Не думал ли, что кровь я лил,
Средь сердца горестных тревог?
Зарделось облачко тумана
В хрустальном лоне океана –
И вновь прозрачна глубина…
Но в волнах, хмелем упоенных,
Вдруг пляска стала мне видна
Фигур глубоко потаенных…
Внутренний мир (intérieur)
Пред тем как в зеркало прозрачное вернуться
Рабыня под цветком сменяет воду в блюдце
И щедрым манием руки своей потом
Впускает женщину в пустынный этот дом,
И чинно бродит та меж взглядов, как живая,
Рассеяности их стекла не разбивая.
Так в линзу входит луч – ее он не сожжет,
И разум чистоту свою убережет.
Кладбище над морем
Спокойствие, где парусники реют,
Среди ветвей могильных пиний мреет.
Притинный зной из огненных кругов
Вновь воссоздал сияющее море,
Мысль обрела награду в долгом взоре,
Что обращён к бесстрастию богов!
О что за блеск! Работой тонкой света
Из легких пен гранятся самоцветы!
Там тишина сгущается в кристалл,
Там Солнце спит, покоясь средь вселенной
И – следствия причины неизменной –
Мерцает Час и Сон – Познаньем стал.
Сокровище! Прозрачный храм Паллады!
Отвесная высокая громада!
О мой покой, зеница всех зениц!
В каком огне твой сон себя скрывает!
Возрос в душе твой купол и сияет
Чешуйками несметных черепиц!
Храм Времени простому вздоху равен
И я встаю, с простором равноправен,
И море спит в спокойствии своём,
Мой взор им полн: и он – бесстрастно, словно
Им дар богам приносится верховный,
Презрением наполнил окоём.
Как сладкий плод, с весельем претворенный
Во вкус во рту, ликует, растворенный,
Из формы прочь выскальзывая в смерть,
Я чую дым костра последней требы –
А в вышине – душе сожжённой небо
Поет, что в гул преобразилась твердь.
Смотри же, твердь, на чудо перехода!
Покину я и гордый ум и годы
Неделанья, в которых крылась мощь,
Средь этого – всё взявшего – свеченья
Я проберусь, полупрозрачной тенью,
Под вечный свод, во мглу летейских рощ.
С душою, тьме открыто предстоящей,
Отвесный свет, безжалостно палящий,
Я выдержу, о дивный мой Судья,
И возвращу наверх незамутнённым.
Теням блуждать под небом раскалённым
– Мрачнейшая повинность бытия.
Лишь для себя, там, где-то в средостеньи,
Где прячется исток стихотворенья
Меж проблеском и полной темнотой,
Все эха жду я в тишине безмерной
И горестно печальная каверна
Звучит в душе грядущей пустотой.
О, в мнимый плен захваченный ветвями,
Сжигающий завесы над глазами,
Открой, Залив, блистающий секрет –
Чье тело вниз меня влечет так сильно?
Чей клонит лоб его к земле могильной?
Лишь искорка блеснула мне в ответ!
Заклят, забыт, сияньем бестелесным
Исполнен весь, открыт лучам отвесным
Клочок земли – одно из лучших мест.
Здесь мраморы трепещут над тенями,
И пинии склоняются ветвями,
Могилы спят, и море спит окрест.
О, Гончий Пёс! Пусть идолопоклонник
Уходит прочь! Я, одинокий конник,
Пасу своих таинственных овец!
Стада могил кругом меня белеют –
Пусть ангелы приблизиться не смеют!
Пустые сны, развейтесь наконец!
Придя сюда, Грядущее – лениво.
Сухую пыль Кузнец скребёт пугливо,
Все выжжено, и в невесомый шум
Обращено невесть какой украдкой.
Ничто – пьянит, и горечь стала сладкой.
Жизнь – широка, и прояснился ум.
В такой земле и мертвецам посуше
Им здесь тепло, их тайны стали глуше…
Вершина дня, пылающий зенит,
Недвижная златая диадема,
Сама себе довлеющая немо,
Меня в себе движением таит.
Лишь я её вмещаю беспокойства!
Моя тоска, привязанности, свойства –
Лишь трещинки в тебе, Большой Алмаз!
В ночи своей – под мраморами, в яме –
Слепой народ, сплетается с корнями,
На стороне Твоей он в этот раз.
Растаяли в провале онемелом,
Средь красных глин побыв бульоном белым…
И чудо – жить! – ушло от них к цветам!
Где их душа? Излюбленные фразы?
Особый блеск? Теперь им оба глаза
Покрыла тьма, и черви вьются там.
