"Неужели все это относится и к Эйле? Неужели она является вместилищем зла, немыслимой мерзости и грязи? Честная, прямодушная Эйла, обладающая даром исцелять людей, мудрая, бесстрашная, добрая, красивая Эйла? Разве столь прекрасная женщина может быть порочной?
Пожалуй, она не сумела бы понять, что значит это слово! Но что подумают о ней люди, которые не знают ее толком? Вдруг, повстречавшись с ними, она расскажет, кто ее вырастил, расскажет о своем… ребенке? Что подумают о ней Зеландонии или Мартона? И ведь она не станет ничего скрывать, она непременно заговорит о своем сыне и никому не позволит думать о нем дурно. Пожалуй, Эйла может оказать отпор кому угодно, даже Зеландонии. Думаю, она и сама могла бы стать Зеландонии, ведь она обладает даром исцеления и даром приручать животных.
Но если в Эйле нет ничего порочного, выходит, наши представления о плоскоголовых не соответствуют истине! Но ведь никто не согласится с этим".
Погрузившись в размышления, Джондалар все шел и шел, не разбирая дороги. Он вздрогнул, когда что-то мягкое и влажное прикоснулось к его руке, - появление лошадей оказалось для него полной неожиданностью. Он остановился, чтобы почесать и погладить жеребенка. Уинни неторопливо продвигалась к пещере, пощипывая травку. Джондалар легонько шлепнул жеребенка по крупу, и тот помчался к матери. Но Джондалар не спешил вернуться к Эйле.
Впрочем, Эйлы не было в пещере. Следуя за Джондаларом, она подошла к скалистому выступу и увидела, как он бросился бежать по долине. Ей и самой порой хотелось побегать, но она удивилась тому, что у Джондалара внезапно возникло подобное желание. Неужели причиной тому она сама? Эйла ощупала теплую землю над ямой, в которой пеклись куропатки, а затем направилась к большому валуну. Джондалар вновь погрузился в размышления, но затем, подняв голову, с удивлением заметил Эйлу и стоящих рядом с ней лошадей.
- Я… прости, Эйла. Мне не следовало так внезапно убегать.
- Иногда у меня тоже возникает желание побегать. А вчера Уинни пришлось пошевелить ногами вместо меня. На ней можно ускакать гораздо дальше.
- Прости меня и за вчерашнее тоже.
Эйла кивнула, думая: это вежливость, часть обычая. Что же на самом деле значит это слово? Храня молчание, она прижалась к Уинни, и кобылка опустила голову на плечо женщины. Джондалар уже видел их в такой позе раньше, когда Эйла была расстроена. Похоже, им удается утешить друг друга. Ему и самому становилось легче, когда он гладил жеребенка.
Но молодой жеребчик был слишком непоседлив и не мог так долго оставаться на одном месте, хоть ему и нравилось, когда ему уделяли внимание. Тряхнув головой, он кинулся прочь, задрав хвост. Затем он высоко подпрыгнул, повернул назад и легонько толкнул мужчину, словно предлагая ему порезвиться и поиграть вместе. Эйла и Джондалар дружно рассмеялись, нарушив напряженное молчание.
- Ты хотел дать ему имя, - сказала Эйла без всякой настойчивости, просто отмечая факт. Она подумала, что сделает это сама, если Джондалар так и не соберется.
- Я не знаю, как его назвать. Мне еще ни разу не доводилось придумывать имя для кого-нибудь.
- Первой, кому я дала имя, была Уинни.
- А как же твой… сын? Разве не ты выбрала имя для него?
- Нет, это сделал Креб. Дарком звали молодого мужчину из легенды, которая нравилась мне больше других. Креб знал об этом, и, думаю, он выбрал это имя, чтобы доставить мне удовольствие.
- Вот не знал, что у людей из Клана есть свои легенды. Как же они их рассказывают, не говоря ничего вслух?
- Точно так же, как вы рассказываете их с помощью слов, только иногда жесты оказываются намного выразительней.
