И жизнь мою суровую ты вспомнишь,
Глаза мои и губы, и любовь –
И грешную мою помянешь душу,
И всё простишь, полюбишь и поймешь.Я не умру. Глазами этой книги
Я видеть буду милый, страшный мир;
Я буду слышать, как звенят трамваи,
Как город голосом густым гудит.И спутницей внимательной и нежной
Я жизнь твою с начала до конца
Пройду, и передам неведомым потомкам
Великолепный дар – любовь мою к тебе.Пройдут года по шпалам черных точек,
Железные года – страницы пробегут, –
Но милой лирики прозрачнее прохлады, –
Как старого вина всё драгоценней вкус.1923
"Вкус моих губ ты забыл, забыл…"
Вкус моих губ ты забыл, забыл,
Губы другие теперь полюбил.
Косы ее тяжелей и черней,
Сердце ее и добрей и верней.
В комнату вашу неслышно вхожу,
В очи жены твоей тихо гляжу.
Хуже была ль я, лучше ль она? –
Друга покинутого жена.
Что ж ты читаешь жене своей
Горькую повесть любви моей?
Ты расскажи ей о страшных днях,
О поцелуях моих, стихах,
Ты расскажи, как была я зла,
Как осенью раз навсегда ушла.1923
"Подруга, дружбы ласковые узы…"
Е.П.
Подруга, дружбы ласковые узы
Мы сохранили с детства до сих пор, –
Тревожным голос пропели музы
Пророческий свой приговор.И часто нас свинцовый глаз рассвета
Видал склоненных над одним столом –
И сколько песен пламенных пропето,
И сколько бед разнесено пером.Ты помнишь комнату, убогую, как ужин,
Густую пыль от печки и от книг.
Нет ничего. И вместо денег – дружба,
А за окном бульварные огни,И звонкие проносятся трамваи.
Гудит Москва. У нас покой и тишь.
И синий чайник с жидким мутным чаем
Пофыркивает лишь…В косом трюмо перекосился Ленин,
Глядятся вещи в мутное стекло.
О, милые часы стихов, тоски и лени,
Беспутной юности беспутный эпилог.Об этом времени веселом и суровом
Мы будем вспоминать и радоваться вновь.
Подруга милая, помянем добрым словом
Российских муз и сохраним любовь.
"Пути истории торжественны и грозны…"
Пути истории торжественны и грозны –
Огромный век. Огромные дела.
Над Русью древний всколыхнулся воздух,
От сна очнувшись, темная пошла.Не по проселочной, не по большой дороге,
Не с кистенем, не с посохом в руках. –
Надвинув кепи на шальные брови
И в куртке кожаной с винтовкой на плечахПошла, спокойная, сквозь тифы и расстрелы,
Сквозь вымершие волжские поля
И песни новые по-новому запела
С пропахнувшего порохом Кремля.Над дикими туманами провинций
Не звон малиновый колоколов –
Стрекочут вольные стальные птицы
И завевают голоса гудков.И длинными шагами телеграфа
Встревожен мир старинной тишины,
И придорожные примяты травы
Тяжелым шорохом автомобильных шин.Над деревнями, где мороз и солнце
Высушивали сердце мужика –
Кумачный флаг веселых комсомольцев
Качнулся с колокольни в облака.Россия. Глушь. Кабацкое веселье.
Нагайка. Бог. Дремучие леса.
Сквозь грусть щемящую разгульных песен
Твои суровые, поблекшие глазаПрипомнят внуки. И в часы раздумья
Им будут сниться скудные поля
И Русь – гадающая ведунья
Вслед улетающим журавлям.
О ЧУДАКЕ
Не жизнь, а просто так:
Поставлен стол и стул,
Сидит на нем чудак.
Задумчив и сутул.Он дышит пылью книг,
Он дышит тишиной,
И только маятник
Товарищем всю ночь.Пусть город бьет в окно
Железным сапогом.
Пусть рвутся над страной
Гранаты непогод –Им не пройти туда.
Им стен не одолеть –
Давно сидит чудак
И будет так сидеть.23 июня 1926
"Кровь, случай, ночь – вот спутники твои…"
Кровь, случай, ночь – вот спутники твои,
Слепая жизнь. Вот входит человеком
Еще один для битв и для любви,
Приоткрывая сомкнутые веки.А над землею пролетают дни,
Проходят весны, осени и зимы, –
И с неба звездные далекие огни
Ложатся на душу тоской невыразимой.И эта темная певучая душа
Дрожит и бьется от любви и боли,
И не умеет вырваться душа
Из плена милого земной неволи.Но час настанет, и заглянет смерть,
И ты уйдешь, оставив дар случайный,
И снова будут над землею: твердь,
Миры, века, чужая жизнь и тайна.
