– Ну и славно, заходите в город, отдохните. Мои люди ушкуй да шхуну чью-то в Ловати выловили, без команды, трюмы пустые, да палуба в крови. У причала стоят. Ваши?
Купцы одобрительно загомонили, а несколько наиболее ретивых тут же пошли смотреть – кому повезло, чьи корабли у пристани.
– Поздновато мы хватились, видать – другие корабли мимо нас по Ловати ночью проплыли, теперь их в Ильмень-озере искать надобно. Да ничего, Ильмень-озеро – не море-окиян, сыщутся.
Обоз зашёл в город, расположился на небольшой площади. Примчались те ретивые, что бегали смотреть корабли. После небольшого ремонта такелажа и приборки палуб суда вполне могли взять на борт всех – экипажи-то изрядно после боя поредели, даже тесно не будет.
Не откладывая дело в долгий ящик, почти все пошли на пристань, оставив несколько человек для охраны. Остался и я. Какой из меня мореход? Я и парус поднять не могу, – румпель от вымпела отличу, конечно, но куда какая верёвка идёт и как она по-морскому называется – уж извините, не тому учился.
Что удивительно – среди пленных были только легкораненые. Либо раненые тяжело скончались от ран сами, либо их добили литвины, чтобы не обременять обоз. Надо для себя запомнить этот факт.
К вечеру посудины наши были готовы. Решили переночевать в городе, с тем, чтобы утром быстро погрузиться и отчалить. Не удалась купцам ходка, в Новгороде будут подсчитывать потери и зализывать раны. Купцы, конечно, огорчались, но не сказать, чтобы сильно. – Были бы кости, – говорили они, – а жир нарастёт. Торговое дело без риска не бывает.
В основном все грабежи и убийства случались в пути – в конном ли обозе, на кораблях. Много лихих людишек, не чувствуя сильной власти, не желая обременять себя ежедневным трудом, предпочитали добывать себе денгу острой сабелькой, кистенём да засапожным ножом. Мало того, что хватало с избытком своих, доморощенных лихих разбойников, так и соседи с пограничья норовили быстрым рейдом пройтись по соседским землям, хапнуть, что удалось, да быстрей домой.
Часть людей ночевала по привычке на судах, кто побогаче – ушли на постоялый двор. Я был где большинство, на причале, завалился на повозку с мехами – хорошо, мягко, тепло. Придремал. Проснулся от тихого говора, совсем рядом. Приоткрыл один глаз. Рядом стояло несколько горожан, и один из наших, парнишка с отрезанным ухом. Парнишке, видно, нравилось чувствовать себя в центре внимания:
– Ты не смотри, что на нём кольчуги али другой брони нет, он берсерк, его мечи не берут, в бою как ураган летает, сабля – как молния, глазом не успеваешь уследить, один всех литвинов уложил.
– Иди ты! А не врёшь, паря?
Парнишка насупился:
– У кого хочешь, спроси. Как, по-твоему, мы из полона освободились?
Мужики поглядывали на меня опасливо и близко не подходили:
– Надо же, а с виду и не скажешь, человек как человек.
Мне надоели эти разговоры – спать только мешают, и я шумно повернулся на бок. Мужики так и рванули врассыпную от телеги. Я усмехнулся – уже и берсерком стал, на норманнский манер. Ё‑моё, подзабыл я – ведь из Новгорода я исчез, потому как норманнов обидел, а ну как они вернутся? Смогу ли я, как в битве с литвинами, время сжать? Если да, то и чёрт с ними, норманнами, а если нет? Интересно, как это у меня получилось? Что-то новое о себе узнаю на тридцать пятом году жизни. Прямо как в поговорке – чем дальше в лес, тем толще партизаны. Весь сон перебили, чертяки.
Я прикидывал, чем и как объясняются мои необычные способности, но так и не смог ничего для себя решить. Недоволен ли я такими способностями – пожалуй, нет. Пусть будут, коли есть. Вот только надо научиться владеть ими в полной мере. Интересно, это всё, чего можно ожидать от организма, или я ещё чего-нибудь могу? Знать бы заранее. Увы!
