И меднокожие своих выборных на общий собор прислали, Кими им переводила негромко. Те головой качали, но тоже видно – сопереживали услышанному. Гуронка пояснила, что подобной лютости здесь никто не выказывал. Правда, говорят, что где-то на полдень, очень далеко от этих мест, за Великими равнинами диких туров есть племя, что людей вместо мяса ест. Но столь далеко, что такое за сказку считают.
Разбирали сирот по семьям, что детей, что старух со стариками – всех определили. Никого не бросили. Помогли потери близких и родных пережить, обогрели души замёрзшие добротой и лаской. Пожилым – словом добрым да уважением. Поначалу-то тяжело новеньким пришлось, многого пугались. Боялись людей меднокожих, зверей невиданных да чудов лесных. Потом привыкли. Оттаяли. Дело и детям нашлось, и старикам. Молодёжь по лесу бродит, грибы-ягоды да орехи собирает. Старики – что посильно. Кто ложки режет да прочие нужные вещи, кто оружие поправляет – перебирает кольчуги поизносившиеся, стрелы насаживает, оперяет. Их много нужно. Никогда в достатке не бывает, сколь ни наделай. Старухи с меньшими тетёшкаются, собрали грудничков да тех, кто ходить ещё не может, в единой большой избе, и бабки за ними ухаживают, а матери на работах общинных не отвлекаются. Прибежит такая, грудь достанет, накормит дитятко. Коли молока у иной недостаёт, товарки помогут. Не жалко. Род один. Племя одно. Чего делить? Нечего. Князья, конечно, жалеют, что такое случилось на родине, только что уж тут? Ждали-то мастеров, мужчин крепких с жёнами, а вышло… Но это дело святое. Никто не ропщет. Тем более что от всех толк есть. И немалый.
Храбр князьям доложился, передал тайные вести да поведал, что лучше двулодники строить. Уж больно хорошо кораблик получился. Вызвался по весне с отрядом охотников спуститься через леса к морю синему, там пристань поставить, кораблик такой срубить. Но, поразмыслив, порешили сделать иначе: вернуться в замерзающий залив исполинский, обойти берега да спуститься вдоль берега до этих мест. А туда направить отряд воинский, с припасами. Двулодник уже опробован, проверку прошёл делом. А на новом месте из сырого дерева рубить – толку от такого корабля не будет. Лучше леса заготовить поболе, чтобы через год-два построить хотя бы четыре-пять подобных.
Йолла услышала, какие речи муж ведёт, которого два месяца не видела, разозлилась. Словно огнём вспыхнула. Мужчины посмеялись украдкой – будет охотнику-розмыслу дома на орехи. И верно – отлучила тугаринка супруга от ложа на неделю. Пока тот не взмолился, не пообещал с собой взять в путешествие неведомое. Тогда только отошла, простила.
А вскоре снег пал, и в один из дней услыхали славяне звуки била оленеводческого – то гонцы от племён иннуитских да луораветланских едут, оленей погоняют. Везут товары обещанные да девок, как договаривались, самых уродливых…
Глава 18
Снова зима идёт. Неспешно. Спокойно. День за днём, ночь за ночью. Отшумели Колядки и Велесовы дни, миновала Мара и Кощеев день, Масленица пришла, пекли блины, круг Ярилин чествуя, первые капли увидели, с крыш падающие. Спокойно время прошло. Прибавилось ещё детишек в граде-поселении, повыходили замуж новые жительницы, которых на ножи да топоры обменяли. У некоторых в семье по второму ребёнку появилось, а у кого ещё нет, то ждали.
Смотрит Брячислав на это, и сердце радуется. Растёт град. Не по дням – по часам. Прибавляется в нём жителей. Уже чуть ли не вдвое против прежнего народу стало. Кто здесь родился, кто с караваном прибыл. Сам князь второе дитя ждёт. И брат его тоже. Повезло им. Редко кому в жизни так удача повернётся. Живут душа в душу. Кими добрая, ласковая. Эпика-сноха такая же. И между собой молодки дружат, друг другу помогают. Мир да лад в семье. Благословили боги, видимо. Поначалу удивляло, что меднокожие из племени его супруги, кроме той трубки мира, больше в тереме не появлялись и с ней вообще не общались. Даже внимания не обращали, когда та на улице им навстречу попадалась. Потом узнал, что, коли оставили её одну, судьбу богу Маниту вручили, значит, нет её среди живых для них. Умерла, и обряд похоронный по ней справлен. Просто существует кто-то похожий на деву, её лик и душу себе взявший. Подивился князь – что только на свете не бывает!
