- И что же? - пробормотал он.
- Только одно - я не желаю, чтобы Александр Фарнезе получил это письмо!
- Как это - не желаете?..
Граф схватился за пистолет, Пардальян сделал то же самое.
- Подумайте, сударь, - настаивал шевалье, - лучше вам добровольно отдать мне послание.
И он наставил оружие на своего спутника. Каппелло только пожал плечами.
- Вы не подумали об одной вещи, - заметил он совершенно спокойно. - Я ведь могу и убить вас… Впрочем, прежде я хочу вам кое-что сказать…
- Я вас слушаю очень внимательно.
- Вы ведь рассказали мне содержание письма, хотя до этого мне было неизвестно, что в нем. Если бы я вас боялся, я бы мог отдать вам бумагу, а приказ передать Фарнезе на словах…
- Не получится, - ответил Пардальян, - герцог выполнит только письменное распоряжение Фаусты.
- Тогда я убью тебя! - выкрикнул итальянец и выстрелил.
Но Пардальян успел ударом шпоры послать коня вбок, и пуля прошла в двух дюймах от его головы. Тотчас же шевалье выстрелил сам, но не во всадника, а в лошадь: пораженное в голову животное рухнуло наземь. Посланец Фаусты успел спрыгнуть и выхватил шпагу. Пардальян тоже спешился и обнажил оружие.
- Сударь, - спокойно произнес шевалье, - прежде чем мы скрестим клинки, будьте любезны выслушать меня. Я назвался графом де Маржанси, и я имею права на этот титул. Но у меня есть и другое имя - меня зовут шевалье де Пардальян.
- Так я и думал! - воскликнул граф.
И он посмотрел на своего противника с любопытством и некоторым восхищением.
- Я вижу, вы знаете меня, - продолжал Пардальян, - что ж, тем лучше. Это избавит нас от долгих речей. Раз вы слышали обо мне, граф, вам, полагаю, известно, что ваша госпожа пыталась убить меня не то три, не то четыре раза. Не так давно я спас ей жизнь, в знак глубокой благодарности она натравила на меня солдат герцога де Гиза. Я легко мог убить ее, и я полагаю, что Бог бы не разгневался, сделай я это. Мне достаточно было просто протянуть руку. Но, признаюсь, я испытываю отвращение к убийствам… Что, впрочем, не мешает мне считать госпожу Фаусту моим заклятым врагом. Я пойду на все, лишь бы разрушить ее преступные замыслы.
Кроме того, у меня есть все основания полагать среди своих личных врагов сторонников, друзей и слуг госпожи Фаусты, начиная с герцога де Гиза и кончая вами…
Я читаю, сударь, в ваших глазах страстное желание убить меня… но вы меня не убьете, нет! Я не желаю, чтобы письмо пришло по назначению, я знаю, что вы служите женщине, неоднократно пытавшейся умертвить меня, следовательно, у меня нет выбора - я заколю вас!
И Пардальян атаковал графа; зазвенели клинки. Граф Луиджи был неплохим фехтовальщиком и больше оборонялся, чем нападал. Ему не требовалось убивать своего противника, он хотел только ранить этого человека, чтобы тот не мешал ему отправиться дальше с письмом к Фарнезе.
Пардальян, как обычно, пошел в атаку, нанося резкие прямые удары. Противнику пришлось пятиться, но несколько минут он достойно сопротивлялся. Шевалье даже проникся к нему уважением и произнес, продолжая наступать:
- Сударь, по-моему, вы - человек достойный, и я приношу вам мои извинения.
- Это за что же? - спросил граф.
- За то, что предложил вам отдать письмо. Я должен был предполагать, что такой человек, как вы, добровольно не сдастся.
- Благодарю вас, сударь! - ответил граф, отражая очередную атаку.
- Примите же мои извинения за предложение, не достойное вас, - продолжал Пардальян. - Я очень сожалею, что мы оказались противниками…
В ту же минуту Пардальян сделал выпад, и его визави зашатался, застонал и, выронив шпагу, упал на землю.
- Черт побери! - раздасадованно воскликнул шевалье. - Я же не хотел его убивать!..
