Лоренцо раздраженно обернулся, однако дверь уже захлопнулась, и с той стороны лязгнул задвинутый засов. Синьор попробовал стучать, однако никто не отозвался. Тогда он кинулся к окну, намереваясь разбить его и выбраться на свободу, – эти жандармские свиньи дорого заплатят ему за нанесенное оскорбление. – но на окне оказалась железная решетка. Лоренцо бросил на кровать шляпу и трость, рухнул на стул и рывком освободил шею от душившего воротничка крахмальной сорочки, стянутого пышным галстуком. Как он, старый, травленый волк мог поддаться на такую нехитрую уловку и угодить в западню? Что стоило потребовать вызвать начальника в караульное помещение? Так нет, ослепила его попугайская жандармская форма: синьор Лоренцо никогда не имел трений с законом и всегда предпочитал обойти его с помощью грамотных юристов, нежели вступать в открытый конфликт. Разве мог он предположить подобное коварство со стороны блюстителей порядка?
Немного успокоившись, Лоренцо закурил сигару и решил терпеливо ждать – все равно в его положении больше ничего не оставалось. Занозой сидело в сердце сообщение отца Франциска о преследовавшем его неизвестном французе; негодяй уже знал, где находится Лючия! Бедной девочке грозила опасность, а он, обязанный защитить ее, сидит здесь, в полутемной затхлой комнатушке жандармерии, закрытый на замок, как мелкий воришка!
Время текло медленно, заняться было совершенно нечем. Поэтому когда часа через два за дверью послышалась какая-то возня, синьор Лоренцо оживился, надеясь, что ее сейчас откроют, но, вопреки его ожиданиям, открылась не дверь, а неприметное оконце в ней, и дребезжащий тенорок почтительно осведомился:
– Синьор собирается ужинать?
Лоренцо подскочил к оконцу и попытался разглядеть: кто за ним? Когда он увидел слезящиеся глазки и похожее на морду старого мопса лицо пожилого тюремщика в потертой форменной куртке, то решил попытать счастья.
– Конечно, я не откажусь от ужина. Здесь кормят бесплатно?
– Вряд ли синьору понравится здешняя кухня. – Слезящийся глаз заговорщически подмигнул. – Но я могу сбегать в ресторан.
– Будьте так добры, – согласился Лоренцо и дал ему золотой. – Не откажите еще купить мне сигары. И вот что. – Он немного понизил голос: – Где мои друзья?
– Не знаю, – прошамкал старик. – А кто ваши друзья, еиньор?
– Священник и четверо молодых людей. Они приехали вместе со мной. Где они сейчас? Может быть, все еще ждут в помещении дежурного офицера?
– Там никого нет, – огорошил его служитель. – И я не видел никакого священника.
– Попробуйте узнать. – Лоренцо дал ему еще одну монету. – Если их нет здесь, потрудитесь дойти до гостиницы "Венеция" и сообщите им, где я.
– Хорошо, синьор. – Окошко захлопнулось.
Узник начал нетерпеливо мерить шагами комнату. Кажется, старая тюремная крыса не прочь подзаработать? Прекрасно, лишь бы он сделал, что от него требуется. Если Франциск и молодые люди на свободе, надо написать им и дать подробные инструкции, как действовать для вызволения самого Лоренцо. Сидеть здесь вечно он не собирался, но прекрасно понимал: сегодня встречи с жандармским начальником уже не будет.
Тюремщик вернулся через полтора часа. Он принес хороший обед из ресторана, коробку сигар и дурные вести: ни об отце Франциске, ни о молодых людях ему ничего не удалось узнать. По его словам, жандармы только недоуменно пожимали плечами в ответ на расспросы, а в гостинице не видели ни падре, ни молодых людей с тех пор, как они уехали вместе с хозяином.
– Еще что-нибудь, синьор? – услужливо поинтересовался старичок.
– Где жандармский начальник?
– Не знаю, синьор. – Тюремщик виновато хлюпнул распухшим носом. – Я человек маленький и стараюсь держаться от начальства подальше.Так спокойнее, синьор.
