- Да, клянусь кровью Христовой, так оно и есть! - с дикой яростью вскричал Ангулем. - Вы верно сказали, сударыня: трон Франции принадлежит мне по праву!.. У меня украли его!.. Получив его, я лишь верну то, что принадлежит мне. Но…
- Должно ли ваше "но" означать, что вы начисто лишены честолюбия? - с иронией промолвила Фауста. - Неужели вы никогда не сожалели о короне, которая должна была бы украшать вашу голову? Означают ли ваши слова, что вы никогда не помышляли вернуть себе ваше достояние?
В глазах герцога Ангулемского вспыхнуло пламя. Он вернулся в кресло и, пожав плечами, резко сказал:
- Если бы я ответил вам "нет", вы бы все равно мне не поверили… И были бы правы…
И глядя прямо в глаза Фаусте, живо произнес:
- Да я только об этом и думаю, причем уже очень давно!.. Именно потому мне и пришлось провести десять долгих ужасных лет в Бастилии, откуда вы только что вытащили меня… Десять лучших лет жизни!.. Я всегда думал и буду думать о том, как вернуть себе украденное наследство, но для этого необходимо преодолеть поистине колоссальные преграды, устранить великое множество препятствий, и я чувствую, что мне недостанет сил.
- Да, работа предстоит не из легких, и вам одним с ней не справиться… да и денег у вас маловато. Однако то, что вы не можете сделать в одиночку, вы вполне можете сделать при моей поддержке: поверьте, у меня хватит и власти, и средств..
Фауста была спокойна, голос ее звучал по обыкновению проникновенно и убедительно, но герцог все еще сомневался и скептически покачивал головой. Впрочем, было очевидно, что его неутоленное честолюбие только и ждало предлога, так сказать, "ринуться в бой": оставалось лишь немного подтолкнуть Карла. Фауста поняла состояние герцога и улыбнулась, уверенная, что начатая ею партия уже выиграна:
- Власть и деньги, о которых я говорю, имеются у испанского короля Филиппа; я являюсь его полномочным представителем и от его имени предлагаю вам воспользоваться ими.
Услыхав о короле Испании, герцог Ангулемский нахмурился; взор его стал холоден, как лед. Фауста поняла, что такого рода помощь Ангулему явно не по вкусу, однако сделала вид, что ничего не заметила, и, порывшись за корсажем, вынула оттуда верительные грамоты, которые сегодня утром показывала Кончини.
- Вот королевские грамоты, - сказала она, - удостоверяющие мое право говорить от имени Его Католического Величества и принимать любые решения, какие только я сочту нужным принять. Читайте, герцог: у вас не должно оставаться никаких сомнений.
Герцог взял пергамента и быстро пробежал их глазами. Однако он не спешил возвращать бумаги Фаусте - он размышлял, прикидывал, высчитывал. Фауста со своим неизменным спокойствием наблюдала за ним. Она знала, что в конце концов честолюбие заглушит голос совести. И действительно, герцог пожал плечами и шепотом произнес:
- К черту щепетильность! Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц.
И, протягивая Фаусте ее бумаги, громко и решительно заявил:
- И что же вы предлагаете мне от имени короля Испании?
- Золото, - ответила она, - столько золота, сколько вам понадобится. Через месяц у меня в руках будет четыре миллиона; вы сможете располагать ими.
- Это немалые деньги, - задумчиво произнес Ангулем, - однако их недостаточно для того, что мы задумали.
- Я знаю. Но за ними последуют следующие миллионы. Я же сказала: вы получите столько золота, сколько вам понадобится.
- Хорошо. Но тем не менее нам придется потерять месяц в ожидании первого взноса, - заметил герцог.
- Нет, - заверила его Фауста, - я богата. Слава Богу, пока еще я могу черпать золото из собственных сундуков.
- И это все, что вы предлагаете мне от имени короля Испании? - поинтересовался герцог, поклоном давая знать, что у него нет более возражений.
- Еще вам предлагают две армии: одна во Фландрии, другая возле границы в Испании, обе готовы войти во Францию по первому же сигналу.
