- Может, еще какая работа есть, хозяйка?
- Как не быть! Как не быть! Я-то одна, в хозяйстве мужская рука требуется. Да где ее взять? Нанять-то не на что…
- Это ничего! - сказал Алексей. - Сочтемся. Кормить будешь? За харчи я взялся бы.
- Да ты сам-то кто? - опросила женщина.
- Я из Одессы, - ответил Алексей.
Он наскоро сочинил историю о том, как работал матросом на рыбацком дубке и как товарищи оставили его, заболевшего тифом, здесь в больнице. Скоро, говорят, фронт отодвинется, и тогда рыбаки должны снова прийти в Херсон и забрать его с собой. А пока надо как-нибудь перебиться…
- Покормить, конечно, можно, - сказала женщина. - Что сами будем есть, то и тебе дадим. Не осуди, ежели не густо покажется.
- Что не густо, не беда, - весело произнес Алексей, - главное, побольше! Как у нас говорят: нехай хлиба ломоток, лишь бы каши чугунок!
- Ну пойдем, - улыбнулась женщина. Алексей явно пришелся ей по душе.
Первым делом он взялся чинить крышу старенького сарая, в котором содержалась тощая однорогая коза и с чердака которого было удобно наблюдать за соседним двором. Он вытащил из сарая штабелек сухих жердей, заготовленных еще хозяином, и принялся крепить покосившиеся стропила. Если говорить честно, то необходимости в том не было: крыша держалась еще достаточно крепко. Но зато эта работа не требовала особенного умения, что было немаловажно. Женщина принесла Алексею пилу, ржавых гвоздей и ушла в дом готовить еду.
И вот отсюда, с чердака, Алексей увидел странную группу, двигавшуюся по Маркасовскому переулку. Она состояла из трех человек. Один из них, одетый в мешковатый сюртук с оторванной полой, имел большие пушистые усы. То был не кто иной, как сам Воронько. Его спутника, человека богатырского роста и сложения, тоже ни с кем нельзя было спутать: Никита Боденко. А между ними, вобрав голову, плелся Владислав Соловых. Вот этого узнать было нелегко. На него напялили шинель и островерхий красноармейский шлем, один глаз завязали косынкой, из-под которой жалко торчал тонкий синеватый нос. Соловых вел чекистов в свое убежище…
Все трое быстро приближались.
"Куда они идут? - подумал Алексей. - Неужели к Дунаевой?"
Но группа прошла мимо.
"Странно, - размышлял Алексей. - Соловых привел чекистов именно сюда, в Маркасовский переулок. Значит, скрывался он где-то поблизости. Случайно это или нет?"
Спустя несколько минут Алексей увидел наконец ту, из-за которой, собственно, и подрядился в плотники.
Он мастерил возле сарая козлы для распиловки жердей, когда на заднее крыльцо соседнего дома вышла женщина в расшитой украинской блузке, синей шелковой юбке и щегольских сапожках на высоких каблуках. Широкая голубая лента скрепляла на ее голове толстую косу, уложенную короной. Статная, крутотелая, с кошачьей ленцой в каждом движении, она не спеша расправила руки, вытягивая их перед собой, отчего под блузкой стесненно напряглась грудь, и сладко продолжительно зевнула. Подрумяненное лицо ее с тонкими полосками бровей выражало скуку и ожидание.
Алексей понял, что это и есть Дунаева.
Скрытый кустами акации, росшими вдоль плетня, он хорошо разглядел ее.
Женщина медленным взглядом обвела кусты, огород, вечереющее небо, затем опустилась с крыльца и, покачивая бедрами, прошла по двору.
- Ишь, поплыла! - раздалось позади Алексея. Он оглянулся. Рядом стояла хозяйка.
- Что, засмотрелся? - Она осуждающе поджала губы. - Глаза не сломай.
Хозяйка приоделась. Вместо заношенной хламиды на ней была опрятная юбка и белая рубаха с широкими рукавами. Волосы покрывал чистый ситцевый платок. Теперь стало заметно, что у нее миловидное лицо.
- Уж и засмотрелся, - небрежно проговорил Алексей. - На улице день, а она вырядилась, будто на гулянку, вот и смотрю…
- Так и есть, - зашептала женщина. - У ей, что день, что ночь - все одно. Других дел нету, как нарядиться да погулять. Одни мужики на уме.
