- Вы кудесник, Андрей Петрович! - возбужденно воскликнул Врангель. - На ровном месте сформулировали не просто задачу, а целую научную проблему. Теперь мне будет чем козырнуть при пробивании вашей должности в Морском департаменте! - он умышленно опустил слово "будущей", небеспочвенно считая вопрос об участии ученого в плавании на "Кротком" делом уже решенным.
- Вот и прекрасно, Фердинанд Петрович! - заключил Андрей Петрович. - Я даю свое согласие на участие в вашей экспедиции, а посему у нас с вами, как мне представляется, - он заговорщицки улыбнулся, - будет достаточно времени для продолжения наших научных дискуссий.
- Большое спасибо, Андрей Петрович! У меня прямо-таки гора с плеч свалилась.
И они, встав, крепко пожали руки, оставшись вполне довольными результатами встречи.
Глава вторая
Снова в море
Ксения внешне спокойно восприняла решение мужа о новом кругосветном плавании. Умом она понимала его внутреннее состояние, обусловленное слишком долгим ожиданием наследника, и поэтому считала, что ему пойдет на пользу занятие своим любимым делом. В то же время ее душа любящей женщины протестовала против необходимости расставания на столь длительный срок. И эти противоречивые чувства вносили сумятицу в ее еще не окрепшую от жизненных испытаний юную душу.
23 августа 1825 года во время проводов экспедиции на пристани Кронштадта, когда раздался пушечный выстрел с "Кроткого", Андрей Перович крепко обнял Ксению, без смущения прильнувшую своим гибким телом к нему и прошептавшую: "Возвращайся здоровым и невредимым - я буду очень ждать тебя". Он крепко пожал руки своему тестю и Матвею, который чуть ли не со слезами на глазах провожал своего покровителя в дальнее плавание уже одного, а затем, не оборачиваясь, широким шагом направился к катеру, чтобы провожающие, не дай бог, не увидели его слез, предательски выступивших на глазах.
* * *
Андрей Петрович вышел на верхнюю палубу. Вокруг, до самого горизонта, простирались свинцовые волны Балтийского моря. Это тебе не лучезарные воды южных морей, ласкающие взгляд, зато именно к ним стремились поколения русских еще со времен Ивана Грозного. И он, русский офицер, верный сын своего Отечества, преисполнился благодарности к ратным делам предков, прорубивших, по образному выражению великого Петра I, "окно в Европу".
Они с капитаном Врангелем заранее обсудили порядок проведения научных работ. Договорились, что метеорологические и гидрологические наблюдения будут проводиться регулярно четыре раза в сутки в течение всего плавания вахтенными сменами под руководством вахтенных офицеров.
- По этому поводу у меня, Фердинанд Петрович, будет к вам одна просьба. По идее, результаты наблюдений необходимо фиксировать в особом журнале. Однако по печальной участи, постигшей документы многих экспедиций, они могут затеряться в пыльных архивах департаментов Морского министерства. В то время как шканечные журналы судов Военно-морского флота передаются на вечное хранение. Поэтому я хотел бы испросить вашего разрешения на то, чтобы результаты этих наблюдений заносились именно в шканечный журнал "Кроткого".
- Нет проблем, Андрей Петрович, - облегченно вздохнул капитан. - Я дам соответствующее указание старшему офицеру.
- Большое спасибо, Фердинанд Петрович, за содействие, - Андрей Петрович полупоклоном ответил на согласие. - Однако лучше, чтобы эти записи производил один и тот же человек, так как единообразием они бы в дальнейшем способствовали более успешной их обработке.
- Сразу виден подход к делу опытного ученого, - удовлетворенно улыбнулся капитан. - Мне пришлось столкнуться с подобной проблемой при подготовке отчета о Колымской экспедиции, - он призадумался. - Поручим, пожалуй, вести эти записи штурману Козьмину.
Андрей Петрович согласно кивнул головой.
- А у вас, Фердинанд Петрович, - снисходительно улыбнулся он, - на "Кротком", как мне кажется, присутствует почти весь состав вашего Колымского отряда?
Теперь улыбнулся уже Врангель:
- Кроме меня в команду "Кроткого" входят только четыре человека из Колымского отряда: лейтенант Матюшкин, штурман Козьмин и доктор медицины Кибер.
