Затем все исчезло, и на него нашло мирное настроение, сознание исполненного долга, удовлетворенной чести и полученной награды. Игра воображения кончилась, и ее смысл был ясен; но прежде чем он мог понять его, все уже исчезло.
Фой с трудом перевел дух, содрогнулся и всплеснул руками.
- Что ты видел? - спросила Лизбета, наблюдавшая за его лицом.
- Странные вещи, матушка, - отвечал Фой. - Видел, что мы с Мартином участвуем в битве, тебя и отца окружает слава, а для нас всех наступает мир.
- Это хорошее предзнаменование, - сказала она. - Борись сам и предоставь нам бороться. После многих испытаний мы вступим в царствие Божие, где всех нас ждет успокоение. Это хорошее предзнаменование. Отец твой был прав, а я неправа. Теперь я уже не боюсь. Я довольна.
Никто из присутствовавших не удивился и не нашел в этих словах ничего необычайного. Для них рука приближающегося рокового часа отдернула завесу далекого, и они все поняли, что таким образом луч света - слабый луч из-за облаков - упал в их сердца! Они с благодарностью приняли его.
- Я, кажется, все сказал, - заговорил Дирк своим спокойным голосом. - Нет, еще не все…
И он сообщил свой план бегства.
Фой и Мартин слушали и соглашались с ним, но бегство казалось им чем-то очень далеким и призрачным. Они не верили в возможность выполнения плана. Они были убеждены, что здесь, в Лейдене, их ждет испытание их веры и что здесь каждый из присутствовавших стяжает в отдельности свой венец.
Когда все было взвешено и каждый знал твердо, что ему делать, Фой спросил, следует ли посвящать в план и Адриана. На это отец его поспешно заметил, что чем меньше будет разговоров, тем лучше, и предложил поэтому сообщить Адриану все только вечером, предоставив ему решить тогда, поедет ли он с ними или останется в Лейдене.
- Так он сегодня весь день просидит дома и проводит нас на корабль, - пробормотал Мартин, но вслух не сказал ничего.
Ему казалось почему-то, что не стоит делать из этого вопроса, так как знал, что выскажи он сомнение, Лизбета и Фой, вполне доверявшие Адриану, рассердятся.
- Батюшка и матушка, - начал Фой, - пока мы здесь все вместе, я желал бы сказать вам одну вещь.
- Что такое? - спросил Дирк.
- Вчера мы обменялись обещанием с Эльзой Брант и просим вашего согласия и благословения.
- Я с радостью дам их вам, сын мой, и мне приятно слышать эту новость. Приведи Эльзу сюда, - ответил Дирк.
Фой поспешил исполнить желание отца и не заметил, что Лизбета ничего не говорит. Она полюбила Эльзу - кто мог ее не любить, - но… они таким образом приближались еще на шаг к проклятым сокровищам, которые копились из поколения в поколение, чтобы погубить людей. Если Фой сделается женихом Эльзы, богатство станет его наследством, так же как ее, и принесет ему такое же горе, как ей. Кроме того, люди могут сказать, что он женился из-за денег.
- Тебе это не по душе? - спросил Дирк, взглянув на нее.
- Да, теперь мне кажется, что мы уже никак не выберемся из Лейдена. Молю только Бога, чтобы Адриан ничего не узнал.
- Почему?
- Он без памяти влюблен в Эльзу. Разве ты не заметил этого? И ты знаешь его характер…
- Адриан, Адриан, все Адриан! - нетерпеливо воскликнул Дирк. - Эльза вполне подходящая партия для нашего сына; богатство ее, спрятанное где-то в болоте, вовсе не ее, так как большая часть ее завещана мне для употребления на известное дело; у него же деньги в полной безопасности в Англии. Вот они идут, прими ласковый вид, они сочтут за несчастное предзнаменование, если ты не улыбнешься.