- Мужики?
- Ужасть сколько! - Женщина сделала большие глаза: - Ни стыда, ни совести у бабенки! И ведь только в прошлом году мужа похоронила! Муж-то у Деникина служил. Его красные ранили, он и остался в Херсоне секретно, когда белые отступили, думал за ейной юбкой отсидеться, а чека его тут и прибрала.
- Вот как…
- Она и полгода не прождала с его смерти, затрепала подолом. Нынче с одним красным летчиком спуталась, глядеть невозможно! Да разве он один!
Женщина сплюнула в сердцах и, оправив рубаху на груди, проговорила уже совсем другим тоном:
- Пошли, поснедаем, я борща наварила.
- Не надо, хозяйка, не заработал пока…
- Еще заработаешь. На голодный живот какой от тебя толк!
Уходя, Алексей еще раз взглянул в соседний двор. Хозяйка перехватила его взгляд Ревниво сказала:
- Что вы за народ, мужики! Нюх у вас, что ли, такой на легкую бабу! Гля! Только увидел, а уж глаз не может оторвать. И что в ей такого!.. Ты к ей сходи, она добрая, не отпихнет.
- Брось, хозяйка! - с деланным смущением отмахнулся Алексей. - С души ты на нее говоришь.
Он попал точно, Женщина так и взвилась:
- Не такая? Да я ее как ободранную!.. Да я, может, половины не скажу, что знаю! У ей нынче летчик за постоянного ночует, а, кроме него, еще штуки три просто так ходят. Ночью погляди: чуть этот уснет, она шасть в огород, а там уже поджида-ают…
- Кто поджидает?
- Кто, кто! Такие же, верно, как и ты, любители!
- Ну, мне-то ни к чему! - сурово произнес Алексей. - Я таких баб не уважаю. От них одна канитель и безобразие. Я этого не люблю!..
Он поспешил перевести разговор на другое. Про себя Алексей решил во что бы то ни стало остаться здесь на ночь и проверить, правду ли говорит хозяйка.
В избе он сел у окна, чтобы ни на минуту не терять из виду улицу. К столу вместе с ними примостилась горбатая старушонка с мутными, точно плесенью подернутыми глазами. Маленький хозяйский сынишка смотрел на него с интересом, забыв во рту обслюнявленный палец. Хозяйка суетливо накрывала на стол. Чувствовалось, что ее волнует присутствие мужчины в доме. Она быстро двигалась по комнате, легко поворачивалась, обдавая Алексея запахом свежего хлеба и домоваренного мыла, и без умолку рассказывала о своем прежнем житье-бытье, о муже, о родителях, к которым она думает перебраться, когда "фронт уйдет", потому что одной "до невозможности скучно…"
Выбрав момент, Алексей попросил:
- Хозяюшка, может, разрешишь на твоем дворе заночевать? Зато уж завтра с самого солнышка за работу.
- Что ты все - хозяйка да хозяйка! - обиженно сказала она. - Небось у меня имя есть. Зови Анна. А фамилия моя Усаченко. Это по мужу. А от роду я Свиридова. Батя мой с-под Твери, то в России, у самой почти Москвы…
- Так как же насчет переночевать? - напомнил Алексей.
- Ночуй, - краснея и не глядя на него, ответила она. - Места хватит.
- А мне много не надо. Я на чердаке пристроюсь- худо ли? Там сено, я видел.
- Как хочешь…
СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Воронько с его группой больше не появлялся. По видимому, в ЧК они вернулись другой дорогой.
Когда Алексей снова принялся за работу, день уже догорал. В воздухе острей стали запахи, заметней тишина. Врангелевская артиллерия сегодня молчала, не желая, должно быть, впустую тратить снаряды. Это был первый ощутимый результат вчерашней операции. На какой-то срок связь между шпионами и левым берегом была прервана.
Алексей бойко стучал топором. В соседнем дворе хозяйничала согнутая, одетая по-вдовьи старуха со скрюченным носом. От Анны Алексей узнал, что это мать Надежды Дунаевой. Сама Надежда почти не появлялась на дворе.