Он опустился на колени, расстегнул камзол итальянца, взглянул на рану и покачал головой. В этот момент раненый открыл глаза.
- Сударь, - заявил шевалье, - вы в моей власти. Я без труда могу отобрать у вас послание. Но мне очень не хочется, чтобы мы расстались врагами, поскольку вы храбрый и отважный дворянин. Отдайте мне письмо по доброй воле, прошу вас! Еще не поздно…
Граф дрожащей рукой указал на внутренний карман камзола.
- Письмо там?
Раненый только кивнул головой.
Пардальян достал письмо, а граф посмотрел на него с безнадежным отчаянием.
- Перестаньте! - взволнованно произнес шевалье. - Что вам в этом письме? Неужели вы думаете, я воспользуюсь им, чтобы скомпрометировать госпожу Фаусту?
- Я боюсь… - чуть слышным голосом прошептал раненый, - я боюсь, что вы отвезете письмо к королю Франции… Тогда я погиб… мое имя обесчещено…
- Так вы этого боитесь?
- Да! - ответил раненый.
- Хотите, я докажу вам, что вы заблуждаетесь? Хотите, я докажу, что Валуа не получит письма?
- Какие тут могут быть доказательства… - прошептал раненый.
- Да самые неоспоримые, и я их вам сейчас представлю, - улыбнулся шевалье. - Смотрите же!
С этими словами он взял письмо и разорвал его на мелкие кусочки - не вскрыв, не сорвав печати, не взглянув даже на имя адресата! Расправившись таким образом с посланием Фаусты, он подбросил бумажные клочки в воздух. Порыв ветра подхватил их и унес в море.
Пока Пардальян рвал письмо, граф Луиджи смотрел на него с изумлением, затем это изумление сменилось восхищением. Раненый с волнением произнес:
- Спасибо, сударь, я так вам благодарен!
Пардальян пожал плечами.
- Я говорил вам, что считаю госпожу Фаусту своим заклятым врагом. Но я не из тех, кто готов подло воспользоваться случайно попавшим в его руки письмом для того, чтобы уничтожить женщину. Я уже и думать забыл этом послании. Я вас успокоил, граф?
- О да, сударь! Я счастлив… теперь я могу умереть спокойно…
- Вот еще! Вы не умрете!
Раненый грустно покачал головой. Потом силы изменили ему, и он потерял сознание.
Пардальян подошел к своему коню, порылся в седельной сумке и вытащил бинты, корпию, мягкую белую ткань - словом, все то, что нужно для перевязки. Не стоит особо хвалить шевалье за такую предусмотрительность. В его времена любой, кто отправлялся скитаться по дорогам, не забывал захватить с собой подобные предметы - на тот случай, если будет ранен.
Пардальян торопливо спустился по крутой тропинке вниз, к морю, намочил в соленой воде тампон из корпии, вернулся к графу, промыл его рану, прикрыл ее тампоном из корпии и умело перевязал.
Раненому, видимо, стало легче, и он пришел в себя.
- Я смывал кровь соленой водой, - объяснил шевалье, - жжет, наверное, но она полезна. А теперь, сударь, соберитесь с силами. Я вас подниму и посажу на моего коня… Эх, отдали бы мне сразу письмо, и мы обошлись бы без этой неприятности!..
Пардальян осторожно поднял раненого и легко посадил его в седло.
- До Гравлена доедете? - спросил он.
- Пожалуй, да…
- Тогда - в дорогу! Если почувствуете, что теряете сознание, скажите мне.
Они осторожно двинулись в путь. Пардальян вел лошадь за поводья и постоянно оглядывался на раненого. Минут через двадцать они добрались до Гравлена.
Городок был невелик - несколько десятков рыбацких домиков. Появление дворянина, ведущего под уздцы коня, на котором сидел раненый, вызвало всеобщее оживление; на улицу высыпали женщины и ребятишки.
- Где тут у вас постоялый двор? - спросил шевалье.
- А у нас его нет! - ответила одна из рыбачек.
- А кто хочет заработать десять экю?
