Г о с п о ж а Х о л т. И Бога ради, ни слова о сводной сестре!
Г о с п о ж а Л ю н г е. Да, ведь у госпожи Берник есть еще и сводная сестра?
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. По счастью, можно сказать "была", потому что сейчас они отношений не поддерживают. Да уж, еще та дамочка! Вообразите, она остригла волосы и носила в дождь мужские сапоги.
Г о с п о ж а Х о л т. А когда сводный брат – тот самый, пропащий, – сбежал, взбудоражив, конечно, весь город, угадайте, что она сделала? Поехала к нему!
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. А какой скандал она учинила перед отъездом, госпожа Холт!
Г о с п о ж а Х о л т. Тише! Ни слова об этом!
Г о с п о ж а Л ю н г е. Господи, она еще и скандал учинила?
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Дело было так, госпожа Люнге. Берник аккурат тогда обручился с Бетти Тённесен, и вот он заходит об руку с ней в дом ее тетушки, чтобы сообщить о помолвке…
Г о с п о ж а Х о л т. Тённесены росли без родителей, надо вам знать.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. …И тут Лона Хессель встает со стула и с размаху отвешивает элегантному образованному Карстену Бернику звонкую пощечину.
Г о с п о ж а Л ю н г е. Ой! В жизни ничего…
Г о с п о ж а Х о л т. Да, так и было.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. А потом собирает чемодан и уезжает в Америку.
Г о с п о ж а Л ю н г е. Должно быть, она сама имела на него виды?
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Еще бы! Вы правы – когда он приехал из Парижа, Лона взяла в голову, что они будут парой.
Г о с п о ж а Х о л т. Не представляю, как она могла всерьез верить, что Берник, такой галантный, такой светский, истинный кавалер, любимец всех дам…
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. И при том сама благопристойность и строжайшая мораль, госпожа Холт.
Г о с п о ж а Л ю н г е. И чем занялась в Америке эта Лона Хессель?
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Сие, как сказал однажды Руммель, покрыто завесой, которую вряд ли стоит поднимать.
Г о с п о ж а Л ю н г е. Что это значит?
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Видите ли, она не поддерживает никаких связей с семьей. Но всему городу известно, что она, например, пела там по гостиницам за деньги…
Г о с п о ж а Х о л т. И читала публичные лекции…
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Издала совершенно безумную книгу…
Г о с п о ж а Л ю н г е. Что вы говорите?!
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Да, Лона Хессель для их семьи тоже, конечно, пятно на солнце их счастья… Но теперь вы знаете, что к чему, госпожа Люнге. Видит Бог, я рассказываю, только чтобы предостеречь вас.
Г о с п о ж а Л ю н г е. Я так и поняла, не волнуйтесь. Но бедняжка Дина! Сердце за нее болит.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Для нее как раз это было счастьем. Представьте себе, осталась бы она в руках таких родителей. Разумеется, мы всем обществом стали заботиться о ней, наставлять по мере сил, а позже хлопотами Марты Берник ее забрали в этот дом.
Г о с п о ж а Х о л т. Она всегда была трудным ребенком. Еще бы – дурной пример перед глазами. Дина не то что наши дети, в ней надо лаской укоренять добро, госпожа Люнге.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Тише, она идет. (Громко.) Да, наша Дина – большая умница. Ой, Дина, ты тут? А мы шитье разбираем…
Г о с п о ж а Х о л т. Дина, как чудесно пахнет твой кофе! Чашечка такого кофе перед обедом…
Г о с п о ж а Б е р н и к (с террасы) . Прошу к столу, милые дамы!
Тем временем Марта и Дина помогли горничной накрыть стол для кофе. Дамы рассаживаются вокруг стола на террасе, все они преувеличенно любезны с Диной. Она вскоре возвращается в залу к своему шитью.
Г о с п о ж а Б е р н и к (с террасы) . Дина, а ты не будешь?..
Д и н а. Спасибо, не хочется.
Она усаживается за шитье. Госпожа Берник и Рёрлунд перекидываются несколькими словами, вслед за чем он тоже переходит в залу.
