* * *
Чуть только рассвело, Григорий Иванович бесцеремонно растолкал своих спутников. Дальше подниматься на гору, нависшую над ними, предстояло только им двоим. Матросы же с лошадьми останутся здесь, благо место для временной базы было выбрано весьма удачно.
Сейчас, ранним утром, на этой высоте было весьма прохладно, но как потом подниматься на эту крутизну в морских свитерах? Посоветовавшись, решили, пока будет возможно, идти в них, а затем снять и оставить на каком-нибудь видном месте, чтобы захватить при спуске.
Взяв притороченные к седлам посохи, ножи, фляжки с водой, сухари, по куску рафинада, блокноты и карандаши, присели на дорогу. Затем, перекрестясь, двинулись в путь, а матросы провожали их печальными взглядами чуть ли ни как покойников, помня слова проводника, так запавшие в их суеверные православные души.
* * *
Подниматься вверх даже после отдыха было очень тяжело, и вскоре они сняли свитеры, положив их на хорошо выделяющуюся среди окружающих камней вулканическую бомбу. Вокруг были базальты, омываемые потоками застывшей лавы. Как ищейка, Григорий Иванович выбирал наиболее подходящий путь, и они, задыхаясь от недостатка кислорода, все-таки, хоть и медленно, продвигались вперед.
Солнце уже подходило к зениту, а вершина вроде бы и не приближалась. Григорий Иванович все чаще во время кратковременных остановок доставал из карманчика у пояса серебряные часы на серебряной же цепочке и, шевеля губами, делал какие-то расчеты.
- Ну что, Андрей Петрович, до кратера мы, конечно, доберемся. А вот как быть дальше, это большой вопрос.
- Давайте доберемся до вершины, а там и посмотрим, что делать, - философски изрек усталый Андрюша.
- И то верно!
Подъем продолжался, пока они не вышли на довольно широкую, саженей в две, площадку. Не успел Андрюша присесть на ближайший камень, как раздался восторженный возглас спутника:
- Андрей Петрович, Андрей Петрович!
Григорий Иванович стоял у почти отвесной стены, зачарованно глядя перед собой. Подойдя к нему, Андрюша был поражен не меньше его. На каменной стене были отчетливо видны высеченные кем-то и, как видно, очень давно какие-то знаки и фигурки. А ученый все никак не мог успокоиться:
- Это же мировое открытие! Эти таинственные надписи могут рассказать об очень и очень многом! Какая удача!
И удивленно глядя на Андрюшу, неожиданно произнес:
- А на какой ляд нам теперь сдалась эта вершина?
Неопределенно пожав плечами, он, все еще находясь в большом возбуждении, предложил начать немедленно делать зарисовки наскальных надписей.
Андрюша улыбнулся:
- Григорий Иванович, а может быть, сначала немного отдохнем, не то, не дай бог, руки дрожать будут. Как бы чего не напутать.
Тот глянул на него и задорно рассмеялся.
Передохнув, они вооружились блокнотами и, по предложению Григория Ивановича, стали срисовывать надписи в две руки, то есть раздельно, чтобы впоследствии при их расшифровке избежать возможных пропусков и ошибок, сравнивая обе копии. Трудились молча, не спеша, прекрасно понимая цену возможным неточностям.
* * *
Закончив работу, засунули за пазухи блокноты с драгоценными записями и, сев на камни, достали съестные припасы. Григорий Иванович, запивая из фляжки сухари с кусочками рафинада, вслух размышлял:
- Тенерифский пик является действующим вулканом, подтверждением чему является вон та расщелина в дальнем конце площадки, из которой сочатся какие-то газы, то есть налицо наличие фумаролы.
Андрюша возмущенно вскочил:
- Извольте объясниться, почему я об этом узнаю только сейчас?
- Да потому, уважаемый Андрей Петрович, - спокойно ответил тот, - что я и сам только что обнаружил ее, отойдя туда по малой нужде.
- Это не опасно? - несколько успокоившись, спросил Андрюша.
