Я вернулся обратно на постоялый двор. Обозники понуро распрягали коней, купец чуть волосы на голове не рвал от досады. Немного до цели не доехал. Если всерьёз осадят, то задержка может быть и на месяц, и на два. Больше не продлится – наши на помощь подтянутся. А за месяц многое произойти может, даже сам город взять могут. Закидают стрелами защитников – и ну ворота ломать, или другую какую гадость учинят. Басурмане и есть басурмане, нехристи.
– Так, пошли ребята на стену, посмотрим, что и как.
Хлопцы взяли арбалеты, сабли всё время висели на поясе, и мы пошли к городской стене; не туда, откуда приехали, а на восход, к Елецким воротам. Народу у стены почти не было, только воины-дружинники. Взойдя по лестнице, осторожно выглянули. Да можно было и не опасаться. Метрах в трехстах клубилась пыль, передвигались конники. С первого взгляда и не понять было, куда они движутся, прямо броуновское движение. Стоящий неподалёку дружинник повернулся к нам.
– Ты гляди, как басурмане город обходят, со всех сторон обложить хотят. Хорошо – смерды прибежали, успели обсказать, что татары рядом. Это уж потом дымы поднялись.
Конская масса растекалась влево и вправо, и казалось, что их – тысячи. Не сложить бы здесь, в Ливнах, буйную головушку. Городишко невелик – тысяч десять всего, дружинников человек двести; пусть ополченцев соберут из местных, сколько в городе боеспособных соберётся – ну полтысячи. А татар – тьма. Я даже приблизительно прикинуть их численность не смог. Ведь известное дело – татары переняли у китайцев камнемётные машины и порох. При толковом применении городишко этот они сравняют с землёй за пару дней. При одном, но важном условии: если в поход собрались налегке, пограбить с налёту, то и тяжёлых осадных машин с собой не тащили, а если пришли города брать – худо дело.
Татары близко к городской стене не приближались, опасаясь стрел защитников. На воротной башне сиротливо стояла одна небольшая пушечка. Город невелик, и оружие скромное.
Постояли с полчаса, поглазели. Пока ничего интересного. Спустились, делясь на ходу впечатлениями. Мимо пробегал дружинник, бросил нам на ходу:
– На торгу ополчение собирают, туда идите.
– Ну что же, пойдём, посмотрим.
По боковым улицам к торговой площади стекался народ, в основном мужики, но встречались и женщины. На площади уже было людно. У мужчин в руках было оружие, взятое с собой из дома, сабли, мечи, копья, рогатины, луки. Ждали посадника.
Вскоре появился городской голова вместе с сотником дружинников. Голоса на площади стихли.
– Земляки! Для всех нас настают тяжёлые дни, город окружили татары. Известно, что хотят басурмане – денег, добра вашего, рабов для своих улусов.
Толпа взорвалась возмущёнными криками.
– Не отдадим ворогу города, лучше сами костьми поляжем, чем быть под татарином!
Посадник поднял руку, и голоса стихли.
– Криками татар не испугаешь. На каждой улице старшина есть, вами же избранный. Будете подчиняться ему. Всем старшинам подойти ко мне. Женщинам, коли желающие есть, – приготовить воду и дрова недалеко от всех трёх ворот.
К посаднику потянулись старшины с улиц. Посадник коротко с ними разговаривал, и очередной старшина, забрав своих людей, направлялся к отведённому участку городской стены.
Когда почти все разошлись, подошёл к посаднику и я, поздоровался.
– И тебе доброго здоровья.
– Мы – охранники с обоза, москвичи, уйти должны были сегодня, да татары помешали. Теперь судьба города – и наша судьба. Можете нами располагать.
– Как звать-величать тебя?
– Юрий Котлов, со мной ещё три человека, оружны.
– Это хорошо.
Посадник повернулся к сотнику.
– Куда определим молодцов?
– Думаю, к воротам, что на Елец. Полагаю, татары там в первую очередь ударят. Перед теми воротами поле, есть где на конях порезвиться.
– Слышали? Ступайте с Богом, храни вас Господь.
Мы направились к воротам. Здесь уже было десятка три-четыре дружинников и столько же ополченцев. Распоряжался всеми усатый, кряжистый десятник. Наверху на стене были только дозорные. По приказу десятника, Панфила, разобрали ближайшую избу и заложили брёвнами ворота – самые уязвимые места любой крепости. Теперь, даже если татары разобьют тараном ворота, дальше им не пройти. Нет, кое-где пролезть ползком можно, но ведь и мы ждать не будем, когда татарин сползёт с брёвен.
После разборки одной избы взялись за другую. Уцелеет город – отстроят новую избу, леса вокруг полно, а не уцелеет – некому в избе жить будет. Рационально мыслят горожане, в этом им не откажешь. Брёвна второй избы скоро принялись пилить, надо было приготовить дрова – греть в здоровенных котлах воду и смолу, чтобы при приступе лить на нападающих со стены.