– Хотите иметь обеспеченную старость? – пытливо поглядел в его глаза Лоренцо. – Откройте засов и выведите меня отсюда! Даю сто золотых. Хватит?
– Нужно подумать, синьор, – уклонился от прямого ответа тюремщик и захлопнул оконце, которое во всех тюрьмах мира называли "кормушкой".
Лоренцо сел к столу и заставил себя съесть все до последнего кусочка, хотя совершенно не было аппетита. Потом он закурил сигару и задумался: примет тюремная крыса его предложение или нет? И сколько потребуется времени на размышления этому слезливому церберу: час, сутки, месяц?
Вскоре совсем стемнело, и пришлось лечь спать – в комнате не нашлось ни свечей, ни лампы, и никто не подумал их принести. Лоренцо долго ворочался с боку на бок, пока не забылся. И тут ему вдруг привиделся странный сон. Будто он присутствовал на свадьбе Лючии с каким-то незнакомым высоким симпатичным мужчиной. Храм утопал в цветах, у сияющего золотом алтаря стоял отец Франциск в праздничном облачении, громко звонили колокола…
Лоренцо рывком сел на постели и встряхнул головой, пытаясь прогнать остатки сна. В ушах действительно стоял звон – это стучал чайной ложечкой по бутылке с вином его заботливый тюремщик.
– Доброе утро, синьор! – приветствовал он узника. – Простите, но здесь свой распорядок и пора вставать! Вот ваш завтрак. Что изволите заказать к обеду?
– Что вы решили? – забирая у него поднос, ответил вопросом Лоренцо. Неужели тюремная крыса откажется? Ведь для него сто золотых – немыслимые деньги!
– Даже не знаю, синьор, – тяжело вздохнул служитель. – С одной стороны, дело выгодное, а с другой – у меня почти сорок лет беспорочной службы. И вдруг…
– …и вдруг вы сможете стать богатым, – прервал его узник. – Решайтесь! Хотите полторы сотни?
– Надо подумать, синьор, надо подумать, – вновь затянул свое тюремщик.
– Тогда принесите мне перо, чернила и бумагу, – попросил Лоренцо. – И думайте быстрее, милый мой, думайте! Кстати, что слышно о моих друзьях и не появился ли начальник жандармов?
– Мне нечем порадовать вас, синьор. – "Кормушка" захлопнулась.
Время до обеда заключенный провел в расхаживании по комнате, пытаясь найти ответы на вопросы: почему слезливый мопс не дает согласия? Принесет он перо и бумагу или нет? Где, в конце концов, отец Франциск и телохранители? Хорошо, если они на свободе и сейчас спешат к Парме, но если они тоже в заточении? За какие преступления его арестовали и почему начальник жандармерии уклоняется от встречи с ним? И даже не вызывают на допросы, словно напрочь забыли о том, кого заманили в западню. А может, действительно забыли?
Если тюремная крыса все-таки принесет письменные принадлежности, надо сочинить жалобу королевскому прокурору и письмо к сыну в Рим – пусть он со своей стороны тоже примет необходимые меры для безопасности Лючии. Конечно, письмо придется написать эзоповым языком, но главное не в этом: лишь бы оно дошло до адресата.
Услышав звук откинувшейся "кормушки", Лоренцо поспешил к двери, но вместо знакомой физиономии со слезящимися глазами увидел пышные черные усы незнакомого жандарма.
– Обед! – На откидной столик "кормушки" грохнулся поднос с судками.
– А где?..
– Разговаривать запрещено, – отрезал жандарм. – Могу только принять от вас деньги на ужин.
Пришлось смириться. После обеда Лоренцо завалился с сигарой в зубах на кровать и мрачно размышлял – что могло случиться со старикашкой? Неужели его подвел длинный язык и он по скудоумию с кем-то поделился предложением арестанта? Иначе чем объяснить его отсутствие? Но, может быть, он все-таки появится вечером или, наконец, придет сам начальник этих истуканов?
Тюремщик не появился, и начальник не пришел. Вторую ночь узник провел почти без сна, а утром увидел всё того же черноусого жандарма. Тот молча поставил поднос с завтраком, взял деньги на обед и удалился. Синьор Лоренцо терялся в догадках, что случилось со старым тюремщиком, и мучился неизвестностью – об отце Франциске и телохранителях по-прежнему не было никаких известий.
