Перешагни бездну - Шевердин Михаил Иванович 5 стр.

Рокфеллер живо приблизил свою рыбью пасть к лицу Люси и выдохнул:

- Вы слышалипро русского инженера? Про золото?

- Я же сказала. Меня тогда не было, я еще не родилась,- пролепетала молодая женщина. Но она почему-то смешалась и опустила глаза.

- Неважно. Вы должны были слышать в этом своем гареме про золото. Так вот. Царь предлагал Керзону взять концессию. Надеюсь, вы знаете, что такое концессия? Но они не сговорились. Шли десятилетия. Керзон - говорил я вам, что он был деловой - шагал по ступенькам власти наверх. На посту министра королевы, а потом вице-короля Индии он был отличным приказчиком ком-мерческой фирмы "Британия и К°". Сколько угодно мог Керзон вещать о "благородной" задаче англичан защищать индусов и про­чих черномазых от русских казаков. На самом деле Джорджу Натаниелю Керзону нужно было защищать индийское золото. Но он смотрел далеко. Он не забывал своего путешествия и всегда рас­считывал привязать на веревочку золотого тельца - вашу Бухарию. И когда царизм потерпел крах, а в Центральной Азии обра­зовался вакуум, Джордж Натаниель взялся подбирать что плохо лежит. Огромная страна от Черного моря до Тибета! Аппетитный пудинг, начиненный золотом и нефтью!

Он говорил и говорил. Жернова скрипели, скрежетали. У Люси разыгрывалась мигрень. Но Рокфеллеру, видимо, пришелся по нраву безответный слушатель,

- Волею всевышнего Джордж Натаниель Керзон умер. Но Британия по-прежнему хозяйничает в Азии. Англичане куют стра­тегическую цепь, опутывающую Россию с юга. Туркестан, ваша Бухария, Кавказ - отличные плацдармы для сокрушения государ­ства Ленина. Нельзя отказать плану господина Керзона в дело­витости.

Энергично наступая на мадемуазель Люси, Рокфеллер, загнав ее в угол к портьере, проповеднически возгласил:

- Я не идиот. Я, Рокфеллер, вложил в кавказскую нефть - ваша Бухария где-то рядом - уже много миллионов. Моя фирма, "Стандарт Ойль и К Нью Джерси" заинтересована в Бухарин. На мои денежки строилась закавказская железная дорога. Там мое! Я еще добьюсь для США мандата на Армению, на Бухарию, на Закаспий. Там нефтеносные поля! Мы еще сокрушим и истребим филистимлян-революционеров. Британия пропиталась ядовитыми соками гуманизма, терпит, что большевики берут верх над силами порядка. Начальник британской разведки - тряпка. Генералы Денстервиль и Макнанн получили от туркестанской черни по мор­дам. И вы, миссис бухарская царица, остались без царства.

Он вдруг забеспокоился и вытащил из жилетного кармана огромные старинные часы луковицей. Видимо, он поразился, сколь­ко времени потратил на разговоры с какой-то пустой барынькой, и, наконец, кажется, впервые посмотрел на Люси. Только теперь он понял, что она красива, и признаки оживления обнаружились на его лице. Молодая женщина приободрилась.

- О, красная опасность сделалась еще опаснее, и вам, ваше... э... величество, надо искать поддержку у могущественной Америки. Дряхлая Англия не поможет. Мы поможем.

- Поможете? - встрепенулась Люси.

- О, конечно, я не из тех, кто привык лежать на спине, пока англичане улаживают в Азии свои дела-делишки, а вы - гм-гм - помогите нам снять сливки с русской нефти и... накопать золота в этих бухарских песках.

- Нефть? Золото? - снова насторожилась Люси.

- Вы знаете. Вы должны знать, где нефть и золото. Мы вас берем вместе с нефтью и золотом. Дайте нам документацию того инженера, и в ваши ручки потекут миллионы.

- Я н-не знаю...

- Поймите, вам Англия не подходит. Не выгодно! У нее ко­лониальная жадность. Она проглотит Персию, Афганистан, Тибет, Китай и в придачу вашу Бухарию. И ваше величество сжует. И не подавится.