"Ничего, мой друг, не тоскуйте…"
Ничего, мой друг, не тоскуйте.
Эту ль жизнь поместить на плечах,
Если сердце любовью – в лоскутья,
Если тело страстям – сгоряча.
Пусть весна. Пусть другим этот пьяный
Дикий воздух под желтой луной –
Нам глушить стакан за стаканом
В одиночестве боль и вино.
Нам в холодные руки бессонниц
Одинокую голову класть,
И не мужу и не любовнице
Этот мертвый ночей оскал.
Ничего, что любимое имя
Каплей крови сквозь ночь, сквозь бред –
Не задуть губами сухими
Высокомерный рассвет.
ПЕСНЯ
Ходят, ходят сини волны,
Море Черное шумит.
Золотой, как персик, полдень
На песке со мной лежит.
И густой и грустный воздух
Пахнет солью и водой,
И огромной рыжей розой
Солнце никнет над волной.
Горизонт качает парус
Удалого рыбака.
Белорунною отарой
Пробегают облака.
И заснул угрюмый Бигус,
Заглядевшись на простор,
Над развернутою книгой
Пожелтевших древних гор.
"Рев города, не рев ли океана…"
Рев города, не рев ли океана
Шумит в высокое окно.
Бушуют вьюги скрипок ресторана,
Мы наливаем полные стаканы
Январским лунным ледяным вином.
Под звездами, под небом жизнь нетленна
И кровь, как слезы, солона,
Но бродит смерть веселым джентльменом
В ночи, на площадях, в кромешной белой пене
Качается от звезд и от вина…
От лакированного автомобиля
Ползут глаза, кровавя мглу и снег,
Гудки сорвались, взвизгнули, завыли,
Любезный джентльмен, не вы ли
В такую ночь устроили побег?<1920-е>
ЛАВКА ДРЕВНОСТЕЙ
Шуршит китайский шелк на серебре парчи
Гранатов бархат спущенной портьеры,
И Страдивариус, казалось мне, звучит
В руках искусного седого кавалера.Венецианские мерцают зеркала.
Хрусталь и золото – тяжелые флаконы,
Быть может, дю-Барри по капле пролила
На пурпур столика тревогу благовонья.В брюссельских кружевах запуталась серьга
Прохладной каплей синего сапфира,
И белый горностай белее, чем снега,
И холоднее северной Пальмиры.Так хрупок звон фарфоровых вещей,
Саксонской старины изящны безделушки,
На синей чашке пастушок в плаще
Нашептывает нежное пастушке.А рядом древние уродцы в хоровод
Сплелись, больные персонажи Гойи –
Три тонких головы, раздувшийся живот,
И в сладострастной пляске слиты трое.Люблю бродить в спокойной тишине,
Перебирать века влюбленными руками,
И жаль – людей и жизни больше нет,
Но жизнь вещей бессмертнее, чем память.1930
ПАМЯТИ МАЯКОВСКОГО
Багровы розы Беатриче.
Поют гудки. И трубы говорят
На перекрестках улиц. Голос птичий
Расплескивает ранняя московская заря.Бегут трамваи. Ветер
Апрельской прелой влажною землей
От крутого двора на Поварской. Где ветви
Зеленым пухом яблонь. Где разлетКолонн. И белая прохлада
Высоких комнат. Музыка. И он.
Спокойно вышедший из медленного ада
Любовных бед, чудачеств и времен.19 апреля 1930
КОМНАТА
Табачный дым в готическую высь
Тяжелой чернью на зверей крылатых.
Часы не бьют! Далекий шум Москвы,
И в стрельчатом окне туч оползень лохматый.
В осенний сумрак шелковым цветком
Качнется абажур. В углах проснутся тени.
Проснутся книги. И старинный том
Уводит в мир чудесных приключений –
И в фантастическую тишину
Скрип дилижанса, рога голос дикий.
Я вижу Лондон, Темзу и Луну
И как по улице проходит Диккенс.
Поет река. И стелется туман.
Янтарными глазами смотрят доки,
Косые паруса далеких стран,
Разноязычный говор стран далеких
И запах моря горький и чужой
В тавернах, где веселые матросы
Танцуют джигу с девкой портовой
И чокаются с Ньюмен Ногсом.
Часы не бьют. Но дробный дождь в стекло
Мне полной горстью бисеринок влаги.
Я отрываю взгляд от чужеземных слов,
Я сердце отрываю от бумаги.