Утром началась суматоха – все выстроились цепью и передавали с повозок в трюмы товары купцов. Закончили работу удивительно быстро, но купцы есть купцы. Теперь они направились в город – продать лошадей и повозки, что достались в качестве трофея от литвинов. С другой стороны – не пропадать же добру.
Часа через два, распродав трофеи, вернулись назад, коротко посовещались и, подойдя ко мне, выложили мешочек с монетами:
– Половину выручки за лошадей, повозки и оружие литвиновское тебе отдаём, другая половина – нам, за хлопоты.
Да Бог с вами, я особо не претендовал, но дают – бери. С деньгами жить проще.
Вскорости отчалили, и уже утром были в Новгороде. Такого быстрого возвращения никто не ожидал. Но слухи в городе распространились быстро, и скоро у причала стояла толпа. Все хотели узнать новости – кто вернулся, кто убит. Я не был нужен никому – это как-то царапнуло сердце; идти тоже было некуда, и я направился на постоялый двор. Вещей после боя у меня тоже никаких не было, сгинули куда-то, как и мушкет, только сабля трофейная на боку, да нож поясной. Хорошо хоть купцы деньги от продажи обоза дали, будет, на что жить.
Я пришёл на уже знакомый постоялый двор – кормили здесь неплохо, место не шумное, меня устраивало. Хозяин меня вспомнил – времени от прошлого моего посещения прошло немного, отвёл самолично в небольшую, но чистую и опрятную комнатку. С наслаждением я разделся и упал на мягкую постель. Только тот, кто путешествовал, не раздевался неделями, сможет это оценить. Бог с ним, с баней – её ещё заказывать надо, сейчас спать, в тепле и уюте, в спокойствии.
Вечером мой сон был прерван осторожным стуком в дверь. На пороге стоял хозяин постоялого двора, из-за его плеча выглядывал Авдей.
– Ты что же, друг любезный, от людей сбежал? Почитай, весь вечер по постоялым дворам езжу, насилу нашёл.
– А что случилось-то?
– Так уговаривались мы с тобой, на службу ко мне охранником.
– Авдей, отоспаться-то я могу?
Купец захихикал:
– Могёшь, да токмо я первым быть хочу. Тебя уже другие торговые гости ищут, новгородцы – ребята хваткие, но я первым оказался.
Купец прошел в комнату, уселся на лавку. Хозяин, видя чинный разговор, мгновенно исчез.
– Юрий, я видал, как тогда, на поляне, к тебе другие купцы подходили, знаю, что ответ никому не дал – то хорошо, мужчина за свои слова отвечать должон. Давай уговоримся – плачу пять рублей в месяц, харч и жильё моё. Ну, по рукам?
– С одним условием, Авдей.
– Каким ишшо?
– Только охрана и защита, никаких других дел. В свободное время я должен с оружием заниматься, чтобы навык был.
Купец с облегчением вздохнул:
– Согласен. По рукам?
Мы скрепили рукопожатием наш договор. Кстати, на Руси договор, скреплённый рукопожатием – всё равно что нынешний на бумаге с печатями. Дал слово – держи.
Купец окинул взглядом моё жилище.
– А вещи где?
– Да всё на мне.
Купец покачал головой.
– Зазорно что-то – воин знатный, а ничего не нажил. Пропил?
Я чуть не поперхнулся:
– На работе не употребляю.
– А чего тогда гол как сокол?
– Московит я, от гнева княжеского сюда перебрался, в Москве и дом и жена остались.
– Ага, ясно теперь. И то мне странно было, почему раньше я о тебе ничего не слышал. Вот оно что – московит.
– Ну, извини, где родился – там и пригодился. – Я знал, что на Руси москвичей никогда не любили – что в эпоху Ивана Грозного, что в двадцать первом веке.
– Собирайся, поедем ко мне: возок дожидается, банька натоплена – что одному, как бирюку сидеть?
– Считай, уговорил.
Я поднялся, оделся, опоясался саблей. Готов. Внизу заплатил хозяину за комнату, раскланялся. За воротами стояли добротные дрожки, запряжённые парой гнедых. На козлах восседал возничий. Едва мы уселись, как экипаж тронулся.