Утром четвертого дня в комнату неожиданно заявились несколько вооруженных жандармов и цирюльник. Непринужденно болтая о городских новостях, местный Фигаро ловко побрил Лоренцо, поправил прическу и даже старательно почистил щеткой платье и сапоги. Жандармы взирали на происходящее, стоя у двери в мрачном молчании. Когда цирюльник удалился, один из них приказал:
– Следуйте на нами, синьор!
– Позвольте узнать куда? – спросил арестованный. – Я хотел бы видеть вашего начальника.
– Вы увидите его, – усмехнулся жандарм. – Прошу!
Лоренцо вывели из комнаты и под конвоем проводили на второй этаж. Переступив порог кабинета начальника жандармерии, арестант не поверил глазам – за огромным, заваленным бумагами столом с массивным письменным прибором из мрамора и позолоченной бронзы сидел тюремный служитель со слезящимися глазами, которого синьор Лоренцо успел про себя окрестить крысой и мопсом. Только теперь на нем была не потертая форменная тужурка, а офицерский мундир из тонкого сукна с пышными эполетами на плечах.
– Присаживайтесь, синьор. – Начальник жандармерии вышел из-за стола, взял Лоренцо под руку и проводил к креслу. – Я должен принести вам свои извинения за ужасное недоразумение. Поверьте, я весьма сожалею, что вынужденно заставил вас мучиться здесь почти трое суток. Однако вы должны понять: мы стоим на страже интересов государства!
Лоренцо скользнул взглядом по письменному прибору и заметил на пресс-папье стилизованный масонский знак – изображение сплетенных рук. "Э-э, да ты, оказывается, масон!" – неприязненно подумал он.
– Исходя из интересов государства вы, наверное, и прибегали к маскараду? – с легкой иронией осведомился Лоренцо. – По какому праву вы держите меня здесь? Где мои друзья и слуги?
– Вообще-то это против всяческих правил. – Мопс промокнул слезящиеся глазки батистовым платочком, словно ненароком всплакнул над незадачливым синьором, попавшим в переделку, искренне жалея его. Потом открыл лежавшую на столе тисненую кожаную папку и подал Лоренцо исписанный незнакомым убористым почерком лист бумаги.
Это был донос. Пробежав его бегло глазами, синьор Лоренцо с удивлением обнаружил своё имя и имя отца Франциска: доносчик указывал на них как на французских шпионов!
– Естественно, синьор, у меня возникло желание познакомиться с вами поближе, тем более что мое начальство настаивало на немедленном аресте злоумышленников.
– Какая глупость! – фыркнул Лоренцо и небрежно отбросил документ. – Неужели я похож на шпиона?
– А настоящий шпион никогда не похож на шпиона, – резонно возразил начальник жандармерии. – Следовало все досконально проверить. Прискорбно, синьор, заставлять страдать невиновного, но таковы издержки нашей профессии. Признаться, своими предложениями вы вызвали у меня серьезные подозрения. Однако теперь я искренне приношу вам извинения за досадное недоразумение. Вы свободны!
Театральным жестом он указал на дверь, изобразив на хитром сморщенном лице подобие лучезарной улыбки.
И снова промокнул слезящиеся глазки, как бы умиляясь торжеству справедливости.
– Где падре и мои слуги? – Лоренцо встал. Хорошо бы дать по тюремной роже и потребовать удовлетворения, но… Сейчас важнее всего судьба Лючии! И так по теряно три дня.
– Вы их найдете внизу, в караульном помещении. – Начальник жандармерии опять промокнул глаза и доверительно пожаловался: – Сенная лихорадка, совсем замучила… Прощайте, синьор! Конечно, вы вправе жаловаться, однако я не советую вам этого делать.
Лоренцо в очередной раз изумился случившейся с мопсом перемене: сейчас его лицо напоминало уже не мордочку старой тюремной крысы, а походило на маску злобного тролля из сказок горцев. Действительно, с таким лучше не связываться. По крайней мере, не трогать его в собственной норе. А час рассчитаться придет – не век же он будет сидеть в Турине.