Если бы Джона Рокфеллера Старшего сейчас спросили, поче­му он все это говорит этой кукольно красивой, но пустенькой "да­ме полусвета", рассыпает "цветы красноречия", похожие на на­пыщенную проповедь, перед женщиной, столь чуждой понятиям пресвитерианской морали, он и сам толком вряд ли объяснил бы. К женскому обаянию он был равнодушен. Стоимость Люси он расценивал с трезвостью дельца. Возможно, сказывалось рабское преклонение каждого американца перед титулами. Мистер Джон Рокфеллер Старший почти всерьез принимал мадемуазель Люси за царицу, пусть экзотическую, пусть без царства, но все же цари­цу, королеву! Набрав в легкие побольше воздуха, он снова обру­шил на покорную слушательницу целый обвал доводов:

- Керзон умер, но план Керзона остался. Британия готова двинуть на Бухарию индийскую армию под командой англичан. На берегах Оксуса скоро разразятся события. Я еду в Москву, и мне пригодились бы ваши сведения для… хотя бы для того, чтобы выторговать кое-что. Еду за нефтью, за золотом... Вы, ваше... гм... величество, не просчитайтесь. Кто владеет нефтью и золотом, тот владеет миром. И у вас перспектива сидеть на золотом троне по­среди моря нефти! Когда говорит нефть, все умолкают. А мы, американцы, не из тех, кто подставляет брюхо под нокаут!

Но и его язык устал. Он замолк, тараща глазки на плечи Лю­си. Что-то шевельнулось глубоко внутри, и он впервые пожалел, что всегда мало обращал внимания на красоту вообще.

Давно уже мадемуазель Люси слушала Джона Рокфеллера его с пятого на десятое и украдкой следила за Рябушинским, который пробирался сквозь толпу гостей, совершая явно обходные маневры, чтобы не встретиться с ее бароном.

Мадемуазель Люси приметила, не без чувства гордости, что и у барона и у Рябушннского лица встревоженные, озабоченные. Она приписала это столь серьезному вниманию, которое ей оказал Рокфеллер, и принялась "чистить перышки", выставляя напоказ все достоинства свои и своего экстравагантного туалета.

- Вам, ваше гм... величество, боюсь, не понять всей сложности, - пробормотал Джон Рокфеллер Старший, когда Рябушински|й оказался совсем недалеко. - Вспомните инженера!

- Н-не... я...

Последняя искорка погасла в белесых глазах, и он отошел, вихляя лопатками.

Но очаровательную мадемуазель Люси так озаботил этот раз­говор, что она снова принялась искать взглядом Рябушинского. Не без удовольствия она обнаружила, что стоящий с ним рядом красивый, седоватый англичанин бросает на нее совершенно не двусмысленные взгляды. Люси очень хотелось, чтобы он с Рябу-шииским поскорее подошел к ней. Она чувствовала себя неуютно в этой толпе высокопоставленных гостей. Но Рябушинский и ан­гличанин громко, слишком громко разговаривали и не подходили.

- Сэр Детердинг, промпартия - реальность! - визжал на весь посольский особняк Рябушинский и даже побагровел.- Это мо­жет подтвердить французский генштаб. Разве паша информация оттуда неправильно отражает состояние советской авиапромыш­ленности, сеть новых аэродромов, военных заводов, пропускную способность железных дорог? В наших руках точные цифры!

Угрожающе забасил включившийся в беседу военный с бород­кой "буланже".

- Интервенция! Только вооруженной рукой, господин Детер­динг, вы и ваш "Рояль Датшелл" вернете нефть, отнятую у вас большевиками в Баку.

- Не сбрасывайте со счетов промпартии, господа! Достаточно саботажа специалистов - и вся их отвратная индустриализация полетит к черту, - вещал Рябушинский. - И действовать по-научному:не допускать стандартизации, углублять диспропорцию в отраслях хозяйства, омертвлять капиталы, загонять средства в дутые строительства.

- Чепуха! Бред! Ваша промпартия - сборище канцелярских крыс, - рявкнул военный. - Надо обухом по башке! Стрелять на­до. Поголовно стрелять!

- Мы, международная организация русских миллионеров, - "за". Воюйте! Стреляйте! Но промпартия стоит тридцати ваших дивизий.

- Ясно одно, - посмеивался Детердинг, - мы, капиталисты, платим, а кто платит, тот заказывает музыку. Так сказать, по справедливости. Да, кстати, а кто это?

- О ком вы?

- Да вон та расфуфыренная Цирцея. Около нее увивался сейчас Джон Рокфеллер Старший. Пробрало и старца. Точеный носик! Сложена! Ножки, ручки. А кожа! Атлас! Прозрачная, жил­ки просвечивают. Но старого Джона, думаю, волновало не это. Наверное, нефтью тут запахло. Она королева Бухары? Это правда?