Жил купец недалеко от храма Святой Софии, богато жил – большой двор с постройками, изба в два поверха, слуги по двору шастают – коли не знаешь, что купец, можно подумать – дворянин.
Довольный произведённым впечатлением, купец провёл в дом, познакомил с домашними, явно желая похвастать; отвёл меня в выделенную комнатку на первом этаже – второй этаж был чисто хозяйский. После мы сходили в баньку, от души попарились. Когда вышли в предбанник, слуга дал мне новое бельё, рубашку, штаны.
– Носи, дарю, не след в рванье ходить.
Одежда моя после боя, купания и ползания по лесу и в самом деле выглядела непрезентабельно. После было хорошее застолье, с обилием закусок и выпивки. Я пил мало, но хозяин явно решил воздать Бахусу за избавление от позорного плена и последующего выкупа. Когда хозяин уткнулся носом в миску, я пошёл к себе отдыхать.
Утром, предупредив хозяина об отлучке, пошёл на торг, в оружейные ряды. После нескольких стычек и длительного размышления решил подобрать себе оружие и нашёл – взял шесть штук хорошо сбалансированных, хорошей выделки метательных ножей, и случайно наткнулся на великолепный дамасский клинок. Я долго не мог отвести взгляд от матового лезвия, проверял клинок на гибкость, пробовал на остроту, срезал волоски на руке. Хорош клинок! Беру! Денег даже после ожесточённого торга едва хватило, поэтому ножны взял самые простые, деревянные, обтянутые кожей. Не ножны главное, да и богатые ножны привлекают чужой, не всегда добрый взгляд, мне это внимание ни к чему.
Вернувшись в купеческий дом, ставший на время моим пристанищем, зашёл на задний двор и начал упражняться в метании ножей. Плохо, учителя рядом не было, а в таком экзотическом применении ножа тонкостей много. Начал с близкого расстояния – метров с трёх. Вначале ножи не хотели втыкаться лезвием – норовили то ручкой, то плашмя. Но после трёх дней почти непрерывных упражнений я понял суть, и ножи стали входить в бревенчатую стену остриём. Для себя я поставил цель – бросать ножи быстро и точно, пусть даже недалеко. Пять-шесть метров – вполне достаточно по дистанции. У ножа есть одно ценное качество – бесшумность. Лук тоже бесшумен, но велик, и чтобы освоить его в совершенстве, нужны годы и практика. У меня же времени было мало, я подспудно чувствовал, что мне ещё придётся столкнуться с норманнами, и я хотел быть готов к этой схватке, может быть – решающей для меня. В работе с саблей практика была; конечно, против опытного фехтовальщика мне долго не продержаться, но участвовать в дуэлях я не собирался.
В беспрерывных занятиях – метании ножей, упражнениях самбо – проходили месяц за месяцем. В качестве партнёра я нашёл себе хозяйского холопа – Ивана. Среднего роста, ловкий, подвижный, он неплохо подходил для этой роли. Я нагружал себя физическими упражнениями – растяжки, бег; вот только с тяжестями не занимался – мышцы накачать ими можно, сила будет, но теряется скорость – главное для бойца. Со временем к моим упражнениям привыкли, считали причудой, да что с берсерка взять.
За зиму успел перезнакомиться с соседями, обзавёлся знакомыми – на торгу, среди мастеров-оружейников, мастерового люда, купцов. Нравился мне Новгород; это в Москве – политические интриги, дрязги, подсиживание – как среди бояр, так и среди князей – чей род старше, у кого заслуг больше – все хотят поближе к государю пробиться.
Наступила весна, потекли ручьи, вскрылся Волхов. Авдей начал поговаривать о новом караване судов с товарами – за зиму охотники набили много зверья, шкурками амбары полны. Зимний мех ценится выше – густой, красивый, прочный. Не хотел купец упустить своего, поэтому исподволь готовился, а ноне ждал, когда сойдёт вода да судно просмолят, подремонтируют к дальнему походу. Да и мне хотелось размяться, засиделся я на тёплой печи и сытном харче у хозяина, пора набираться новых впечатлений.