- Это за то, чтобы приютить вашего товарища и ухаживать за ним? - осведомилась женщина. - Так и я могу…
- Где вы живете?
- Вон тут рядом, - и она показала свой домик.
Раненого сняли с коня, перенесли в лачугу, уложили на матрас, набитый сухими водорослями.
- А есть тут у вас врач?.. Ну, лекарь?
- Лекаря нет, но есть колдун…
- Колдун?
- Да. Старик, но он все знает, лечит лихорадку, сращивает сломанные кости, умеет выхаживать раненых…
Тут как раз появился человек, которого в поселке звали колдуном. Его, похоже, предупредили, что в этом доме есть раненый. Старик был высок, сед, с живым и хитрым взглядом. Не говоря ни слова он склонился к графу, размотал бинты и принялся изучать рану.
Делал он все ловко и умело, и шевалье понял, что колдун прекрасно разбирается в своем деле. Он осматривал пострадавшего минут десять, и итальянец снова потерял сознание. Лекарь заново перевязал рану и подошел к шевалье.
- Ну, что скажете? - спросил Пардальян.
- Дело серьезное, но он выживет.
- Слава Богу! - облегченно вздохнул шевалье.
Но тут Пардальяну пришла в голову одна мысль: когда раненый поправится, он сможет поехать к Фарнезе, рассказать о том, что случилось, и попытаться-таки передать приказ устно, И тогда все усилия шевалье окажутся напрасными! Жан отозвал колдуна в сторонку и спросил:
- Вы уверены, что он выкарабкается?
- Конечно!
- Но мне хотелось бы, чтобы мой друг как можно скорей отправился в путешествие…
Колдун покачал головой:
- Если он поднимется с этого матраса раньше, чем через восемь дней, - он погиб!
Если поднимется через месяц, рана может воспалиться. А уж на коня он сядет месяца через три - не раньше.
Три месяца!.. У Пардальяна было еще в запасе время. Он протянул колдуну экю, но тот отказался:
- Мне не надо денег. Я лечу рыбаков, они меня кормят. Зимой лесорубы приносят мне дрова. Женщины боятся, что я могу их сглазить или навести порчу на мужей, поэтому у меня всегда в достатке и овощей, и сидра…
- Странный вы человек! - улыбнулся Пардальян и положил экю обратно в кошелек.
Пардальян провел в рыбацкой хижине еще четыре дня. Уехал он только тогда, когда колдун уверенно заявил, что раненый выздоравливает.
Итак, убедившись, что граф Луиджи чувствует себя лучше и что за ним прекрасно ухаживают, Пардальян распрощался с человеком, которого едва не убил, и не торопясь отправился в Париж. На душе у него было спокойно: он знал, что никто не сможет передать приказ Фаусты Александру Фарнезе.
В Париже шевалье ожидали два дела. Во-первых, он собирался отыскать Моревера, и, во-вторых, ему очень хотелось побеседовать с герцогом де Гизом наедине. Итак, размышляя, что же ему следует предпринять в первую очередь, шевалье де Пардальян неспешно приближался к Парижу.
Глава XXIII
БЛУА
В то время как Пардальян мчался по дороге на Дюнкерк, пытаясь перехватить адресованное Фарнезе письмо, герцог де Гиз в сопровождении великолепной свиты двигался в сторону Блуа . Из всех концов Франции туда прибывали депутаты от дворянства, от духовенства и от третьего сословия, чтобы принять участие в созываемых Генрихом III Генеральных Штатах.
Гиз был уверен в собственной безопасности. Моревер подробно рассказал ему, какими силами располагает король. Силы Генриха III были довольно значительны, к тому же ими командовал умелый военачальник, доказавший свою храбрость на полях сражений. Крийон был не только храбр - он обладал умом стратега. Он не стал рассредоточивать свою армию по окрестностям Блуа, а разместил ее в замке и в самом городе. Крийон превратил весь город в образцовую казарму. Как-то королева-мать поинтересовалась, вполне ли обеспечена безопасность короля. Храбрый вояка ответил:
- Мадам, если бы меня здесь не было, для взятия Блуа понадобились бы двадцать тысяч человек, но поскольку я здесь, наши противники должны будут привести под городские стены по меньшей мере сорок тысяч!
