На выразительном лице графа отражалось все, что он думал. Особенно сейчас, когда Вальверу казалось, что его скромная особа никого не интересует. Это был первый выход Одэ в свет, и, судя по выражению лица, молодой человек был от него совсем не в восторге.
Погруженный в свои мысли, он все же заметил, что король и Пардальян снова повернулись к нему. Людовик во второй раз дружески помахал Вальверу рукой, и тот ответил почтительным поклоном,
- Мне кажется, - проговорил король, - что наш двор не очень понравился графу де Вальверу.
И с простодушным удивлением добавил:
- Что же он рассчитывал увидеть? По-моему, о более блистательном окружении ни один монарх не может и мечтать!
- Это правда, сир, - ответил Пардальян, отметив про себя, что Людовик XIII помнит имя Вальвера, - французский двор затмевает своим великолепием все королевские дворы Европы, Можете не сомневаться, что в этом смысле граф де Вальвер оценил его по достоинству. Но граф - из тех людей, которых не ослепляет внешний блеск, Вальвер способен разглядеть то, что скрывается под слоем позолоты, - поверьте, сир, это дано далеко не каждому - и часто убеждается, что прелестная оболочка обманчива. Граф разочарован не зрелищем, которое являет собой двор, - оно воистину восхитительно. Вальвер удручен тем, что увидел за этим фасадом. Вам ведь лучше, чем кому-либо другому известно, сир, какая отталкивающая картина предстала бы перед нами, если бы какой-нибудь кудесник взмахнул волшебной палочкой - и с лиц спали бы эти очаровательные маски.
- Ах, вот в чем дело!.. - задумчиво произнес король. - Если так, мне вполне понятно разочарование графа. Похоже, вы неплохо его знаете.
- Я отчасти воспитал его, - объяснил шевалье. - Я хотел сделать из него настоящего мужчину - и, похоже, это мне удалось. Он мне как сын.
- Теперь понятно, почему он так силен и ловок. Ваш ученик делает вам честь, шевалье, - похвалил Людовик.
И, стараясь казаться спокойным, добавил:
- Он спас мне жизнь. Я ничего не забыл. О, у меня замечательная память.
Король выпустил руку Пардальяна и обратился к Кончини:
- Теперь мы снова добрые друзья, маршал.
Сияющий Кончини согнулся в поклоне. Он собирался рассыпаться в благодарностях, но Людовик, не давая ему вставить ни единого слова, немедленно добавил:
- Если вам угодно, чтобы и впредь было так, прошу вас не забывать, что шевалье де Пардальян тоже принадлежит к их числу. Более того, он - один из моих лучших друзей. Это я говорю вам лично - а также всем тем, у кого может оказаться короткая память.
Подросток произнес это без всякой рисовки, не повышая голоса, и будто невзначай посмотрел на сторонников маршала. Те хорошо поняли скрытую угрозу, прозвучавшую в словах короля, и склонили головы, пряча бессильный гнев за натянутыми улыбками.
А Людовик снова заговорил с Пардальяном:
- Пойдемте в мой кабинет, шевалье, там мы сможем побеседовать спокойно. Здесь слишком много любопытных глаз и ушей…
- А я прошу у Вашего Величества милости дать мне аудиенцию прямо здесь, - живо возразил Пардальян.
- Все, что вам угодно, - согласился король, не настаивая на своем.
Но он был удивлен, потому что именно от милости-то Пардальян и отказался. Понимая, что на то были серьезные причины, Людовик спросил:
- А можно поинтересоваться, почему?
Пардальян посмотрел на него, словно раздумывая, стоит ли пускаться в объяснения. И вдруг решился:
- Сир, придя сюда, я бросил вызов неприятелю. И мне не хочется, чтобы подумали, будто я укрываюсь от врага.
Глаза у короля расширились, в них полыхнуло пламя. Это произошло с молниеносной быстротой. И Людовик спокойно сказал:
- Хорошо, останемся здесь… на виду у наших недругов!
Сохраняя полное самообладание, он властным жестом заставил отступить всех, кто находился рядом. Пардальян улыбнулся и подумал:
"Ого! Да он смелый парень!"