По моим прикидкам выходило, что князь Курбский вскоре должен в Литву перебежать, а там и мне можно будет в Москву возвращаться. Соскучился я что-то по Дарье. Хорош Новгород, слов нет – храмы красивые, дома добротные – не теснятся, как в Москве, усадьбы обширные, нравы свободные, но – не родной мне город. По большому счёту, и нынешняя Москва – тоже не родная, я появлюсь только через четыреста лет, но всё же…
Майским днём, когда судно было уже готово, товар в трюмах, Авдей ожидал только готовности других купеческих судов, я отправился на торг, – так, прикупить что по мелочи. И услышал от горожан новость, которую и ждал и боялся услышать – вечером к пристани пришвартовался драккар, норманны пришли числом четыре десятка. Настроение слегка испортилось. Ежели Авдей уйдёт с караваном, всё обойдётся. Норманны – народ злопамятный. Будут искать обидчика, и, может быть, им это удастся. Что же, надо быть наготове, иметь при себе оружие – саблю и ножи. Физически и морально я был готов к встрече, но не со всеми сорока сразу.
Глава VIII
День как-то не заладился. Утром, узнав у Авдея – не будет ли каких-либо дел для меня, я опоясался саблей, заткнул за пояс чехол с метательными ножами, прикрыл его полой кафтана (и) отправился на торг. По дороге раскланивался с появившимися знакомыми. А на торгу, как у последнего раззявы, у меня срезали поясной кошель. Ведь знал, что мошенников у возов полно; кошель был прикрыт полой кафтана, я внимательно отслеживал всех вокруг, и, тем не менее, когда захотел расплатиться за новые сапоги-коротки, мягкой кожи – к лету, то кошеля не оказалось. Я с досады выругался и сплюнул. Месячное жалованье увели, ублюдки. Это какую ловкость рук надо иметь, чтобы у трезвого, в своём уме и осторожного человека срезать кошель, чтобы он не заметил? Впредь наука будет, не надо класть все яйца в одну корзину, можно было деньги по частям рассовать в разные места, но чего уж теперь?
Я развернулся и отправился домой – что без денег делать на торгу? Недалеко от выхода навстречу попались два норманна. Были они без шлёмов, кольчуг и щитов, но мечи по-норманнски висели на спине, лишь рукоятки торчали из-за плеча. Они внимательно, цепкими взглядами опытных воинов осмотрели меня, но не сделали попыток заговорить или задеть, спровоцировать на драку. Мне их лица были незнакомы.
По пути с торга я несколько раз оборачивался, проверялся, одним словом. "Хвоста" за мной не было. Спокойно дойдя до дома, я взял деньги. Снова вернулся на торг – сапоги-то были нужны.
Перед торгом, на небольшом пятачке у входа стояли несколько норманнов, внимательно разглядывающих прохожих. Они никого не трогали, но очень это было похоже на цепь, некую гребёнку, просеивающую подозрительных, с их, норманнской точки зрения.
Когда я подошёл, один из норманнов дёрнулся, что-то бросил своим товарищам, повернулся ко мне, ткнул в грудь пальцем: – Ты был в корчме?
– Я там каждый день бываю, это моё дело.
– Мне кажется знакомым твоё лицо.
– А мне – нет, что из того?
Вокруг нас начал собираться народ. Норманнам это явно не понравилось, они отступили в сторону, и я прошёл на торг. Сделав покупки, направился домой, и на выходе опять наткнулся на тех же норманнов. Им что, заняться нечем? Или кулаки уж очень чешутся?
Когда я проходил мимо, один из данов подставил подножку. Я был готов к их пакостям, споткнулся, но не упал. Не оборачиваясь, мгновенно сильно ударил каблуком по ступне норманна. Удар очень болезненный, уж поверьте. Норманн от неожиданности и боли взвыл, остальные как с цепи сорвались, кинулись ко мне. Ага, как же, буду я стоять, ждать, когда меня побьют или в потасовке сунут нож под рёбра. Швырнув в лицо ближайшему норманну купленные сапоги, я получил ожидаемую реакцию – он вскинул руки, инстинктивно закрываясь, тут я ему и врезал ногой под ложечкой. Норманн согнулся. Инстинкт заставил меня присесть, и вовремя – там, где только что было моя голова, просвистел здоровенный кулак. Полуобернувшись, я в ответ врезал локтем в пах противнику. Норманн от боли даже выдохнуть не смог, схватившись руками за отбитые причиндалы. Я лично сомневаюсь, что в будущем он сможет стать отцом.