Екатерина улыбнулась:
- Слава Богу, что и я здесь! А у меня под рукой всегда есть Руджьери с его ядами… это стоит сорока тысяч воинов храбреца Крийона.
Король таким образом был надежно защищен. Он даже мог бы предпринять какую-нибудь военную вылазку, если бы ему в голову пришла подобная мысль. Тем не менее, как мы уже сказали, Гиз чувствовал себя в полной безопасности.
Он прекрасно знал, что те сто пятьдесят дворян, которые сопровождали его на пути в Блуа, преданы ему полностью. С Гизом, и только с Гизом связывались все их надежды на славу и богатство. Любой из них готов был пожертвовать собой, защищая дело Лотарингского дома. К тому же герцог знал, что в. Блуа он встретится с депутатами - дворянами, горожанами, священнослужителями, - многие из которых также были душой и телом преданы Гизу. Он в силах направить работу Генеральных Штатов в то русло, какое выгодно ему. У Валуа есть только солдаты, достаточно захватить Крийона - и королевское войско обезглавлено… Моревер доложил, что войскам Генриха III давно не выплачивали жалованья и они уже начали понемногу мародерствовать в окрестностях города.
По дороге в Блуа Гиз обсуждал все эти вопросы с десятком приближенных дворян. Остальная часть свиты несколько отстала. Потом герцог оказался впереди в компании Менвиля и Бюсси-Леклерка, от которых ничего не скрывал.
Толстый герцог де Майенн ехал где-то посередине колонны. Его более всего беспокоило, удастся ли найти в Блуа удобный ночлег и хорошую еду.
Кардинал замыкал процессию и беседовал с теми, кого интересовала политика.
Итак, из троих братьев Гизов, один беседовал с головорезами-вояками, второй болтал с любителями выпить и закусить, а третий разговаривал с интриганами и проходимцами.
Герцог де Гиз и его верные слуги, естественно, обсуждали смерть шевалье де Пардальяна.
- Наконец-то мы отделались от этого мерзавца! - заявил Менвиль. - Но мне, знаете ли, жаль: уж очень легко он умер. Утонул и совсем не мучился…
- Это верно, - заметил Бюсси-Леклерк, - уж я бы, будь моя воля, с удовольствием преподал ему небольшой урок…
- Урок фехтования, что ли? - усмехнулся Менвиль.
- Нет, черт побери! Урок фехтования я ему уже дал… Разве не помнишь, я его обезоружил, тогда, в Бастилии?..
- А меня там не было, так что я ничего не видел…
- А Моревер был! Правда, Моревер?
- Конечно, правда, - откликнулся Моревер (он ехал позади герцога). - Ты трижды выбивал шпагу у него из рук, и мерзавец признал себя побежденным…
Бюсси-Леклерк удовлетворенно улыбнулся и взглядом поблагодарил Моревера.
"Прекрасно! - подумал Моревер. - Он может быть мне очень и очень полезен!"
Свита прибыла в деревню Вильбон…
- Хватит, господа, - остановил беседу Гиз, - надоели эти разговоры о мертвеце.
Герцог думал о Виолетте. Он грустно вздохнул, потом встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли.
- Бюсси, - приказал герцог, - скачи вперед, там какие-то всадники, узнай, что им надо.
На церковной площади в деревне находился конный отряд человек в шестьдесят. Но Бюсси-Леклерк не успел исполнить приказание: завидев Гиза с эскортом, всадники поскакали им навстречу. На какое-то мгновение Генрих де Гиз почувствовал замешательство, рука сама потянулась к шпаге. У него мелькнула мысль, что король устроил засаду. Но вскоре все разъяснилось. Приближавшиеся всадники радостно кричали:
- Добро пожаловать, монсеньор!
Оказалось, что собравшиеся в Блуа депутаты отрядили навстречу Гизу эскорт из дворян, чтобы засвидетельствовать ему свою преданность и уважение. Вновь прибывшие смешались со свитой герцога. Гиз сиял. Он привстал на стременах и, приветствуя дворян, крикнул:
- Теперь, господа, у меня поистине королевский эскорт!
