Бристольский полк славился тем, что еще со времен походов в Палестину ни разу не отступил на поле боя. Этот южный город был одним из главных оплотов норманнов в Англии, и несколько поколений молодых дворян и мещан воспитывалось там в духе воинской доблести.
- Они умело дерутся. Но они здесь чужие, а чужие никогда не могли управиться с Шервудом, - уверенно парировал Робин.
- Но их здесь не двадцать. Больше. Гораздо больше. - И норвежец, с момента самой первой встречи остававшийся холодно-невозмутимым, пришпорил коня и неожиданно разразился громогласными проклятиями. Робин, двигавшийся на полкорпуса позади, ни о чем не расспрашивал, дожидаясь, пока Торстведт сам не раскроет карты.
Через какую-то минуту норвежец замолк и продолжал свой путь в холодном молчании. Наконец, словно вспомнив о том, что он не один, Торстведт обернулся к Робину и, внимательно, словно подбирая слова, продолжил прерванную полчаса назад речь:
- Ты не отделаешься теперь деньгами. Теперь им не нужны деньги.
- Да, но мы не знаем, где сейчас твой сын. Возможно, им не удалось захватить его.
- Это не имеет значения. Игра окончена, - мрачно высказался, словно выругался, Торстведт, не раскрывая, впрочем, смысл своих наполовину загадочных слов. Далее путники следовали в молчании.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В Ноттингемском дворце в это время был переполох. Впрочем, это массивное здание с весьма скромно приютившимися в нишах статуэтками английских святых дворцом можно было назвать лишь отчасти. В первом этаже здания находилась огромная гостевая зала, которая нередко по случаю приезда именитых гостей становилась залой пиршественной и оглашалась нервическими восклицаниями распорядителя-мажордома. Одетые в запыленные камзолы слуги летали вверх и вниз по лестницам, а через каждые десять минут сам шериф заглядывал сюда из верхних покоев и, дабы перекричать стук и гомон, устроенный слугами, во всю глотку орал, обращаясь к мажордому с теми или иными замечаниями. Громадная зала, с узкими окнами и тяжелыми стенами из темного камня, годная разве что для траура, постепенно изменялась и становилась все более торжественной.
Можно было подумать, что здесь готовятся к встрече гостя, причем гостя самого высшего разряда - так старательно выкрикивал мажордом распоряжения, уподобившись дирижеру огромного оркестра. Только вместо рожков, свирелей, волынок и тимпанов были стулья, столы, а вместо нот тут выступали многочисленные кушанья, завезенные норманнами с континента на островную Британию и немало изменившие суровый быт некогда способной лишь охотиться и пьянствовать знати. На расстоянии трехсот миль в округе владельцы самых богатых баронских замков не могли, пожалуй, увидеть сегодня на своих столах таких сытных рябчиков в сметане, так лихо разделанных и зажаренных молодых оленей и такого сладкого эля, и, кроме того, все это было приправлено настоящими индийскими пряностями - по тем временам чудовищно редким деликатесом, не всегда бывавшим и на королевском столе.
А стол был действительно королевский. Как у всякого опытного, а потому предусмотрительного хозяина, у шерифа Реджинальда хватило в закромах кое-какого добра, чтобы достойно встретить неожиданно заявившегося к нему короля английского Иоанна Второго, лицемерного и алчного преемника доблестного короля Ричарда. Зачем понадобилось королю, особе, столь занятой неотложными государственными делами, прибыть в замок к шерифу Реджинальду? "Двадцать пять тысяч золотом", - предположите вы и будете правы.
Дело, правда, было вовсе не в этой сумме, которая, несмотря на свою значительность, не могла сыграть существенной роли в намеченном королем Джоном предприятии. Но вот письмо дочери посланника Сулеймана, вкупе со странным исчезновением норвежца - ключевой фигуры будущего предприятия - не могло не насторожить остальных его участников. Когда же Таументу стало известно, что норвежец в срочном порядке изъял из их совместного предприятия именно обозначенную сумму, которая, по сути, принадлежала Таументу, хитрый торговец прикинул кое-что в голове и, получив кое-какие сведения о судьбе посланного им в Йоркшир отряда, сделал соответствующие выводы.
