- Но когда же я помешался?
- В то самое время, когда вышли на дуэль с Ролланом де Клэ и держали уже в своих руках шпагу, собираясь защищаться.
- И что же?
- Что? То, что с вами сделался припадок умопомешательства. Вы встали на колени перед Ролланом де Клэ.
- Какой ужас! - прошептал граф, мгновенно побледнев.
- И стали принимать себя за него. Вы стали извиняться перед ним, как будто бы Роллан де Клэ извинялся перед графом Артовым.
- Боже! - прошептал граф. - Неужели то, что вы мне рассказываете теперь, виконт, - правда?
- Клянусь честью.
- Что же я сделал потом?
- Вас, конечно, отвезли домой.
- Ко мне?
- Да.
- В улицу Пепиньер?
- Да, мой друг. Граф вздрогнул.
- Но… ее там не было? - прошептал он.
Он не мог произнести ее имени, он задыхался.
- Она была там.
- И видела меня?
- Она ухаживала за вами, она сама возила вас в Ниццу и привезла вас оттуда.
- О, - проговорил граф, - это уж слишком позорно. Я должен отомстить за себя.
- Я даже хотел предложить вам это сам, - сказал холодно Фабьен. - Необходимо убить господина де Клэ и ту женщину, которая любила его. Надо же убить их вместе.
- О! Они теперь вместе?
- Вероятно.
Губы графа задрожали. Вечно спокойный Фабьен, казалось, превратился совершенно в другого человека.
- Что же вы хотите, - проговорил он- иметь сумасшедшего мужа очень удобно.
- Ну, теперь мое сумасшествие уже прошло, - проговорил яростно граф, - и я докажу им обоим.
- Вот посмотрите, - сказал ему тогда Фабьен и подал письмо без подписи, написанное тем почерком, который так походил на почерк графини Артовой.
Это письмо было одно из полученных Ролланом писем, которые он все сохранил у себя. Для чего это было сделано - это было тайной доктора Самуила Альбо.
Это письмо было без числа, и в нем заключалось только следующее: "Приходите в одиннадцать часов в маленький домик".
- Вы видите, что она ждет его.
- Но где, когда? - вскричал глухо граф.
- В Пасси, в том доме, который она нарочно наняла для этого.
- И это… сегодня?
- Да, мой друг. Поедемте туда, теперь как раз самое время.
- Поедемте, поедемте, мой дорогой друг.
- Поедемте, - сказал Фабьен.
Виконт постучал в перегородку, и на этот зов явился лакей.
Граф сразу узнал его - это был его камердинер.
- Вот видите, я совсем поправился, - заметил граф, - я узнал своего камердинера.
Через несколько времени граф был уже совсем одет и пошел с Фабьеном д'Асмоллем в сад.
- Говорите, - сказал тогда граф, - я готов теперь все выслушать.
- Нет, отомстите сперва, - ответил Фабьен и передал графу красивый кинжал, вложенный в черные кожаные ножны.
- Будьте спокойны, - проговорил тогда граф, - моя рука не дрогнет.
Пока они разговаривали таким образом, они прошли через весь сад и подошли к решетке его. Здесь их ждала карета Фабьена. Они сели в нее, виконт крикнул кучеру: "В Пасси!" - и карета быстро покатилась. Через час они остановились. Фабьен и граф Артов вышли из кареты.
Фабьен провел тогда Артова к маленькому домику, в котором Ребекка принимала обыкновенно Роллана де Клэ. У домика стоял щегольской экипаж.
- Это ее карета, - заметил Фабьен и позвонил.
Дверь тотчас же отворилась, но горничная, отворившая ее, при виде двух незнакомых мужчин как-то смутилась и поспешно сказала:
- Барыни нет дома.
- Она дома, - сказал резко Фабьен. - Мы друзья господина Роллана де Клэ, и ты обязана пустить нас.
- Как нужно доложить о вас?
- Никак. Возьми вознаграждение, - добавил он и, взяв графа за руку, прошел с ним осторожно на цыпочках через приемную и поднялся по лестнице.
На площадке первого этажа д'Асмолль остановился и посмотрел на графа, который был бледен как смерть.
- Слушайте, - сказал он. - Я слышу их голоса. Граф прислушался и задрожал всем телом. Тогда он нагнулся к замочной скважине.
Перед ним сидела женщина, развалясь небрежно на кушетке. Она была освещена светом из отворенного окна. Это была графиня Артова, но покрытая уже морщинами и постаревшая на три или четыре года. На коленях перед ней стоял молодой человек и держал ее руки. Граф узнал в нем Роллана де Клэ.
Артов, не помня себя от бешенства, вышиб дверь и бросился с поднятым кинжалом в комнату, где так мирно сидели любовники, но в ту минуту отворилась другая дверь, в нее вошла женщина и встала между ним и испуганною четой, поспешно вскочившей со своих мест. Кинжал выпал из рук графа, и он остановился в недоумении.