- Но ведь эти четверо составляют более половины командного состава судна! - откровенно рассмеялся тот.
- Это является общепризнанной практикой, когда капитан сам формирует командный состав вверенного ему корабля. При этом он, несомненно, отдает предпочтение тем лицам, которых хорошо знает и которые проверены в деле, - улыбнулся капитан-лейтенант.
- Я весьма признателен вам за приглашение и моей скромной персоны, Фердинанд Петрович. А также за то, что предоставили самые современные навигационные, астрономические и метеорологические инструменты.
- Это не только моя заслуга. Я ведь сделал заявку на эти инструменты лишь после того, как была утверждена ваша должность ученого натуралиста, уважаемый Андрей Петрович.
* * *
Заходы в Копенгаген и Портсмут остались позади, и "Кроткий" бороздил уже просторы Атлантического океана.
Андрей Петрович не мог не отметить преимущества одиночного плавания. При совместном приходилось в темное время суток систематически жечь фальшфейеры, чтобы обозначить места судов относительно друг друга. А туманы, а жестокие штормы? Капитаны боялись потерять друг друга из вида, поэтому флагман вынужден был назначать точки рандеву на случай разлучения судов, а затем томительно ожидать подхода отставшего, мучаясь сомнениями, не случилось ли чего с ним, не дай бог, непоправимого. Всё это изматывало. В то время как в одиночном плавании капитан самостоятельно выбирал курс и скорость движения судна, исходя лишь из метеорологических условий и степени волнения водной поверхности. Одним словом, капитан чувствовал себя вполне комфортно. Когда Шувалов поделился своими мыслями по этому поводу с Фердинандом Петровичем, тот сразу же согласился с ученым.
Свободного времени оказалось более чем предостаточно, и Андрей Петрович решил привести в порядок свои путевые записки. Он работал в своей каюте, которая была, конечно, не такой шикарной, как адмиральская на "Востоке" во время плавания Антарктической экспедиции под командой Беллинсгаузена. Но и не такой тесной, как на "Надежде", во время плавания под командой Крузенштерна. В общем, она вполне удовлетворяла своего хозяина.
Его новый вестовой Тимофей, предоставленный капитаном, производил достаточно хорошее впечатление. Однако Андрей Петрович был несколько удивлен, когда тот обратился к нему, титулуя "Ваше высокоблагородие". Это на самом деле и соответствовало его чину капитана гвардии, но ведь даже к капитану корабля вестовой обращался только как "Ваше благородие" - в соответствии с чином Врангеля. Выходит, Фердинанд Петрович предусмотрел даже такую "мелочь", предупредив вестового о форме обращения к новому барину. "Интересное открытие, - отметил Андрей Петрович. - Стало быть, барон действительно очень нуждается во мне. Вернее, в моих знаниях".
Тимофей не удивился, когда обнаружил, разбирая вещи барина, парадный мундир капитана гвардии Преображенского полка. Однако его сразили две серебряные звезды на нем. Аккуратно, с благоговением он положил на полку бельевого шкафа красную с черной каймой орденскую ленту Святого Владимира I степени, а поверх нее - красный эмалевый крест Святой Анны II степени. Поставив в угол офицерскую шпагу с синим самоцветом на эфесе, вестовой проникся огромным уважением к своему барину. "То-то будет, чем удивить вестовых других офицеров и даже самого господина капитана!" - радостно, с чувством превосходства и с гордостью за своего барина подумал он, предвкушая взгляды завистников.
Слуги гордятся знаками отличия своих господ даже больше, чем сами их обладатели.
* * *
В тропиках Андрей Петрович как-то решил удивить своих спутников. На шкафуте собрались все офицеры, а несколько в стороне толпились любопытствующие матросы. Он взял пустую бутылку, плотно заткнул ее пробкой, на наружной стороне которой был вырезан крест, перевязал горлышко сложенной вчетверо холстиной и опустил ее на глубину 200 саженей.
Когда бутылку вытащили на палубу, она оказалась наполнена водой, холстина сверху была прорвана, а пробка стояла на месте, но повернутая другой стороной - да так крепко, что ее с большим трудом удалось вытянуть.