- Пожалуй, и вправду, - сказал он, пытаясь представить себе, что же за истории они рассказывают, а точнее говоря, показывают друг другу. Он и не предполагал, что плоскоголовые способны что-либо сочинять.
Они оба не отрываясь смотрели на жеребенка, который стремительно скакал по полю, наслаждаясь возможностью порезвиться. "Какой превосходный жеребец из него вырастет, - подумал Джондалар, - какой удалец".
- Удалец! - воскликнул он. - Может быть, назовем его Удальцом? - Это слово часто приходило ему на память, когда он думал о жеребенке.
- Я не против. Имя хорошее. Но для того, чтобы дать ему это имя, нужно все сделать как положено.
- А как положено давать имя лошади?
- Я не уверена, что этот ритуал годится для лошадей, но я поступила с Уинни так же, как поступают члены Клана с детьми, давая им имена. Я покажу тебе.
Она повела Джондалара в степь к месту, где раньше пролегало речное русло, которое долго оставалось сухим и частично заполнилось землей. Лошади отправились следом за ними. На одном из краев этого оврага виднелись различные почвенные слои. К удивлению Джондалара, Эйла разрыхлила веточкой красный охряной слой и набрала коричневато-красной земли в пригоршни. Вернувшись к реке, она смешала ее с водой так, чтобы получить вязкую массу.
- Креб смешивал красную землю с медвежьим салом, но у меня его нет, да и, пожалуй, краска, замешанная на воде, лучше годится для лошадей. Она высохнет и осыплется. Дело ведь не в этом, а в имени. Тебе придется подержать ему голову.
Джондалар поманил к себе жеребенка, и тот направился к нему, выкидывая на ходу забавные коленца. Мужчина обхватил его руками за шею и стал почесывать. Жеребенок стоял смирно. Эйла вскинула руки и обратилась на древнем языке жестов к духам, стараясь проявить некоторую сдержанность. Она до сих пор не знала, насколько благосклонно духи отнесутся к ее желанию дать имя лошади, хотя ритуал, совершенный ею над Уинни, не привел к каким-либо дурным последствиям. Затем она набрала в пригоршню красной глины.
- Имя этого жеребца Удалец, - проговорила она, сопровождая слова соответствующими жестами, а затем провела охряную черту по его морде от светлого хохолка на лбу и до кончика носа.
Она проделала это быстро, но уже в следующее мгновение жеребенок вырвался из рук Джондалара, отскочил назад и затряс головой, пытаясь отделаться от мокрой глины, а потом потерся о Джондалара, и у того на груди появилась красная полоса.
- Похоже, он тоже решил дать мне имя, - с улыбкой сказал мужчина. Удалец помчался галопом по полю, а Джондалар попытался стереть красное пятно с груди. - Почему ты взяла именно эту, красную, землю?
- Это земля особенная… она связана с духами, - ответила Эйла.
- Священная? Мы называем ее священной. Это кровь Великой Матери.
- Кровь, да. Креб… Великий Мог-ур натер тело Айзы смесью из красной земли и медвежьего сала после того, как ее душа отлетела прочь. - Ей до сих пор было больно вспоминать об этом.
Глаза у Джондалара широко раскрылись.
- Плоскоголовые… то есть члены Клана, используют священную землю, чтобы помочь душе умершего совершить переход в иной мир? Ты точно это знаешь?
- Без нее нельзя похоронить человека по всем правилам.
- Эйла, мы тоже используем такую землю. Это кровь Великой Матери. Ее нужно насыпать в могилу и забросать ею тело, чтобы душа человека попала в чрево Великой Матери и он смог бы родиться снова. - Во взгляде его промелькнула боль. - Но никто не сделал этого для Тонолана.
- У меня не было красной земли, Джондалар, а искать ее было некогда. Мне нужно было срочно перетащить тебя сюда, а иначе мне пришлось бы хоронить не одного, а двоих. Я попросила мой тотем и дух Урсуса, Великого Пещерного Медведя, помочь ему на пути в мир духов.
- Ты похоронила его? И его тело не досталось хищникам?