Может быть, герцог произнес эти слова без всякого умысла, но окружающие передавали их из уст в уста, и каждый понял тайные намерения Меченого… Как бы там ни было, Гиз проехал через Вильбон с пышной спитой, и, когда пробило полдень, кавалькада торжественно приблизилась к стенам Блуа.
Король Франции, бледный и взволнованный, метался в это время по своим покоям, на втором этаже замка Блуа. Мы скоро опишем эти покои. Сейчас скажем лишь, что там была просторная гостиная, выходившая на главную лестницу. Лестница же, в свою очередь, вела к террасе, именуемой Бретонской террасой.
Генрих III с несвойственной ему живостью бегал из угла в угол, временами подходя к окну, откуда был виден квадратный двор и величественные главные ворота замка.
Генрих III ожидал герцога де Гиза!
На Бретонской террасе выстроились человек пятьдесят вооруженных дворян. Во дворе стояла рота швейцарцев. Вдоль лестницы расположились вельможи, сторонники короля; лица их были мрачны, ибо ничего хорошего от приезда герцога они не ожидали. Все остальные лестницы, переходы и дворы охранялись солдатами, аркебузирами и мушкетерами. Были приняты все меры предосторожности, чтобы "достойно встретить нашего любимого кузена и нашего верного друга герцога Лотарингского", как говорила Екатерина Медичи.
В гостиной стояли двадцать дворян, не сводившие глаз со своего повелителя.
В уголке Екатерина Медичи, в отличие от прочих присутствующих веселая и спокойная, тихонько беседовала со своим духовником.
- Где Бирон! Куда он делся? Пора бы ему вернуться! - волновался Генрих III.
Король уже в двадцатый раз подбегал к окну. Он видел, как открыли главные ворота и Крийон выстроил три роты охранников.
- Я здесь, сир! - ответил маршал де Бирон.
Арману де Гонто, маршалу де Бирону, сравнялось в описываемое время шестьдесят четыре года. Но кирасу он носил на удивление легко, а его выправке позавидовал бы любой молодой офицер.
Бирон был не просто сильным человеком - он был честным человеком. Уверенность в собственной правоте и порядочности придавала ему силы. Будучи католиком, Бирон тем не менее сделал все, чтобы остановить побоище в день святого Варфоломея. Он командовал артиллерией, и ему удалось спасти в Арсенале, где размещались его солдаты, человек сорок несчастных гугенотов, за которыми гнались обезумевшие от крови фанатики.
- Ты здесь, мой храбрый Бирон! - воскликнул Генрих III. - Я боялся, что ты сегодня не вернешься, ведь я дал тебе недельный отпуск.
- Да. но я узнал о приезде господина герцога и почел за благо срочно выехать из Амбуаза в Блуа. Как же я могу пропустить такой случай и не засвидетельствовать лично/ почтение господину герцогу!
Король рассмеялся, придворные дружно его поддержали. Улыбнулась и Екатерина Медичи, прошептав духовнику:
- Прекрасно, к моему сыну возвращается мужество!
- Как видите, сир, я прибыл вовремя, - заключил старый маршал де Бирон.
Действительно, как раз в этот момент во дворе послышался стук копыт, потом звон шпор и бряцанье оружия - свита Гиза спешилась. Генрих III побледнел, но не от страха, а от с трудом сдерживаемого гнева.
- Граф де Луань. - крикнул король, - посмотрите, что происходит во дворе.
Король и сам прекрасно знал, что там происходит - в Блуа прибыл герцог де Гиз!
Не став дожидаться ответа Луаня, Генрих направился к широкому креслу, стоявшему, наподобие трона, на возвышении. Усевшись, Генрих демонстративно надвинул шляпу на самые глаза.
- Сир, - крикнул Шалабр, бросившийся к окну вместе с Луанем, - это прибыл монсеньор де Гиз, да сохранит его Господь!
- Дьявол бы его побрал! - прошептал Монсери, стоявший рядом с королем.