- Да вы просто чародей, Андрей Петрович! - воскликнул пораженный лейтенант Матюшкин. - Если вы не против, я хотел бы сам попробовать выполнить этот фокус.
- Отчего же, Федор Федорович? Дерзайте!
Тот тщательно повторил все операции и когда поднял бутылку на палубу, результат был тот же - пробка в горлышке бутылки оказалась перевернутой. Присутствующие вопросительно посмотрели на Андрея Петровича.
- Все очень просто, господа. Теплый воздух, находящийся в бутылке, при погружении на глубину, где температура воды гораздо ниже, охлаждаясь, сжимается, и пробка под действием мощного давления толщи воды проталкивается внутрь бутылки, которая и наполняется водой. Когда же начинается ее подъем, вода в бутылке постепенно нагревается, увеличивая свой объем, и пытается вытолкнуть пробку обратно. Но так как пробка имеет слегка коническую форму, то в конце концов она, повернувшись, вталкивается в горлышко именно бывшей нижней стороной, имеющей меньший диаметр. А дальнейшее увеличение объема нагревающейся воды приводит к увеличению давления на пробку, плотно вгоняя ее в отверстие горлышка. Вот, собственно, и весь секрет фокуса, господа, - удовлетворенно улыбаясь, заключил Андрей Петрович.
- И где же вы обучились этим премудростям, Андрей Петрович? - спросил капитан, весьма довольный эффектом, произведенным на его офицеров.
- Эти опыты, Фердинанд Петрович, проводил Михаил Петрович Лазарев, капитан шлюпа "Мирный", во время Антарктической экспедиции, - пояснил тот. - Однако надо иметь в виду, что подобный эффект возможен только при довольно значительной разности температур воды на ее поверхности и на глубине. А посему наиболее подходящим местом для подобных опытов как раз и является тропические воды океанов.
Капитан сделал шаг вперед:
- Разрешите мне от имени офицеров "Кроткого" поблагодарить вас, уважаемый Андрей Петрович, за столь поучительные опыты, доставившие нам истинное удовольствие, - с подъемом произнес Фердинанд Петрович, почтительно пожимая руку ученому под бурные аплодисменты окружающих.
* * *
- Еще во время первого кругосветного плавания по инициативе натуралиста Лангсдорфа, моего учителя по естественной истории, на "Надежде" собирали летучих рыб, попадавших на палубу шлюпа, и жарили их для кают-компании. Получалось, должен отметить, отменное блюдо. Это же свежая рыба, а не осточертевшая солонина! - обратился как-то Андрей Петрович к капитану. - Может, попробуем отведать даров моря с, так сказать, доставкой на дом?
- Вы так считаете, Андрей Петрович? - с некоторой настороженностью спросил Врангель.
- Безусловно, Фердинанд Петрович! Дело-то проверенное, - убежденно ответил тот. - Меня несколько смущает только одно обстоятельство.
- Какое, Андрей Петрович? - насторожился капитан.
- Высота борта здесь несколько больше, чем у шлюпа, а посему, вполне возможно, что количество попадающих на нее рыб может оказаться не вполне достаточным для приготовления деликатеса для всех господ офицеров.
Капитан откровенно рассмеялся:
- Да старший офицер мне уже неоднократно жаловался, что вахтенные смены не успевают выбрасывать этих "мерзких", по его выражению, летучих рыб за борт.
- Ай-ай-ай, какое расточительство! - притворно воскликнул Андрей Петрович.
- К тому же офицеров на транспорте почти вдвое меньше, чем на шлюпе, - загораясь идеей, уточнил капитан. - Поэтому даю указание старшему офицеру организовать сбор летучих рыб с последующей их доставкой на камбуз…
Вечером в каюту Андрея Петровича кто-то осторожно постучал, и в дверях появился сам Фердинанд Петрович с подносом в руках, на котором горкой возвышались аппетитные тушки поджаренных рыб.
Андрей Петрович встал из-за стола, отложив в сторону гусиное перо.
- Не мог отказать себе в любезности лично преподнести вам, Андрей Петрович, этот деликатес, как вы выразились, из даров моря. Честно говоря, не ожидал, что из этих "мерзких" рыб получится столь достойное блюдо.
- На мой взгляд, это не просто блюдо, а и прекрасная закуска, Фердинанд Петрович! - лукаво заметил Андрей Петрович.