У Таумента не было сомнений в том, что Робин из Локсли, его давний враг, проник в Лондон и, угрожая Торстведту жизнью сына, выманил у того деньги для освобождения своих сообщников. О судьбе Раски Таументу ничего не было известно, но совпадение в суммах, требуемой и пропавшей, было не случайным. А то, что Торстведт исчез вместе с деньгами, запутывало ситуацию окончательно.
Так что после срочного донесения Таумента, король, возвращавшийся с доблестной дружиной из Эдинбурга, изменил свое намерение остановиться в более пышной обстановке в Бирмингеме, где его визита дожидались уже более года, и завернул в Ноттингем, не бывший, в сущности, провинцией, но окруженный весьма неблагополучными и, можно даже сказать, неблагонадежными саксонскими землями. Король принял это решение по собственной воле, чтобы заставить норвежца (если тот к этому моменту оставался еще жив), прекратить совершать необдуманные поступки, которые подвергнут риску всю его королевскую политику. Другого человека, способного осуществить грандиозную средиземноморскую авантюру, у короля Джона не было.
Король прибыл с некоторым опозданием, и тут же, оставив сопровождающих возле столов в гостевой зале, удалился с шерифом в верхние покои. Таумента, который должен был вскоре появиться из Лондона, пока еще не было, но его люди, высадившиеся на сушу с базы Грейт-Гримсби, уже орудовали в провинции, заручившись поддержкой верного шерифу ноттингемского гарнизона. Опередив в Шервуде Робина со спутниками на полдня пути, они устроили засаду, захватив перед этим раненого датчанина и отправив его в Ноттингем под охраной солдат из гарнизона. То, что норвежец никого не предупредил о своих намерениях, навлекло на него очень большие подозрения в том, что касалось организации средиземноморского нападения. Король, собственно, и не задумывался даже над тем, как поступать в сложившейся ситуации, и решил дождаться Таумента. Выслушав то, что доложил ему шериф, Джон милостиво предложил ему спуститься вниз и развлечься покамест трапезой.
- В самом деле, что мы все о Робине да о Робине. Расскажите лучше, как поживает ваш ужасный шервудский дракон, - обнимая шерифа за плечи, говорил Джон, спускаясь по лестнице, отделанной до сих пор не утратившим душистого запаха ясенем.
Дракон, о котором говорил король, был, пожалуй, главной до появления Робин Гуда достопримечательностью здешних лесов. Земледельцы нижнего Йоркшира, о которых мы как-то уже вспоминали, не очень-то дружили с лесом, зато рассказывали о нем самые настоящие небылицы. Причем рассказы о неких чудовищах постоянно звучали во всех придорожных трактирах йоркширского графства. Теперь же, особенно в последние годы, когда Робин прекратил заниматься разбойничьим ремеслом, в Шервуде разговоры об этом чудище, выбравшем местом своего обитания почему-то именно Шервудский лес, возобновились с новой силой.
Будто бы в труднодоступных уголках этого леса можно повстречаться с самой что ни на есть нечистой силой, которая днем способна напугать до полусмерти, а ночью так и вовсе сожрать заплутавшего путника вместе с женой, лошадью и нехитрым скарбом, так что только колеса от телеги и останутся. Говорили, что время от времени такое случалось там едва не каждый год, вспоминали и о жрецах-друидах, которые знаются со всякой нечистью. Так что в дружеском вопросе короля Джона звучало скорее недоброе подтрунивание над шерифом - мол, какого черта на вверенной ему территории не одна, так другая напасть случается.
Впрочем, Реджинальду не хватило времени сказать что-либо в свое оправдание: разговор прервал вестовой с последними новостями из Шервуда. Командир находившихся в засаде бристольцев узнал Торстведта, а неожиданное его поведение во время стычки заставило надолго призадуматься и короля Джона, и самого шерифа. Что касается Робина, то он, забрав с собой убитых и раненых, скрылся в лесу и, скорее всего, был занят в этот момент сбором верных ему людей из ближайших деревень.