Жестоковато, но и век такой. Хочешь выжить – все средства хороши. Когда вся изба оказалась попиленной на чурки, присели отдохнуть, и почти тут же дозорные закричали:
– Переговорщик едет!
Мы взобрались на стену. Через поле, прямо к воротам скакал татарин, держа на поднятом копье белое полотнище. Подскакал поближе, встал у ворот.
– Эй, русичи, мурза Бакжа к вам пожаловал, почему ворота закрыли, не встречаете посланца великого хана Ахмад-Гирея?
Десятник тут же прокричал в ответ:
– В гости с оружием да без приглашения не ходят!
– Русичи, лучше открыть ворота, тогда город останется целым.
– А зачем же тогда открывать?
– Мы заберём себе только золото да серебро, да девок на потеху. Не повезём же мы с собой ваши дома из деревьев.
– Нет, уходи. Передай мурзе – лёгкой добычи вам здесь не видать!
– Тогда готовьтесь к смерти!
Гонец сорвал с копья белую тряпку, развернул коня и ускакал. Воины загомонили:
– Ишь, ворота ему открой. Живо сами без голов останемся, женок да деток в полон угонят, добро по своим узлам растолкают, а город сожгут.
– А кто такой этот Ахмад-Гирей?
– Хан ногайский, уж не первый раз на Русь приходит. Только это – не главные силы, коли мурза Бакжа у них главный. Небось часть войска в набег послал, за добычей, только поздновато что-то, обычно они летом набеги делают, а тут уж осень на дворе, скоро белые мухи полетят.
– А то и ладно, побыстрей от наших морозов в свои степи уберутся.
Воины спустились со стен вниз, готовить город к обороне. Пока шли разговоры, женщины успели в котлах приготовить кашу с мясом. Запасы из подвалов не трогали, в первую очередь резали скотину: через неделю её кормить нечем будет, подвоза из деревень не будет, да и есть ли они ещё, деревни-то? Дымы не зря поднимались, небось, татары уже там прошлись.
Не спеша покушали – чего торопиться? Теперь у мужчин одна задача – удержать город. Нет других, более важных дел. Оставлена работа, все мастеровые – кожевенники, гончары, ювелиры, кузнецы, плотники – стали ополченцами.
Я собирался, пока нет дел, прилечь в укромном месте со своими молодцами, как дозорные закричали:
– Тревога, татары на приступ идут.
Все вскочили и бросились на стены. В клубах пыли на город мчались татары. Стучали копыта, дрожала земля, воздух звенел от визга татар:
– Алла, Алла!
Лава приближалась, стали видны лица, блестели сабли в руках.
– Поберегись! – закричали сбоку.
От неожиданности, а может, рефлекторно, я присел. Со зловещим шелестом на город и стены обрушились стрелы. С тупым стуком они входили в брёвна стены, перелетая и за стену. Закричали раненые. Я осторожно выглянул. Татары крутили так называемое колесо. Одни подскакивали, пускали стрелы, тут же уносились прочь, а их место занимали другие. За считанные минуты стены стали похожи на ежа. Повсюду – с навесов стен, с крыш домов, из земли – торчали татарские стрелы. На площади, у котлов, билась в агонии женщина. Остальные в страхе убежали в избы. Несколько ополченцев, неосторожно высунувшихся со стены, были убиты.
Я зарядил арбалет, не поднимая головы, высунул руку за стену и спустил тетиву. Тут и целиться не надо: сплошная масса людей и лошадей, в кого-нибудь, да попадет. Просто было противно – сидеть и бездействовать.
Десятник сразу заметил и шикнул на меня:
– Чего болты зря переводить? Подожди, пока на приступ пойдут!
– А сейчас не приступ?
– Нет, попугать хотят, силу свою показать. На конях они не штурмуют. Может, сегодня и не будут. Чай, в окрестных лесах пленники из деревень лестницы срубят, вот с ними они и пойдут. Стены-то невысоки, не Псков, чай, али Новагород.
И правда, поорав и постреляв, татары отхлынули, только пыль оседала на стены.
– А чего же они зажженными стрелами не стреляют? – проявил я осведомленность.
– Зачем же зажигать? Добыча сгорит. В целости взять хотят. Ладно, дозорным остаться на стенах, остальным – вниз. Наши стрелы достать можно, соберите, пригодятся ещё.