Говорил Детердинг бесцеремонно громко. И мадемуазель Люси слушала с удовольствием то, что не предназначалось для ее ушей.

- И не распахивайте пасть! - буркнул военный. - Не знаете? Вон хозяин этих ручек, ножек, сам барон Робер.

- А, его вещь?

- Роберу все само лезет в руки,- усмехнулся Рябушинский - Родоначальник его, Мейер Ашель, вылез не из женской утробы. Его породила денежная мошна.

Военный подхватил со злостью:

- Мейер Ашель, франкфуртский ростовщик в лапсердаке и пейсах. Разбогател. На радостях намалевал на вывеске красный щит. Отсюда Ротшильд. Вроде герб получился у... баронов кошель­ка и процентов.- Он отвратительно выругался.

- А метресса достойного потомка ростовщика - азиатская ко­ролева?

- Дорогая птичка. Поговаривают, она бывшая жена эмира Бухары. Барон по части женщин - коллекционер. Но приятное всегда сочетает с полезным. С помощью красивой бабенки под­бирает ключи к русскому Туркестану. Нефть, золото, хлопок и так далее. Даром он, что ли, ссужал миллионы Николаше Вто­рому... Он и Сашке Керенскому миллион отвалил - кстати, Сашка из Ташкента. Словом, выдал миллион на борьбу с Советами так, за здорово живешь. Не похоже на Ротшильдов, а? А тут еще эта история с дочерью эмира, с принцессой Бухары. Будьте покойны: барон не уступит сейчас мадемуазель Люси ни Рокфеллеру, ни кому другому. Дудки-с! И удовольствие и процентики!

Господин Рябушинский уже целовал ручку мадемуазель Люси.

- Бессовестная публика заставляет скучать такую обольсти­тельную женщну! – млел он. - Позвольте вам представить - Детердинг Генри. Сам.

"Колоссально! - думала мадемуазель Люси.- Сам Детердинг! Сколько у него миллионов, и что ему нужно от меня?"

Мысли о дочери заслонились вниманием господ. Люси уже чувствовала себя светской дамой и не удивилась бы, если б сам принц Уэльский пожелал быть ей представленным. Она смотрела наГенри Детердинга, кокетливо улыбалась.

- Мадам, вы из Бухары? - быстро говорил Детердинг. - Потрясся несчастьями с вашей дочерью!.. Мы с вами почти зем­ляки Моя жена, урожденная Кудоярова, из Ташкента, дочь офи­цера. Училась в ташкентской гимназии. И вы поймете меня, когда я скажу, что мой интерес к Туркестану и вашей Бухаре имеет эмоциональную окраску. О, прекрасный Восток! И я вас ревную! Я смотрел на вас издали и ревновал. Вы так внимательно слушали этого деревянного истукана, янки. Берегитесь! Чуть дадите про­машку, и акула Джон проглотят и вас, и вашего эмира супруга, и Бухару, и Туркестан. Да, а Джон не спрашивал вас про золотые пустыни? А про нефтяные поля? Про некоего русского горного ин­женера, открывшего новый Клондайк? Мне об этом таинственном инженере рассказывала жена. Инженер запросто бывал в их доме в Ташкенте, подарил ей образцы кварца с вкраплением золотых крупинок. Еще инженер хвастал, что нашел на берегах Аму-Дарьи нефть, или где-то на плато Усть-Урт. Значит, вы, мадемуазель, не только королева золота, но и императрица нефти. Склоняюсь перед вами в поклоне!

Мадемуазель Люси сделалось не по себе. Смутная догадка пе­рерастала в уверенность: ее пригласили на прием неспроста, не ради ее красоты, не за умение элегантно одеваться.

И даже не потому, что кого-то переполошила и возмутила история с несчастной Моникой. Да они и не пытаются скрыть, что их интересует. Ясно, что они пронюхали уже и про золото, и про инженера...

Сердце ее как-то тревожно замерло, а в памяти возникло, слов­но в туманной дымке, лицо энергичное и в то же время добро­душное, с преданной, восторженной улыбкой. Тотчас смутное ви­дение растаяло.

Минутное воспоминание. Минутная слабость! Все это прошло вным-давно. Сколько минуло лет? Наверное, десять. И ворошить прошлое. Слабость? Но она не даст играть на её слабостях господам рябушинским, детердингам, рокфеллерам. Та-та-та! Не на таковскую напали. Прав милый Кастанье. Надо дер­жать ухо востро.