Притворный визг притиснутой девицы,
Сверканье глаз, намокшие ресницы,
Отдавшийся полуоткрытый рот,
Упорный пыл и жаркие приливы,
И бедра, вдруг сведенные стыдливо,
Землёю став, ушли в круговорот.
А Ты, Душа, питаешь ли надежду,
Что Вечный Сон пременит лишь одежду
Злачёных волн, которой жизнь пестра?
Ты будешь петь, став с облаками схожей?
Святая страсть, пожалуй, смертна тоже –
Жизнь расползлась. Иди, Душа, пора!
Бессмертия мне чёрный образ страшен,
Он лаврами и золотом украшен,
Но станет смерть ловушкою для всех!
Что кажется манящей грудью млечной –
Святой обман: за жизнью быстротечной
Пустых глазниц раздастся жуткий смех!
О пращуры, что жили здесь когда-то,
Надежно вы засыпаны лопатой,
Помеха нам – ваш холмик земляной.
Вот – истина, вот – довод настоящий:
Голодный червь, во тьме ночной не спящий,
Он жив, он здесь, он за моей спиной!
Кто он? Любовь? Иль самоотрицанье?
Столь близок он, что всякое названье
Тут подойдет! Бессонно я лежу,
И он подполз, примерился, вцепился!
Ему я люб: о, он мне не приснился
Я целиком ему принадлежу!
Зенон! Зенон! Не ты ли, разъярённый,
Послал в меня стрелою оперённой?
Недвижная, летит она, звеня!
Все создал звук, стрела же всё убила –
Со скоростью стоящего Ахилла
Хелоны тень преследует меня!
Нет! Нет! Вставай! И в будущую эру!
Все формы прочь, отмерь иную меру!
Соленый ветр, войди мне снова в грудь!
Как свежестью сейчас пахнуло с моря!
Как пенный вал вскипает на просторе,
Родись, душа, очнись и снова будь!
О, Океан! О, гений в огневице,
О, солнечный кумир тысячелицый!
О, скопище пятнистое пантер!
О Гидра гидр! Восстань же, нависая,
Блестящий хвост сама себе кусая!..
Все замерло!.. И ветер новых эр
Поднялся вдруг! И жизнь – передо мною!
Встаёт, ревёт, и в скалы бьет волною!
И в пене брызг не видно уж земли!
Покоя нет! Сверкает гневом око!
И книга вновь распахнута широко!
И в пропасть с волн ныряют корабли!
Тайная Ода
Как славно сладостным паденьем
Во тьму забвения вернуться,
Оттанцевать и с наслажденьем
Во мху всем телом растянуться!
Лоб – в каплях пота, на него,
Cверкая, лег нездешний свет.
Неповторимо торжество –
И мига праздничнее нет!
Пусть тело в схватке с Геркулесом
За чудом чудо совершало –
Упало наземь тяжким весом
И грудой розовою стало!
Горит над спящим звездный строй,
Ты будешь медленно разъят –
Равно и Гидра и Герой
Вселенной вечной предстоят…
Телец! Возничий! Андромеда!
Какие формы Постоянства
Души высокая победа
Пустому придает Пространству!
Созвездьем на небе зажжён
Теперь ты Зверь иль светлый бог!
И всевселенски возглашён
Деяний блещущий итог!
Гребец
Усилье весл меня уносит вдоль излуки
И вырывает прочь из власти берегов,
Идет по глади строй размеренных кругов,
И тяжелы души натруженные руки.
Пускай вокруг меня листва горит в огне –
Я взмахом этот мир блестящий разбиваю,
Гляжу рассеянно и тихо напеваю,
И тонет небосвод в медлительной волне.
Какая тишина застыла над рекою,
В разводах на воде, в сплетении ветвей…
Плыви, моя ладья! Сомни, сотри, развей
Воспоминание великого покоя.
Очарованья дня! Бунтуя, никогда
Никто не мучил вас доселе столь жестоко.
Из детства вырванный, я вновь иду к истоку,
Где даже от имен – ни звука, ни следа.
Борюсь я с нимфою, огромной, протяженной
Что не дает мне плыть, сковав и изнурив.
Разбив холодный плен, медлительный порыв
Сумеет совладать и с властью обнаженной.
Как будто тайный звук текучих этих вод
Завесой жизнь мою окутывает чудно,
И радость древняя вступает безрассудно
В потока мерный шум и волн извечный ход.
Под сводами мостов, плыву я, леденея,
Где ветер кружится и воет от тоски,
Мой лоб они берут в тяжелые тиски
Но ость надменная той тяжести сильнее.
Их ночь все тянется. Склоненьем головы
Я уступаю им и прикрываю веки.
И в каменную стынь ныряю я навеки
К презренью хладному бесплодной синевы.