И, так как герцог энергичным жестом выразил протест против высказанного предложения, она с улыбкой прибавила:
- Понимаю: вам необходимо любой ценой избежать иностранного вторжения. Я сказала вам об армиях только для того, чтобы вы знали: в случае необходимости вы можете рассчитывать на их поддержку. Вообще-то я собираюсь предложить вам нечто лучшее. В течение тех нескольких недель, что я нахожусь здесь, я не теряла зря времени. Сейчас у меня уже имеется четыре склада оружия: один неподалеку от ратуши, другой на острове Ситэ, третий возле Университета, четвертый в пригороде Монмартр. Это мои личные арсеналы, их местонахождение никому не известно. Там есть порох, пули и ружья; их достаточно для того, чтобы вооружить не одну тысячу человек. Припасено даже несколько пушек.
- Не хватает только солдат, - улыбнулся герцог.
- Солдаты у меня есть, - без тени улыбки ответила принцесса. - Ядро моей армии состоит из двух тысяч отборнейших воинов; в основном это испанские дворяне, прибывшие в Париж под видом торговцев и ремесленников. Сейчас они рассеяны по всему городу, но по моему приказу они смогут собраться за несколько часов. В случае, если будет необходим вооруженный переворот, эти солдаты не скомпрометируют вас в глазах народа, ибо их примут за французов из южных провинций - Прованса, Лангедока или Гаскони. Все они прекрасно говорят по-французски, а благодаря принятым мною мерам в любую минуту смогут доказать, что являются добрыми французами. Так что, как видите, если вдруг придется прибегнуть к силе, никто не сможет упрекнуть вас в том, что вы призвали на помощь иноземельцев.
- Вы по-прежнему тот же неутомимый и изобретательный боец, каким были в те далекие времена, когда вам удалось собрать воедино все нити разветвленного заговора, получившего название Лиги, - с искренним восхищением вымолвил герцог.
Фауста приняла его комплимент с совершенно бесстрастным выражением лица: невозможно было понять, приятен он ей или нет. На минуту в комнате воцарилась тишина. Без сомнения, оба вспоминали о мрачном и бурном прошлом, когда они не на жизнь, а на смерть вели друг с другом борьбу, окончившуюся полным разгромом Фаусты. И, думая о былом, оба не могли не вспомнить о Пардальяне, чей проницательный ум помогал герцогу в том поединке и привел его к победе.
Но ни один из них, конечно же, не подозревал, что в эту минуту Пардальян был совсем рядом, в нескольких шагах от них, и все видел и слышал.
Герцог Ангулемский первым отбросил мысли о прошлом. Глядя прямо в глаза Фаусты, он произнес:
- Полагаю, сударыня, теперь вы сообщите, какую роль вы отводите себе в том грандиозном спектакле, который мы намереваемся разыграть?
- Непременно, сударь.
- Но прежде, - продолжал Ангулем, - мне хотелось бы узнать, чем именно я буду обязан королю Испании и вам, и какова цена помощи, которую вы мне предлагаете. Вы же понимаете, принцесса: если ваши условия окажутся неприемлемыми, меня будет терзать совесть, ибо я узнал от вас о тех средствах, коими вы располагаете, и коими я, не устояв перед искушением, едва не воспользовался.
- Отдаю должное вашей безукоризненной честности, - глубокомысленно заметила Фауста. - Но будьте спокойны, герцог, условия, поставленные вам королем Филиппом, разумны и справедливы. Уверена, что вы без колебаний согласитесь на них. Вот они: возмещение тех сумм, которые будут вами потрачены; разумеется, вам будет предоставлено время, чтобы выплатить этот долг. И еще: король Филипп III попросит короля Карла X скрепить их союз прочными и нерушимыми узами. Это все.
- Как? - воскликнул герцог, пораженный столь скромными требованиями. - От меня не потребуют раздела Франции?.. Территориальных уступок?..
- Никакого раздела, никаких территориальных уступок, - повторила, улыбаясь, Фауста. - Как видите, трудно быть более умеренным.
