Я взял себе бумаги, надел на собственный палец кольцо и вернулся с Халефом к телу незнакомца. Над ним назойливо кружились грифы. После того как мы удалились, они опустились на труп верблюда.
- Что ты теперь намерен делать, сиди? - спросил слуга.
- Нам ничего не остается, как только похоронить этого человека.
- Ты хочешь закопать его в землю?
- Нет, ведь у нас нет лопат. Мы сложим над ним пирамиду из камней. Тогда до него не доберется ни один зверь.
- И ты взаправду думаешь, что он гяур?
- Он христианин.
- Может быть, ты все же заблуждаешься, сиди?Несмотря ни на что, он может оказаться правоверным. Апотому исполни одну мою просьбу!
- Какую?
- Давай положим его так, чтобы лицо у него было повернуто к Мекке!
- Я не возражаю, потому что в таком случае он будет обращен также в сторону Иерусалима, где страдал и умер Христос. Начнем же!
Это была невеселая работа. Когда кучка камней, прикрывавших несчастного, стала такой высокой, что могла защитить труп от хищников, я добавил еще несколько камней, придав им крестообразную форму, а потом сложил руки, готовясь прочитать молитву. Стоило мне окончить эту церемонию, как Халеф обратил глаза на восток и начал сто двенадцатую суру Корана: "Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Он - Аллах - един, Аллах, вечный; не родил и не будет рожден и не был Ему равным ни один!" При последних словах Халеф нагнулся, чтобы очистить песком свои руки, оскверненные прикосновением к трупу.
- Так, сиди, теперь я снова тахир и опять могу соприкасаться с теми, кто чист и свят. Что нам теперь делать?
- Давай поспешим за убийцами, постараемся догнать их.
- Ты хочешь наказать?
- Я им не судья. Я только поговорю с ними и узнаю, почему они его убили. После этого мне будет ясно, что делать.
- Не умные это были люди, иначе они не убили бы хеджина, который стоит дороже, чем их лошади.
- Верблюд мог их выдать. Вот видишь их следы? Вперед! У них перед нами преимущество в пять часов. Возможно, мы встретимся завтра, прежде чем они доберутся до Седдады.
И, несмотря на гнетущую жару и трудную, скалистую дорогу, мы помчались с такой скоростью, как будто гнались за газелью. Разговаривать при такой скачке было невозможно. Но мой бравый Халеф, конечно, не смог долго молчать.
- Сиди, - крикнул он мне сзади, - сиди, ты хочешь меня бросить?
Я вопросительно глянул на него.
- У моей кобылы ноги постарше, чем у твоего берберского жеребца.
Действительно, его старая кляча уже взмоклаот пота, и пена крупными хлопьями капала с морды.
- Сегодня мы не сможем, как обычно, сделать привал, чтобы переждать самую жару. Мы должны скакать до темноты, иначе не догоним едущих перед нами убийц.
- Кто слишком спешит, доберется до цели не раньше того, кто едет медленно, эфенди, потому что… Аллах акбар! Посмотри-ка вон туда, вниз!
Мы находились у крутого склона вади и увидели внизу, на расстоянии какой-нибудь четверти часа пути, двух мужчин, сидевших возле маленькой себхи - лужицы, в которой сохранилось немного солоноватой воды. Их лошади щипали сухие колючки, росшие вокруг.
- Вон они!
- Да, сиди, это они. Им тоже надоело солнце, и они решили переждать, пока не кончится самая жара.
- Или же остановились поделить добычу. Назад, Халеф, назад, чтобы они нас не заметили! Мы оставим вади и свернем чуть западнее. Давай притворимся, будто едем от шотта Эль-Гарса.
- Зачем такие уловки, эфенди?
- Они не должны догадаться, что мы видели труп.
Наши лошади вскарабкались по склону вади, и мы поскакали прямо в пустыню. Потом мы описали дугу и направились к месту, где находились те двое. Они не могли видеть, как мы подъезжаем, потому что сидели в глубине вади, но должны были слышать шум от наших лошадей.
Когда мы достигли края, они уже вскочили и схватились за ружья. Я, конечно, притворился столь же удивленным, как и они, внезапно встретив здесь, в уединении пустыни, людей, но не счел нужным потянуться за своим штуцером .
- Селям алейкум! - громко закричал я им сверху, придерживая коня.
- Алейкум! - ответил старший из них. - Кто вы?
- Мы мирные всадники.
- Откуда вы едете?
- С запада.
- А куда направляетесь?
- В Седдаду.
- Какого вы племени?
Показав на Халефа, я ответил:
- Он родом из равнинных адмаров, а я принадлежу к бени-закса .
- Мы из знаменитого племени уэлад-хамалек.