Величественный, похожий на алтарь готического собора, бар черного драгоценного дерева весь в бронзе и хрустале был отго­рожен от них плотной стенкой фраков, смокингов, накрахмаленных пластронов.

Какой-то явно левантийского типа брюнет оттер мадемуазель Люси от сэра Генри и выпалил ей в лицо:

- А, ханум эмирша! Дорогая! Очень приятно, красавица! Слы­хали, слыхали. Оч-чень сочувствуем!

Мадемуазель Люси беспомощно таращила свои кукольные глазки, поглядывая на разинутую пасть, полную золотых зубов, не понимая, что нужно этому шумливому, нагловатому человеку.

- Вступайте, ханум, в синдикат, - шумел брюнет. - Какой синдикат, спрашиваешь? Э, синдикат называется "Эксплуатация освобожденных российских территорий". Золото добывать, железо добывать, нефть качать называется. Вступай, ханум, в синдикат: в твоей Бухаре золота много. Синдикату помогай! Синдикату все хотят помогать, ха-ха! Франция! Англия! Италия! Всем золото надо. Все друг другу глотку кусают.

- Ты что тут, Садатирашвили, шумишь, кричишь,- загономил другой левантинец. - Синдикат твой, пуфф! Сейчас твой синдикат Рокфеллер с Детердингом слопают вместе с Бухарой. Сиди в духа­не, Садатирашвили, шашлык кушай! Брось красавице голову мо­рочить!

- Не выдумывайте, кацо!

- Чего выдумывать, Садатирашвили! Наши хозяева кавказ­скую нефть и донецкий уголь не поделили. А тут еще немцы лезут. А все равно англичане в Бухару никого не пустят. И нечего тебе красавицу эмиршу обхаживать. Не дадут ее тебе!

Чем кончился спор, Люси не слышала. Рябушинский подхватил ее под локоть и увлек к бару. Но пробиться к стойке оказалось невозможно. Фраки, сюртуки, смокинги по-прежнему загоражи­вали ее. Одни были новенькие, другие порядочно подержанные. У многих пластроны и манжеты выглядели не слишком свежими. На швах костюмов суконце побелело. Обувь порыжела.

- Уйдем отсюда, - жеманно проворковала мадемуазель Люси. У нее и взаправду разболелась голова.

Рябушинский, делая кому-то знаки, энергично вытянул Люси из толпы и довольно бесцеремонно втолкнул ее в отдельную го­стиную.

Здесь оказалось неожиданно тихо и уютно. Навстречу не спеша поднялся тот самый англичанин, лицо которого напоминало морду собаки породы "боксер". Рябушинский представил его:

- Мистер Эбенезер Гипп - служащий англо-индийского де­партамента. Знаток Востока. Отлично знает Бухару.

- Рад. Имею честь быть знакомым лично с их высочеством эмиром. Рад возможности побеседовать с вами.

Принесли ужин. Несмотря на расстройства и волнения, Люси отдала должное и рыбе, и жаркому.

- И вы, мадемуазель, знаете Чуян-тепа? Самарканд? Бухару? - поинтересовался мистер Гипп.

- О, Шуян-тепа! О, прошедшие дни! Мои воспоминания! Моя дочь!

- Гипп держался сухо и настороженно. - И вы лично бывали в Бухаре и Самарканде? Это же далеко, это Азия!

- Ба! Ужасные события. Я жертва невероятных обстоятельств. Тогда чернь сожгла Бухару. Пришли красные. Мой муж эмир бежал в… о эти тартарскне названия... в Кер-ми-не. Там опять началась война. Стреляли. Меня спас один комиссар. Большой, такой кудрявый, мужественный. Он, красивый и жестокий, увез ме­ня. Что я могла, слабая женщина? Всюду дикие люди, опасности, малютка дочь. Ужас! Но с нами поступили великодушно. Комис­сар был груб, но мил... С ним мы уехали в Самарканд. Очень жи­вописный город.

- А что за история с дочерью эмира бухарского?

- Мой бог, я потеряла мою девочку, такую розовенькую, та­кую золотоволосую, с таким голубым бантом, о!

- Значит, была девочка? Вы ее потеряли? Где? - упорствовал мистер Гипп.

- Девочка, моя дочь, Моника. Я потеряла ее в Шуян-тепа.