- Я положила его тело в конце каньона, а потом столкнула сверху камень, следом за которым посыпались другие и погребли его под собой. Но красной земли у меня не было.
Мысль о том, что плоскоголовым известен обряд похорон, показалась Джондалару совершенно невероятной. Звери не хоронят погибших сородичей. Одни только люди задумываются о том, откуда они появляются на свет и куда отправляются после смерти. Неужели духи, в которых верят члены Клана, помогли Тонолану совершить переход в иной мир?
- Если бы ты не оказалась рядом, Эйла, никто не похоронил бы моего брата. А для меня ты сделала большее: ты сохранила мне жизнь.
Глава 26
- Эйла, я уже и не помню, когда мне доводилось полакомиться чем-нибудь таким же вкусным. И где ты научилась так замечательно готовить? - спросил Джондалар и взял еще кусок сочной, изысканно приправленной куропатки.
- У Айзы, где же еще? Креб любил это блюдо больше всех прочих. - Вопрос Джондалара вызвал у Эйлы раздражение, но она не поняла, по какой причине. Почему его так удивляет то, что она умеет готовить? - Целительницы разбираются в травах, Джондалар, и знают, какие из них годятся для лечения, а какие можно использовать в качестве приправы.
Он уловил раздраженные нотки в ее голосе и принялся гадать, чем вызвано ее недовольство. Ведь он всего лишь похвалил ее. Еда оказалась вкусной, точнее говоря, просто превосходной. Надо признать, все, чем кормила его Эйла, казалось ему вкусным. Он с удовольствием пробовал новые для него блюда - в этом заключается одна из прелестей дальних путешествий - и всегда поражался отменному качеству приготовленной ею еды.
"А ведь у нее столько забот. Она так ненавязчиво заботится о тебе, что ты вскоре начал воспринимать это как должное. Она охотится, делает припасы, готовит тебе еду. Она все время трудится. А ты только и делаешь, что ешь, Джондалар. И ты ничем ей не помог. Ты получил так много, но ничего не дал ей взамен… а вдобавок к этому ты оскорбил ее.
А теперь ты вздумал похвалить ее, но все это лишь слова. Нет ничего удивительного в том, что она недовольна. Она будет рада, когда ты уйдешь отсюда, ведь из-за тебя у нее только прибавилось хлопот.
Ты мог бы сходить на охоту, чтобы восполнить запасы израсходованного на тебя мяса. Хотя это и пустяк по сравнению с тем, что она сделала для тебя. Неужели ты не можешь придумать что-нибудь посущественней? Она и без тебя успешно охотится, и много ли ей будет толку от твоего участия?
И как она только справляется, ведь у нее до ужаса неудобное копье! Интересно, она не воспримет мои слова как оскорбление в адрес Клана, если я предложу…"
- Эйла… я… я хотел спросить кое о чем, но боюсь тебя обидеть.
- Почему тебя это беспокоит? Если ты хочешь что-то сказать, скажи. - В ее тоне по-прежнему звучали раздраженные нотки, и Джондалар начал жалеть о том, что решился раскрыть рот.
- Ты права, мне следовало подумать об этом гораздо раньше. Но все-таки… я хотел спросить… как ты охотишься с таким копьем?
Вопрос Джондалара озадачил Эйлу.
- Сначала я выкапываю яму, а потом бегу… нет, гоню к ней стадо. Но прошлой зимой…
- Ты делаешь ловушку! Ну конечно, чтобы нанести удар таким копьем, необходимо очень близко подобраться к животному. Эйла, ты столько для меня сделала, и мне хотелось бы хоть чем-то отплатить тебе, пока я еще здесь. Но я не знаю, не покажется ли тебе мое предложение оскорбительным. Если тебе это не понравится, давай просто забудем об этом раз и навсегда, ладно?
Эйла кивнула. Она слегка насторожилась, но в ней проснулось любопытство.
- Ты… ты замечательная охотница, особенно если учесть, каким оружием ты пользуешься, но мне кажется, я мог бы помочь тебе, показать новое, более удобное оружие, если ты согласишься.
Раздражение Эйлы улетучилось без следа.