"Проклятье, надоумил меня Таумент завернуть сюда. Похоже, начнется заварушка", - только и смог подумать крайне раздосадованный этими новостями король. Вдобавок в зубах у него, отведавшего знаменитой йоркширской баранины, застряла препротивная жила, что вызвало у Джона крайнее неудовольствие.
"Мерзавец Таумент. Только приедь - я уж с тобой разберусь", - нахмурив густые брови, размышлял король Иоанн Безземельный, который не смог отстоять у Ватикана даже собственного королевства и признал себя впоследствии папским вассалом.
Впрочем, бургундское вино, нередко встречавшееся в погребках новой английской знати, было превосходным, и это хоть как-то могло приподнять безнадежно испорченное настроение. Шериф, ни на секунду не покидавший место возле короля, собственноручно подливал ему стаканчик за стаканчиком и, в конце концов, клятвенно заверив того, что уже совсем скоро наверняка расквитается с Робином, хоть немного развеселил его королевское величество.
"А потом, не забудьте и об этом огнедышащем чудовище, - позволил себе улыбнуться король, глядя повлажневшими глазами на Реджинальда, - шериф вы мой разлюбезный".
Через полчаса Джон, насытившись и опрокинув не меньше шести стаканов винца, заявил, что его королевскому организму, измученному тяжелой дорогой, необходимо отдохнуть. Поддерживаемый соблюдавшим все правила гостеприимства шерифом, он отправился наверх в собственные покои Реджинальда, где, поворочавшись с минуту на постеленных по такому случаю мягчайших перинах, заснул беспробудным сном праведника.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Робин и Торстведт поджидали шерифа в назначенном месте на опушке леса. Норвежец, который оставил свои тяжелые доспехи недалеко от места общего сбора и теперь был лишь в походном костюме из грубой и плотной кожи, впервые оказался в такой вот лесной засаде, оборудованной в густой кроне вековой липы.
Пока ожидавшиеся гости (или гость) не появились, Робин обучил Торстведта, как нужно выстелить ветвями место своей засады, чтобы можно было расслабиться и дать отдых телу, не рискуя обнаружить себя. Ожидая появления шерифа в таких вот искусно изготовленных гамаках, двое воинов, неожиданным образом ставшие соратниками в бою, вели между собой разговор.
- Почему ты так лихо стал драться против своих? - невозмутимо поинтересовался Робин Гуд у Торстведта.
- В Англии у меня нет своих. Мои воины, норвежцы, остались на кораблях, - заметил Торстведт.
Но на этот раз он ошибался: его люди, каким-то образом оповещенные об исчезновении своего военачальника, вынудили направленного в Ноттингем командира бристольцев захватить с собой и небольшую скандинавскую дружину, разместившуюся сейчас в восточном, дальнем от Шервудского и Селькиркского лесов, предместье Ноттингема. Опасаясь королевского гнева, шериф не стал даже докладывать монарху о наличии в городе такого осиного гнезда. За своего щедрого и удачливого военачальника плечистые викинги и самому королю английскому свернули бы шею.
Немногословные собеседники провели в кроне липы не менее полутора часов, прежде чем на дальней полевой дороге показалась кавалькада, состоявшая из нескольких всадников. Моментально приметив их своим зорким глазом, Робин чертыхнулся.
- Проклятый Реджинальд, грязная лисица. Опять он передергивает.
- Ты думаешь, он не сдержит слово? - пристально глядя на дорогу, отозвался норвежец.
- Да что тут думать! Сюда приближаются всего три всадника! Извини, Торстведт, но мы уговаривались встретиться с глазу на глаз, и я должен буду оставить тебя на какое-то время. В крайнем случае ты знаешь место общего сбора… от этой лисицы можно всякого ожидать.