Пальма
Чуть утишил ангел страшный
Благостынь опасных гром,
Ниспослал простые брашна –
Хлеб с обычным молоком.
Паки ангел мой и паки
Веком подает мне знаки:
Тише! В этом тайна вся!
Тише! Тише! Лишь в бесстрастьи
Пальма обретает счастье,
Изобилие неся!
Ветви чем её согбенней,
Чем тяжеле сладкий груз,
Тем она и совершенней,
Тем ей легше среди уз…
В вышних как трепещет кроной!..
Пусть волокон ток зелёный
Медленней подземных вод –
Не прервут его движенья
Ни земное притяженье,
Ни тяжелый небосвод!
Солнце с тенью рассужает,
Нежная, царит одна,
И сивилле подражает
Вещей трепетностью сна.
И хранит свои устои,
Всё на том же месте стоя.
Праздный ей невнятен зов!
Но в молчаньи благородном
Ждёт с достоинством свободным
Только мания богов!
На воздусех втихомолку
Легким золотом звеня,
Оболочкою из шелка
Дух песков обременя,
Возвышает голос вечный
Средь пустыни бесконечной,
Ветви простирает вдаль,
В мире со своей судьбою
Говорит сама с собою
И поёт свою печаль.
Но меж тем как над песками
В забытьи она поёт,
Понемногу, день за днями,
В ульях прирастает мёд.
Это сладостное бремя
Тихо налагает время,
Чей неторопливый нрав
Дней неспешных не считает,
Влагу блага накопляет,
Всю любовь в себя вобрав.
Ты возропщешь в ожиданьи
Дальних медленных времéн,
Но скупое созиданье
Не ускорит перемен.
Над пустыней тени мреют,
Золотые силы зреют,
Не хули неспешный труд:
Знай – живительные соки
В нам неведомые сроки
Ввысь торжественно взойдут.
Эти дни как будто пусты
И скушны, но почему
С жадностью тысячеустой
Корни впитывают тьму?
Прорастает в средостенье
Хищное переплетенье,
Тянется за нитью нить
В мира самую утробу,
Чтоб достичь воды и чтобы
Жажду кроны утолить.
Терпеливо в вышних жаждай!
Терпеливо! Знай, потом
Твой смиренный атом каждый
Спелым может стать плодом.
Пальма вдруг нам чудо явит
Крылья голубь ли расправит,
Ветви ль ветер шевельнёт,
Женщина ль к стволу прижмётся –
Ливнем влага вниз прольется!
На колени нас швырнёт!
Гром прокатывает мимо –
Всех нас в прахе распростерть.
Пальма! Неостановимо
Скаты сотрясает твердь!
Ты не постыдила время!
Выносив такое бремя,
Ты не сникла до поры!
Мысль! В работе многотрудной
Будь подобна пальме чудной
И расти свои дары!
Несколько стихотворений разных эпох
Снег
Ход лопаты один тишину нарушает –
Утром встав, там внизу кто-то снег расчищает.
Теплотой полусна все еще ты храним,
И глазам твоим свет за окном нестерпим.
Свежесть снега страшит, телу нежиться – сладко…
Без тебя, в темноте, сколько хлопьев украдкой
Средь глухой тишины ночью пало с небес!
Целый мир в пелене этой белой исчез!
Он – пустыня теперь, все черты его стерты,
Очарованный, спит в тишине распростертый…
Все же взгляд различит пару крыш и дымок,
Чтобы, все потеряв, безутешный, ты мог
Средь пустыни слепой, безголосой, безличной
Легкий след отыскать нашей жизни обычной.
Крушение
В который час судьба неотвратимо
Как тень падёт и корпус разорвёт?
Какая мощь рукой, неощутимо,
Весь остов наш во тьме переберёт?
Обрушась, смерч с обломков носа смоет
Все запахи – и жизни и вина.
Придёт прилив, вода могилу скроет –
Ровнять и рыть равно она годна.
И, гнусный трус, чье сердце дико бьется,
Что, пьяный вдрызг, блуждает средь морей,
Чья, качкой злой измученная, рвется
Душа бежать, и в ад попасть скорей,
Я, человек, высчитываю в страхе
Всю связь причин. И, с ясной головой,
Предвижу я, как время в полном крахе
Себя убив, завод сломает свой.
Будь проклят скот, чьей волей гнилью полны
Все палубы и трюмов чернота.
Гнилой ковчег к востоку тащат волны,
Тварь изнутри крушит его борта.
С пучиной мы в единого жонглера
Слились вдвоём, перемешав пестро
Все образы: вот чашка из фарфора,
Вот мать моя, вон шлюха из бистро.
A вон Христос, подвешенный на рее!