- Думаю, что не очень. Ведь мы здесь находимся довольно длительное время, и явных признаков отравления у нас пока не наблюдается.
- А может быть, эти газы обладают каким-нибудь замедленным действием?
- Навряд ли. Мне представляется, что химический состав газов может периодически изменяться в зависимости от активности процессов, происходящих внутри земной коры. Однако ни здесь, ни на подступах к этой площадке мы не обнаружили никаких признаков гибели людей или животных. Так что табу, наложенное на посещение этих мест аборигенами, имеет какие-то другие корни, о которых, вполне возможно, могут рассказать наскальные надписи при их расшифровке.
Строгая логика рассуждений ученого окончательно успокоила Андрюшу. Эх, знать бы, о чем сообщается в этих надписях…
- Вполне очевидно, - между тем продолжал свою прерванную мысль Григорий Иванович, - что последнее извержение вулкана произошло очень и очень давно, иначе наскальные надписи были бы, с большой долей вероятности, уничтожены. Но теперь эти таинственные надписи будут сохранены для потомков.
- От всей души поздравляю вас с этой замечательной находкой! - несколько торжественно произнес Андрюша, с удовольствием пожимая руку ученого.
- Нас, - уточнил Григорий Иванович. - Теперь в научных кругах многих стран будут в ходу две их копии - моя и ваша.
Глянув на так и непокоренную вершину, он усмехнулся:
- То-то будет удивлен наш проводник, увидев нас живыми и невредимыми, да еще раньше срока.
И они стали не спеша спускаться по крутому склону вулкана.
* * *
Шлюпы, слегка накренившись на правый борт, резво рассекали воды Атлантического океана. Их команды, отдохнувшие и вдоволь накупавшиеся, бодро несли вахтенную службу. Но главным событием по-прежнему были удивительные результаты экспедиции по восхождению на Тенерифский пик.
Когда ее члены триумфаторами вернулись на "Надежду", то почти сразу же были приглашены Резановым в свою адмиральскую каюту. Внимательно и с большим интересом рассматривая копии наскальных надписей, он удовлетворенно хмыкнул:
- То-то заерзают толстыми задами заморские академики! А испанцы?! Более трех веков владеют Канарскими островами и не удосужились обследовать высочайшие их вершины, хранящие сокровища всемирного масштаба. Позор, да и только! Впрочем, - и он безнадежно махнул рукой, - их всегда интересовало только золото.
Выяснив, что Григорий Иванович собирается переслать копии в Петербургскую академию наук для их тщательного изучения и расшифровки, в задумчивости побарабанил пальцами по столу.
- Думаю, что столь ценные бумаги надобно переслать в Петербург дипломатической почтой, а еще лучше курьером.
И с лукавством глянул на Андрюшу:
- Может быть, столь ответственное задание поручить вам, Андрей Петрович?
Тот вскочил, как ужаленный, с покрасневшим от обиды лицом.
- Шучу, шучу… Как же можно посылать курьером столь знатного морехода, да к тому же покорителя заоблачных вершин.
Григорий Иванович деликатно улыбнулся, а Андрюша не знал, что ему делать: то ли радоваться, то ли огорчаться.
А Николай Петрович уже серьезно подытожил:
- Этим делом займется наш генеральный консул по прибытии нашему в Бразилию. Я же для верности отпишу относительно вашего вопроса президенту Петербургской академии наук. А вам, господа, большое спасибо за содеянное вами благое дело во славу Отечества…
* * *
Во время вахт Фаддея Андрюша по-прежнему был на мостике. Его внимание уже давно привлекли летучие рыбы, изредка залетавшие на палубу, но по большей части на руслени. Матросы вахтенной смены тут же, ругаясь, выбрасывали их за борт - не дай бог, если их заметит боцман. Порядок на верхней палубе - святое дело! Это они усвоили с первых же дней службы на флоте, а боцманский кулак только укреплял в них веру в справедливость неписаных морских законов.