Фой вошел в комнату, ведя за руку Эльзу, красивее которой в эту минуту трудно было бы найти девушку. Они рассказали, как все произошло, и опустились на колени перед Дирком, чтобы он благословил их по старинному обычаю; впоследствии им приятно было воспоминание, что это произошло именно так. После того они обратились к Лизбете, и она также подняла руки, чтобы благословить их, но, готовясь прикоснуться к их головам, не могла, несмотря на все свои усилия, сдержать грустного восклицания:
- О, дети, вы, конечно, любите друг друга, но время ли теперь жениться и выходить замуж?
- То же самое говорила и я, теми же самыми словами! - воскликнула Эльза, вскакивая с колен и бледнея.
Фой сделал недовольное лицо, но, овладев собой, улыбнулся и сказал:
- И я опять отвечу теми же словами: вдвоем жить легче, и к тому же это только обручение, а не венчание.
- Да, правда, обручение - одно, а венчание - другое, - пробормотал Мартин, думая, как всегда, вслух; и как ни тихо были сказаны эти слова, Эльза услыхала их.
- Мать твоя расстроена, - вмешался Дирк, - ты сам знаешь, почему, и не тревожь ее еще больше. Принимайся за дело; отправляйся с Мартином в контору и сделай там все, как я сказал тебе, а я, повидавшись с капитаном, поступлю так, как прикажет мне Господь. Теперь до свидания, сын мой… и дочь, - добавил он с улыбкой, обращаясь к Эльзе.
Они пошли к двери, но Лизбета позвала Мартина.
- Мартин, возьми с собой оружие, когда пойдете в контору, а молодой хозяин пусть наденет кольчугу под колет.
Мартин кивнул головой и вышел.
Адриан проснулся утром этого дня в дурном расположении духа. Он, правда, успел дать выпить Эльзе любовный напиток, но до сих пор не пожал еще плода своих хлопот и ужасно боялся, что волшебное питье не принесет никакой пользы. Сойдя вниз, он узнал, что Фой и Мартин уже ушли в контору, а отчим также отправился неизвестно куда. Это было ему на руку, так как оставляло ему свободное поле действия. Однако оказалось, что мать и Эльза уже позавтракали наверху. Что он не увидится с матерью, не слишком огорчало его, особенно после того, как она приходила в соприкосновение с зачумленной, но отсутствие Эльзы страшно раздосадовало его. Кроме того, в доме стало вдруг как-то неуютно: вся прислуга почему-то была на ногах, перенося без всякой видимой цели разные вещи с места на место, будто потеряла голову. Раза два мимо Адриана прошла Эльза, но она также несла вещи, и ей некогда было разговаривать.
Наконец, Адриану надоело ждать, и он отправился в контору, намереваясь приняться за книги, которые, правду говоря, он несколько запустил. Но и тут царила такая же суета. Вместо того чтобы заниматься своим обычным делом, Мартин ходил взад и вперед, отбирая медные вещи, которые укладывались в корзины, и, кроме того, Адриан заметил - он был наблюдательный молодой человек, - что на Мартине было не его ежедневное рабочее платье. С чего, - спрашивал себя Адриан, - было Мартину в летний день прийти в контору в своей броне из дубленой буйволовой кожи, опоясанным своим мечом "Молчание?" Зачем Фою понадобились книги, которые он просматривал с одним из конторщиков? Изучал он их, что ли? В таком случае - на здоровье, так как привести их в надлежащий вид оказалось бы далеко не по силам Адриана. Нельзя сказать, что они велись неверно - он вел их, как мог по своему крайне несовершенному знанию, - но часто приходилось выкидывать кое-что, потому что иначе баланс не сходился. В конце концов, он был очень рад: разве пойдут человеку, занятому своими любовными надеждами и опасениями, разные арифметические выкладки? Потолкавшись в конторе, Адриан вернулся домой обедать.
Обед, совершенно вопреки обычаю, запоздал, и это опять раздосадовало молодого человека, и к тому же ни мать, ни отец не стали обедать. Наконец вышла Эльза, бледная и утомленная, и молодые люди начали обедать, или, по крайней мере, делали вид, что обедают, так как у обоих, казалось, не было никакого аппетита. И Адриану не пришлось воспользоваться их пребыванием вдвоем, так как в комнате постоянно была служанка, а Эльза сидела на своем месте - на другом конце длинного стола.
