь Париж, а вы уже начали.
- Не приведи Боже! Мой дорогой граф, я, напротив, пришел к вам с открытым сердцем и самыми дружескими чувствами.
- Так дайте же мне совет!
- Вот еще! Вы шутите.
- Как так?
- Разве можно давать советы человеку в вашем положении, человеку, принужденному сделать выбор между любовью и самолюбием?
- Но в конце концов, герцог, вы же пришли сюда с какой-то целью?
- Проклятье! По-моему, я достаточно долго объяснял вам, зачем я здесь.
- Повторите еще раз.
- Что ж! Я пришел, чтобы предложить вам способ спастись от осмеяния.
- Предлагайте, и поскорее.
- Я пришел, чтобы вам сказать: король домогается вашей жены; вы никогда не любили свою жену, а ваша жена к вам охладела. Так поспешите.
- Поспешить? Мне?
- Да.
- Каким образом?