Однако по мере приближения к экватору летучие рыбы все чаще и чаще стали падать на палубу шлюпа. Душа Андрюши возмутилась такой расточительности природы, и после смены с вахты отыскал Григория Ивановича. Но его вопрос о летучих рыбах и, тем более, об их съедобности несколько озадачил натуралиста. Тем не менее он подробно поделился с Андрюшей своими знаниями о них.
- Летучие рыбы - теплолюбивые стайные пелагические рыбы, - начал он свои пояснения тоном заправского лектора.
- ???
- Пелагические - значит живущие в толще воды открытого моря, - извинился за свой академизм Григорий Иванович и продолжил: - Питаются они мелкими планктонными организмами, - и вопросительно взглянул на Андрюшу, но тот утвердительно кивнул, - а посему вполне пригодны для употребления в пищу. Обитают главным образом в тропических и субтропических водах Атлантического, Индийского и Тихого океанов. Однако они, в свою очередь, служат добычей многих хищных рыб, особенно тунцов различных видов, а в Атлантическом океане и бонитов, то есть макрелей. Значительно уступая хищникам в скорости, летучие рыбы при их нападении выпрыгивают из воды и парят над ней за счет грудных плавников, приспособленных к планирующему полету. При этом могут пролетать по воздуху более пятидесяти саженей и взлетать на высоту до пяти саженей, чего вполне хватает для попадания на палубу кораблей.
И только после этого поинтересовался, зачем же все это потребовалось Андрюше. Тот объяснил, что только за время вахты, то есть за четыре часа, на палубу падает до десятка летучих рыб размером до двух пядей каждая. И если их собирать в какую-нибудь емкость с забортной водой, то можно за сутки набрать количество, достаточное для приготовления отменного второго для всей кают-компании. Ведь это же свежая рыба, а не осточертевшая солонина!
У Григория Ивановича загорелись глаза, и Андрюша понял, что в его лице приобрел надежного союзника. Теперь только оставалось убедить Крузенштерна в принятии этой идеи.
Иван Федорович внимательно выслушал их и призадумался. Идея сама по себе была очень заманчивой, однако…
- Я что-то не припомню, чтобы моряки употребляли в пищу летучих рыб. Может быть, это связано с недостаточным их количеством. Ведь мне приходилось плавать в тропических водах на фрегатах, высота бортов которых почти в два раза больше, чем у шлюпа, и это было непреодолимым препятствием для летучих рыб. А на малых судах типа китобойных площадь палубы гораздо меньше.
Было очевидно, что ему очень не хочется попасть впросак. И он мучительно искал подходящее решение. Наконец Иван Федорович поднял глаза на собеседников.
- Сделаем так. Я прикажу собирать летучих рыб, а вы, Григорий Иванович, как ученый натуралист будете делать их замеры, взвешивания и так далее в научных целях. И если их количество окажется достаточным, то как отработанный научный материал передадим этих самых рыб на камбуз. Ведь, в самом деле, не пропадать же такому добру? - невинно улыбнулся капитан. - И еще одно непременное условие. Убедительно прошу вас, господа, чтобы эта маленькая тайна осталась только между нами.
И вот теперь матросы вахтенной смены усердно собирали летучих рыб в довольно большой брезентовый чан с морской водой, а Григорий Иванович не менее усердно замерял и взвешивал их, перекладывая в другой такой же чан и делая записи в тетради. Ну чем ни научный эксперимент?
Изредка подходил Андрюша, интересуясь результатами. Было, как всегда, безоблачно, дул устойчивый норд-ост, характерный для этих широт, волнение водной поверхности практически отсутствовало, и летучие рыбы с завидным постоянством шлепались на палубу. Все это обнадеживало. Однако для ужина рыб было еще маловато, поэтому решили "научный эксперимент" продолжить и на следующий день.
И вот к обеду на другой день натуралистом было "отработано" более пятидесяти рыб, и их торжественно отнесли на камбуз, где опытные коки разделали их и поджарили. А когда в кают-компанию внесли подносы с заманчиво подрумяненными жареными рыбами, восторгам не было предела. Все присутствующие дружно благодарили Григория Ивановича за успешный эксперимент и за пользу науки для мореходства, в то время как заговорщики обменивались многозначительными взглядами.