- Уэлад-хамалек считаются хорошими наездниками и храбрыми воинами. Откуда вы приехали сюда?
- Из Гафсы .
- Значит, вы проделали долгий путь. Куда направляетесь?
- К Бир-Соиди . Там живут наши друзья.
Все сказанное ими было ложью, но я вел себя так, будто поверил их словам, и спросил:
- Вы позволите нам отдохнуть рядом с вами?
- Мы останемся здесь до рассвета, - последовал ответ, не содержавший, стало быть, ни согласия, ни возражения.
- И мы тоже намерены задержаться до следующего восхода солнца. Здесь достаточно воды и для нас, и для наших лошадей. Можем ли мы остаться возле вас?
- Пустыня принадлежит всем. Мархаба , ты будешь желанен нам!
Хотя они и говорили хорошие слова, выражение их лиц явно выдавало, что им гораздо приятнее стал бы наш отъезд. Но мы пустили своих лошадей вниз по склону, к воде, где сразу же бесцеремонно заняли лучшее место.
Физиономии их, которые я теперь смог внимательно рассмотреть, не вызывали ни малейшего доверия. Старший, тот, что до сих пор вел разговор, был высоким и сухопарым. Бурнус висел на его теле, как на чучеле. Из-под грязноголубого тюрбана неприветливо сверкали колючие глазки; над узкими, бледными губами жалко торчали редкие усы; нос - да! - этот нос живо напомнил мне грифов, которых я недавно прогонял от трупа убитого. Это был не орлиный и не ястребиный нос - у него была форма именно клюва грифа.
Другой был молодым человеком поразительной красоты, но жизненные заботы затуманили его взор, избороздили ранними морщинами лоб и щеки. Он также не внушал особого доверия.
Старший говорил по-арабски с тем акцентом, который услышишь лишь на Евфрате, а младший явно был европейцем. Их плохонькие лошади, при последнем издыхании от гонки по пустыне, стояли поблизости; одежда на незнакомцах была потрепанной, но оружие было отличным. Там, где сидели мужчины, находились различные вещи, обычно редкие в пустыне. Вещи эти, видимо, остались лежать, потому что у незнакомцев не нашлось времени спрятать их: шелковый носовой платок, золотые часы с цепочкой, компас, дорогой револьвер и сафьяновая записная книжка.
Я сделал вид, будто не заметил этих вещей: вынул из седельной сумки пригоршню фиников и стал жевать с равнодушным выражением на лице.
- Что вам нужно в Седдаде? - спросил меня высокий.
- Ничего. Мы едем дальше.
- Куда?
- Через Шотт-Джерид в Фитнасу и Кбилли.
Беглый взгляд, брошенный высоким на его спутника, дал мне понять, что они тоже выбрали этот путь. Потом высокий продолжил свои расспросы:
- У тебя есть дела в Фитнасе или Кбилли?
- Да.
- Ты хочешь продавать там свои стада?
- Нет.
- Своих рабов?
- Да нет же.
- Тогда, может быть, товары, которые тебе привезут из Судана?
- Опять нет.
- Что же тогда?
- Ничего. Сыны моего племени не ведут никакой торговли с Фитнасой.
- Может быть, ты хочешь там купить жену?
Я деланно разозлился.
- Разве это не оскорбление - говорить с мужчиной о его жене? Или ты гяур, еще не узнавший об этом?
Высокий по-настоящему испугался, и именно поэтому я предположил, что попал в точку. Он не был бедуином! Такие лица неоднократно встречались мне у людей армянского происхождения. Не убийца ли это купца из Блиды, тот самый армянский торговец, приказ об аресте которого я носил в кармане? У меня еще не было времени внимательно прочитать этот приказ. Пока эти мысли молниеносно проносились у меня в голове, взгляд мой еще раз упал на револьвер. На его рукоятке виднелась серебряная пластинка, на которой было выгравировано имя.
- Позвольте!
Я взял револьвер и прочел: "Поль Галэнгре, Марсель". Конечно, это было имя владельца. Я не выдал своего интереса ни малейшим изменением в лице, лишь мимоходом спросил:
- Занятная вещичка!
- Это… это… это автоматический револьвер.
- Ты можешь показать, как из него стреляют?
Он принялся мне объяснять. Я очень внимательно выслушал его, а потом сказал:
- Никакой ты не уэлад-хамалек, ты гяур.
- Почему ты так решил?
- Будь ты сыном поклонников Пророка, ты бы убил меня за одно то, что я назвал тебя гяуром. Только у неверных есть автоматические револьверы. Как могло бы попасть такое оружие в руки какого-то уэлад-хамалека! Это подарок?
- Нет.
- Так ты его купил?
- Нет.
- Стало быть, добыча?
- Да.
- У кого ты взял револьвер?
- У одного француза.