- Она от Сеида Алнмхана?

- Прелестный ребенок. Голубые глазки.

- Простите. В котором году родилась девочка?

- В году? Такая хорошенькая. Красные офицеры и комисса­ры - они не лишены чувства - баловали девочку.

- Прошу, припомните дату рождения.

- О, это было давно. Я была молода и неопытна. Меня про­дали. Да, да. Продали в гарем, в Бухару.

- Итак, ее отец эмир.

- Увы. Мой бедный ребенок, моя девочка...

- Итак. Кто похитил вашу дочь? Они забрали и ваше иму­щество?

- Мой комиссар уехал в горы и не вернулся. Я не могла ть в неизвестности. Через Шуян-тепа проезжал один красныйофицер, очень симпатичный, такой кудрявый. Я поехала с ним узнать про комиссара.

- А девочка осталась? А ваши вещи? Не было ли среди ва­ших вещей бумаг, документов? Не взяли ли вы с собой из Бухары какие-нибудь документы?

На бульдожьем желтом лице мистера Эбенезера Гиппа не от­ражалось ни раздражения, если оно и было, ни нетерпения, кото­рые могли возникнуть из-за бестолковых, путаных ответов Люси. Даже и теперь, когда, вместо того чтобы ответить прямо, она снова воскликнула:

- О моя несчастная дочь!

- Не припомните ли, был ли при девочке какой-либо доку­мент, предмет, доказательство ее происхождения. Наконец фамилия, имя. Какой-либо признак, примета?

- Моника осталась у одного фермера. Очень дикая, но почтен­ная семья. Хозяин очень черный, бородатый, но был ласков с де­вочкой. Я сказала: "Доверяю мою девочку вам". Села па лошадь и уехала. О, я прекрасно ездила верхом!

- Вы не вернулись?

- О, нет. Все закрутилось, завертелось в Самарканде. Господин Кастанье увез меня в Ташкент. Потом Москва, Париж. Я не могла не воспользоваться шансом. Я осенний листок в вихре. И потом я была спокойна. Фермер так полюбил мое дитя.

- Скажите, вы искали свою дочь? Писали в Россию? Хлопо­тали по дипломатическим каналам?

- О да!

- И что же?

- На Кэ д'Орсей, в Министерстве иностранных дел, мне сказали: "У Франции нет дипломатических отношений с Советами". Я писала в Красный Крест. Увы, моя девочка! Ответ не шел. А меня житейский вихрь все гнал и гнал, желтый осенний листок.

Вряд ли у мистера Эбенезера Гиппа когда-нибудь говорило сердце. Ему и дела не было до житейских вихрей. Но и он не удер­жался от укоризненного восклицания:

- Уже семь лет, как восстановлены отношения! И вы ничего не узнали?

- Вот, я прочитала в газете... Мне прочитали... И душа моя заметалась. Как забилось мое сердце! О, моя девочка!

- И вы уверены, что прокаженная в цепях - ваша дочь?

- Вы жестокий! Не отнимайте надежды. Мое сердце гово­рит- это она! Но прокаженная - ужасно! Цепи... На нежных ручках цепи!

Мистер Эбенезер Гипп повернулся к Рябушинскому;

- Почти ничего реального. Экзотический душещипательный роман. История прокаженной в газете и приключения мадемуазель Люси с большевистским офицером географически связаны с мест­ностью Чуян-тепа. Сплетя годы в том же Чуян-тепа обнаружили девушек на цепи. Фантастично предположить, что одна из де­виц - дочь мадемуазель Люси... гм... одной из обитательниц га­рема бухарского эмяра.

Люся оскорбилась:

- Я жена эмира!

- Но вы жена и того... большевистского комиссара?

- Ля-ля! Беспомощная, слабая, я оперлась на сильную руку! Кому какое дело!

Рябушияский, развалившись небрежно в кресле, с торжеством поглядывал на мадемуазель Люси.

- Прекрасно, - заметил он.- Итак, супруга эмира, вырвав­шаяся из когтей Советов,- это раз! Потерявшаяся дочь - это два! И, наконец, восточная принцесса, которую мучают в сырой темнице. Разве этого недостаточно для выступлений Лиги Наций?

- Схема довольно убедительная, - хмыкнул мистер Гипп.

Maдмуазель Люси извлекла из сумочки кружевной платочек.

- Умоляю!Помогите! Спасите дочь! Моя златокудрая! Сине­глазая! О!