Но, к удивлению Андрюши, натуралист и на самом деле так заинтересовался этим экспериментом, что продолжил его и в дальнейшем, благодаря того за идею, давшую возможность написать научную статью о летучих рыбах, которую он собирался опубликовать после возвращения из плавания. Таким образом были убиты сразу два зайца, и почти регулярно через каждый день на стол кают-компании поступала только что "пойманная" свежая рыба.
* * *
По мере приближения к экватору моряков все больше охватывало возбуждение. Ведь его пересечение было не только чисто географическим событием. По установившейся во всех морских державах традиции моряк, пересекший экватор, приобщался к высшему морскому сообществу, что подтверждалось особым обрядом и выдачей соответствующей грамоты.
Руководил этим обрядом бог морей Нептун, на исполнение роли которого назначался моряк, уже ранее пересекавший экватор. Но в составе экспедиции были только два таких моряка: Иван Федорович Крузенштерн, капитан "Надежды", и Юрий Федорович Лисянский, капитан "Невы". Поэтому именно на них и выпала роль руководителей этого обряда на своих шлюпах.
На высоком троне восседал Нептун с длинной бородой из пакли, короной на голове и трезубцем в руке. Его окружала свита из морских чудищ и бойких помощников. Перед ним простиралась купель, сооруженная из запасного паруса на растяжках и окруженная моряками, которым предстояло пройти морское крещение. На мостике с секстаном в руках колдовал штурман.
И когда раздалось долгожданное: "Широта ноль!", Нептун ударил трезубцем о помост. Тотчас его помощники с визгом и улюлюканьем подхватили на руки камергера Резанова как старшего по чину и бухнули в купель с морской водой. Над шлюпом пронеслось торжествующее "ура!". Те же помощники Нептуна помогли камергеру выбраться из купели, и тот, оставляя потоки воды, стекавшие с его одежды, поднялся к трону. Здесь виночерпий поднес ему чарку, и Николай Петрович, перекрестясь, осушил ее. А Нептун торжественно вручил ему именную грамоту, официально подтверждающую приобщение его к избранным морского сообщества. И опять воздух содрогнулся от многоголосого "ура!".
Затем в купель последовал старший офицер и так далее по чину вплоть до счастливого юнги. И все это сопровождалось радостными возгласами участвующих в славном морском празднике.
Переодевшись и приведя себя в порядок, Андрюша, возбужденный и радостный, поспешил в каюту Фаддея. Друзья обнялись, поздравляя друг друга.
- Никак не могу поверить, Андрюша, что таинство морского посвящения уже свершилось, - делился своими впечатлениями Фаддей. - Ведь знали же, что мы на подходе к экватору, и все равно это случилось как-то неожиданно. Ну, точно так же, как и производство в офицеры в Морском корпусе. Странно все-таки устроен человек, - задумчиво добавил он.
- А это всегда так бывает, когда ждешь чего-то великого, - успокоил друга Андрюша. - Не мы первые, не мы и последние. Так есть и так будет всегда во все времена, - с сияющими от счастья глазами философствовал он, обнимая Фаддея.
- Пора поторапливаться, - вдруг заспешил мичман, одергивая парадный мундир и поправляя у пояса морскую саблю. - До времени сбора в кают-компании, объявленного старшим офицером, осталось всего ничего. А опаздывать, во всяком случае, мне, флотскому офицеру, как-то ни к чему, - не удержался от дружеской подковырки Фаддей.
По случаю столь праздничного обеда в кают-компанию прибыли и Резанов с Крузенштерном, что еще больше усилило необычайность происходящего. Многочисленные тосты и здравицы следовали один за другим, но хмель не брал пирующих. Все и так, без вина, были хмельны от щедро выпавших на их долю радости и счастья. Это событие было не просто разнообразием в рутине повседневной флотской жизни. Это было триумфом моряков, впервые в истории русского флота пересекших экватор, участвуя в кругосветном плавании.