Обманутые в своих ожиданиях придворные отошли подальше. Через несколько секунд Кончини уже снова красовался возле королевы, улыбаясь с уверенным видом, хотя на душе у фаворита было очень и очень скверно… В зале образовался большой пустой круг, в центре которого оставались только король и Пардальян. Все присутствующие снова оживленно заговорили между собой. Казалось, никто не обращал внимания на Людовика и шевалье. Но на самом деле все украдкой следили за ними глазами и отчаянно напрягали слух. И монарх с Пардальяном знали, что это так.
Когда их оставили одних, Пардальян заговорил первым. Он поклонился и промолвил:
- Сир, я просто не знаю, как выразить вам свою признательность. Вы удостоили меня незабываемого приема! Я очарован и смущен.
- А у вас были какие-то сомнения в том, как вас здесь встретят? - усмехнулся Людовик.
- По правде говоря, не было, сир, - признался шевалье. - Ваш отец заверил меня, что я могу смело предстать перед вами в любое время и в любом месте. А король Генрих слов на ветер не бросал. Так что сомнений у меня не было. Но такого, черт возьми, я не ожидал… Право, сир, это слишком… слишком много чести для бедного дворянина…
Король положил ему руку на плечо и очень серьезно произнес:
- Буквально накануне того дня, когда кинжал подлого Равальяка предательски оборвал жизнь моего отца, Его Величество сказал мне: "Сын мой, если вам придется вдруг унаследовать корону, не достигнув совершеннолетия, помните о Пардальяне. Я часто говорил вам о нем, его подвиги приводили вас в восторг. Так не забывайте же об отважном шевалье, и если он когда-нибудь предстанет перед вами, то независимо от обстоятельств примите его так, как приняли бы меня самого, и выслушайте его слова, как выслушали бы мои собственные наставления, ибо говорить он будет от моего имени". Так и сказал… А на следующий день отца коварно убили.
Людовик замолчал, опустив глаза, весь во власти скорбных воспоминаний. Но через минуту, взяв себя в руки, юный монарх поднял голову и продолжал:
- На следующий день я стал королем… а мне было только десять лег. Случилось именно то, чего любящий отец больше всего… боялся. Я вспомнил удивительные слова, произнесенные Его Величеством накануне гибели. И никогда их не забуду. Готов поклясться, что повторил вам речь отца без единой ошибки. Я хочу сказать, шевалье, что, приняв вас так, как вы того заслуживаете, я всего лишь исполнил святую волю великого Генриха. А сам я все еще в долгу перед вами. И пока не знаю, как вас отблагодарить.
Людовик проговорил это с искренним чувством, глаза подростка светились безграничным восхищением. Пардальян улыбнулся и ответил:
- Сир, вы меня уже отблагодарили…
- Нет, - живо возразил король.
- Вы отблагодарили меня вашими словами, которые согрели мне душу, - промолвил шевалье, ласково глядя на подростка. - Но и меня попутал бес честолюбия. А я привык все доводить до конца, и гордыня моя непомерна. Вы с этим согласитесь, сир; ведь, если вам угодно, я сам подскажу, что вы можете для меня сделать, и тогда я буду счастлив и горд.
- Говорите же, шевалье, - в нетерпении вскричал Людовик XIII.
- Подарите мне немного той дружбы, которой удостаивал меня ваш великий отец. - торжественно изрек Пардальян и поклонился. Выпрямившись, он добавил с иронической усмешкой: - Я же вам говорил, что гордыня моя не имеет границ.
Король ответил, хитро улыбаясь:
- Это как раз то, что я уже не могу вам подарить…
- Вот черт, вечно мне не везет! - вздохнул Пардальян.
А сам тоже плутовато ухмыльнулся: он все понял.
Король порывисто схватил обеими руками сильную длань шевалье, с чувством пожал ее и закончил:
- Давным-давно, еще не зная вас, я уже был самым преданным вашим другом, Уже который год я жду возможности сообщить вам об этом и на деле убедить вас в своем искреннем расположении. По-моему, вы уже поняли, что мне известно о вас гораздо больше, чем можно сказать вслух…
- Черт побери! - воскликнул Пардальян. - И что же вы знаете?