Он рвется в смерть со всеми заодно!
Кровавый глаз сияет Назарея –
Экзерг гласит: КОРАБЛЬ ПОШЁЛ НА ДНО!
Беседа
Для двух флейт
Франсису Пуленку, положившему её на музыку
А С розы, что безуханна,
К нам слетает тоска.
С розой схожи вы странно:
И молчанье цветка
И твое – безуханны.
Вас сроднила тоска
С той, чьё нежное ухо
Манит мёртво и сухо
Завитком лепестка;
С той, чье имя столь глухо,
С той, кого я забыл;
С той, о ком нет и слуха,
С той, кого я любил –
Та, другая, бывало,
Губы мне отдавала.
В Что равняешь нас ты
С блёклой розою лживо?
Прошлой нет красоты –
Только новое живо.
Взгляд мой видит в твоём
Как с тобою вдвоём
Мы в объятии слились.
Пусть огонь моих глаз
Слёзы высушит враз,
Что о прошлом пролились,
И скорее умрёт,
Лишь возникнув, желанье –
Покорённый мой рот
Возвращает лобзанье.
Рассеянная
Я с нежностью влекусь за легкими шагами,
Ты – под руку со мной, окутана духами,
Не слыша ничего… Лаура, снизойди
Когда вернулись к нам осенние дожди,
Когда по лужам ты бредешь почти не глядя,
И взор невидяще скользит по мокрой глади
И после в небеса уходит в полусне,
Прислушаться к тому, что говоришь ты мне.
Вкрадчивый II
Нежную жаля,
С жаждой сугубой
К уху припали
Жадные губы.
Сердце – в осколки
Взор изумлен,
Только нисколько
Я не влюблен.
Вот так сюрпризы…
Кровь загудела:
Рук моих дело –
Бури и бризы…
Я получу,
Нежно-уверен
И злонамерен,
То, что хочу.
Час
ЧАС царственный, смеясь и обратясь сиреной,
Горит в сиянии неведомых времен.
Танцуй же, Луч, танцуй среди холодных стен
Души угрюмой и надменной.
ЧАС близится, забьёт источник сокровенный.
Пылает прошлое, и глад мой утолен,
Я одиночеством верховным восхищен,
Любя в самом себе свой образ суверенный!
И тайный демон мой легко порабощен,
В прозрачном воздухе бесследно растворен
И в мудрость светлую волшебно претворен
С приходом ясности мгновенной.
ЧАС близится, забьёт источник сокровенный.
Танцуй же, луч, танцуй среди холодных стен,
Пред оком сумрачным чернеющей вселенной.
Жестокая птица
Всю эту ночь в объятьях птицы злой
– Какой восторг! – мне до рассвета снится,
Что нежные проклятья мечет птица
В небесный свод, кипящий звездной мглой.
Пронзив меня, со всей моей судьбой
Покончив враз, твой взгляд не возвратится,
И в пепел все былое превратится …
С каких высот слетает голос твой!
Рассвет во тьме рисует незаметно
Набросок дня без видимых примет.
Мне лишний день – всего лишь промельк тщетный,
Что этот день – когда тебя в нем нет?
Дню юному отказом я отвечу,
Лети, душа, обратно – тьме навстречу.
На рассвете
Рассвет – ещё не давит зной,
И нежность, мягкой пеленой
Рассеянная в ясном небе,
Со скорбью борется земной.
В ночи я вынес столько боли,
О Ночь, терпи теперь и ты
Расцветшие в небесном поле
Полупрозрачные цветы.
Сумей принять их приношенье.
Как вынесешь, ночная боль,
Обетованье возвращенья
Вещей невидимых дотоль?
Столь много видел я туманов,
В бессоннице моих ночей,
Что числю я среди обманов
И силу солнечных лучей.
По воле или против воли
Не знаю, как смогу принять,
О день младой, на белом поле
Твою червонную печать.
Равноденствие
To look…
Меняюсь я… Что ввысь неслышно отлетело?
И, власти прежней лишена
Предчувствья усыплять, листва отяжелела.
Безмолвна стала тишина.
Душа, твоих кантат высокое звучанье
Рекой лилось со всех сторон…
Глубокою водой простерлося молчанье,
Над тайной птичьих похорон.
И надо мной, живым, вдруг небеса ослепли…
Вблизи летейских берегов
Уснули на песке, как будто в мягком пепле,
Останки спутанных шагов.
Психею нежную вода вуалью скрыла…
Моя сомнамбула, о ком
Прозрачная твоя вздохнула вдруг могила
Слетевшим с камня пузырьком?
Наедине с собой, Она меня прощает,
Но только взор отводит свой…