– Прощайте, синьор! – уже мягче повторил начальник жандармерии и вернулся к бумагам, давая понять, как сильно он занят.
– До свидания. – Лоренцо вышел и чуть не бегом припустился к караулке. Поведение тюремной крысы казалось ему по меньшей мере странным: неужели имя арестованного, хорошо известное в Северной Италии, ничего ему не сказало? Значит, начальник жандармерии либо полный дурак, либо его вынудили так поступить. Второе более вероятно.
Вбежав в кордегардию, синьор Лоренцо сразу увидел отца Франциска, нетерпеливо прохаживавшегося у столика дежурного, и сидевших с показным смирением на лавке молодых людей.
– Синьор! – При появлении хозяина они разом вскочили, а отец Франциск поспешил ему навстречу, раскрыв руки для объятий.
– Не время, – мягко отстранил его недавний арестант. Ему хотелось как можно скорее исчезнуть отсюда, пока стражи порядка не передумали или не получили новых указаний от начальника. – Вещи при вас? Тогда на волю!
По дороге в гостиницу священник поведал, как их обманули: всех по одному приглашали подняться в кабинет начальника, обезоруживали в коридоре и запирали в камере. Сегодня отца Франциска вдруг выпустили и привели в караулку, где он увидел молодых людей, а потом появился и сам Лоренцо.
– Потом, все потом, – поморщился синьор. – Сейчас в Парму! Немедленно в Парму, к Лючии! Я увезу ее в свой дом!..
Во второй половине следующего дня у ворот монастыря Святой Терезии под Пармой остановилась запыленная карета, окруженная несколькими всадниками. Кучер соскочил с козел, откинул подножку и открыл дверцу. Из кареты выбрался рослый человек с львиной гривой седых волос. За ним появился кряжистый, похожий на крестьянина, пожилой священник.
– Что вам угодно? – спросила сестра-привратница, приоткрыв узкую калитку.
– Мы хотели бы поговорить с настоятельницей, – ответил священник и шепнул монахине несколько слов на ухо. Та с любопытством взглянула на седовласого мужчину и захлопнула калитку. Вскоре гостей пригласили к настоятельнице. Она сама встретила их на широком дворе, окруженном крытой галереей.
– Я рада, синьор, что вы уже на ногах. – Мать-настоятельница улыбнулась Лоренцо. – Господь услышал мои молитвы.
– На ногах? – Гость недоуменно посмотрел на нее, но вдруг побледнел и оперся на плечо отца Франциска. – Лючия?..
– Синьор Бенито был так любезен, кроме того, он предъявил ваше письмо, поэтому я…
– Где она?! – Лоренцо схватил настоятельницу за руку и развернул лицом к себе. – Где Лючия? Что еще за синьор Бенито? О каком письмевы толкуете?
– О Боже! – Монахиня тоже побледнела. – Лючия уехала к вам вместе с синьором Бенито. Разве вы не писали, что серьезно больны, и не просили ее приехать? Я молилась о вашем здоровье и отпустила девочку, дабы она могла проститься с вами.
– Ее похитили! – Не слушая настоятельницу, Лоренцо резко повернулся и заторопился к воротам. За ним поспешил отец Франциск. Они оставили монахиню в полном недоумении и наедине с самыми мрачными мыслями.
– Синьор, синьор! – Падре догнал Лоренцо и пошеч рядом. – Господь милостив! Это моя вина! Ведь это я сказал французу, где найти Лючию!
– Не казнитесь, – ответил Лоренцо. – Каждый из нас виноват по-своему. Я тоже сорвался с места, поверив подложному сообщению о вашей смерти. И не по собственной воле мы попали в тюрьму. Сейчас главное – найти девочку во что бы то ни стало!.