- Я знаю, что после смерти отца вы не переставали издали опекать меня, - понизив голос, произнес Людовик. - Я знаю, что у меня никогда не было более верного друга и более надежного защитника, чем вы, хоть я и вижу вас сегодня в первый раз. И, возможно, я до сих пор жив исключительно благодаря вашей заботе…
Это было сказано просто и естественно; глаза Людовика XIII смотрели на шевалье с откровенным любопытством, но в них не было ни тени беспокойства.
Пардальян пожал плечами и ответил с обычной прямотой:
- Да, я действительно опекаю вас на расстоянии. Но, насколько мне известно, на вашу жизнь пока еще никто не покушался, и вмешиваться мне не пришлось. Так что в этом смысле вы ничем мне не обязаны, сир. А что касается преданности и дружбы, признаюсь, что я просто дал обещание вашему покойному отцу - и сдержал слово. Так что и тут вы мне ничего не должны.
Только Пардальян мог позволить себе заявлять такие вещи королю, даже если тот был еще ребенком, как Людовик XIII. И слова шевалье явно не понравились юному монарху. Наблюдая за ним краем глаза, Пардальян даже решил, что уже впал в немилость.
Но досада короля быстро улетучилась. Он немного подумал, вспомнил, похоже, какие-то слова отца, все понял - и тут же вернул Пардалъяну свое исключительное расположение.
- Вы же меня совсем не знали, - кивнул Людовик. - А когда узнаете получше, не откажетесь, надеюсь, перенести на сына часть драгоценной дружбы, которая связывала вас с его отцом.
- Не будем откладывать на потом, сир, - воскликнул шевалье. - Мое сердце уже принадлежит вам! И то, чем я раньше занимался, выполняя свое обещание, я стану отныне делать из чувства горячей симпатии к Вашему Величеству. Я вам так обязан, черт возьми!.. Хотя бы за незабываемый прием, столь милостиво оказанный вами бедному дворянину.
- Шевалье, - вскричал сияющий король, - теперь моя очередь заверить вас: вы ничем мне не обязаны.
Пардальян хотел возразить, но Людовик быстро добавил:
- Да-да! Ведь я только исполнил волю отца, особу которого вы здесь представляете.
- Верно, - улыбнулся Пардальян, - я как-то упустил это из вида. И все-таки, сир, вы растрогали меня до глубины души.
- Очень рад! - произнес довольный Людовик. - Так или иначе, я сам ничего еще для вас не сделал, и мне нужно как-то отблагодарить вас… Что ни говорите, я тоже в долгу перед вами. Надо поразмыслить… И я обязательно что-нибудь придумаю.
Король сознательно повторил одно из любимых выражений своего собеседника и засмеялся. А потом серьезно заявил:
- Вы сказали, что на мою жизнь никто еще не покушался. Значит, так оно и было. О! Мне известно, шевалье, что вы всегда говорите только правду. Но оставим прошлое и вернемся к настоящему. Что теперь? Раз вы здесь - стало быть, мне грозит опасность, верно?
Мы уже отметили, что король посерьезнел; но на его лице не отразилось ни тени испуга. Голос Людовика не дрожал, взгляд оставался ясным. Юный монарх казался спокойным и уверенным в себе. Незаметно наблюдая за ним, Пардальян с удовлетворением подумал: "Да, смелый, смелый парень". А вслух ответил коротко и ясно:
- Верно, сир,
Король и бровью не повел. Он не утратил самообладания, что очень понравилось Пардальяну, Понятно, что юноша и не ждал другого ответа - и потому не был удивлен. Король давно уже продумал, как встретить посланца отца, и давно осознал, что появление Пардальяна будет означать: над ним, Людовиком, нависла страшная угроза. Подросток настолько свыкся с этой мыслью, что воспринимал ее спокойно. Кроме того, он нередко рассуждал про себя на эту тему и, похоже, давно уже решил, как себя вести, - это Пардальян сразу почувствовал по его словам:
- Зная вас по рассказам отца, я просто уверен, что, раз вы не держитесь больше в тени, стало быть, уже не можете защищать меня лишь собственными силами. Следовательно, я должен помочь вам - и начать обороняться от врагов всеми возможными средствами. Я так и сделаю, клянусь именем живого Бога!