Поскольку вокруг нас снова собрались зеваки, норманны не стали продолжать драку, помогли подняться своим пострадавшим друзьям и пошли прочь от торга. На прощание один прошипел мне: – Мы ещё свидимся, рус!
Подобрав валявшиеся сапоги, сразу направился к сапожнику, попросив подбить на каблуки и носки сапог жесткие набойки. Сапожник удивился, но сделал при мне. Бить будет сподручней: саблю и нож во время драки я не вытаскивал, а вот набойки железные очень бы пригодились – мои сапоги сейчас были без них.
Дома купеческие слуги делились городскими новостями – норманны присутствовали во всех людных местах, провоцировали мужиков на драки, цеплялись к женщинам. В городе зрело глухое недовольство, но пока до открытых стычек не доходило.
Пару дней я сидел дома, отрабатывал некоторые удары, метал ножи. Со слов холопов, то в одном районе города, то в другом происходили драки. Норманны вели себя просто вызывающе. Ну что же, негоже прятаться дома, когда незваные гости обижают хозяев.
Опоясавшись саблей, заткнув за пояс ножи, я отправился в город. По дороге решил зайти в корчму, выпить сбитня, послушать городские новости. Только подошёл к двери, как в корчме раздались крики, от удара распахнулась дверь, и мне навстречу вылетел мужик с окровавленным носом. Я успел подхватить бедолагу и положил на завалинку. Похоже, в корчме кто-то веселился на всю катушку.
Я зашёл в открытую дверь – здесь кипела драка. Несколько мгновений я стоял, пытаясь определиться – кто бьёт, кого и за что. Ого, да здесь норманны наших бьют. До оружия дело не дошло, хотя мечи были у них за спинами. Дрались всем – ногами, руками, лавками, оторванными досками, били глиняные горшки о головы друг друга. Я улучил момент и кулаком изо всей силы треснул по затылку норманна, который неосторожно повернулся ко мне спиной.
Надо помогать своим, и я кинулся в драку. В первую очередь необходимо свалить здоровенного норманна, что молотил кулачищами сразу троих мужиков. У них из разбитых носов и ртов уже текла кровь, запачкав рубашки и кафтаны, а норманн был свеж, как июньский нежинский огурчик. Ринувшись на дана, я вскочил на стол, с разбега ударил его ногой по рёбрам и ощутил хруст. Хорошо ему досталось. Дан повернул ко мне взбешённую физиономию, и я тут же ребром ладони врезал ему по кадыку. Глаза норманна закатились, он захрипел и стал заваливаться вбок. Досмотреть и насладиться зрелищем не пришлось, поскольку в плечо мне ударился глиняный горшок, разлетевшись на мелкие черепки и обрызгав пивом.
Через толпу дерущихся ко мне пробивался высокий, жилистый норманн. Руки длинные, кисти как лопаты, с мозолями от вёсел. Сильный противник, к себе близко не подпустит, и вынослив – это я оценил мгновенно. Только дойти в целости ему не дали. Сбоку мелькнула лавка и обрушилась на спину норманна. От удара его бросило на меня, он потерял равновесие. Я едва успел выставить согнутую ногу и принять его на подошву. Удар пришёлся ему в средину живота. Дан рухнул на пол.
Шум стих, я оглянулся. Мужики размазывали по лицам кровь, один вытаскивал из разбитого рта качавшийся зуб. Все шумно дышали, но победа было нашей. Все четыре норманна лежали поверженные на полу – двое в отключке, двое ворочались, пытаясь встать. Ладно, лежачих не бьют – на Руси испокон века действовал этот неписанный закон.