Р ё р л у н д (делая вид, что ищет что-то на столе, вполголоса обращается к Дине) . Дина!
Д и н а. Да.
Р ё р л у н д. Почему вы ушли с террасы?
Д и н а. Когда я принесла кофе, то увидела по этой новой даме, что они говорили обо мне.
Р ё р л у н д. А как любезна она была с вами, вы уже не увидели?
Д и н а. Терпеть такого не могу!
Р ё р л у н д. У вас непокорный дух, Дина.
Д и н а. Да.
Р ё р л у н д. Но почему, Дина?
Д и н а. Такая уж уродилась.
Р ё р л у н д. Почему бы вам не попробовать быть не такой?
Д и н а. Нет.
Р ё р л у н д. Почему нет?
Д и н а (глядя на него) . Я из нравственно испорченных.
Р ё р л у н д. Фу, Дина!
Д и н а. И мать моя была нравственно испорченная.
Р ё р л у н д. Кто-то разговаривал с вами об этом?
Д и н а. Никто. Они никогда об этом не говорят. Ну почему они все молчат? И обращаются со мной как со стеклянной вазой, точно я могу разбиться. О, как я ненавижу это их доброхотство!
Р ё р л у н д. Милая Дина, я понимаю, вам кажется, на вас здесь давят, но…
Д и н а. Вот бы я могла уехать отсюда! Мне кажется, я бы сумела сама добиться в жизни чего-нибудь, если бы не жила среди людей, которые так… так…
Р ё р л у н д. Так что?
Д и н а. Так морально безупречны и благопристойны.
Р ё р л у н д. Дина, вы так не думаете.
Д и н а. О, вы хорошо понимаете, чтó я имею в виду. Каждый день сюда приводят Хильду и Нетту, чтобы у меня был пример для подражания. Я никогда не стану такой образцово-приличной, как они. И не хочу становиться. Эх, окажись я далеко отсюда, из меня бы вышел толк.
Р ё р л у н д. Дина, дорогая, вы и так толковая.
Д и н а. Но какой мне здесь от этого прок?
Р ё р л у н д. Значит, уехать? Вы всерьез думаете об этом?
Д и н а. Я не осталась бы здесь ни дня, не будь вас.
Р ё р л у н д. Скажите мне, Дина, почему вы так любите мое общество?
Д и н а. Потому что вы учите меня прекрасному.
Р ё р л у н д. Прекрасному? Вы называете то, чему я вас учу, прекрасным?
Д и н а. Да. Вернее, вы ничему такому меня не учите, но, слушая, как вы рассказываете, я воображаю всё прекрасное.
Р ё р л у н д. Но все же: прекрасное – это для вас что?
Д и н а. Об этом я никогда не думала.
Р ё р л у н д. Подумайте сейчас. Что вы называете прекрасным?
Д и н а. Прекрасное – это что-то великое и далекое.
Р ё р л у н д. Хм… Дорогая Дина, я искренне беспокоюсь о вас.
Д и н а. И только?
Р ё р л у н д. Вы отлично знаете, что бесконечно дороги мне.
Д и н а. Будь я Хильда или Нетта, вы не опасались бы, что кто-то это заметит.
Р ё р л у н д. Ах, Дина, приходится принимать во внимание тысячу разных соображений, но едва ли вы в состоянии судить о них… Когда человек поставлен служить моральной опорой, нравственным столпом общества, в котором он живет, никакая осторожность не чрезмерна. Будь я уверен, что мои побудительные мотивы истолкуют верно… Ну да все едино. Вам нужна поддержка, и вас поддержат. Дина, вы готовы дать мне слово, что когда я приду и скажу – когда обстоятельства позволят мне прийти и сказать: "Вот вам моя рука", то вы примете мое предложение и станете моей женой? Вы обещаете мне, Дина?
Д и н а. Да.
Р ё р л у н д. Спасибо, спасибо, ведь и мне со своей стороны… Ах, Дина, вы так мне нравитесь… Тише, кто-то идет! Дина, ради меня, ступайте на террасу.
Пересаживается за кофейный стол. В ту же минуту из ближайшей левой комнаты выходят Р у м м е л ь, С а н с т а д и В и г е л а н н, последним появляется Б е р н и к со стопкой бумаг в руках.
