- Нет у меня горя, Робин, я таков же, каким был вчера и каким буду завтра, и вы увидите, что в битве я буду как всегда впереди.
- Я ничуть не сомневаюсь и нашем мужестве, дорогой мой Уилл, но мне кажется, на душе у вас неспокойно: что-то печалит вас, я уверен в этом. Будьте же откровенны со мной, а вдруг я могу быть вам полезен, хотя бы для того, чтобы разделить груз ваших забот, ведь уже от этого становится легче. Если вы с кем-то поссорились, скажите мне, и я помогу вам.
- Причина моей печали не так серьезна и значительна, дорогой Робин, чтобы и дальше оставаться тайной. Если бы я хорошенько поразмыслил, то случившееся меня бы не удивило и не огорчило… Простите мои сомнения, но, вопреки моей воле, есть в моем сердце чувство, которое противится всякой откровенности. Гордость или робость это - сам не знаю. Но такой друг, как вы, - это мое второе я. Ваши вопросы требуют ответа, и дружба готова одолеть ложный стыд, я…
- Нет, нет, дорогой Уилл, - живо прервал его Робин, - храни свою тайну; у страданий есть право на скромность, и я прошу тебя извинить мою дружескую навязчивость.
- Это я должен просить прощения за то, что эгоистичен в своих страданиях, дорогой Робин! - воскликнул Уилл и отрывисто засмеялся, причем смех его зазвучал печальнее, чем плач. - Я страдаю, в самом деле страдаю, и я обнажу перед тобой раны своей души. Ты разделишь мое первое горе, как делил со мной первые игры, потому что дружба соединила нас теснее, чем узы крови, и пусть меня повесят, Робин, если я не люблю тебя так, как нежнейший из братьев.
- Ты говоришь правду, Уилл, привязанность сделала нас братьями. Ах, где наше светлое детство? Счастье, которым мы наслаждались, уже не вернется!
- Счастье вернется к вам, Робин, пусть другое, в других одеждах, под другим именем, но это все равно будет счастье. Ну а я ни на что больше не надеюсь, ничего не желаю, сердце мое разбито. Вы знаете, Робин, как я любил Мод Линдсей… я даже слов не найду, чтобы объяснить вам, что за неодолимую страсть я испытываю при одном упоминании ее имени. Ну вот, а теперь я знаю…
В сердце Робина закралось тягостное опасение.
- Ну, и что же вы знаете? - встревоженно спросил он.
- Когда вы пришли за мной в сад, - заговорил Уильям, - я был там с Мод, я пришел сказать ей то, что уже давно повторяю ей изо дня в день; я говорил, что мечтаю, чтобы она стала дочерью моей матери и сестрой моим сестрам. Я спросил, не постарается ли она хоть немного меня полюбить, и Мод ответила, что еще до того, как она поселилась в усадьбе Гэмвеллов, она отдала свою любовь. И тут, Робин, рухнули нее мои надежды, что-то сломалось но мне: это разбилось мое сердце, Робин, мое сердце. Судите же сами, как я несчастен.
- Мод сообщила вам имя того, кого она любит? - с беспокойством спросил Робин.
- Нет, - ответил Уилл, - она только сказала, что этот человек не любит ее. Вы можете это понять, Робин? Есть на свете человек, который не любит Мод, а Мод его любит! Человек, которого ищет ее взгляд и который избегает этого взгляда! Неслыханный грубиян! Презренный негодяй! Я предложил Мод поймать его и принудить подарить ей свою любовь. Я предложил ей хорошенько побить его, а она отказалась! О, она его любит! Любит! А после этого печального и трудного признания, - продолжал Уильям, - бедная, великодушная Мод предложила мне свою руку. Я отверг ее. Разум, честь и верность заставляют мою любовь умолкнуть… Проститесь с веселым и смеющимся Уиллом, Робин, он умер, умер навсегда.