Последние слова Людовик произнес с горячим убеждением и твердой решимостью.
- Браво, сир!.. - похвалил его Пардальян. - Если вы будете защищать себя так же энергично, как сейчас об этом сказали, все будет хорошо, ручаюсь.
- Мне неполных пятнадцать лет. А жизнь, похоже, прекрасная штука. Я хочу наслаждаться ею - и не желаю умирать, сударь, - заявил Людовик XIII все с той же страстью. …….Скажите же, что мне угрожает. И что, по вашему мнению, я должен предпринять, чтобы избежать опасности - и не мешать при этом вашим действиям. Ведь вы все уже продумали. Зная, что вы не останетесь в стороне, я давно уже решил полностью доверить вам свою судьбу. Ничего лучшего вообразить нельзя, ведь отец наказал мне слушаться вас беспрекословно, как, будь он жив, я слушался бы его самого.
- Раз так, то мы уже выиграли, сир, - заверил короля Пардальян.
- А я в этом и не сомневаюсь, - убежденно заявил Людовик, - Пока вы рядом, я с вашей помощью низвергну самых грозных врагов, сколько бы их ни было. А теперь говорите, сударь, я нас слушаю.
И Пардальян приступил к изложению дела.
Естественно, у шевалье и в мыслях не было в чем-то обвинять Фаусту, Смеем надеяться, что читатель уже хорошо узнал нашего героя и понял: ни за что не свете не стал бы Пардальян играть презренную роль осведомителя. Прежде всего шевалье хотел предупредить короля, чтобы тот был начеку. А еще он хотел, чтобы Людовик принял некоторые необходимые меры безопасности.
Таким образом, Пардальян в нескольких словах просто-напросто изложил королю часть правды, не углубляясь в подробности и не упоминая никаких людей. Людовик начал задавать вопросы и потребовал от шевалье того, чего тот стремился избежать; имен. Но король быстро понял; он ничего не вытянет из собеседника - и услышит лишь то, что Пардальян пожелает сообщить сам, И юный монарх благоразумно прекратил настаивать на своем…
Что касается ответных мер, предложенных Пардальяном и безоговорочно одобренных королем, о них мы говорить пока не будем; читатель узнает все по ходу действия.
IX
ВАЛЬВЕР СДЕРЖИВАЕТ ОБЕЩАНИЕ, КОТОРОЕ ДАЛ РОСПИНЬЯКУ
(продолжение)
Сей военный совет, состоявшийся на глазах у всего двора, не был слишком долгим. Пардальян говорил меньше десяти минут. Теперь он ждал разрешения удалиться. Но королю совсем не хотелось его отпускать. Он сделал приближенным знак, разрешающий им подойти к своей особе, а сам продолжал увлеченно беседовать с шевалье.
- Эй! Что там творится? - вдруг вскричал Людовик, указывая на двери, возле которых мы оставили Вальвера. Теперь там поднялся какой-то шум.
А случилось вот что.
В свое время мы обмолвились о том, что, получив приказ от Кончини, Роспиньяк исчез. Напомним, что это произошло еще до того, как Пардальян самолично представился королю. Теплый прием, оказанный шевалье Людовиком XIII, заставил маршала д'Анкра призадуматься. В конце концов он направился к выходу, дав знак Лувиньяку, Роктаю, Эйно и Лонгвалю следовать за ним. Лейтенанты Кончини, которые наблюдали за Пардальяном, тут же выполнили безмолвное повеление своего господина.
Добавим, что сделано это было очень тихо и незаметно, но шевалье был начеку и все видел, хоть и казалось, что он целиком и полностью поглощен беседой с королем.
Кончини со своими людьми отправился навстречу Роспиньяку. Они столкнулись на парадной лестнице, и барон поспешил доложить:
- Все в порядке, монсеньор: этим фанфаронам не дадут выйти из дворца, их схватят прямо здесь.