- С которым ты сразился?
- Да.
- Где?
- На поле битвы.
- На каком?
- Под Эль-Герарой.
- Ты лжешь!
Только теперь у него лопнуло терпение. Он поднялся и схватился за револьвер.
- Что ты сказал? Я лгу? Да я тебя пристрелю как…
Я прервал его:
- …как франка там, наверху, в Вади-Тарфои!
Рука, державшая револьвер, опустилась, и мертвенная бледность покрыла лицо мужчины. Но он взял себя в руки и угрожающе придвинулся ко мне:
- Что ты имеешь в виду, я что-то не понимаю?
Я сунул руку в карман, вытащил газеты и заглянул в них, чтобы найти имя убийцы.
- Я имею в виду, что ты вовсе никакой не уэлад-хамалек. Твое имя мне хорошо известно - оно звучит как Хамд эль-Амасат.
Теперь он отшатнулся и вытянул вперед руки, как бы отталкивая меня.
- Откуда ты меня знаешь?
- Я тебя знаю, и этого достаточно.
- Нет, ты меня не знаешь. Зовут меня не так, как ты сказал. Я из уэлад-хамалек, а если кто этому не верит, того я пристрелю!
- Кому принадлежат эти вещи?
- Мне.
Я схватил носовой платок. Он был помечен инициалами "П. Г.". Я открыл крышку часов и увидел на внутренней стороне ее те же самые инициалы.
- Откуда у тебя часы?
- Какое тебе дело? Отдай!
Не слушая его, я открыл еще и записную книжку. На первой странице я прочел имя Поля Галэнгре. Записи были стенографированы, и так как я не знал стенографии, то прочесть ничего не смог.
- Брось книжку, говорю я тебе!
При этих словах он выбил записную книжку у меня из рук, и она упала в соленую лужу. Я вскочил, попытавшись спасти ее, но это мне не удалось - теперь и младший из незнакомцев встал между мною и водой.
Халеф до сих пор, казалось, равнодушно приглядывался к словесной перепалке, но я видел, что он держит палец на спусковом крючке своего длинноствольного ружья. Он ждал лишь моего кивка, чтобы защитить меня. Я наклонился, намереваясь поднять еще и компас.
- Стой! Это мое! Верни все вещи! - крикнул мой противник.
Он схватил мою руку, но я сказал как можно спокойнее:
- Садись! Я хочу поговорить с тобой.
- Мне с тобой нечего выяснять!
- А мне есть что. Садись, или я тебя уложу!
Эта угроза показалась действенной. Он опять сел, и я сделал то же самое. Потом я вытащил свой револьвер и начал:
- Смотри, у меня такое же оружие. Убери свое, иначе мое выстрелит!
Он медленно положил револьвер возле себя, причем таким образом, чтобы успеть мгновенно схватить его в случае надобности.
- Ты не похож на людей из племени уэлад-хамалек!
- И тем не менее я из этого племени.
- Ты приехал не из Гафсы!
- Именно оттуда.
- Сколько времени ты едешь по Вади-Тарфои?
- Какое тебе до этого дело!
- Большое. Там, в верховьях, лежит труп человека, убитого тобой.
Губы его злобно скривились.
- А если бы я и сделал это, что бы ты сказал?
- Немного. Всего несколько слов.
- Каких же?
- Кто был этот человек?
- Я его не знаю.
- Почему же ты убил и его и верблюда?
- Потому что мне так понравилось.
- Он был правоверным?
- Нет. Он был гяуром.
- Ты взял все, что он носил при себе?
- А я должен был оставить это мертвецу?
- Нет, потому что ты поднял это для меня.
- Для тебя?
- Да.
- Я тебя не понимаю.
- Сейчас поймешь. Мертвый был гяуром; я тоже гяур и стану мстить за него.
- Станешь кровным мстителем?
- Нет. Если бы я им был, тебя бы уже не было в живых. Мы в пустыне, где действует только право сильного. Я не хочу пробовать, кто из нас сильнее; я передаю тебя мести Бога Всеведущего, который все видит и не оставляет ненаказанным ни одного плохого деяния. Но главное, что я скажу тебе, и ты должен это хорошенько усвоить: ты отдашь мне все, что взял у мертвого.
Он высокомерно рассмеялся.
- Ты в самом деле думаешь, что я это сделаю?
- Да.
- Так возьми себе то, что ты хочешь.
Он протянул руку, намереваясь схватить револьвер. Я был быстрее и направил на него дуло моего оружия.
- Стой, не то выстрелю!
Сложилась весьма щекотливая ситуация. К счастью, оказалось, что мой противник больше силен хитростью, чем мужеством. Он снова, заколебавшись, убрал руку.
- Что ты хочешь делать с вещами?
- Отдам родственникам убитого.