- Великодушие испанского монарха смущает меня, - пробормотал герцог, пытаясь сообразить, где же кроется подвох.
Фауста одарила герцога одной из своих неподражаемых улыбок, которой Ангулем, к сожалению, не придал никакого значения; однако эта улыбка не ускользнула от проницательного взора Пардальяна.
- Не буду скрывать от вас, - сказала она, - что король, чьим советником является герцог Лерма, сначала был отнюдь не столь скромен в своих требованиях, но мне удалось доказать ему, в чем состоит подлинный его интерес. А он заключается вовсе не в том, чтобы вырвать у вас несколько городов или провинций, которые вы или ваши наследники вскоре отвоюют обратно, но в том, чтобы, во-первых, заручившись вашей поддержкой, вновь привести к повиновению те провинции Фландрии, какие к сегодняшнему дню успели стать независимыми, а во-вторых, чтобы укрепить королевскую власть повсюду, где она дала трещину.
- Вы рассуждали, как мудрый политик, сударыня, - одобрил герцог, - и я никогда не забуду услуги, оказанной мне вами в столь щекотливом деле. Что же касается короля Филиппа, то можете его заверить, что у него не будет союзника вернее и надежнее, чем я.
- Я занесу ваши слова на бумагу и заверю их вашей подписью, - без тени улыбки ответила Фауста.
- Теперь поговорим о вас, - произнес герцог. - Чего требуете вы?
- Того же, чего и король Филипп. Вы уже знаете мои соображения по этому поводу. Однако, признаюсь, я сохранила за собой право попросить вас еще кое о чем.
Герцог обрел былую уверенность в себе; галантно поклонившись, он заверил собеседницу:
- Какова бы ни была ваша просьба, заранее обещаю вам исполнить ее. Говорите же.
- Нет, - улыбнулась Фауста, - я сообщу ее вам, когда настанет время, то есть накануне того дня, когда вы отправитесь в Нотр-Дам, дабы возложить на свою голову корону королей Франции.
На губах Фаусты играла улыбка, а мы с вами помним, сколь притягательно и соблазнительно умела она улыбаться. Герцог ожидал ожесточенного торга. Он полагал, что у него попросят по меньшей мере половину его будущего королевства, и заранее готовился дать отпор… в крайнем случае перенести разговор на следующий раз. Бескорыстие короля Испании приятно удивило его, а улыбка Фаусты окончательно покорила. И он без колебаний повторил:
- В тот день, когда вам станет угодно, король Франции сдержит обещание, данное сегодня герцогом Ангулемским, и исполнит вашу просьбу, о чем бы вы ни попросили.
И Фауста торжественно проговорила:
- Я беру с вас слово, герцог.
XXVI
НЕПРЕДВИДЕННАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ
Помолчав, Фауста продолжила:
- Теперь я познакомлю вас со своим планом относительно юного короля Людовика XIII. Чтобы сделать вас королем Франции, нам необходимо избавиться от него.
То ли случайно, то ли следуя тонкому расчету, она произнесла эти слова с такой зловещей интонацией, что герцог вздрогнул.
- О! Неужели вы готовите ему… участь его отца?
Фауста томно взглянула на собеседника своими огромными бархатными глазами и увидела, как побледнел герцог; зубы его стучали от страха. Но ей необходимо было знать, до какой степени она могла рассчитывать на него и что именно заставит его отказаться от своих честолюбивых замыслов. Голос ее посуровел, и слово, какое не осмелился произнести Ангулем, слетело с ее уст, разя, словно удар кинжала:
- То есть прикажу убить его? А почему бы и нет, если у нас не будет иного выхода?
И она вперила в герцога мрачный взор.
Тщеславие побудило бывшего друга Пардальяна наделать множество серьезных ошибок, за которые он расплатился долгими годами заключения. Но какие бы интриги ни плел герцог Ангулемский, он никогда не допускал даже мысли об умерщвлении своего соперника. Мы уверены, что его вспыльчивая и искренняя натура никогда бы не позволила ему дойти до подобной крайности. Фауста же с присущей ей жестокостью внезапно заставила его решать вопрос об убийстве юного французского монарха. И он отступил. Опустив голову, он тяжело дышал, на лбу его выступили крупные капли пота.