- Нет, corbacco! - чертыхнулся Кончини. - Арест отменяется.
И, не в силах больше сдерживать свою страшную ярость, фаворит взорвался:
- Не знаю, чего уж там наплел королю этот старый проходимец Пардальян, но теперь он в таком почете, что разумнее отказаться от ареста. Король тут же вернет им свободу, и все наши старания пойдут прахом. Да еще и сами угодим за решетку.
- Черт бы их побрал! - гневно выдохнул Роспиньяк. - Неужели вы позволите им скрыться, монсеньор?
И с невыразимым сожалением добавил:
- А ведь они были у нас в руках!..
- Успокойся, Роспиньяк, - произнес Кончини, мрачно улыбаясь, - я отказываюсь от ареста, но это вовсе не означает, что им удастся ускользнуть от меня.
- Прекрасно, монсеньор! - воскликнул Роспиньяк.
- Вот что ты сделаешь… - начал Кончини, знаком подзывая лейтенантов. - Слушайте внимательно, господа: здесь, в Лувре, ничего не предпринимать. Настроение короля таково, что это может выйти нам боком. Надо пропустить этих мерзавцев… А дальше у них только два пути: или налево - по улице Сент-Оноре, или направо - по набережной. Итак, Роспиньяк, беги в мой особняк. Это, слава Богу, совсем рядом. Соберешь всех наших людей, включая и Стокко с его молодчиками. Солдат поставишь на улице Сент-Оноре, Стокко последует за ними, и они окажутся меж двух огней. Но нападать Стокко не будет, пока они не доберутся до самой улицы. А тогда уж им не уйти.
- Понятно, монсеньор. - возликовал Роспиньяк, - а если они направятся к пристани, за ними пойдут мои люди, и этим подлецам опять никуда не деться.
- Все предусмотрено, - самодовольно заявил Кончини, согласно кивнув головой. - Вы, Лувиньяк, и вы, Роктай, останетесь сейчас в передней и проследите за тем, как эта парочка будет покидать Лувр. - Маршал секунду помолчал, а потом предупредил: - Никаких стычек! Смотрите у меня, чтобы все было тихо!
- А если они сами начнут задираться, монсеньор? - спросил один из лейтенантов.
- Отойдите в сторону, - властно отрезал Кончини. - Впрочем, у вас будет на то веская причина: в королевском дворце не дерутся. Проследите, куда они направятся, и скрытно последуйте за ними. Если вдруг они не захотят воспользоваться парадным входом, выясните, к каким дверям они двинулись. И бегом - один к Роспиньяку, другой - к Стокко. Все понятно, да? Ступайте, господа. - И маршал обратился к капитану своей гвардии. - Роспиньяк, когда расставишь людей, вернешься ко мне и доложишь: я тоже хочу быть на улице Сент-Оноре.
- Вы увидите меня через несколько минут, - заверил своего господина Роспиньяк.
- Да, чуть не забыл, а это важно, - встрепенулся Кончини. - Их уже не надо брать живыми. Прикончите негодяев на месте и убедитесь, что они действительно мертвы! Вы разочарованы, мои славные волчата?.. Понимаю… Я тоже вне себя, porco Dio! - ругнулся фаворит. - Довольствоваться такой жалкой местью! Но делать нечего: меня очень беспокоит отношение короля. Я не хочу больше рисковать. Что же, не будьте требовательнее меня, господа. Рубите, колите, топчите, давите без всякой пощады. Забейте их насмерть! Ну. ступайте и не теряйте времени даром.
И Кончини быстро вернулся в зал, где занял свое место возле королевы-регентши.
Заранее зевая от скуки, Роктай и Лувиньяк приготовились томиться на посту в передней.
Роспиньяк с Лонгвалем и Эйно устремились к особняку Кончини. Там Роспиньяк быстро созвал своих людей и предупредил Стокко, у которого всегда было под рукой достаточно бандитов с большой дороги, за деньги готовых на все. Услугами этих головорезов пользовались то Кончини, то Леонора. Стокко мигом собрал человек двадцать и отправился с ними на указанное место.