Жрецы для детей привезённых устроили обучение. Собираются отроки и девы в старой дружинной землянке, которая теперь ненужная стоит, и учат их грамоте и счёту, наукам разным. День занимаются. Потом по домам. А вечером смена приходит – отцы их и матери и даже из племени меднолобых, что со славянами зимует, отроки и жёнки. Последние, правда, языку учатся. Благо Кими по мере сил помогает. Путята-жрец сразу сказал, что каждый в граде должен грамоту знать, стар ли он, молод ли. Раз на новые земли пришли, значит, должны и уклад под себя создавать другой. Места другие – и жить по старинке не всегда хорошо. Качали головой многие, услышав эти слова, да победил жрец всех спорщиков одним доводом: мол, не будь нового, до сих пор в пещерах жили бы, сырое мясо ели и, как здешние, с камнями да костью на охоту ходили. Если бы дожили. Пораскинули умом люди, согласились. Не жажди душа человечья знаний, так и сгинул бы народ славянский в веках. Постановили – быть по сему. Каждый житель града должен грамоту знать и счёт. Запечатлели сие на досках дубовых морёных, кои повесили в центре городка на столб высокий вместе с законами общины. Немного их, но каждый её член с молоком матери впитывает. Ибо говорят они одно – будь честен, совестлив, добр к своим. Живи для блага всех, и все будут счастливы, ибо каждый из общинников и для тебя живёт. Помогай соседу в делах его, и он тебе не откажет. Ну и ещё несколько таких законов вырезали, да к ним правду славянскую тоже добавили, древнюю.
А чудесами рукотворными в другом месте занимаются, при храме. Туда отроков да девиц, что умом быстры, водить начали, свойства трав да ягод лесных лечебных рассказывать, какие каменья в земле имеются, объясняют, и сколько пользы они принести могут. Ибо нет ничего на земле-матушке, что не может быть полезным для человека…
А там и Ярило в силу вошёл, прогрел землю, снег растопил, высушил луга и леса, поля и долы, настала пора поля пахать, людей на прииски-рудники посылать. Поскольку времени до того, как Ледяное море, которым прозвали залив величественный, что в море-океан дорогу держит, очистится от торосов и глыб из замёрзшей от холодов воды, ещё много. Выгоняли впервые на пахоту быков подросших, из того стада, что в лесу в закрытой долине паслось. Приучили их подчиняться человеку. Тянут могучие звери плуг составной, с острым лемехом. Режет тот землю, словно масло, отворачивает пласты жирные, ждущие, когда рука человека бросит в борозду зерно, жизнь дающее. Меднокожие, что в граде прижились уже совсем, даже насчёт изб стали поговаривать, диву дивятся, не могут понять, что бледные делают. Пояснили им. Через их же детей. Благо те очень быстро выучились языку славянскому. Да так всегда бывает: коли малым человек попадает в чужую страну или град, то учится речи намного быстрее взрослого.
Да и нравилось им среди белых жить. Никто их не обижает, угощают разными диковинками, в школе наравне со своими учат. А праздники! На санках кататься с горки, или на коньках стальных по льду озера замёрзшего? А когда и в больших санях, да на тройке с бубенчиками, под пение гудков да сопелок – и горят тёмные глаза восторгом, и смех звонкий сливается в один весёлый гомон. Тем более что незамужних девок да вдов молодых среди меднокожих быстро холостые дружинники оприходовали. Взяли и с детьми, не больно чинясь. И разницы не было, что отец у дитя раньше гуроном был, – теперь другой папаша его воспитывает, своё имя дав. Правда, опять на всех не хватило. Остались ещё неженатые среди градских. Иннуитов до снегов ждать не приходится. Те на торговлю девок почти не привезли. Видно, в первый раз всех отдали. Всего-то двадцать доставили.
Зато прочих товаров – полно! И плёнку лёгкую непромокаемую, коей трюмы затягивать на лодьях удобно, и зуб зверя морского, драгоценный. Китовый ус, шкуры, воды не боящиеся, слёзы солнца. Тех чуть ли не сотню пудов привезли. Князья со жрецами, подумав, решили половину в Аркону отправить, а вторую здесь оставить. На всякий случай. Вдруг придётся торговать с кем, а что лучше золота к оплате подходит? По себе судили. Старыми привычками. На да ладно. А луовары уехали благостные, поскольку славяне тоже сполна обещание выполнили. Повезли три тысячи наконечников стальных для стрел. Тысячу – для копий. Пятьсот ножей, да столько же топоров. Заодно договорились насчёт следующего торга, что тем и другим надобно. Расстались довольные друг другом, решив на будущее мир держать…
Закончился сев. Наступила вторая страда – скота много, необходимо сено заготавливать. Да огороды, да лес, да стройка. И рудники… Не хватает рук, а тут ещё караван нужно в Аркону посылать, везти товары и золото, назад – поселенцев. Да и Храбр собирается вдоль берега земли новой пройти, спуститься дальше на полдень… Хоть разорвись! Вот и ломай голову, кого куда нарядить. Сидят поздним вечером оба князя, думу думают. Не хотят людей обидеть.