- Надеюсь, подобные пустяки вас не остановят? - надменно произнесла Фауста. - Вы сами только что сказали, что нельзя зажарить яичницы, не разбив яиц.
Пылающий взор Фаусты, устремленный на несчастного герцога, старался внушить ему такую же безжалостную непреклонность. Но Карл только сумел пролепетать:
- Это ужасно!
Однако она поняла, что одержала верх. Вероятно, сам герцог искал лишь предлога, чтобы заставить умолкнуть свою бунтующую совесть. И тут-то Фауста пришла ему на помощь.
- В сущности, чего вам тревожиться? - произнесла она со свойственным ей высокомерием. - Разумеется, я не поручу исполнять эту работу вам. Речь идет только о том, чтобы отдать нужный приказ… Приказ, обрекающий его на смерть… Вы же хотите царствовать. Неужели вы считаете, что, поднявшись на трон, вы не станете отдавать подобного рода приказания? Неужели вы навсегда останетесь таким же нерешительным, как сейчас? Если так, то вам лучше даже не пытаться взойти на ту вершину, где перестают действовать законы и предрассудки стада, именуемого человеческим сообществом. Высота доступна только королям, они - наместники Господа на земле; у вас же закружится голова, вы сорветесь вниз и сломаете себе шею. Если у вас не хватает мужества приказать казнить человека, лучше оставайтесь тем, что вы есть сейчас.
Слова эти, а еще больше тон, каким они были произнесены, обожгли герцога, подобно удару кнута. Он мгновенно отбросил прочь последние сомнения.
- Вы правы, - решительно произнес он. - У меня был приступ слабости. Более он не повторится.
И желая показать, что он избавился от предрассудка, именуемого щепетильностью, Карл поинтересовался:
- А у вас есть кто-нибудь, кто бы исполнил эту работу?
Фауста - и тут надо отдать ей должное - прибегала к убийству только тогда, когда оно было ей совершенно необходимо. В таких случаях она забывала обо всех человеческих чувствах и ничто не могло ни взволновать ее, ни разжалобить. Все средства, включая самые жестокие, были хороши для достижения поставленной цели, и принцесса, не испытывая ни малейших угрызений совести, разила того, кто осмеливался вставать у нее на пути. Но мы обязаны признать, что она надеялась найти способ заставить Людовика XIII добровольно уступить трон герцогу Ангулемскому и оставить юного короля в живых. Смерть сына Генриха IV не входила в ее планы. Однако решив проверить, готов ли герцог идти до конца ради задуманного ею предприятия, она, не колеблясь, утвердительно ответила на поставленный им вопрос:
- Да.
Она лгала. И снова справедливости ради нам приходится признать, что лгать ей доводилось крайне редко. Сейчас она считала свою ложь оправданной и даже неизбежной. Мы же упомянули о ней потому, что эта маленькая неправда повлекла за собой целую вереницу недоразумений, приведших вскоре к неожиданным последствиям. Но - обо всем по порядку.
Побуждаемый острым любопытством, герцог спросил:
- Как же зовут нового Равальяка?
На этот раз Фауста замешкалась с ответом; она не предполагала убивать короля, а поэтому не задумывалась, кто сможет исполнить подобное приказание. Однако замешательство ее было столь кратким, что не только герцог, но и проницательный Пардальян ничего не заметили. Она ответила наугад:
- Некий юный искатель приключений, не имеющий ни гроша за душой; он с недавних пор состоит у меня на службе.
Она решила, что герцог удовлетворится таким ответом, но ошиблась.
- Прошу вас, назовите имя… - настаивал он. - Я должен знать его.
Действительно, Ангулем имел на это право: разве не он был более всех заинтересован в этом страшном преступлении?