- Ты хочешь показать мне новое, более удобное оружие?
- И более удобный способ охоты… но только если ты не против. Тебе придется потренироваться…
Эйла изумленно покачала головой:
- Женщины из Клана не охотятся, и мужчины не разрешали мне этого делать, даже с помощью одной только пращи. Но потом Бран и Креб дали мне позволение, чтобы умилостивить мой тотем. Пещерный Лев - весьма могущественный тотем, и он поведал им о своем желании увидеть, как я охочусь. Они не посмели воспротивиться ему. - Внезапно ей живо припомнились события тех дней. - Они совершили особый ритуал. - Она прикоснулась к маленькому шраму на горле. - Креб взял у меня немного крови, чтобы принести ее в жертву Древним, и я стала Женщиной, Которая Охотится.
Когда я нашла эту долину, у меня не было никакого оружия, кроме пращи. Но я никак не могла обойтись одной только пращой, поэтому я сделала копья, похожие на те, с которыми охотились мужчины, и как-то научилась с ними обращаться. Вот уж не думала, что когда-нибудь мужчина предложит показать мне более совершенное оружие и другие способы охоты. - От волнения она на мгновение приумолкла и опустила глаза. - Это было бы замечательно, Джондалар, не могу выразить, как я тебе благодарна.
Морщинки на лбу у мужчины наконец разгладились. Ему показалось, что по щеке Эйлы сбежала слеза. Неужели это так важно для нее? А он еще боялся нечаянно оскорбить ее. Удастся ли ему когда-нибудь научиться ее понимать? Чем больше он узнает о ней, тем более загадочной она кажется. И как она сама научилась охотиться?
- Мне нужно будет сделать для этого кое-какие орудия. А еще мне понадобится кость. Я отыскал кости оленей, они как раз пригодятся, но их придется намочить в воде. У тебя найдется какой-нибудь сосуд для этого?
- У меня много сосудов. Тебе нужен очень большой? - спросила она, поднявшись с места.
- Ты можешь сделать это после того, как поешь, Эйла.
Но Эйла так разволновалась, что ей расхотелось есть. Впрочем, Джондалар еще не доел. Она села и принялась ковыряться в еде. Вскоре Джондалар заметил, что у нее совершенно пропал аппетит.
- Ты хочешь выбрать сосуд прямо сейчас? - спросил он. Эйла порывисто поднялась с земли и направилась было туда, где хранились ее припасы, но тут же вернулась за каменным светильником. В глубине пещеры всегда было темно. Она передала светильник Джондалару и принялась разбирать уложенные одна в другую корзины и сосуды из березовой коры. Джондалар приподнял светильник повыше и огляделся по сторонам. Сколько тут вещей, куда больше, чем могло бы ей пригодиться.
- Ты сама все это сделала?
- Да, - ответила она, продолжая разбирать запасы.
- Должно быть, ты потратила на это много дней… месяцев… лет. Сколько времени тебе потребовалось?
Эйла призадумалась, не зная, как лучше ответить.
- Много, много времени. В основном я занималась этим в холодное время года, когда больше делать было нечего. Тебе подойдет какой-нибудь из них?
Он окинул взглядом расставленные ею по полу сосуды, а затем взял один из них в руки, чтобы посмотреть на качество работы. Уму непостижимо. Даже если она работает весьма искусно и проворно, для того, чтобы сплести столько корзин и изготовить все эти сосуды из коры, потребовалось немало времени. Как давно она тут живет? В одиночестве.
- Вот этот мне подойдет, - сказал он, указывая на продолговатый деревянный сосуд с высокими краями. Пока он стоял, держа светильник, Эйла аккуратно сложила все по местам. "Она была еще почти совсем девочкой, когда пришла в эти края, - подумал Джондалар. - Сколько же ей лет сейчас?" Он затруднился ответить на свой вопрос. Эйла была удивительно искренней и наивной, а потому казалась совсем юной, хотя ее пышное тело свидетельствовало о том, что перед ним зрелая женщина. "Она родила ребенка, она бесконечно женственна, но как узнать, сколько ей лет?"