Наконец служанка ушла, а через несколько секунд поднялась и Эльза. Адриан потерял терпение. Он не мог дольше выносить неизвестности, он должен был объясниться.
- Эльза, - начал он раздраженным голосом, - сегодня у нас в доме все вверх дном, будто мы собираемся уезжать из Лейдена.
Эльза взглянула на него сбоку: она уже, вероятно, знала причину этого беспорядка.
- Очень жаль, герр Адриан, - сказала она, - но вашей матушке сегодня нездоровится.
- В самом деле? Надо надеяться, что она не заразилась чумой от этой Янсен, но это не причина, почему все бегают с полными руками, как муравьи в разоренном муравейнике, ведь теперь не такое время года, когда женщины все переворачивают вверх дном и выбрасывают занавеси на улицу под предлогом, что производят чистку. Наконец-то нас оставили на минуту в покое, поговорим же.
Эльза встревожилась.
- Ваша матушка ждет меня, герр Адриан, - сказала она, направляясь к двери.
- Пусть она отдохнет, сон - лучшее лекарство.
Эльза сделала вид, что не слышит его, и пошла к двери, но Адриан, забыв всякое достоинство, быстрым движением преградил ей дорогу.
- Я сказал вам, что желаю поговорить с вами, - обратился он к Эльзе.
- А я сказала вам, что мне некогда, позвольте мне пройти.
Адриан не трогался.
- Я не пропущу вас, пока не переговорю с вами, - сказал он.
Уйти не было возможности, Эльза вернулась и спросила холодным тоном:
- Что вам угодно? Прошу вас, говорите покороче.
Адриан откашлялся, думая про себя, что Эльза удивительно умеет сдерживать себя, несмотря на действие любовного напитка: никто не подумал бы по ее виду, что она приняла это восточное лекарство. Однако следовало на что-нибудь решиться, он зашел слишком далеко, чтобы отступить.
- Эльза, - сказал он смело, хотя в душе трусил сильнее всякого зайца. - Эльза! - Он в мольбе сложил руки и поднял глаза к потолку. - Я люблю вас, и пришло время сказать вам это.
- Кажется, оно пришло уже несколько дней тому назад, герр Адриан; я думала, что вы уже успели и позабыть все это, - отвечала она насмешливо.
- Позабыть! - со вздохом повторил он. - Как я могу забыть это, когда вы у меня всегда на глазах.
- Не могу сказать вам, как; что меня касается, то я желаю забыть это безумство.
- Безумство? Она называет это безумством! - воскликнул Адриан. - Она называет безумством это вечное обожание моего сердца, истекающего кровью.
- Вы знаете меня ровно пять недель, герр Адриан.
- Что заставляет меня желать знать вас пятьдесят лет.
Эльза вздохнула: подобная перспектива вовсе не казалась ей заманчивой.
- Ну, преодолейте вашу девическую застенчивость, - заговорил он вдруг порывисто, - вы уже довольно сделали уступок приличиям, теперь отбросьте в сторону жеманство, положите оружие и сдайтесь. Ни один час вашей борьбы - клянусь вам - не был так сладок, как будет эта минута уступки, потому что, помните, дорогая, что я - видимый победитель - в сущности, побежденный. Я отказываюсь…
Он не докончил, потому что тут Эльза уже не могла совладать с собой, но совершенно в ином смысле, чем он надеялся и ожидал.
- Вы с ума сошли, герр Адриан, - воскликнула она, - что осмеливаетесь заставлять меня выслушивать такие высокопарные пошлости, после того как я вам сказала, что не желаю слушать их! Я понимаю, что вы добиваетесь моей любви, но раз и навсегда говорю вам, что не могу ответить тем же.
Это был удар, и Адриан не сразу нашелся, как ответить на такое прямое заявление. Его самомнение покинуло его, и он только беспомощно повторил:
- Не можете ответить тем же? Или вы отдали вашу любовь другому?