Алексей размышлял. Имевшиеся у него смутные подозрения относительно этой женщины подтвердились. Дунаева была вдовой деникинца, расстрелянного ЧК. Эго о многом говорило. Во-вторых, она связана с какими-то таинственными людьми, которые ходят к ней по ночам. Если эти люди не созданы пылким воображением Алексеевой хозяйки, то кто они такие? Счастливые соперники Филиппова? Или, может быть, это те самые, что подсунули ему приказ о вылете в Николаев?
Обдумывая все это, Алексей еще раз по-настоящему оценил тот счастливый случай, который привел его сюда, на чердак старого сарая, к гостеприимной и доверчивой Анне Усаченко. Здесь он, кажется, все узнает…
Алексей работал дотемна.
В сумерках к дому Дунаевой, тарахтя на всю улицу, подкатила извозчичья пролетка. С нее соскочил Филиппов. Махнув рукой вознице, он вошел в ворота. Пролетка умчалась.
Навстречу Филиппову выбежала Дунаева. Он чмокнул ее в щеку и, обняв, повел в дом. Проходя мимо хромой старухи, громко сказал:
- Здорово, Михеевна!
Та отвернулась и что-то злобно забормотала, тряся головой.
- Пойдем, пойдем, - позвала Дунаева, беря летчика за плечо.
Филиппов засмеялся и взошел на крыльцо. Возле Алексея немедленно появилась Анна.
- Приехал! - сообщила она. - Это полюбовник ее, самый главный летчик у красных - Филиппов. Может, слыхал? Старуха видеть его не может: зятя любила крепко. А самой-то Надьке лишь бы кто. Сейчас они загуляют!
- Ну и пусть их! - Алексей пренебрежительно сплюнул. - Гляди лучше, как я тут крышу приспособил. Теперь она до второго пришествия простоит…
Поужинав остатками обеденного борща, Алексей сослался на усталость и попросил разрешения лечь спать. Хозяйка хотела постелить ему в горнице, но Алексей сказал, что после болезни не может терпеть духоты, взял предложенную ею для подстилки старую, армейского сукна куртку и забрался на свой наблюдательный пункт.
Быстро спустилась ночь. Позажигались звезды над Херсоном. В крутой чернильной темноте заглохли звуки.
В соседнем доме "гулял" летчик. Иногда во двор выходила старуха, и, когда отворялась дверь, слышно было, как дребезжали струны гитары и пела Дунаева. Голос у нее был грудной, печальный. С ним переплетался надорванный филипповский басок.
Потом они замолчали. Желтый свет, пробивавшийся меж ставен, погас. Мягкая, совсем не военная тишина воцарилась вокруг.
Алексей лежал на чердаке сарая, вслушиваясь в каждый звук, доносившийся из-за плетня. Он мало спал за последние двое суток, и постепенно его начала одолевать дрема. Чтобы не поддаться ей, Алексей постарался принять самую неудобную позу. Повернулся на живот, уткнул подбородок в положенные один на другой кулаки. Но сон как бы наплывал откуда-то сверху, путал мысли, властно и настойчиво смежал веки. Все вокруг стало призрачным, безразличным…
И вдруг что-то произошло. Алексея будто толкнули в спину. Он. встрепенулся и поднял голову.
В соседнем дворе было какое-то движение. Смутно проступали белесые стены, и Алексею показалось, что в том месте, где к дому примыкает сарай, темнота шевелится. Спросонок у него еще шумело в ушах, но он все-таки отчетливо услышал шорох, словно кто-то переступал с ноги на ногу. А спустя несколько секунд уже не требовалось особенного напряжения, чтобы понять, что там происходит.
Дверь на заднем крыльце приоткрылась, и женщина - это была молодая Дунаева - негромко произнесла:
- Сейчас…
Ей так же тихо отозвался мужчина:
- Уснул?
- Да. Идите в сарай, я сейчас.
- Ключ?
- Да вот же он, где всегда!
Женщина скрылась. Большая тень передвинулась через двор. Стало слышно, как скребется ключ в замке, затем заскрипела открываемая дверь. Мужчина тихонько свистнул.
И со стороны огорода к нему придвинулась вторая тень.
"Эге, да вас двое!" - подумал Алексей.