- Ну-ну, Уильям, мужайтесь, - мягко возразил Робин, - ваше сердце болит, его нужно лечить, его нужно исцелить, и первым врачом буду я. Я знаю Мод лучше, чем вы: в один прекрасный день она полюбит вас, если уже не любит. Уверяю вас, Уильям, вы просто плохо поняли девичью исповедь - она вызвана крайней деликатностью: Мод пыталась объяснить вам свою прежнюю суровость и заставить вас еще больше оценить предложение, которое вы столь необдуманно отвергли. Поверьте мне, Уильям, Мод - очаровательная девушка, честная и прекрасная, и, воистину, она достойна вашей любви.
- Ничуть не сомневаюсь! - воскликнул молодой человек.
- Не нужно приписывать горестям мисс Линдсей лишнюю глубину, друг мой, и мучить свою душу вздорными домыслами. Мод и сейчас вас очень любит, я в этом уверен, а полюбит еще больше.
- Вы так действительно думаете, Робин, мой дорогой Робин? - воскликнул Уилл, с жадностью ухватившись за тонкий луч надежды.
- Да, я так думаю, и позвольте мне сказать, не перебивайте меня: я повторяю вам, и буду повторять каждый раз, когда мужество вам изменит, что Мод вас любит и свою руку она вам предлагала не из преданности и не принося себя в жертву, а по велению сердца.
- Я верю вам, Робин, я верю вам! - воскликнул Уилл. - И завтра же спрошу у Мод, не желает ли она, чтобы у моей матери стало одним ребенком больше.
- Вы прекрасный парень, Уильям, мужайтесь, и давайте ускорим шаг, а то мы по крайней мере на четверть мили отстали от товарищей, и такая медлительность говорит не в пользу нашей храбрости.
- Вы правы, мой друг, мне кажется, я слышу, как наш главнокомандующий ворчит на нас.
Когда отряд дошел до места, где Гилберт собирался устроить засаду, старик расставил людей, кратко дал каждому новые разъяснения, приказал всем не издавать ни звука, а сам спрятался за деревом в нескольких шагах от Маленького Джона, уже напряженно вслушивавшегося в лесные звуки.
Сонную тишину ночи нарушал иногда лишь крик проснувшейся птицы, мелодичное пение соловья и шелест ветра в ветвях деревьев; но вскоре к этим смутным звукам присоединился отдаленный, едва слышный стук копыт, настолько слабый, что только чуткое ухо лесных обитателей могло его отличить от свиста ветра, птичьих голосов и шороха листьев.
- Кто-то едет верхом, - сказал вполголоса Робин, - мне кажется, я узнаю короткий и быстрый шаг наших местных пони.
- Вы совершенно правильно заметили, - так же осторожно прошептал Маленький Джон, - причем это едет друг или безобидный путник.
- И все-таки - внимание!
- Внимание! - пронеслось от одного к другому.
А человек, привлекший к себе внимание и возбудивший беспокойство маленького отряда, продолжал весело продвигаться вперед по дороге; он громко пел балладу, без сомнения сочиненную им самим в свою собственную честь.
- Проклятие на твою голову! - внезапно воскликнул певец, обратившись с этими любезными словами к своей лошади. - Да как ты, скотина, лишенная всякого вкуса, смеешь не пребывать в молчаливом восхищении и восторге, когда из моих уст льется поток гармонических звуков? Вместо того чтобы поставить свои длинные уши торчком и слушать меня с подобающей серьезностью, ты вертишь головой по сторонам и присоединяешь к моему голосу свой - фальшивый, гортанный и неблагозвучный! Да, но ведь ты самка, а стало быть, по природе своей упряма, вздорна, любишь дразнить и противоречить. Если я хочу, чтобы ты шла в одну сторону, ты непременно пойдешь в другую, ты всегда делаешь то, что не надо, и никогда не делаешь то, что надо. Ты знаешь, что я тебя люблю, бесстыдница, и, поскольку ты уверена в этом, тебе захотелось сменить хозяина. Ты, как она, как все женщины, в конце концов, - капризна, непостоянна, своенравна и кокетлива.
- По какой такой причине ты уж 1ак нападаешь на женщин, друг мой? - спросил Маленький Джон, внезапно появившись из укрытия и хватая лошадь под уздцы.
Ничуть не испугавшись, незнакомец произнес горделиво:
- Прежде чем ответить, я хотел бы узнать имя того, кто таким образом останавливает мирного и беззащитного человека, имя того, кто не только поступает как разбойник, но и имеет наглость именовать своим другом человека, стоящего много выше, чем он.