- Да, - отвечала Эльза твердо: она не на шутку рассердилась.
- В самом деле? Кому же? В прошлый раз вы горевали об умершем отце. Может быть, теперь ваше расположение приобрел этот великолепный гигант Мартин или… нет, это было бы слишком нелепо… - и он захохотал в своем ревнивом бешенстве, - или этот шут, мой почтеннейший братец Фой?
- Да, - спокойно отвечала она, - Фой!
- Фой! Силы небесные! Желтоголовый увалень, невежда Фой - мой соперник! И после того говорят, что у женщин есть душа! Соблаговолите мне ответить на один вопрос: скажите мне, когда возникло это странное и чудовищное чувство? Когда вы объявили себя побежденной непреодолимыми качествами Фоя?
- Вчера вечером, если вам угодно знать это, - отвечала она так же спокойно и бесстрастно, как прежде.
Адриана осенило вдохновение. Он на минуту приложил руку ко лбу и громко, резко захохотал:
- А, вот что! - сказал он. - Это приворотное зелье подействовало в обратном направлении. Бедная Эльза, вы заколдованы; вы не знаете правды. Я влил вам напиток в воду, а Фой, предатель Фой, пожал плод! Дорогая моя, сбросьте с себя обманчивое очарование! Вы любите меня, а не похитителя сердец Фоя.
- Что вы говорите? Вы влили мне напиток? Вы посмели отравить мое питье своим языческим зельем? Прочь с дороги! Пропустите меня и никогда не смейте говорить со мной. Будьте благодарны, если я ничего не скажу брату о вашей низости.
Что случилось после этого, Адриан никогда не мог в точности припомнить, он только смутно помнил, что он отстранился, между тем как дверь отворилась с такой силой, что он ударился о стену, и мимо него промелькнуло видение - женщина со сверкающими глазами и гневно сжатыми губами - и больше ничего.
С минуту он стоял уничтоженный: удар попал в цель. В сердце его, казалось, не осталось ни надежды, ни чувства. Но затем его бешеный характер, всегда бывший его несчастьем, проснулся вместе с оскорбленным тщеславием, ненавистью, ревностью и прочими ослепляющими страстями. Это не могло быть правдой, тут должно существовать объяснение, и Адриан находил его в том, что Фой, по счастливой случайности или по своей хитрости, сделал Эльзе предложение вскоре после того, как она выпила любовный напиток. Адриан, подобно многим своим современникам, был крайне суеверен и легковерен. Ему и в голову не приходило отнестись с сомнением ко всеми признанной действенности волшебного лекарства, хотя в душе он теперь и сознавал, что сделал большую глупость, сказав Эльзе в первом порыве ярости, что прибегнул к подобному средству, чтобы приобрести ее расположение, вместо того чтобы предоставить своим личным достоинствам подействовать на нее.
Что делать? Ошибка была совершена, яд проглочен, но ведь и для большинства ядов существует противоядие. Чего он медлит? Следует как можно скорее посоветоваться со своим другом - магом.
Десять минут спустя Адриан уже был у дома Черной Мег.
ГЛАВА XIX. Борьба на башне литейного завода
Дверь отворил Симон, лысый, толстый негодяй, живший с Черной Мег. В ответ на расспросы Адриана он отвечал, пристально смотря ему в лицо своими свиными глазами, что не может наверное сказать, дома его жена или нет.
- Она, кажется, вместе с магом была занята вызыванием духов, но они могли выйти незамеченными, потому что у них есть дар, великий дар, - заключил он, вводя Адриана в комнату, где тот бывал не раз.
Комната была неуютная и на Адриана почему-то всегда производила такое впечатление, будто в ней постоянно был кто-то, кого он не мог видеть: из пола и стен слышался какой-то странный, необъяснимый шум, похожий на скрип и вздохи. Но подобных вещей ведь всегда можно ожидать в доме, где живет один из величайших современных магов. Тем не менее Адриан был доволен, когда дверь отворилась и вошла Черная Мег, хотя многие предпочли бы ее обществу общество привидения.
