– Великий день сегодня у нас. Знакомьтесь – твой дядя Кожин Юрий, – старик повернулся к сыну, – и он тоже Юрий, тезка твой, жена его Анфиса, тяжела нынче, наследника ждем. Поднимем бокалы за встречу, сподобил Господь!
После обеда и долгих разговоров молодой хозяин и я спустились в подвал. По старой памяти я сразу сунул руку за балку в левом дальнем углу и вытащил запыленную бутылку. Мы поднялись наверх, в трапезную. Осторожно вытащили пробку и вытряхнули из бутылки пергамент. Я мысленно себя похвалил, что не завернул документ в кожу или холстину, за семьдесят лет уже сгнил бы давно. А так – пожелтел только. Я осторожно развернул документ – текст четко сохранился, да и сургучная печать на месте. Из-за правого плеча заглядывал в пергамент Юра.
– Вопрос только в том, сохранился ли этот банк.
– Кто знает, ехать надо.
Поднявшись в кабинет Михаила, я попросил небольшой помощи – одежду местную, оружие, немного денег на дорогу.
– О чем говоришь, брат мой! Все дадим. Когда в путь собираешься?
– Думаю завтра с утра.
Михаил позвонил в колокольчик, прибежал холоп.
– Проводи барина, пусть оружие выберет, одежду подбери. Потом ко мне приведешь.
Холоп проводил в комнаты первого этажа. Сначала мы подобрали одежду – пару рубашек, синюю и красную, штаны, кафтан, сапоги, картуз, ремень широкий, потом зашли в оружейку. Ба, здесь изрядно прибавилось железа! Я долго выбирал себе подходящую сталь, выбрал удобный нож в простом чехле, саблю и конечно же нарезной пистолет, вернее сказать – пару. Пощелкал курками, замки работали исправно. Холоп молча протянул мешочек с пулями и рожок с порохом. Я с вожделением посмотрел на штуцера в пирамиде, но посчитал штуцер вещью обременительной – тяжел, да и не на войну собираюсь. Воткнул пистолеты за пояс и поднялся к Михаилу.
– Вылитый отец! Одевался так же, да и оружие такое же носил. Похож.
Он обошел вокруг меня, осмотрел, похоже, остался доволен. Открыл ящик стола, достал небольшой мешочек.
– Серебро на дорогу. Завтра с утра наше суденышко в Рязань бежит, на лесопилку. Холоп утром проводит на пристань, предупредит капитана. Сейчас отдыхай, брат.
Я поблагодарил и вышел. Пока есть возможность, надо отсыпаться и отъедаться.
Утром, еще не забрезжил рассвет, меня растолкал холоп:
– Пора, барин.
Быстренько умылся, перекусил молоком со вчерашними пирогами. Дом еще спал, было тихо. Ночными переулками мы прошли по Москве к пристани. Вся команда была уже на борту, лишь у сходней стоял капитан. Холоп подошел, поговорил с ним, капитан кивнул, махнул мне рукой. Ну что ж, пора отплывать.
Плавание прошло без приключений, через три дня я уже был в Рязани, ветер дул попутный, да еще и вниз по течению плыли. Город изменился, то ли пожар у них тут был, то ли просто времени много прошло. Поплутав по городу, нашел постоялый двор. Заказав обед в номер, перекусил, заодно узнал, где банк. Оказалось, почти на старом месте. Оставив небольшую котомку и саблю в номере, отправился в банк.
Глава 9
Поплутав по незнакомым уже улицам, добрался до здания банка. У входа стоял здоровенный бугай при сабле, вероятно охранник. На меня он не обратил никакого внимания, и я свободно прошел внутрь. С момента, когда я был здесь в последний раз, число служащих увеличилось – за столами сидели в основном зрелые мужи, сосредоточенно скрипевшие гусиными перьями по бумаге, еще был слышен шелест бумаг. Я спросил – где управляющий? Один из тружеников пера и бумаги показал на дверь в конце комнаты. Постучавшись, я вошел. За столом сидел толстый, очень толстый мужичок, про которого в народе говорят "себя шире", и сосредоточенно шевелил губами, закатив глаза. Считал, надо думать. Я громко поздоровался, мужичок вздрогнул.
– Вы кто такой?
– А здороваться с клиентами вас не учили?
– Здравствуйте, а вы разве наш клиент? Что-то я вас не помню.
– Еще мой дед (тут я слукавил) положил деньги и учредил этот банк.
Мужичок аж подскочил на стуле.
– А бумаги есть ли?
Я достал из кафтана пергамент, сунул его под нос управляющему. Прочитал он его быстро, надо отдать должное. На лице обозначилась слащавая улыбка.
– Садитесь, слушаю вас, какая необходимость привела вас к нам?
– Деньги хочу забрать. Все, с процентами.
Управляющий позвонил в колокольчик. На пороге возник труженик пера и бумаги.
– Посмотри по регистрам и записям долговой книги – Кожин Юрий – сколько числится и проценты.
Труженик исчез. Прошло полчаса, управляющий начал нервничать, снова позвонил в колокольчик. Труженик появился снова: "Считаем, господин". Прошло еще около часа, пока на стол управляющему положили бумагу. Тот прочитал и узенькие, заплывшие жиром глазки округлились. Он побарабанил пальцами по столу.
– С процентами много выходит. У нас сейчас столько и не будет.