- Да будет вам ведомо, сэр причетник из Копменхерста, что имя ваше вы мне сообщили сами, пока орали песню, остановил же вас не разбойник, а человек, которого не легко испугать и который стоит настолько же выше вас, насколько вы выше его, сидя на лошади, - спокойно и холодно ответил племянник сэра Гая.
- Так знайте же, сэр лесной пес, ибо по грубости своих манер вы иного имени не заслуживаете, что вы задаете вопросы человеку, который наглецам отвечать не привык и сумеет вам сделать внушение, если вы сейчас же не отпустите поводья его лошади.
- Те, что много говорят, мало чего делают, - насмешливо ответил молодой человек, - и на ваши угрозы я вам отвечу тем, что позову молодого лесника, и он вас проучит вашей собственной палкой.
- Проучит моей собственной палкой?! - в ярости воскликнул незнакомец. - Случай редкий и скорее невероятный. Зовите сюда вашего приятеля, зовите немедленно!
И, проговорив последние слова, путник спешился.
- Ну, где же он, этот удалой боец? - продолжал незнакомец, бросая яростные взгляды на молодого человека. - Где он? Я хочу проломить ему череп, чтобы потом и вас проучить, длинноногий болван.
- Пойдите сюда, Робин, - сказал Гилберт, - скорее, время не ждет: дайте этому болтливому наглецу короткий и добрый урок.
Увидев незнакомца, Робин схватил Маленького Джона за руку и прошептал:
- Вы не узнаете этого путника? Это же веселый брат Тук!
- Ну? Да неужели?
- Да, но не говорите ничего, я давно уже хочу сразиться на палках с храбрым Джиллом и, поскольку в ночной темноте меня трудно узнать, воспользуюсь этой странной встречей.
Изящная и женственная фигура Робина вызвала у незнакомца насмешливую улыбку.
- Мой мальчик, - смеясь, воскликнул он, - а ты уверен, что череп у тебя крепкий и ты не умрешь, получив от меня за свою наглость по заслугам?
- Череп у меня крепкий, хоть и не такой толстый, как у вас, сэр чужестранец, - ответил юноша на йоркширском говоре, чтобы монах не узнал его голоса, - но ваши удары он выдержит, если они попадут в цель, в чем я позволю себе усомниться, хотя вы это и нахально утверждаете.
- Посмотрим, каков ты в деле, сорока ты наглая! Хватит слов, приступим к делу, а там посмотрим! Ну, становись!
И, желая испугать своего молодого противника, Тук яростно закрутил палкой и сделал вид, что хочет ударить его по ногам, но Робин был слишком опытен, чтобы поддаться на обманный маневр: он успел остановить палку монаха, прежде чем она опустилась ему на голову, и тут же сам обрушил на плечи, бока и голову Тука град ударов, причем действовал он так быстро, сильно и размеренно, что монах запросил если не пощады, то хотя бы передышки.
- Вы неплохо управляетесь с палкой, мой юный друг, - задыхаясь, сказал он, стараясь не показать, что устал, - и я замечаю, что удары просто отскакивают от ваших рук и ног, не причиняя им вреда.
- Отскакивают, когда я их получаю, сударь, - весело ответил Робин, - но до сих пор ваша палка меня не коснулась ни разу.
- Это в вас гордость говорит, молодой человек, уж верно я не раз вас задел!
- Вы, значит, забыли, брат Тук, что та же гордость запрещает мне когда бы то ни было лгать? - спросил Робин своим обычным голосом.
- Да кто же вы? - воскликнул монах.
- Посмотрите мне в лицо.
- А, клянусь святым Бенедиктом, нашим небесным покровителем, да это же Робин Гуд, меткий лучник!
- Он самый, веселый брат Тук.
- Был я веселым до той поры, пока вы не похитили у меня мою возлюбленную, красотку Мод Линдсей!
Не успел он произнести эти слова, как железная рука обхватила, словно клещами, запястье Робина, и раздался глухой гневный шепот:
- Этот монах правду говорит?
Робин обернулся и увидел Уилла, бледное лицо которого исказил ужас, глаза наполнились кровью, а губы тряслись.