Б е р н и к. Значит, – решено!
В и г е л а н н. Да будет так. Во славу Божью.
Р у м м е л ь. Решено, Берник! Слово норвежца крепко и твердо, как Доврские горы.
Б е р н и к. И никто не предаст, не отступится, какое бы мы ни встретили сопротивление?
Р у м м е л ь. Один за всех, и все за одного, Берник! Мы с тобой до конца!
Т ё н н е с е н (входит в дверь с террасы) . До конца? Прошу прощения, господа, это железной дороге конец?
Б е р н и к. Напротив – начало…
Р у м м е л ь. Она мчит вперед на всех парах, господин Тённесен.
Т ё н н е с е н (подходит ближе) . Да?
Р ё р л у н д. Это как понять?
Г о с п о ж а Б е р н и к (в дверях на террасу) . Берник, дорогой, что происходит?
Б е р н и к. Дорогая, вот тебя как это может интересовать? (Троим мужчинам.) Так, теперь надо разобраться с подписными листами, чем быстрее, тем лучше. Естественно, первыми поставим свои подписи мы четверо. Положение, которое мы сегодня занимаем в обществе, обязывает нас выложиться полностью.
С а н с т а д. Разумеется, господин консул.
Р у м м е л ь. Все получится, Берник, вот те крест.
Б е р н и к. Я нисколько не сомневаюсь в исходе. Но каждый из нас должен привлечь свой круг знакомых. Когда мы покажем, что все сословия живо поддерживают проект, город, естественно, вынужден будет вложить свою часть.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Карстен, ты должен наконец выйти к нам и рассказать…
Б е р н и к. Дорогая Бетти, это дело никак не предполагает участия в нем дам.
Т ё н н е с е н. Ты все-таки действительно хочешь заняться железной дорогой?
Б е р н и к. Конечно.
Р ё р л у н д. Но ведь в прошлом году, господин консул?..
Б е р н и к. В прошлом году дело выглядело совершенно иначе. Тогда речь шла о приморской ветке…
В и г е л а н н. Что было бы совершенно излишним, господин учитель, у нас там ходят свои пароходы.
С а н с т а д. Мы бы вбухали туда уйму денег…
Р у м м е л ь. А кровные интересы города пострадали бы.
Б е р н и к. Главная причина была в том, что обществу в целом приморская дорога не принесла бы пользы, поэтому я выступил против. И теперь принято решение о прокладке дороги через внутренние районы.
Т ё н н е с е н. Но она же не зайдет в окрестные города.
Б е р н и к. Зато зайдет к нам, мой милый Хилмар, потому что сюда придет одноколейная боковая ветка.
Т ё н н е с е н. Уу, новая выдумка.
Р у м м е л ь. Разве это выдумка не блистательная, а? Скажите?
Р ё р л у н д. Хм…
В и г е л а н н. Причем нельзя отрицать, что Провидение создало здесь ландшафт словно специально для местной железнодорожной ветки.
Р ё р л у н д. Вы серьезно, господин Вигеланн?
Б е р н и к. Да, признаться, я тоже вижу Промысел Божий в том, что весной, разъезжая по делам, волей случая завернул в долину, где прежде никогда не бывал. И меня молнией поразила мысль – вот здесь могла бы пройти железнодорожная ветка к нам. Я отправил инженера изучить местность, и вот передо мной отчет и предварительная смета – никаких препятствий такому плану.
Г о с п о ж а Б е р н и к (по-прежнему стоя в дверях, теперь вместе с остальными дамами) . Карстен, дорогой, и ты скрывал это от нас?!
Б е р н и к. Милая моя Бетти, все равно вы не сумели бы понять, что здесь к чему. Впрочем, до сегодняшнего дня я не говорил об этом ни одной живой душе. Но теперь настал решающий момент, пришла пора действовать открыто и напористо. И даже если мне придется отдать этому делу всю жизнь, я доведу его до ума.
Р у м м е л ь. Мы с тобой, Берник. Будь уверен!