Он посмотрел на меня почти с сожалением.
- Ты лжешь, ты хочешь их сохранить для себя.
- Я не лгу.
- А что ты хочешь предпринять против меня?
- Сейчас - ничего. Но остерегайся снова встретиться со мной!
- Ты и в самом деле поедешь отсюда в Седдаду?
- Да.
- А если я отдам тебе вещи, ты позволишь мне и моему спутнику беспрепятственно уехать к Бир-Соиди?
- Конечно.
- Поклянись!
- Гяур никогда не клянется. Его слово правдиво безо всякой клятвы.
- Вот, бери револьвер, часы, компас и платок.
- Что еще было при нем?
- Ничего.
- У него были деньги?
- Да. Но уже их-то я оставлю себе.
- Не возражаю, но дай мне сумку или кошелек, где они -находились.
- Можешь получить.
Он полез за пояс и вытащил шитый жемчугом кошелек. Опустошив его, он после протянул пустой кошелек мне.
- Больше у него ничего не было?
- Нет. Хочешь обыскать меня?
- Нет.
- Теперь мы можем ехать?
- Да.
Казалось, он почувствовал себя полегче. Спутник же его наверняка был более трусливым и очень обрадовался, что можно поскорее убраться. Они сложили свои пожитки и сели на лошадей.
- Селям алейкум!
Я не ответил, но они восприняли мою невежливость весьма равнодушно. Через несколько мгновений два всадника исчезли за краем обрывистого склона.
Халеф все это время молчал. Теперь он обратился ко мне.
- Зачем ты отпустил этих негодяев?
- Я не имел права ни задержать их, ни убить.
- Ты, христианин, позволил уйти убийцам христианина!
- Кто тебе сказал, что они уйдут?
- Они уже далеко! Они достигнут Бир-Соиди, а оттуда поедут в Дебилу или Эль-Уэд, чтобы затеряться в дюнах.
- Этого они не сделают.
- А как же? Они же говорили, что хотят добраться до Бир-Соиди.
- Они лгали. Они поехали в Седдаду.
- Кто тебе это подсказал?
- Мои глаза.
- Что мы теперь будем делать?
- Прежде всего позаботимся о нашей безопасности. Здесь нас легко могла бы найти шальная пуля. Мы должны убедиться, действительно ли уехали эти мерзавцы.
Я поднялся к скалистому гребню и увидел двух всадников, отъехавших уже очень далеко в юго-западном направлении. Халеф последовал за мной.
- Вон они скачут, - сказал он. - Это направление на Бир-Соиди.
- Когда они отъедут достаточно далеко, то повернут на восток.
- Сиди, твой мозг кажется мне слабым. Если бы они сделали так, они должны были бы снова попасть нам в руки!
- Они полагают, что мы отправимся в путь только завтра, и, значит, думают, что получат хорошую фору.
- Ты угадываешь, но все же не находишь правильного решения.
- Ты так думаешь? Разве не говорил я тебе в верховьях вади, что одна из лошадей страдает петушиным шагом?
- Да, я видел это, когда они отъезжали.
- Вот и теперь я окажусь прав, говоря, что они едут в Седдаду.
- Отчего же мы немедленно не пустимся за ними вдогонку?
- Мы бы в этом случае опередили их, так как поедем прямой дорогой; тогда бы они наткнулись на наши следы и приняли бы все меры, чтобы не встретиться с нами.
- Тогда давай сядем у воды и отдохнем, поскольку до отъезда есть еще время.
Мы снова спустились к водоему. Я вытянулся на попоне, расстелив ее на земле, накинул на лицо конец своего тюрбана, словно платок, и закрыл глаза - не для того, чтобы заснуть, а чтобы обдумать наше последнее приключение. Но кто бы смог в убийственном сахарском пекле долгое время занимать свои мысли одним и тем же делом, тем более таким запутанным? Я и вправду задремал и успел проспать больше двух часов.
Отдохнув, мы отправились в путь.
Вади-Тарфои впадает в Шотт-Гарса. Следовательно, мы должны были оставить вади, если хотели попасть на восток, в Седдаду. Примерно через час мы заметили следы двух лошадей, шедшие с запада на восток.
- Ну, Халеф, узнаешь эти следы?
- Машалла, ты прав, сиди! Они едут в Седдаду.
Я спрыгнул с лошади и стал изучать отпечатки.
- Они проехали здесь всего каких-нибудь полчаса назад. Давай поедем помедленнее, иначе они нас увидят.
Отроги Джебель-Тарфои постепенно становились ниже, а когда солнце зашло и через короткое время взошла луна, мы увидели у наших ног Седдаду.
- Поедем дальше? - спросил Халеф.
- Нет, мы заночуем под деревьями, вон там, на откосе.