Я вижу вновь высокие углы
И белизну узорную карнизов,
Рояль, застывший неподвижной глыбой,
И милых книг задумчивые ризы.
Опять со мной знакомый ветхий мир
Вещей и дел, видений и утраты.
И слушает, как встарь, бряцанье лир
На потолке высоком зверь крылатый.
1932, Москва
"Ты ушла, любимая сестра…"
Ты ушла, любимая сестра,
Отзвенев печальными стихами.
Без тебя пылают вечера
Рыжими закатными цветами.
Без тебя проходят по земле
Одурь весен, осеней прохлада,
Льдяность зим и пышность лет. –
Низкий холмик. Черная ограда.
Золотыми косами в песке
Белых косточек рассыпанная груда.
Белый череп. И моей тоске
Биться в сердце от рыданий трудных.
Задавила старая земля,
Высосала ласковое тело.
И шумят густые тополя
Над моей душой осиротелой.
Этот шум мне снится по ночам.
Голос милый по ночам мне сниться. –
Вкривь и вкось исписаны страницы,
Муза ли, сестра ли у плеча.21 января 1932
СТИХИ 35 ГОДА
Синеватая сталь солона на губах
Смертным холодом холодна –
На земле я останусь только в этих стихах,
В этих черных строках,
Расплескав по строкам свою душу до дна.Неподвижное тело в землю уйдет,
В трехаршинную тишину –
Может сизый лопух сквозь меня прорастет,
Может белой березкой сердце взойдет
Поглядеть на седую луну…
БЕССОННИЦА 1АЯ
И каплет ночь в бессонные глаза.
Тягучие и медленные капли
В открытое окно стекают
Из безвоздушного скупого неба.И кровь стучит в горячие виски,
И лихорадка обжигает кожу
Горячим и взволнованным дыханьем,
Песчаным вихрем раскаленной степи.И душит, душит в тишине подушка,
И стены надвигаются, как горы,
И вспыхивают странными цветами
Лучи фонарные на черном потолке.И кажется мне, что пройдут столетья
По этой комнате, такой знакомой,
Сухая пыль засыплет эти вещи
И плотной пеленой окутает меня.И никогда не будет больше солнца,
И вечно будет темная планета
В пространствах мировых одна носиться
Обугленным осколком наугад.9 ноября 1935
"Опять привычный алкоголь…"
Опять привычный алкоголь
Стихов и одиночества,
Я переписываю боль
В тетрадку прямо начисто.И без помарок по листу
Перо мое певучее.
И чудо! – сами зацветут
Веселые созвучия.Боль растечется по строкам,
Мне снова станет мирно так. –
Уходит далеко тоска,
Когда приходит лирика.9 ноября 1935
"Их было двое. Горькою отравой…"
М. Сивачеву
Их было двое. Горькою отравой
Поила их любовь моя.
Ни счастия, ни радости, ни славы
С собою им не приносила я.Года качались в головокруженьи
Под песенку лукавую стиха,
И жизнь плыла в неторопливом пеньи,
И дерзкий ум покорно затихал.Они ушли. И ночь стоит у входа,
И завтра будет так же, как вчера,
Я ненавистную свою свободу
По комнате таскаю до утра.Шагай, шагай. Знакомы половицы,
В четыре стенки мир мой заключен,
И, перечитывая страницы
Своих утрат, чудачеств и имен,Я говорю – душа ушла. И тело,
Как Агасфер, бродить осуждено,
Пока рукой костлявою и белой
Не постучит желанная в окно.19 мая 1937
"Умеет сердце быть расчетливым и злым…"
Умеет сердце быть расчетливым и злым,
Я жизни за любовь плачу стихами,
Завет от предков загорелых ханов –
Платить за жен умеренный калым
Влезает тело в шелковый халат,
Глаза раскосые упрямы и жестоки,
Отсчитываю медленные строки,
Как стих Корана молодой мулла.
Клинок отточенный плеснет над головой
Пусть врач идет, я робости не знаю.
Душа далекого разбойного Аная
Во мне веками, дикая, живет.<1930-е?>
АЛУШТА
Белую пену взбивает прибой.
Белые чайки кричат над волной.
Белые тучи на синей волне.
Белые вазы на белой стене.
Черные пики штурмуют высь –
За кипарисом идет кипарис.
Горы над морем – уступ на уступ.
Камни от солнца тихонько поют.
Пурпуром роз зацветает земля
И отцветают цветы миндаля.
Как хорошо по взморью бродить,
Ящериц сонных на камнях будить.