Глава IV
Спать нас уложили в ближних избах: если распустить ополченцев по домам, не соберёшь во время нападения. Хотя бывалые воины утверждали, что по ночам татары не воюют. Языка бы взять, узнать, один ли мурза Бакжа пришёл, или соседние города осадили другие мурзы? Ждать ли помощи? Что замышляют татары? Упреждён – значит вооружён. Плохо у них здесь с разведкой, да и тактики никакой. Увидел – стреляй. Напали – обороняйся. Никакого полёта мысли. При численном превосходстве и хитрость нужна.
В голове теснились разные соображения, заснул я поздно. С утра нашёл десятника.
– Слушай, Панфил, надо бы языка взять.
– Чего взять?
– Ну, пленного из татар, да поговорить с ним, что они замышляют.
– Что они могут замышлять – город взять, и вся недолга. Язык какой-то придумал.
С тем я и ушёл.
День прошёл относительно спокойно, татары накатывались лавой, осыпали тучей стрел и исчезали. После каждого наскока у нас были и убитые, и раненые. Если так и дальше дело пойдёт, татарам и штурмовать не придётся, через месяц город защищать некому будет. И береглись ведь, но иногда вскипала кровь, высовывался воин или ополченец, пускал стрелу в нападающих, и почти всегда падал сам, утыканный стрелами. Даже кольчуги не спасали: татары стреляли бронебойными стрелами с узкими гранёными наконечниками, а кольчуги были не у всех городских.
После обеда я отозвал своих молодцов в сторонку, объяснил, что хочу взять пленного, нужна их помощь и верёвка.
– Верёвку найдём, не вопрос, а что ты задумал?
– Потом узнаешь, ваше дело на стене ночью сидеть, по моему сигналу пленника на стену втянуть.
После обеда удалось вздремнуть – ночью надо было быть бодрым. Дождался вечера, стемнело. Ополченцы и дружинники с облегчением покидали городские стены: удалось пережить ещё один нелёгкий день.
Мои хлопцы забрались на стену, прихватив верёвку. Я отошёл в сторону, чтобы меня никто не видел. И в моё-то время прохождение через стену вызвало бы большое удивление, а в средние века сразу обвинят в дьявольщине, сожгут на костре – и все дела.
Прижался к стене, нажал, ощутил сопротивление дерева и… прошёл сквозь стену. Сразу за стеной начинался ров с водой, грязной, застоявшейся, с мусором и зелёной ряской. Осторожно, вдоль стены, чтобы не свалиться в ров, дошёл до моста перед воротами и вышел в поле. Вдали мерцали многочисленные костры татар, указывая направление. Да тут и заблудиться было сложно, куда ни пойди – наткнёшься на них, город окружён. Только с одной стороны, где река Сосна, татар не было, но плавать в ледяной воде я не собирался. В открытую, не таясь, шёл по полю. Было темно, сомнительно, что меня кто-нибудь сможет увидеть.
Моя самонадеянность чуть меня не подвела, слух выручил. Невдалеке послышался тихий разговор, я упал на землю и замер. Рядом, буквально в трёх шагах, проехали двое конных: всё-таки мурза отрядил дозорных, опасаясь ночного нападения. Впредь надо быть осторожнее.
Выбрав место, где между кострами разрыв был побольше, направился туда. Лёг на землю и пополз к близкому лесу. Я рассудил так: делать мне в стане татар нечего – языка татарского не знаю, одет как русич, меня схватят или убьют сразу же. Значит, надо спрятаться в лесу: по нужде, небось, в лес бегают, тут я и подстерегу языка. Плохо, что я один, но вдвоём или втроём просочиться было бы сложнее.
Отойдя от опушки вглубь метров на двадцать, прижался к сосне и замер. От костров раздавался смех, ругань, слышался стук – воины бросали кости. На кострах жарилось мясо; татары подходили, ножами срезали уже готовый кусок и, обжигаясь, толкали в рот. Жирные руки вытирали о халаты.
Вот один воин нырнул в лес, воткнул в землю копьё, облегчился. Далековато; осторожно подбираться – долго, броситься – ветка хрустнет, татарин тревогу поднимет. Надо ждать.
На небе ярко сверкали звезды, наверное, утром будет холодновато. Мне и сейчас было нежарко – стоять приходилось почти неподвижно.
Ага, после нескольких часов ожидания появилась цель. Пошатываясь, видимо от изрядно выпитого кумыса, в лес вошёл татарин. Расстегнул пояс, сыто отрыгнул, уселся. Я осторожно, скользя ногами по земле, чтобы не наступить на ветку, приблизился. В самый последний момент татарин что-то почувствовал, повернул голову, тут я его и тюкнул аккуратно ручкой ножа по темечку. Войлочная шапка смягчила удар, но, тем не менее, татарин упал лицом вперёд.
Я натянул на него штаны, заткнул рот кляпом, связал сзади руки. Выждал ещё с часок. Лагерь противника утихомиривался, костры догорали. Пленник мой очухался, задёргал ногами. Ну да, похмелье после кумыса получилось неожиданным. Я повернул его к себе лицом, показал нож. Пленник понятливо закивал головой. Я рывком поднял его и, взяв за руку, повёл. Очень удачно получилось пройти мимо костров. Теперь бы поле пересечь.