Р ё р л у н д. Господа, вы и вправду возлагаете на это предприятие такие надежды?
Б е р н и к. Да, очень большие. Дорога потянет наше общество вверх как подъемный кран. Подумайте хотя бы об огромных лесных угодьях, они станут доступны, о залежах руды, можно начинать разработку, о реке, там же водопад на водопаде, – представляете, сколько заводов можно построить?
Р ё р л у н д. И вы не боитесь, что тесное общение с безнравственным внешним миром?..
Б е р н и к. Нет, не тревожьтесь, господин учитель. Сегодня наше маленькое трудолюбивое общество, слава Богу, покойно стоит на тверди строгой, крепкой нравственности. Мы сообща привели ее, дерзну сказать, в божеский вид и будем и дальше содержать в чистоте, каждый на своем месте. Вы, господин учитель, продолжите свою благословенную деятельность в школе и в домах. Мы, люди дела, укрепим опоры общества, поднимая достаток возможно большего числа горожан, а наши женщины – подойдите поближе, сударыни, эти слова вам стоит послушать – наши женщины, говорю я, наши жены и дочери… вам я желаю не встречать преград в вашем милосердном служении, продолжать его, но в первую очередь быть помощью и отрадой вашим близким, как служат мне опорой и отрадой мои Бетти, и Марта, и Улаф. (Оглядывается по сторонам.) А где Улаф, кстати?
Г о с п о ж а Б е р н и к. Сейчас каникулы, его дома не удержишь.
Б е р н и к. Наверняка опять торчит на берегу. Вот увидишь, он не уймется, пока дело не кончится бедой.
Т ё н н е с е н. Ба! Уж нельзя и поиграть с силами природы…
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Как прекрасно, господин Берник, что вы так привязаны к своей семье.
Б е р н и к. Что ж, семья – ядро общества. Хороший дом, верные и порядочные друзья, небольшой сплоченный круг и ни тени мятежных элементов…
Справа входит п о в е р е н н ы й К р а п с письмами и газетами.
К р а п. Зарубежная почта, господин консул, и телеграмма из Нью-Йорка.
Б е р н и к (забирая почту) . О, от владельцев "Индиан гёрл".
Р у м м е л ь. Пришла почта? Тогда я тоже должен откланяться.
В и г е л а н н. И я.
С а н с т а д. Прощайте, господин консул.
Б е р н и к. Прощайте, господа. И не забудьте – встречаемся вечером в пять.
Т р о е м у ж ч и н. Да, да, само собой.
Уходят направо.
Б е р н и к (читая телеграмму) . Ого! Чисто американская манера! Совершенно возмутительно!
Г о с п о ж а Б е р н и к. Господи, Карстен, что такое?
Б е р н и к. Взгляните на это, господин Крап. Читайте!
К р а п (читает) . "Ремонт самый малый; отправляйте "Индиан гёрл" как сможет держаться на плаву; хорошее время года; при аварии выплывут на грузе". Нет, я вам доложу…
Б е р н и к. Выплывут на грузе!! Да случись что, с таким грузом судно пойдет ко дну как камень, и эти господа отлично все понимают.
Р ё р л у н д. Да, вот пример нравов в хваленом большом мире.
Б е р н и к. Вы правы; стоит им почуять прибыль – всё, никакого почтения к самой человеческой жизни. (Крапу.) "Индиан гёрл" будет готова дней через четыре-пять?
К р а п. Да, если господин Вигеланн разрешит нам временно заморозить работы на "Пальме".
Б е р н и к. Хм. Он на это не пойдет. Так, вы тоже хотите просмотреть почту, да? Кстати, вы не видели на пристани Улафа?
К р а п. Нет, господин консул.
Уходит в первую комнату направо.
Б е р н и к (перечитывая телеграмму) . Эти господа без сомнений и колебаний ставят на кон жизнь восемнадцати людей.
Т ё н н е с е н. Ну, мореходы призваны покорять стихии; волнительно, должно быть, когда между тобой и бездной лишь тонкая дощечка…
Б е р н и к. Покажите мне хоть одного нашего судовладельца, кто пошел бы на такое. Никто, совершенно никто… (Замечает Улафа.) Слава Богу, жив.