Женщина, вошедшая теперь в комнату, была другая графиня Артова, но моложе и прекрасней той, у ног которой сидел Роллан де Клэ.
- Итак, милый мой Станислав, которая же из нас твоя жена? Кто из нас носит твое имя?
Граф вскрикнул. Он все понял и лишился чувств. В это время вошел доктор Самуил Альбо.
- Успокойтесь, графиня, теперь ваш муж спасен, - сказал он, - этот последний кризис послужил спасением для него.
Через несколько часов после этого граф Артов сидел у окна в маленьком домике в Пасси.
Д'Асмолля уже там не было. С графом находились графиня, Роллан де Клэ и доктор Самуил Альбо.
- Друг мой, - сказала графиня, - теперь мы можем жить спокойно и счастливо. Сэр Вильямс умер, а наследник всех его пороков приведен в полнейшее бессилие.
- А д'Асмолль ничего не знает?
- И никогда не узнает, - продолжала Баккара, - иначе это известие навсегда отравило бы их жизнь.
- А он?
- Маркиз де Шамери, который женился на Концепчьоне?
- Да.
- Он вернется через несколько лет и так загорит под китайским солнцем, что будет просто неузнаваем. Его жена расскажет ему парижскую жизнь Рокамболя.
Затем графиня обвила его шею своими прекрасными руками и, наклонясь к нему, прошептала:
- О! Как я страдала! Я уже думала, что умру. А теперь, мой друг, я хочу жить для тебя. Я люблю тебя!
Спустя пять лет после только что описанного нами события графиня Артова, бывшая тогда в Одессе, получила следующее письмо:
"Милая моя графиня!
Это письмо опередит меня несколькими днями.
Альберт и я - мы возвращаемся, или, лучше сказать, мы просили, чтоб нам позволили возвратиться.
Мой муж так изменился за это время благодаря действию китайского солнца, что его положительно нельзя узнать.
Ждите же нас.
Ваша Концепчьона".
Письмо Бланш де Шамери, виконтессы д'Асмолль, к графине Артовой заключалось в том, что она сообщила графине о своей радости по случаю возвращения своего брата и писала ей, что она едет навстречу ему в Кадикс.
Концепчьона писала также виконтессе д'Асмолль и просила ее приехать к ней на корабль, так как карантинные правила заставляют пробыть их около двух недель, не сходя с корабля. Комендант порта, желая услужить виконту д'Асмоллю, взялся тайком провезти их на корабль "Сервантес", на котором приехала Концепчьона с мужем.
- Мне кажется, это довольно трудно, - заметил Фабьен.
- Да, но у меня составился небольшой план, - сказал комендант.
- В чем же он будет состоять? - спросила Бланш.
- Видите ли вы этот островок?
- Да.
- "Сервантес" стоит недалеко от этого островка, а на нем у нас находятся мастерские, где каторжники выделывают канаты. На этом же островке находится сталактитовый грот. Я повезу вас туда показать его вам.
- Отлично, - заметил виконт.
- При наступлении ночи, - продолжал комендант, - мы опять сядем в лодку, что сделает также и капитан "Сервантеса" с нашими дорогими пассажирами, лодки наши встретятся, и мы… ну, да вы понимаете.
- Конечно, - засмеялся Фабьен.
Комендант посадил Фабьена и его жену в лодку и перевез их на остров.
Каторжники, ужинавшие в это время, при виде коменданта встали и сняли свои шапки.
- Хорошего аппетита! - пожелал им комендант.
Он вел под руку Бланш де Шамери, а Фабьен шел подле него.
Шагах в тридцати от группы ужинавших лежал отдельно один арестант.
При виде коменданта он хотел встать, но не смог сделать этого и только снял свою шапку.
- Что с ним? - спросил комендант.
- Это маркиз, - ответил сторож, - он только что сломал себе ногу, и его надо отправить в госпиталь.
- У вас есть и маркизы? - спросил Фабьен, улыбаясь.
- Да. Он, по крайней мере, выдает себя за него. Он, кажется, француз. Лет пять тому назад бежал, испортил себе лицо, чтобы не быть узнанным, и был пойман опять через несколько дней.
Каторжник стонал от боли.
- Бедный человек! - проговорила госпожа д'Асмолль и подошла к каторжнику.
Каторжник увидел ее и вскрикнул. Бланш взяла свой кошелек и, достав из него несколько золотых монет, подала их каторжнику и сказала:
- Не унывайте, Бог милостив и простит вас. Затем она отошла.
Рокамболь забыл на время свои физические страдания, и две крупные слезы выкатились из его глаз.
- Она не узнала меня, - проговорил он с отчаянием. - О! Все, что я вынес до сих пор, было ничтожно перед этим. Вот истинное наказание!
Примечания
1
Здесь и далее имеется в виду Кадис. - Ред.
2
Здесь и далее имеется в виду Гранада, г. в Испании. - Ред.
3
Гранадой (здесь и далее). - Ред.