Быстрым шагом мы удалялись от лагеря; я вертел головой и прислушивался. Правду говорят в народе – везёт дуракам и начинающим. Мне повезло, дошёл с пленником до ворот, тихо свистнул. Со стены свесилось несколько голов.
– Атаман, ты?
– Я, спускайте верёвку.
Сверху упала толстая пеньковая верёвка. Я завязал татарина узлами поперёк туловища, подёргал за верёвку:
– Тащите, только осторожно.
Хлопцы потянули, татарин смешно сучил ногами в воздухе, ударяясь о стену то головой, то задницей. Всё, втащили. Теперь можно и мне. Отойдя чуть в сторону, вжался в стену и вышел уже внутри города.
Хлопцы положили татарина на стену и вглядывались вниз, высматривая в темноте меня. Я засмеялся; парни обернулись, увидели меня и остолбенели.
– Чего стоим? Спускайте нехристя вниз.
Пленника подтолкнули, он засеменил ногами по лестнице и, не удержав равновесия, грохнулся вниз, замычал: во рту до сих пор был кляп. Я поднял его, вытащил кляп. Пленник открытым ртом жадно вдохнул воздух и вдруг заматерился. От неожиданности я растерялся. Хлопцы стояли вокруг и ржали.
– Ты по-русски понимаешь?
– Мала-мала.
– Парни, поспрашивайте у дозорных, понимает ли в городе кто-то по-татарски, поговорить с ним хочу.
Через полчаса поисков ко мне привели заспанного ополченца.
– По-татарски понимаешь?
– А что, толмачить надо?
– Да вот, поймали нехристя, поговорить хотим.
– Это можно.
По-быстрому расспросить я решил прямо здесь.
– Сколько воинов у мурзы?
Ополченец исправно переводил.
– Много.
Я от души врезал ему по морде.
– Сколько воинов у мурзы?
– Десять раз по сто.
– Молодец, будешь правильно отвечать – никто не тронет. Будешь врать – завернём в свиную шкуру, не попадёшь в рай. Уяснил?
Пленник закивал головой.
– Что собирается делать мурза?
– Город на копьё брать.
– Ну, это мы и без тебя знаем. Что завтра, тьфу, уже сегодня делать будет?
– Пленные лестницы сделали, штурм сегодня, однако, будет, Аллах поможет город взять.
Глаза его злобно сверкнули.
– Ты глазками не сверкай: первый, кто умрёт в городе, если татары через стену ворвутся, – это будешь ты.
– Бачка, зачем меня убивать, меня обменять можно, мы много пленных взяли.
– Мурза один пришёл?
– Нет, с войском.
– Дурак, понятно, что с войском. Кроме мурзы есть ли другие воины, не пошли ли они в другие города?
– Нет, нет других. Мурза Бакжа сам решил по землям русичей пройтись. Летом в походах не везло, добыча маленькая была, да ещё и засуха. Зимой в юрте сидеть надо, кумыс пить, но мурза поднял воинов в поход.
Так, уже какая-то ясность.
– А где штурм будет?
– У всех трёх ворот.
Мы с хлопцами взяли пленного, пошли к избе, где ночевал воевода. Постучали в дверь, воевода вышел быстро, в кольчуге и при оружии, видно, спал одетый.
– Что случилось?
– Вот, языка, тьфу, пленного взяли. Поговорить не хочешь? Говорит, что сегодня штурм будет у всех ворот сразу, лестницы уже готовы.
Воевода повернулся к толмачу, видно, его в городе знали.
– Спроси, есть ли у них тараны и камнемётные машины?
После перевода татарин отрицательно покачал головой. Я со своей командой повернулся и пошёл назад. Мы своё дело сделали, пусть теперь воевода думает, а моя совесть чиста.
Уж светало; мы подошли к своим, я отыскал проснувшегося десятника, передал, что рассказал пленный. Сонная оторопь с него сразу слетела: женщинам велел кипятить воду и смолу, воинам далеко от стены не отходить, да есть поменьше. С этим я был согласен на все сто: при ранениях в живот это опасно, лучше быть голодным. Сам же я с чувством выполненного долга завалился на душистое сено под навес и уснул, допреж наказав своим разбудить перед штурмом, но не будить по пустякам.
Кажется, только положил голову и уснул, как тут же и разбудили.
– Чего ещё случилось?
– Так сам велел разбудить. Татары на приступ идут.
Сон мигом пропал. Вскочив, проверил оружие и побежал к стене. Воины и ополченцы были уже наверху. Поднялся и я, присоединившись к своим.