Торстведт ничего не ответил. Робин ловко спустился на землю и, сев на своего коня, отправился навстречу всадникам, забирая от дороги правее, в поле. Там они с шерифом и должны были переговорить об условиях обмена. Чем ближе Робин подъезжал к месту встречи, тем яснее для него становилось, что, кроме этих троих всадников, больше ждать некого.
В одном из наездников Робин вскоре узнал шерифа. Машинально он нащупал одну из стрел в колчане, привязанном к седлу, но тотчас понял, что, не выяснив до конца нового маневра Реджинальда, не было смысла предпринимать каких-то резких действий. В конце концов, шериф не захватил с собой десяток-другой вояк в целью "охраны пленников" при обмене.
Вскоре Робин уже стоял у покосившейся часовни, ожидая не спеша подходившего к нему шерифа. Двое его сопровождающих оставались на конях на расстоянии от места переговоров. Робина неприятно удивила какая-то странная улыбочка на лице шерифа. Кроме того, Реджинальд нес в руке пригоршню желтой алычи, то и дело забрасывая в рот по спелой ягоде.
- Рад видеть тебя, дружище, - начал он, остановившись в нескольких шагах от Робина.
- Не могу разделить твою радость, - осадил шерифа лесной разбойник.
- Ладно, ладно, - продолжал шериф, переходя на более серьезный тон. Он сделал еще несколько шагов и оказался прямо перед Робином.
- Я не хочу, чтобы ты считал меня подлецом, не способным держать свое слово. Обстоятельства резко изменились. Ты знаешь, Робин, что я большой человек, очень большой, но… не самый…
- Не мудри, - оборвал его Робин. - Где они?
- Ну-у, Робин, - пытаясь придать своему голосу как можно больше добродушия, молвил Реджинальд. - Зачем так резко? Твои друзья живы. Более того, чтобы с ними и впредь ничего не произошло, к ним приставлены надежные опекуны, - блиставшая до сей поры улыбочка слетела с сизоватых губ шерифа. - Кстати, замечательные ягоды. В двух милях отсюда, в садах Селькирка, множество таких. Почему бы, Робин, нам не отдохнуть как-нибудь вместе в тех местах? - с этими словами он протянул Робину несколько ягод, вглядываясь в лицо собеседника. - Уже с десяток лет мы сталкиваемся лбами с тобой и твоими людьми, а ведь это абсолютно ни к чему. Нынче совсем другие времена, и в моду входят мирные договоры…
Робин не мог еще понять, к чему клонит шериф, но ягоды принял.
- Где пленники? - настойчиво повторил он свой вопрос.
- У тебя в руке, Робин. Пять ягод. А вот - шестая, - опять заулыбавшись, протянул Реджинальд еще одну ягоду. - Возьми, кушай, кушай…
Робин взглянул на ягоды, лежавшие в его полураскрытой ладони.
- Что все это значит? - начиная выходить из себя, переспросил Робин.
- Это значит, что двадцать пять тысяч золотом, друг мой, ты можешь оставить себе на покупку, скажем, ландсбрехтских земель. Построишь себе замок раза в три побольше, чем твоя конура в Локсли. Посадишь ту же алычу. Меня, опять же, позовешь в гости как-нибудь.
- Если ты не перейдешь сейчас же к делу, - прервал его Робин, - я, наверное, убью тебя…
- Ах да, я хотел сказать, что Таумент, ты же знаешь Таумента: к сожалению, я вынужден всецело подчиняться его воле - так вот, Таумент, прибывший сегодня в город, приказал мне придержать твоих друзей в Ноттингеме и не брать с тебя никаких денег. А кроме того, он велел передать следующее: если ты, Робин из Локсли, не сделаешь так, что твой новоиспеченный компаньон, легендарный Торстведт-норвежец, не отошлет все пять кораблей со своими викингами из Англии в течение этих суток, то пятеро твоих друзей будут просто-напросто обезглавлены. А чтобы упростить тебе, Робин, задачу, мы добавили к пятерым нашим заложникам еще одного. И этот шестой должен быть особенно интересен Торстведту. Я думаю, ты понимаешь, о ком идет речь. И, разумеется, обменивать пленников по отдельности никто не будет. Итак, Робин, я вижу две картины завтрашнего дня. Первая: пять кораблей норвежца отходят от берегов Англии, хоть к чертям собачьим, к счастливому отцу возвращается невредимый сын, а пятеро лесных разбойников возвращаются в лес. И вторая картина, несколько отличная от первой, но не менее живописная: в лес возвращаются пять отрезанных голов, а за шестой отрезанной головой, лишившись и своих кораблей, и своих воинов, со временем приходит горе-отец. О, это страшная картина, не будем о ней! Итак, Робин, ты видишь, что моей вины в том, что наша сделка не может состояться, не было и нет. Хотя двадцать пять тысяч золотых я никогда не против принять от тебя в качестве безвозмездного подношения.