Задолго до рассвета несколько вольных всадников спрятали лошадей в расщелине скалы и залегли за камнями, приготовив винтовки: Мирт не любил пускать дело на самотек и старался избегать любых случайностей. Когда ему донесли, что Нафтулла назначил пленникам встречу в ущелье у Черного камня, он заранее отправил туда людей, строго наказав им не спускать глаз с хитрого торговца, а если он вдруг не явится на условленное место, вернуть беглецов живыми или мертвыми. Без купца вся рискованная затея с побегом теряла для Мирта смысл – русский и молодой шейх могли просто раствориться среди гор или попасть в руки исмаилитов. Делиться с ними своей добычей или отпускать ее Желтый человек не намеревался: лучше сразу перерезать пленникам горло!
Выбрав удобные позиции, вольные всадники затаились и принялись терпеливо ждать. Утром их терпение было вознаграждено – появился Нафтулла: его привезли связанным пестро одетые вооруженные люди. Их приехало не меньше двух десятков.
Они развели большой костер, и вскоре дикие крики купца разбудили эхо, заметавшееся среди древних камней. Торговца пытали долго и изощренно. Потом вбили в каменистую землю кол и посадили на него Нафтуллу. Выкололи ему глаза и вставили в пустые окровавленные глазницы золотые монеты. Вольные всадники наблюдали за происходящим с холодным любопытством. Им стало ясно: пленников придется вернуть любой ценой. Хотя купец и пришел на место встречи, но больше он ничем не сможет услужить Желтому человеку. Отправлять гонца к Мирту с сообщением о случившемся означало зря потерять время, поэтому засада решила ждать дальнейшего развития событий. Сейчас их больше интересовало – уйдут неизвестные после расправы с Нафтуллой или нет? Неизвестные не ушли. Они устроили свою засаду: расположились вокруг Черного камня и приготовились захлопнуть западню. Тогда вольные всадники поняли, что беглецы интересуют не только их.
Несколько часов спустя появились русский и молодой шейх. Грязные, оборванные, они шли, поддерживая друг друга, шатаясь от усталости и голода. Солнце клонилось к закату, ущелье прорезали длинные, почти черные тени, предвещавшие скорое наступление ночи, и беглецы спешили поскорее дойти до Черного камня. На некоторое время они спрятались среди камней, а за ними наблюдали те, кто расправился с Нафтуллой. Но ни беглецы, ни жестокие незнакомцы не подозревали, что им не скрыться от внимательных глаз вольных всадников, уже приготовившихся к стрельбе: если не удастся вернуть пленников живыми, нужно, принести Желтому человеку их головы! Иначе кто поверит тебе на слово? Наконец, беглецы вылезли из укрытия, подошли к Черному камню и увидели посаженного на кол купца. И тут позади них появился чернобородый начальник незнакомцев…
Старший среди затаившихся в засаде вольных всадников поймал на мушку спину Сеида и, уже нажимая пальцем на спусковой крючок, подумал, что с немыслимой высоты за происходящим наверняка наблюдает Аллах. Ибо не зря сказано в Священной книге: Господь твой в засаде! Именно он и рассудит тех, кто сошелся в этот час в глухом ущелье…
Увидев чернобородого Сеида, капитан почувствовал, как сердце сжалось от боли, – неужели суждено вновь попасть в лапы исмаилитов? Судя по тому, что сотворили эти фанатики с Нафтуллой, беглецов ждала страшная участь. Но как избежать ее? Наверняка Сеид здесь не один, а два усталых безоружных человека вряд ли смогут оказать сопротивление жестоким фидаи.
– Кто это? – едва слышно спросил Али-Реза.
– Сеид, – так же тихо ответил Федор Андреевич. – Фидаи Имама.
Стояла удивительная тишина, и было хорошо слышно, как назойливо жужжали зеленые мухи, облепившие окровавленное лицо мертвого Нафтуллы. Тонко и зло веще посвистывал ветер в щелях каменных громад молчаливо-равнодушных к суете людей, нарушивших вековой покой ущелья. Сеид торжествующе ухмылялся в бороду и небрежно постукивал пальцами по эфесу сабли. Из-за камней начали вылезать пестро одетые, грязные, вооруженные фидои, окружая застывших на месте беглецов.
Неожиданно щелкнул выстрел, и Сеид закрутился на месте, зажимая ладонью прошитое пулей, окровавленное плечо.
– У-у-у, шайтан! – взвыл он от боли.