Лицо капитана просияло - совершенно неожиданно появился повод впервые провести время с ученым, который был старше его лет на пятнадцать, в, так сказать, товарищеской обстановке.
- Вы какой предпочитаете напиток, Андрей Петрович? - быстро спросил он.
- Мы с Фаддеем Фаддеевичем Беллинсгаузеном останавливали свой выбор во время плавания на мадере…
Лицо капитана исказилось гримасой сожаления.
- Но так как "Кроткий" не заходил на Канарские острова, - Шувалов позвонил в колокольчик, - и мадеры в буфете кают-компании нет, то я сделал некоторый запас любимого напитка, - и он дал указание мгновенно появившемуся Тимофею: - Накрой стол на двоих под мадеру. Это будет называться "малой программой", - назидательно пояснил он. - И вместе с вестовым капитана принеси сюда его любимое кресло.
- Есть, ваше высокоблагородие! - коротко ответил вестовой и метнулся в капитанскую каюту выполнять приказание.
Врангель улыбнулся:
- Приучаете Тимофея к своим порядкам?
- А как же! Вестовой должен с полуслова понимать своего хозяина.
- Полностью согласен с вами, Андрей Петрович. Тем не менее должен заметить, что Тимофей толковый, расторопный и исключительно исполнительный матрос.
- А я нисколько и не сомневался, что вы не подсунете мне какого-нибудь безмозглого растяпу, - парировал ученый к явному удовольствию капитана.
* * *
Они сидели в креслах напротив друг друга, разделенные письменным столом, и колеблющееся пламя свечей скупо освещало их мужественные лица. Это были люди, которых не могли устрашить ни свирепые штормы и бури, ни "ревущие сороковые", ни полярные льды. Они были разных возрастов, но их объединяло подвижничество, готовность к самопожертвованию ради достижения великих целей во славу Отечества. Они были из тех, кто порой совершает, казалось бы, невозможное ради познания еще неведомого. Это были люди особой породы, закаленные в схватках с проявлениями дикой, порой беспощадной природы.
Фердинанд Петрович испытывал благодарность к Андрею Петровичу за возможность сблизиться с ним, о чем не раз мечтал, по достоинству оценивая богатый опыт мореплавателя и путешественника и глубокие знания признанного ученого. Перед тем как отправиться "сватать" Шувалова в свою экспедицию, Врангель еще раз прочитал его научную статью с предисловием члена-корреспондента Петербургской академии наук Лангсдорфа о признаках земли значительных размеров в высоких южных широтах и прямо-таки оробел. Как же он сможет пригласить известного ученого в свою далеко не научную экспедицию на должность рядового натуралиста? Ведь тот был руководителем ряда экспедиций, организованных Российско-Американской компанией, а в Антарктической - даже заместителем руководителя по ученой части с целым штатом ученых! И тем не менее вот он, барон Врангель, сидит с этим человеком один на один на своем судне и преспокойно потягивает из фужера золотистую мадеру. Фантастика какая-то…
А Андрей Петрович, чувствуя в собеседнике родственную душу, радовался возможности общения с единомышленником. Теперь-то он сможет при необходимости обсудить волнующие вопросы, связанные с возникшими научными предположениями. Раньше он делился своими мыслями с Фаддеем, верным другом. Но тот был более практиком, в то время как Врангель отличался аналитическим складом ума, отточенным в испытаниях Колымской экспедиции, длившейся в течение четырех долгих лет за Северным полярным кругом.
- У меня, Фердинанд Петрович, сложилось впечатление, что между вами и лейтенантом Матюшкиным существуют особые отношения.
- Это вполне естественно, - улыбнулся капитан, - и ни для кого на "Кротком" не является тайной, - он приложился к фужеру и, сделав несколько маленьких, по обычаю флотских офицеров, глотков, отставил его в сторону, как бы готовясь к длительному разговору, - Федор Федорович обучался в Царскосельском лицее, где подружился с Александром Сергеевичем Пушкиным. Окончил его с первым выпуском и по рекомендации директора лицея Энгельгардта был принят волонтером в кругосветную экспедицию под командой Головнина на шлюпе "Камчатка". Вот там-то мы и встретились с ним.