Чем дальше говорил шериф, тем холоднее становилась кровь в жилах Робин Гуда. Конечно же, он понял, что произошло. Продолжать разговоры о судьбе пленников не имело теперь никакого смысла.
Робин почувствовал себя в положении человека, который, желая спуститься со скалы, крепко вбил страховочный канат, но как только дернул за веревку, камень полетел с высоты ему на голову. Робину по-прежнему хотелось хотя бы оглушить эту скользкую змею, а шериф продолжал все так же ехидно улыбаться.
Робин резко развернулся и пошел прочь.
- В течение суток! - последнее, что услышал он за своей спиной.
До той липы, где ожидал его Торстведт, было не более пяти минут ходьбы, и все это время Робина терзали самые противоположные мысли. Как сказать Торстведту обо всем, как уговорить его выполнить условие лондонского купца, где взять гарантии? И, наконец… Да, наконец, где найти нужное количество людей для осады Ноттингема?
Было жарко, и пот струился по его лицу. Казалось, что воздух плывет перед глазами. Да, эта последняя мысль об осаде - дикая мысль, граничащая с безумием.
- Можешь спускаться, Торстведт! - крикнул он на подходе к лесу. Но крик его остался без ответа. Торстведт уже давно спустился с липы и, сидя у дороги в не совсем обычной для него позе, вглядывался в землю перед собой.
- Что ты делаешь? - спросил Робин, подходя ближе.
- Бросаю жребий.
- Железный Торстведт ждет милостей от судьбы? - усмехнулся Робин, садясь напротив.
Перед Торстведтом на очищенном от травы пятачке земли действительно лежали какие-то фишки или кости.
- Викинг никогда не ждет милости. Но если бы я не слушал Одина, который подсказывает моему судну путь, - он указал на таинственные кости, - я бы не поверил в тот день тебе, Робин, и не пришел бы на встречу один.
Робин не сомневался в том, что Торстведт говорит серьезно, но сейчас он думал о другом.
- А что, Торстведт, тебе разве не интересно узнать, что сказал мне шериф?
- Если бы ты был викингом и язык Одина был бы тебе понятен, ты мог бы избежать многих лишних вопросов и действий. Сколько они дали нам времени? - При этих словах Робин даже встрепенулся.
- Сутки… Но о чем ты?
- Все о том же. Теперь Раски такой же заложник, как и твои друзья, не так ли? И вся моя норвежская дружина должна покинуть Англию, верно?
Робин был изумлен.
- А ты, Робин должен помочь норвежцам как можно быстрее убраться восвояси.
Робин не верил своим ушам: настолько безошибочно главарь пиратов угадал развитие событий. Не успел Робин открыть рта, как норвежец, быстро собрав кости в потайной карман штанов, направился к коню.
- Торстведт, я виноват перед тобой. Но вернуть Раски сейчас я не в силах, - догоняя норвежца, сказал Робин.
- Сколько человек ты можешь найти до сегодняшней ночи? - спросил Торстведт, не обращая никакого внимания на извинения Робина.
- Я не могу сказать точно, - не совсем уверенно отвечал Робин. - Подожди, я должен вернуть тебе твои деньги, потому что теперь они ни к чему.