Когда дверь сарая закрылась, Алексей соскочил с чердака, на цыпочках подошел к плетню, перелез через него и тотчас же пластом упал на землю: из дому вышла Дунаева.
Прошлепав босыми ногами мимо Алексея, Надежда скрылась за дверью сарая. Там зажгли фонарь.
Нащупав браунинг, Алексей пробрался к стене, нашел щель и заглянул в нее.
Мужчины прятали в сене, что навалом лежало в глубине сарая, тяжелый продолговатый ящик, который они принесли с собой. Женщина светила им "летучей мышью". Они изредка обменивались короткими фразами. Управившись, все трое вернулись к двери.
Теперь Алексей разглядел, что один из пришельцев в военной форме и затянут ремнями портупеи. Другой был одет в сермяжный армяк, на голове широкополый соломенный брыль. Утираясь рукавом, военный отрывисто бросил Дунаевой:
- Давайте!
Из-под платка, в который она куталась, женщина достала темный квадратный предмет. Это был… большой летный планшет Филиппова.
Если до этого момента у Алексея еще оставались какие-то сомнения, если среди прочих мыслей, мелькавших в голове, было предположение, что Дунаева - обыкновенная спекулянтка, уголовница, укрывающая краденое, то теперь он больше не сомневался: перед ним - шпионы.
Военный раскрыл планшет и сделал Дунаевой знак приподнять фонарь. Едва только свет упал на его одутловатое лицо, как Алексей вспомнил: это был тот самый человек, которого они с Фоминым видели в обществе летчика в день приезда Алексея.
Чувствовалось, что он не в первый раз осматривает планшет. Многие бумаги были ему знакомы, он даже не вынимал их. Другие бегло просматривал и осторожно клал на место, не нарушая их обычного порядка, Наконец он нашел то, что искал.
- Вот последний приказ, - сказал военный вполголоса, прочитав бумагу. - Завтра Филиппов полетит на Серогозы, разведывать конницу генерала Барабовича. На ночь вернется не сюда, а в Берислав, чтобы послезавтра лететь еще дальше - на Веселое. Должен вас огорчить, Надежда Васильевна, завтра он не будет ночевать…
- Знаю, уже сообщил, - ответила женщина, брезгливо передернув плечами.
Военный усмехнулся. Обращаясь к человеку в брыле, он сказал, что отсутствием летчика нужно воспользоваться, чтобы "собрать и проинструктировать людей".
- Другого такого случая может и не представиться, - говорил он. - Сегодня же необходимо всех оповестить. Завтра ночью я буду ждать их здесь от двенадцати до половины второго. Сами приходите обязательно. Возможно, я найду способ переправить вас туда, к нашим. Накопилось много новостей.
- Имейте в виду, - сипловатым, как от простуды, голосом проговорил человек в брыле, - Чека сегодня шарило в доме, где скрывался наш злополучный телеграфистик, а ведь это всего в квартале отсюда.
"Крученый! - пронеслось в мозгу Алексея. - Это Крученый!"
- Я знаю, - сказал военный, - и все-таки здесь безопасней, чем где бы то ни было. Дом, куда ходит летчик Филиппов, для них вне подозрений. Отправляйтесь и предупредите всех. На всякий случай, пусть идут не через Маркасовский, а через огороды. Пароль… ну, скажем, "Расплата". Вы поняли меня?
- Да.
- Кстати, как насчет лодки? Окончательно пропала?
- О лодке надо забыть. Сегодня возле нее была засада. Я послал к ней какого-то беспризорника для проверки, так его задержали. Ничего, найдем другую.
Алексей закусил губу.
- Ну что же, - военный встал, - это все. Теперь, Надежда, идите: как бы не проснулся наш красный орел. Мы выйдем чуть позже.
Дунаева отдала фонарь человеку в брыле, спрятала под платок планшет и пошла к двери.
Наступил момент, когда Алексею приходилось решать, что делать: брать этих двух шпионов немедленно или выпустить их из мышеловки, в которую они сами залезли, и ждать завтрашнего дня?
Это был нелегкий выбор.