- Тише, Уильям, - спокойно сказал Робин, - сейчас я отвечу на ваш вопрос. Дорогой мой Тук, - продолжал он, - я не похищал у нас ту, которую вы так легкомысленно назвали своей возлюбленной. Мисс Мод, будучи честной и достойной девушкой, отвергла любовь, которую она не могла разделить. И Ноттингемский замок она покинула не по своей вине, а исполняя долг: она сопровождала свою госпожу, леди Кристабель Фиц-Олвин.
- Я не принес монашеского обета, Робин, - извиняющимся тоном произнес монах, - и мог бы дать свое имя мисс Линдсей. И если капризная девица отвергла мою любовь, то в этом я должен винить ваше смазливое лицо, или природное непостоянство женского сердца.
- Фу, брат Тук, - воскликнул Робин, - бесчестно клеветать на женщин! Ни слова более! Мисс Мод - сирота, мисс Мод несчастна, и все должны ее уважать!
- Герберт Л и идеей умер? - горестно воскликнул Тук. - Да примет Господь его душу!
- Да, он умер, Тук. Много странного случилось за это время, я как-нибудь потом вам все расскажу. А пока в ожидании этого поговорим о том, что привело к этой нашей встрече. Ваша помощь нам очень нужна.
- А чем я могу помочь? - спросил Джилл.
- Сейчас объясню как можно короче. Наемники Фиц-Олвина, как вы знаете, сожгли дом моего отца; мать моя была убита во время пожара, и Гилберт хочет отомстить за ее смерть. Мы здесь поджидаем барона: он приехал из-за границы и возвращается в Ноттингем. Мы хотим хитростью проникнуть вслед за ним в замок. Если вам хочется раздать несколько добрых ударов палкой, вот прекрасный случай.
- Чудно! Я от удовольствия никогда не отказываюсь. Но на победу я не надеюсь, если у вас всего войска вы, я да эти два славных парня.
- В двадцати шагах отсюда прячется в засаде мой отец с отрядом крепких лесников.
- Ну, тогда мы победим! - воскликнул монах, с воодушевлением вертя палкой над головой.
- Вы какой дорогой въехали в лес, преподобный отец? - спросил Маленький Джон.
- А той, что идет из Мансфилда в Ноттингем, мой дружок. Простить себе не могу, - добавил он, - как я мог так ослепнуть, чтобы вас не узнать; позвольте сердечно пожать вам руку, дорогой Маленький Джон.
Племянник сэра Гая любезно ответил на дружеское приветствие монаха.
- Не встретился ли вам по пути конный военный отряд? - спросил молодой человек.
- Какая-то компания людей, прибывших из Святой земли, отдыхала в трактире к Мансфилде; эти люди, хотя они и кажутся дисциплинированными, полумертвы от усталости, голода и лишений. Вы думаете, что это часть отряда, сопровождающего барона Фиц-Олвина?
- Да, потому что крестоносцы, которых ждут в Ноттингеме, это его люди. Значит, скоро мы увидим этих достославных личностей. Спрячьтесь за деревом или в кустах, брат Тук.
- Охотно! Но куда деть эту упрямую кобылу? У нее недостатков не меньше, чем у жен… тьфу! Но все же я к ней привязан.
- Я отведу ее в надежное укрытие, доверьте ее мне, а сами спрячьтесь.
Маленький Джон привязал лошадь к дереву недалеко от дороги и вернулся к товарищам.
Уилл был в таком нервном возбуждении, что не мог дождаться подходящего времени для разговора; он завладел Робином, и молодой человек поневоле вынужден был изложить буйному другу историю своего побега из Ноттингемского замка во всех подробностях.
Робин был искренен, справедлив и, главное, великодушен в отношении Мод.
Уилл слушал его с бешено бьющимся сердцем, и, когда тот закончил рассказ, спросил:
- Это все?
- Все.
- Спасибо!
И друзья крепко обнялись.
- Я ей брат, - сказал Робин.
- А я буду ее мужем! - воскликнул Уилл и весело добавил: - Ну, а теперь пойдем сражаться!
Бедняга Уильям!