Вдруг воин вошёл, доложил, что хотят вожди меднокожих с ними встретиться по делу очень важному, неотложному. Удивились братья, но позволение дали. Кликнули супружниц своих, поскольку явились опять старики. А они речь новую не освоили, толмач нужен. А Эпика – чтобы Кими не так страшно было. Уж больно боялась она бывших своих соплеменников. Явились молодки, поклонились по новому обычаю, уважение выказывая, сели, внимательно слушая. А старики речи завели нелёгкие. Над коими размышлять нужно, ошибок не делая. И быстро. Поскольку времени на долгие раздумья нет… Поведали вожди, что этим летом на Великих равнинах, где зимой дикие туры гуляют, состоится Большой совет вождей. Такой бывает раз в десять лет. И решаются там вопросы разные. Но явиться туда будет необходимо, поскольку если от какого племени никто не приходит, то считается это племя умершим, и из Пояса всех племён его убирают. А земли их и охотничьи угодья делят между остальными. Путь до места, где Совет будет, – два месяца пешего пути. Но если гуроны не явятся, то земля вокруг озёр Великих достанется кому-то другому, как жребий укажет. И тогда… снова воевать придётся.
Сказали старцы, словно припечатали. Сидят, смотрят глазами немигающими, что им славяне скажут. Братья переспросили Кими, верно ли она перевела. Та подтвердила и вспомнила, что, когда ещё дитём была, посылали великий отряд на такой Совет. Поскольку помимо всего прочего племени ещё и доказать нужно, что достойно оно на Вампуме племён быть. Что сильны воины племени, что плодовиты женщины их и можно такое племя считать могучим и уважаемым. Переглянулись князья – ведь если Совет порешит передать эти места другим меднокожим, то воевать по-любому придётся. А ну как те, что придут, не станут так, как гуроны, честно драться, а начнут поля жечь да вытаптывать, из засад нападать, водоёмы травить? Что тогда?
Вожди, угадав мысли их, снова слова произнесли. Коротко, но ясно: осталось от племени всего сорок человек. Остальные все в славяне ушли. Их род приняли. И им, оставшимся, даже не собрать достойное сопровождение. Скво молодые в жёны к славам ушли, и довольны этим. Мужья новые их не обижают, в рабстве не держат. И женщины из племени мужей к ним тоже как к равным относятся. Это хорошо. Детей племени так же приняли. Как своих. Разницы не делают между ними и своими. Это тоже хорошо. Старикам и старухам племени славы помогают, почёт и уважение к возрасту и опыту выказывают. И это очень хорошо. Не считают бесполезными, помогают во всём. И потому вожди, посовещавшись в своём вигваме, порешили просить славских вождей представить их на Большом совете племён как единое племя. Послать своих воинов в Великие равнины от лица и славов, и гуронов. Отряд должен составлять сто воинов и десять женщин. Первые должны быть могучими и умелыми. Вторые – красивыми и здоровыми. И теперь вожди хотят ответ услышать. Ибо времени до Совета совсем немного осталось.
Переглянулись братья, уж больно заманчивое дело предлагают им меднокожие: прими славов Совет как племя, земля, ранее гуронам принадлежащая, бескровно под их руку перейдёт. Кроме того, посмотрят, кто живёт на этой стороне, узнают, сколько племён. Ну и торговлишку завязать можно. Опять же прибыток и граду, и Арконе… И уже внутренне всё решив для себя, согласие дали. Вожди обрадовались. Даже на их лицах недвижных прочесть можно было великое облегчение. Порешили завтра дружину требуемую собрать. С ней пойдёт сам Брячислав. Возьмёт с собой Храбра. Нечего ему двулодник гонять. Поначалу лучше разведать, что за народы здесь обитают. Так что разницы между походами не будет. Возьмут и всех холостых с собой. Их как раз сотня и наберётся. Все на конях, естественно. Побратима Храброва, Слава, тоже возьмут. Благо тот тура своего выдрессировал так, что теперь мужчине молодому коня не нужно. А поскольку тур у здешних жителей что посланник их бога Маниту, то коли такой под Славом ходит, значит, в любимцах бога такое племя. Как-то сразу, не обсуждая, порешили принять имя новому племени, данное меднокожими, и с нынешнего вечера град назвали Славгородом. А жителей его славами.