Случай, удивительный, неповторимо счастливый случай отдавал в его руки двух отъявленных врагов, поимка которых была сейчас едва ли не самым ответственным делом ЧК. И это может сделать он, Алексей Михалев, один, без посторонней помощи…
С другой стороны, теперь было совершенно ясно, что дело не только в этих двух шпионах, что существует организация, шпионский центр, заговор, что завтра главари соберутся здесь. Одним ударом можно раздавить всю шайку!
И решение было принято.
Еще днем Алексей приметил во дворе большую рассохшуюся бочку. За ней он и притаился.
Дунаева вышла, быстро прикрыв за собой дверь, постояла, послушала, потом прошла в огород. Возвращаясь, мимоходом стукнула в стену: все, мол, в порядке.
Алексей еще раз глянул в щель.
Шпионы, выжидая, стояли посреди сарая, Человек в брыле медленно поднял фонарь, дунул, и тотчас потонуло во мраке его на миг осветившееся лицо с твердыми скулами, выпирающим подбородком. При виде этого лица у Алексея сдвоило сердце: он узнал Виктора Маркова…
Враги ушли. Когда их шаги замерли в огородах, Алексей перелез через плетень во двор Анны, оттуда на улицу и со всех ног помчался в ЧК.
…Он вернулся часа через два. Залез на чердак, И долго лежал без сна, обдумывая происшедшее.
ОБЛАВА
Следующий день показался Алексею самым длинным днем в его жизни. Ему не давала покоя мысль, что, если какое-нибудь непредвиденное обстоятельство помешает врагам собраться, если изменятся их планы или они заметят что-либо подозрительное - все пропало! Он один будет повинен в том, что два матерых шпиона останутся на свободе. И тогда нет для него оправдания!
Впрочем, в отношении одного из них Алексей тревожился меньше. Федя, конечно, вспомнит, с кем они видели пьяного Филиппова. Он и тогда называл его фамилию, непростительно пропущенную Алексеем мимо ушей. Но Марков… Виктор Марков, эсеровский прихвостень, причастный к разгрому фронтовиков немцами… Марков уйдет! А ведь всего несколько часов назад он был во власти Алексея. Надо было только протянуть руку и задвинуть засов на дверях сарая. Только протянуть руку! Шпионы попались бы с поличным, потому что совершенно очевидно, что в принесенном ими ящике - оружие. Уж он сумел бы задержать их до утра! К тому же поблизости был Филиппов, свой человек как-никак!
Алексей успокаивал себя тем, что для опасений нет особых причин. Как и вчера, с утра принаряженная Дунаева несколько раз выходила из дому, вялой, вихляющей походкой прогуливалась по двору, лениво переругивалась со старухой.
К вечеру по некоторым, незаметным для постороннего взгляда приметам Алексей знал, что дом уже окружен, что, кроме него, за женщиной наблюдают еще не меньше пяти пар глаз. Между тем в ее поведении ничто не выдавало тревоги или беспокойства.
И все-таки окончательно Алексей успокоился только ночью, когда по огородам в Дунаевский двор проскользнула тень первого из тех, кого он с таким нетерпением ожидал…
К этому времени в кустах у плетня, отделявшего двор Анны от Дунаевского, лежали уже три человека: Воронько и два парня из оперативного отдела - Володя Храмзов и Матвей Губенко, а сама Анна давно ушла спать, сердито намекнув Алексею, что если он и завтра будет работать с такой же прохладцей, как сегодня, то она, пожалуй, обойдется и без его помощи…
Затем в течение двадцати минут в Дунаевский дом пришли еще шестеро. Слышался скрип порожков, вороватый шепоток возле крыльца, где кто-то стоял на страже. И дом вобрал в себя эти тени не тени, а скорее какие-то плотные, бесформенные сгустки темноты. Ночь, к счастью, была темная, хоть глаз выколи…
Облавой руководил Величко. Обстоятельность начальника выводила Алексея из себя. Величко сам расставил людей по местам и, хотя в облаве участвовали опытные чекисты, каждому объяснил его задачу.
Через полчаса после того как последняя, седьмая, тень скрылась в доме, чекисты замкнули кольцо на огородах, и Величко послал Никиту Боденко снять сторожевого, поставленного заговорщиками.
- Пароль "Расплата", - напомнил он.
Боденко нырнул в темноту.