Фауста уже не колебалась. Хотя юный авантюрист недавно поступил к ней на службу, она уже запомнила его имя.
- Это граф Одэ де Вальвер, - ответила она.
Герцог Ангулемский порылся в памяти: имя это было ему совершенно незнакомо.
- А вы уверены, что он выполнит подобный приказ? - переспросил он, помолчав.
- Честно говоря, пока не знаю, - ответила Фауста.
- Черт возьми! - воскликнул герцог. - Но это же надо выяснить!
Фауста, знавшая, что ей теперь нужно говорить, улыбнулась и уверенно сказала:
- Этот молодой человек влюблен. Влюблен так, как могут любить только редкие натуры. Влюблен до безумия. Это самозабвенная, всепоглощающая страсть… подобная той, какую вы некогда испытали к вашей Виолетте, на которой впоследствии женились. Такая страсть делает человека способным на любые безумства, он равно может совершать геройские поступки и преступления - в зависимости от того, куда его направить: к добру или ко злу. А когда знаешь, как взяться за дело, от страстного влюбленного можно получить все, что пожелаешь. Вы согласны?
- Но я не понимаю, куда вы клоните, - нетерпеливо произнес герцог.
- Сейчас поймете, - заверила его Фауста. - Девушка, в которую влюблен этот молодой человек, имеет очень много общего с Виолеттой: недаром я только что упомянула о ней. Как и Виолетту, ее в раннем детстве похитили и воспитали чужие люди. Виолетта пела на улицах, эта девушка продает цветы. Парижане называют ее Мюгеттой, или Мюгеттой-Ландышем. Виолетта…
- Виолетта, - резко перебил ее герцог, ибо сравнения Фаусты вызывали у него глухое раздражение, - происходила из знатной семьи: ее мать была из дома Монтегю, а отцом был - принц Фарнезе.
- Именно к этому я и собиралась перейти, - мягко улыбаясь, ответила Фауста и как ни в чем не бывало продолжала: - Как и Виолетта, Мюгетта принадлежит к знатному роду. И так же, как Виолетта, она не знает своих родителей. Теперь слушайте, герцог: я единственная, кому известна тайна происхождения этой девушки: только я знаю имена ее родителей. Сейчас я вам открою их. Вот уже семнадцать лет, как они считают ее умершей.
- Так сколько же ей лет? - поинтересовался Ангулем, которого эта история начинала занимать.
- Ей семнадцать. Родители считают, что она умерла в день своего рождения.
Улыбка, которой Фауста сопроводила эти слова, была столь выразительна, что герцог тотчас понял, чего она не договорила, и с искренним возмущением воскликнул:
- Как, родители сами захотели умертвить ее?.. Кто же эти чудовища, решившие погубить собственное дитя?..
Фауста не ответила, только улыбнулась еще более многозначительно и проговорила:
- История маленькой Мюгетты представляет для вас особый интерес, герцог. Поэтому я расскажу ее вам во всех подробностях. Однако рассказ мой будет долог, поэтому пока мы его отложим. Сейчас вам достаточно знать, что вы станете бороться против родителей этой девушки. Они стоят между вами и троном, принадлежащим вам по праву. У вас нет более могущественных и более опасных врагов, чем они. Ибо, как я уже сказала, они богаты, знатны и могущественны.
- Что ж, - воскликнул заинтригованный герцог, - мы вспомним прежние времена, когда нам доводилось сражаться и не с такими противниками. К тому же сейчас вы на моей стороне. Черт раздери, как говаривал мой отец, король Карл, я уверен, что вы, зная о грозящей опасности, наверняка приняли меры, дабы предотвратить ее.
- Разумеется, герцог: я решила сделать так, чтобы эта девушка помогла нам.
- Но каким же образом вы этого добьетесь?
- Я сумела привязать к себе эту бедную уличную цветочницу, не знающую иного имени, кроме того, которым наградили ее парижане; сумела завоевать ее любовь.
- Иначе и быть не могло! - торжествующе воскликнул герцог. - Итак, теперь эта девушка смотрит на мир вашими глазами!