Распрощались с вождями. Проводили до дверей лично. Уважение оказали к возрасту и статусу. А потом давай судить-рядить, кого из женщин послать. Ну да тут ясно, что Йолла, супруга Храброва, с ним поедет. Обещал он ей. А раз поход изменился, то пускай туда едет. Тем паче что тугаринка в седле родилась и, если что, из лука любого ворога в ёжика превратит. Порешили ещё Кими взять. Толмач нужен. Куда же без него? Гостомысл на хозяйстве останется, а Крут с караваном пойдёт. А кого ещё? Ну, раз Слав идёт, так и жёнку пусть с собой прихватывает, Анкану. Судили, думу думали долго, но к утру всё обговорили да порешили. На том и покончили с делом важным.
Едва Ярило небо осветил, собираться стали: выбрали лучших коней, доспехи, оружие. Собрали провизию. После обеда двинулись. И Путята-жрец с ними. Он, пока гуроны славянский язык учили, их молву освоил. Ну да для того, кто помимо родной ещё два наречия ведает, латынь и ирландский говор, четвёртая речь не так и сложна. Во всяком случае, объясниться мог. Перевезли посланцев на ту сторону одного из озёр, раньше в те места руки не доходили добраться, а теперь вот путь показали. Как приплыли, так и ахнули – прямо от воды начинаются те самые Великие равнины, о которых речь шла. Вскинул всадник передний шест со шкурой телёнка бизона, в цвет мира выкрашенной, белый. Чуть ниже шкуры – пояс висит. Правда, не племенной вампум заговорённый, а княжий. Алого сафьяна, с бляшками золотыми и серебряными дивной работы. Ради такого Гостомысл свой с праздничного кафтана пожертвовал на благое дело. Вожди меднокожие как подарок увидели, так и рты открыли – чудо невиданное! Не ракушки да бусы, а металл непонятный. Прежде незнакомый.
Позади всадника Брячислав едет. Возле – Слав-Волк на туре буйном. Рядом с ним – десяток воинов. Потом женщины. Йолла с оружием. Изготовил кузнец ей оружие по руке, как подарок побратиму на свадьбу. Далее – опять воины и две телеги, на коих припасы дорожные да подарки вождям племён и богу Маниту. Замыкают колонну опять же воины. Доспехи пока не надевают. Лишь оружие на поясах да у сёдел. Едут в рубахах белых, вышитых узорами алыми, у всех знак Громовника на груди. Един знак – одно племя. Брячислав повелел пока латы скрывать.
Ходко идут. Куда быстрее пешего. Телеги путь не сдерживают, быки шагают, веса не чуя. Лошадей никто не гонит. Идут привычным ходом. Псы и вовсе, взяли двоих – волка и волкодава, носятся вокруг каравана великого, ранее в этих краях не виданного. Передвигаются от водоёма к водоёму. Становятся на ночёвку – варят кашу, благо топлива хватает, навоза от туров солнышко насушило много. Воистину, стада неисчислимые здесь пасутся… Чем дальше на полдень, тем теплее становится. Трава гуще, но лесов нет. Впрочем, и без них дичи хватает. Главное – вода в достатке. А с умением и хваткой уж точно не оголодаешь. Так что идёт по равнине Великой караван, не бедствует.
Примерно на полпути, через две недели стали встречать попутчиков, в ту же сторону двигающихся. Такие же точно отряды по сотне воинов и десятку дев. Только пешие все. Хотя тоже несут знак мира и пояс на шесте. В одеждах праздничных, замшевых, узорами изукрашенных. Не ведают меднокожие лошадей. Нет их на равнинах Великих. Не водятся. И потому застывают, изумлённые, краснокожие воины и девы, увидев людей со светлой кожей и такими же светлыми волосами на зверях невиданных. А пуще того – при виде всадника на могучем туре, владыке равнин, послушном своему повелителю, словно пёс. Да и собаки у чужаков тоже невиданные. Громадные, под стать самим людям, да ещё и волк с ними бежит послушный, ручной. Падают ниц при виде чужих белолицых людей меднокожие люди, вжимаются в землю, пока не проследует мимо караван.