Лесникам пришлось ждать чуть не всю ночь, и только около трех часов утра они услышали, как где-то в лесу заржала лошадь. Кобыла Тука ответила ей веселым ржанием.
- Моя девочка кокетничает, - сказал Тук. - Она крепко привязана, Маленький Джон?
- Надеюсь, - ответил тот.
- Тише! - сказал Робин. - Я слышу стук копыт. Спустя несколько минут отряд появился на перекрестке: люди вовсе и не думали таиться, они устали гораздо меньше, чем рассудил Тук, а потому смеялись, пели и переговаривались.
В то же мгновение лошадка Тука пронеслась через заросли, пролетела стрелой мимо хозяина и с непринужденным видом поскакала впереди солдат.
Монах хотел кинуться вслед за беглянкой, но Маленький Джон схватил его за руку и прошептал:
- Вы, что, с ума сошли? Еще шаг - и вы умрете!
- Но они уведут у меня пони, - проворчал Тук, - пустите, я…
- Тише, несчастный! Ты же нас всех выдашь! Пони не редкость, мой дядя даст тебе другого.
- Да, но тот не получил благословения аббата нашего монастыря, как моя милая Мэри; пустите меня сейчас же! Почему вы учиняете надо мною насилие, вы, вышка сторожевая? Мне нужна моя лошадь, нужна, слышите?
- Ну что же, беги за ней! - воскликнул Маленький Джон, толкая монаха. - Беги, глупый хвастун, башка безмозглая!
Тук побагровел, в глазах его блеснула молния, и он дрожащим от гнева голосом произнес:
- Послушай ты, башня, колокольня ходячая, столб бродячий, после битвы я тебя как следует поколочу!
- Или, скорее, я тебя, - ответил Маленький Джон.
Тук бросился на дорогу и побежал за солдатами; его кобылка брыкалась, становилась на дыбы, поднимала целые тучи пыли и все время уворачивалась от тех, кто пытался ее обуздать.
Один солдат достал пони копьем, но Тук вернул ему этот удар сполна, так что бедняга с воплем свалился с лошади.
- Мэри, тпру, Мэри, девочка моя, - кричал Тук, - ко мне, милая, ко мне!
Услышав знакомый голос, лошадь насторожила уши, потом радостно заржала и рванулась к хозяину.
- Как, негодяй! - закричал грозно командир отряда. - Ты моих людей убиваешь!
- Отнеситесь почтительно к служителю Церкви, - ответил Тук, ударив палкой по голове лошадь, на которой сидел командир.
Лошадь сделала резкий скачок назад, командир пошатнулся в седле и потерял стремена.
- Ты разве не видишь, что я в рясе? - крикнул Тук, стараясь придать себе важность.
- Нет, - прорычал командир, - рясы я не вижу, но вижу твою неслыханную дерзость и сейчас без всякого уважения к одной и без всякого снисхождения к другой пробью тебе голову.
Тут он достал Тука копьем; добрый монах, обезумев от боли, закричал громовым голосом:
- Ко мне, Гуды! Ко мне!
Но крики Тука командира не испугали. Его отряд состоял из сорока человек, которые могли в любую минуту по первому знаку прийти ему на помощь, а потому монах, хотя он и был ловок и силен, не был для него серьезным противником.
- Назад, негодяй! - закричал он страшным голосом. - Назад! - и, оттолкнув Тука копьем, бросил лошадь прямо на него.
Но бенедиктинец ловко отскочил и страшным ударом палки расколол командиру череп.
В то же мгновение на неустрашимого монаха поднялись двадцать мечей и в него нацелились двадцать копий.
- На помощь, Гуды! На помощь! - во весь голос закричал Тук, прислоняясь, как лев, к стволу дерева.
- Ура! Ура, Гуды! Ура! - яростно откликнулись лесники. - Ура! Ура!
И все они как один, ведомые Гилбертом, бросились на помощь монаху.
Видя, что к ним приближается вооруженный отряд с явно враждебными намерениями, солдаты по команде построились, перегородив дорогу во всю ширину, собираясь растоптать пешего врага копытами своих коней.
Но нападавшие натянули тетивы луков, и туча стрел помешала развернуть оборону, смертельно ранив человек шесть солдат.