- Почему вы беспокоите меня в такой час? - резко спросила она.
- Почему? - повторил Адриан, и вся его ярость снова поднялась при этой грубости. - Ваше проклятое лекарство подействовало совершенно наоборот, вот что. Другому человеку вышла от этого польза, понимаешь, старая ведьма! И я думаю, он хочет увезти ее, - вот что значит вся эта сутолока. Как это я раньше не догадался! Где маг? Я хочу видеть мага. Он должен дать мне противоядие, другое лекарство.
- Вам, кажется, самому оно нужно, - сухо ответила Черная Мег. - Не знаю, можно ли будет видеть мага: теперь не приемный час, да его, кажется, и дома нет; по крайней мере он так велел говорить всем.
- Мне необходимо видеть его, - настаивал Адриан.
- Может быть, и удастся, - сказала Мег, многозначительно дотронувшись до его кармана.
Несмотря на свое волнение, Адриан понял намек.
- Ты жаждешь золота? - спросил он фразой из прочитанного недавно романа, подавая старухе горсть серебряных монет - все свои капиталы в данную минуту.
Мег приняла деньги, фыркнув, но, вероятно, сообразила, что кое-что все же лучше, чем ничего, и вышла. Послышался какой-то таинственный шум, шепот, звук отпираемых и запираемых дверей, затем водворилась полнейшая, неприятная тишина. Адриан сидел, смотря в стену, так как единственное окно в комнате находилось так высоко над его головой, что в него нельзя было смотреть, и оно скорее походило на отдушину, чем на окно. Так он просидел с минуту, кусая концы своих усов и проклиная свою судьбу, как вдруг почувствовал чью-то руку у себя на плече.
- Какой тут черт?! - вскричал он, резко обернувшись и очутившись лицом к лицу с магом, величественно задрапированным в плащ.
- Черт? Какое нехорошее слово в устах молодого человека, - укоризненно заметил мудрец.
- Может быть, - отвечал Адриан. - Только какой… я хотел сказать, каким образом вы вошли? Я не слыхал, чтобы дверь отворилась.
- Каким образом вошел? Я сам не знаю. Двери? На что мне двери?
- Не знаю, - отвечал Адриан коротко, - но люди, вообще, находят, что они полезны.
- Довольно говорить о таких материальных вещах, - серьезно перебил его маг. - Ваш дух взывал к моему, и я здесь, вот все, что вам надо.
- Я предполагал, что вас позвала Черная Мег, - продолжал выспрашивать Адриан, в котором после неудачи с любовным напитком проснулась недоверчивость.
- Можете предполагать, что вам угодно, мой молодой друг, а теперь потрудитесь объяснить, что вам надо: мне некогда. Впрочем, я и так все знаю: вы дали питье девушке и не исполнили моего совета тут же сделать ей предложение. Другой подсмотрел и извлек пользу из магического напитка. Пока она еще находилась под влиянием очарования, он сделал предложение, и оно было принято… да, ваш брат Фой. Беспечный и недогадливый человек, чего же вы еще ожидали?
- Во всяком случае, не ожидал этого, - отвечал Адриан в бешенстве. - А теперь, если вы обладаете такой силой, как уверяете, скажите мне, что делать.
Что-то сверкнуло под капюшоном, то был единственный глаз мага.
- Друг, вы невежливы, даже грубы. Но я понимаю и прощаю. Подумаем сообща. Расскажите мне все, что было.
Адриан подробно рассказал все происшедшее, и рассказ, по-видимому, глубоко тронул мага, по крайней мере он отвернулся, закрыв лицо руками, и плечи его затряслись от сильного чувства.
- Дело очень серьезное, - сказал он торжественно, когда, наконец, Адриан кончил. - Теперь остается сделать только одно. Вашему коварному сопернику - сколько лукавства и обмана скрывается за его простоватой наружностью - кто-то дал хороший совет, не знаю, кто именно, хотя подозреваю, что это один знакомый Черной Мег - Арентц!..
- А!.. - вырвалось у Адриана.