У л а ф, с удочкой в руке, вбегает в калитку.
У л а ф (все еще из сада) . Дядя Хилмар, я был у моря и видел пароход.
Б е р н и к. Ты опять бегал на пристань?
У л а ф. Нет, я только на лодке покатался. Дядя Хилмар, представляешь, с корабля сошли циркачи-наездники с лошадями и зверями и пассажиров туча!
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Так мы увидим цирковых наездников?! Правда?
Р ё р л у н д. Мы? Я думаю, нет.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Естественно, не мы, но…
Д и н а. Я бы с удовольствием посмотрела наездников.
У л а ф. И я тоже!
Т ё н н е с е н. Балбес ты. Нашел, на что смотреть. Дрессировка, и всё. Вот когда гаучо мчатся в пампасах на необъезженных мустангах!.. А в маленьких городках, прости Господи…
У л а ф (теребит Марту) . Тетя Марта, смотри, смотри, вон они!
Г о с п о ж а Х о л т. Господи, твоя воля, вон они.
Г о с п о ж а Л ю н г е. Скверные люди, уф-уф-уф…
Множество п а с с а ж и р о в и целая толпа г о р о ж а н поднимаются вверх по улице.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Клоуны, одно слово. Взгляните вон на ту, госпожа Холм, в сером платье и с саквояжем за спиной.
Г о с п о ж а Х о л т. Да, смотрите, она тащит его на рукоятке от зонтика! Наверняка это мадам директорша.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. А вот небось и сам директор, вон, вон, с бородой. Вид как у настоящего разбойника. Хильда, не смотри на него!
Г о с п о ж а Х о л т. И ты не смотри, Нетта!
У л а ф. Мама, директор с нами здоровается!
Б е р н и к. Что за?..
Г о с п о ж а Б е р н и к. Что ты говоришь, сынок?!
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Бог мой, его мадам тоже здоровается!
Б е р н и к. Нет, это слишком!
М а р т а (невольно вскрикнув) . Ах!
Г о с п о ж а Б е р н и к. Что случилось, Марта?
М а р т а. Нет, ничего, мне показалось вдруг, что…
У л а ф (от радости кричит) . Глядите, глядите, ведут лошадей и зверей! А вон американцы, глядите, американцы и все матросы с "Индиан гёрл"…
Слышно "Янки Дудл" в сопровождении кларнета и барабана.
Т ё н н е с е н (зажимает уши) . Уф-уф-уф!
Р ё р л у н д. Думаю, сударыни, нам лучше удалиться, это зрелище не для нас. Давайте вернемся к нашей работе.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Не стоит ли нам задернуть гардины?
Р ё р л у н д. Да, я именно это имел в виду.
Дамы занимают свои места за столом, учитель закрывает дверь в сад и задергивает гардины на двери и всех окнах; зала погружается в полумрак.
У л а ф (выглядывает наружу) . Мама, а теперь директорша остановилась у колонки и умывается!
Г о с п о ж а Б е р н и к. Что? Посреди площади?!
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. И средь бела дня!
Т ё н н е с е н. Ну, если бы я путешествовал в пустыне и наткнулся на цистерну с водой, то тоже не стал бы церемониться… Уф, проклятый кларнет!
Р ё р л у н д. Здесь решительно требуется вмешательство полиции!
Б е р н и к. Да уж, хотя иностранцев нельзя судить строго, у этих людей нет тех укоренившихся представлений о благопристойности, которые удерживают нас в рамках приличий. Пусть бесчестят себя. Какое нам дело? Эти бесчинства, попирающие традиции, порядок и обычаи, по счастью, не имеют, смею сказать, ни малейшего отношения к нашему обществу… Что еще такое?
Н е з н а к о м а я д а м а стремительно входит в правую дверь.
Д а м ы (в ужасе, но тихо) . Циркачка! Мадам директорша!
Г о с п о ж а Б е р н и к. Господи, твоя воля!
М а р т а (вскакивает) . Ах!
Д а м а. Здравствуй, дорогая Бетти! Добрый день, Марта! Добрый день, зять!