Ветром соленым и вольным дышать,
Мокрые камушки пересыпать.1941
КАЗАХСТАНСКИЙ ДНЕВНИК
"Сегодня закат, как зарево…"
Сегодня закат, как зарево,
Пол неба горит огнем.
Сегодня читаю заново
Любовь во взгляде твоем.Как много в нем грустной нежности,
Неверия и тоски,
И веет холодной свежестью
Пожатье твоей руки.Пусть сердце твое заковано
В железную чешую –
Влюбленная и покорная,
Я тихо тебе пою.16 сентября 1946
"После ссоры – сладко примиренье…"
После ссоры – сладко примиренье.
Каждый день идет серьезный бой.
И, как в настоящее сраженье,
Мы выводим регулярный строй: –Конницу капризов и чудачеств,
Танки – оскорблений и обид,
Легкие танкетки – неудачи,
Маскировку тщательных защит.Как зенитки ловкие стреляют,
Как злословье попадает в цель,
Каждый летчик грустно помышляет
О бесславном горестном конце!После ж долгожданного отбоя,
Отдыхая после канонад.
Мы с тобой – опять влюбленных двое,
Каждый мнит себя заслуженным героем,
И друг другу каждый снова рад!Ночь с 7 на 8 августа 1946
ПУТЕШЕСТВИЕ В ОСОКАРОВКУ
Плывет под колесами степь,
Горячая пыль в лицо.
Холмов невысокая цепь
На горизонте кольцом.
К пространствам степным привык
Разболтанный грузовик.Он <ездит> и ночь и день
Проселками и шоссе,
И дыма черная тень
Запуталась в колесе.
Он видел немало стран,
Пока попал в Казахстан.Он возит баранов, хлеб,
Уголь, моторы, соль,
Развозит по всей земле
Горькую кладь неволь.
И к горю людскому привык
Разболтанный грузовик.Июль 1945
"Надо петь, как поет киргиз…"
Надо петь, как поет киргиз,
Проезжая в степи безбрежной,
Я тебе пою – улыбнись,
Будь по-прежнему милым и нежным.И сравненье мое оцени
Как веселую легкую шутку.
Как прекрасны в осенние дни
Эти солнечные минутки,Что дарит нам сентябрь под конец
В годовщину любови нашей,
Хорошо, что в чужой стране
Ты меня называешь Наташей.Это имя простое мое
На устах твоих музыкой нежной –
И душа, загораясь, поет,
И лирический ветер свежийНаполняет всю жизнь мою,
Точно молодость снова рядом, –
Я тебе одному пою,
И любовь твоя – мне награда.19 сентября 1946, Годовщина отъезда из Москвы.
"Безмолвна степь. И птицы не поют…"
Безмолвна степь. И птицы не поют,
От трав сухих нежней благоуханье –
Я провожаю молодость свою
В краю чужом, в краю изгнанья.Горька земля здесь. Бледные цветы
Звенят фарфоровыми лепестками.
Под небом выгоревшим и пустым
Качается полынь и розовеют камни.4 августа 1944
"Ну, что же, значит, так надо…"
Ну, что же, значит, так надо, –
Такой значит выпал жребий;
Не слава пришла в награду,
А мысль о насущном хлебе.О крове над головою,
О грусти судьбы бродяжной,
О ветре осеннем протяжном,
Поющем над ночью степною…Какие еще молитвы
Спасут от врага лихого –
Сумей петушиным словом
Себя уберечь от битвы,
От супостата злого.6 августа 1946
"Бушует шторм. И непроглядна ночь…"
Бушует шторм. И непроглядна ночь,
Осенний океан за окнами неистов,
С разбега бьет железною волной
И отступает с грохотом и свистом.И мы плывем в бушующую даль,
Затерянный в грозном океане,
Но не страшна нам дикая печаль
Осенней непогоды в Казахстане.И близок он, прославленный в веках,
Прекрасный остров Билитис и Сафо,
Где музы бродят на ночных лугах
Под строф сафических любовный пафос.Нам завещали музы продолжать
И сохранить от хладного забвенья –Мы свято бережем любовную печать
И Лесбоса прекрасное виденье.21 сентября 1946
"Когда ты бываешь тусклым…"
Когда ты бываешь тусклым,
Как хмурый сентябрьский день,
В душе моей – тихо и пусто,
И жить мне и думать лень.Я грустно стою на распутьи.
Куда-то летят надо мной
Разорванные в лоскутья
Осенние тучи. ТоскойИ ветром, как я, гонимы,
Бездомные, как и я,
Неведомые пилигримы
По темным путям бытия.И хочется плыть за ними,
Бездумной, беззвучной быть, –
Не плакать слезами злыми,
Слова твои злые забыть.