Они спустились к реке по тропинке. Джондалар наполнил сосуд водой и осмотрел кости оленей, которые оставил рядом с кучей отходов.
- Вот тут трещина, которой я раньше не заметил, - сказал он и показал ее Эйле, а затем отбросил эту кость в сторону. Остальные Джондалар положил в сосуд. По возвращении в пещеру он снова попытался определить возраст Эйлы. "Она опытная целительница, а значит, она не может быть совсем юной. Но наверное, она все-таки моложе меня". - Эйла, сколько времени ты тут провела? - спросил он, не в силах сдержать любопытство.
Она задумалась, не зная, как ему ответить, как объяснить, чтобы он смог понять. Она вспомнила о палочках с зарубками, но хотя Креб объяснил ей, как ими пользоваться, по правилам ей не полагалось этого знать. Вдруг Джондалар будет недоволен? Но он скоро уйдет отсюда.
Эйла достала палочки, на которых отмечала зарубками каждый день, развязала шнурок и разложила их.
- Что это такое? - спросил Джондалар.
- Ты хочешь узнать, сколько времени я тут провела. Я не знаю, как объяснить тебе словами, но с тех пор, как я отыскала эту долину, я каждую ночь делала новую зарубку на палочке. Я провела тут столько же ночей, сколько ты видишь зарубок на этих палочках.
- А ты знаешь, сколько на них зарубок?
Эйла вспомнила, в какое отчаяние приводили ее попытки понять, что означают эти зарубки.
- Сколько ты видишь, - ответила она. Заинтригованный, Джондалар взял в руки одну из палочек.
Она не знает слов, предназначенных для счета, но ей как-то удалось уловить их смысл, который был недоступен многим из обитателей Пещеры. Не каждому удавалось проникнуть в глубокую тайну их значения. Но Зеландонии сумел кое-что объяснить ему, и теперь он знал больше, чем многие из непосвященных, хотя большая часть их свойств осталась для него загадкой. Кто научил ее делать зарубки на палочках? Как могла женщина, выросшая среди плоскоголовых, понять значение предназначенных для счета слов?
- Кто научил тебя этому?
- Креб показал мне, как это делается. Давным-давно, когда я была совсем маленькой.
- Креб… мужчина, у чьего очага ты жила? Он знал, что они означают? Он делал зарубки не просто так?
- Креб был… главным Мог-уром… шаманом. Он сообщал членам Клана, когда наступало время для совершения обрядов, время Сходбища Клана. Он знал, как это делается. Очевидно, он не ожидал, что я пойму, - это трудно даже для многих из мог-уров. Он просто показал мне, чтобы я перестала донимать его вопросами, и попросил, чтобы я больше не приставала к нему с этим. Потом, когда я стала старше, он увидел, что я отмечаю дни лунных циклов, и ужасно рассердился.
- А этот… Мог-ур, - Джондалару оказалось не так-то легко справиться с произношением, - это был особенный человек, жрец, вроде Зеландонии?
- Не знаю. Ты называл словом "Зеландонии" целителей. Но Мог-ур - это не целитель. Айза знала о целебных свойствах трав и растений, она была целительницей. А Мог-ур умел общаться с духами. Он помогал Айзе, призывая их на помощь.
- Зеландонии может быть целителем, но он может обладать и другими способностями. Зеландонии - это человек, который призван Служить Великой Матери. У некоторых из них нет никаких особенных способностей, есть лишь желание посвятить себя служению Ей. Но все они могут общаться с Великой Матерью.
- Креб обладал удивительными способностями. Он был самым могущественным, самым… Он умел… я не знаю, как тебе объяснить.
Джондалар кивнул. Он тоже затруднился бы объяснить, какими именно способностями обладают Зеландонии. Но помимо прочего, они были хранителями особых знаний. Он снова бросил взгляд на палочки.
- А что это такое? - спросил он, указав на дополнительные зарубки.
Эйла покраснела.
- Это… это мои… женские дни, - ответила она, не зная, как еще выразиться.