– Хорошо, давайте, сколько есть, на остальное расписку пишите – позже заберу.
Я встал, подошел к столу и взял бумагу. Да сумма изрядная по нынешним временам – больше двадцати тысяч. Наскребли около семи. Я выходил из банка с небольшим мешком денег и распиской. Медяками я не брал, в основном серебро и немного золотых. Так, и куда мне теперь с таким грузом? Не кошелек, чай, весу поболее пуда будет.
– Эй, служивый, – обратился я к бугаю, – повозку или экипаж не сыщешь ли?
Я кинул ему серебряный рубль. Бугай схватил на лету, немного отошел от банка и свистнул. Из переулка выкатились дрожки. Сел, отъехали, кучер повернулся узнать – куда ехать?
– Кого-нибудь из ювелиров-златокузнецов знаешь?
– Как не знать, барин, вмиг доставлю.
Остановились у каменного дома, что уже говорило о статусе владельца. После знакомства с ювелиром я сразу взял быка за рога – хочу купить бриллианты и другие какие камни. Ювелир молча кивнул, вышел и вернулся с небольшой шкатулкой – на черном бархате сиротливо лежали три камешка. Я их внимательно осмотрел, да толку – понимал я в них не много. Сторговались, я отсчитал из мешка деньги, убыло немного.
– А еще есть ли?
– У меня нет, в городе еще у одного ювелира могут быть несколько камней. Я дам слугу, он покажет дорогу.
Второй ювелир смог продать десять бриллиантов, не очень крупных, но чистой воды. Расплачивался серебром, приберегая золото. Мешок изрядно уменьшился, но все же был тяжел.
– Давай на пристань, – распорядился я кучеру.
У причала стояли несколько ушкуев, одна шхуна и десяток парусных лодок. Я хотел арендовать одно из судов, чтобы быстрее добраться до Москвы. С такими деньгами рисковать не очень хотелось. Удалось с трудом договориться с владельцем одного из ушкуев, он заканчивал разгрузку. Договорились выйти утром, я оставил задаток и поехал на постоялый двор. После ужина я наказал хозяину разбудить с рассветом, приготовить в дорогу пирогов и вареную курицу, а также повозку.
Утром, только встало солнце, я уже был на причале. Хозяин судна ждал у сходней и, как только я взбежал на судно, мы отчалили. Во избежание сомнений я сразу отсчитал хозяину все деньги. Мне выделили крохотную каюту на корме, где была узенькая койка и больше поместиться просто ничего не могло. Слава богу, путешествие не должно быть продолжительным, перекантуюсь. Пустое судно резво бежало под парусами, я стоял у борта, разглядывая и кое-где узнавая знакомые мне места. В голове теснились мысли – а что теперь? Открывать ли в Москве лечебницу или удариться в бизнес. Вроде как и то и другое получалось у меня здесь неплохо. Судя по годам, скоро Петр I войдет во власть, выстроит город на Неве. Ему нужны будут грамотные люди. Только как приблизиться к нему? Ведь не карьеру хочу сделать, родине помочь, себя нужным ощутить. Так и не решив, пошел спать.
Спал до ужина, когда хозяин пригласил покушать. Ушкуй уже стоял у берега. На поляне горел костер, что-то булькало в котле. Поужинали, выпивать я не стал, а хозяин и не настаивал. Спать улегся в каюте, из-за духоты оставив дверь открытой. Долго ворочался и уже начел дремать, когда до меня донеслись тихие голоса. Разговаривали двое, где-то в районе мачты. В разговоре прозвучали несколько слов, которые меня насторожили: "всех… сразу хозяина… сказал – мешок может… соглашайся". Эге, затевается что-то недоброе. В темноте, на ощупь я проверил оба пистолета, положил на койку саблю, вытащив ее из ножен, проверил, как выходит из ножен нож. Один только неясный момент – капитан с ними или нет? Вся команда решила поразбойничать или наиболее отпетые решили устроить бунт? Потихоньку найти капитана и рассказать ему? А если он в сговоре? Хотя нет, непохоже. Если капитан в сговоре с командой, кто не давал им напасть на меня днем. И как сообщить хозяину судна, я даже не знаю на берегу он или на судне. Если ходить искать, неведомые мне противники насторожатся, наверняка кто-то из команды приглядывает. Будь что будет, решил ждать. Хорошо хоть выспался, сон сморить не должен.
Еле слышное шлепанье босых ног. Я встал за узкую дверь, в обеих руках по пистолету. Шаги замерли перед дверью, тихий шепот и в проеме двери возникли два силуэта. Один метнул длинный нож в койку, если бы я там лежал, мне бы не сдобровать. Я тут же выстрелил из обоих пистолетов по разбойникам. Оба свалились на палубу. Бросив пистолеты на койку, я схватил саблю и выскочил из каюты. На берегу слышалась возня, в свете догорающего костра мелькали тела и тени, слышались звуки ударов. На палубе корабля никого не было. Бросился по сходням на берег. Кто-то кого-то бил, мелькали ножи. Кого из них бить, кто разбойник, а кто остался верен хозяину? За день пути я даже всех лиц не разглядел. Ага, вон в стороне двое нападают на одного. У всех в руках ножи. По-моему, похож на хозяина. Надо выручать. Я подскочил сзади и рубанул саблей по руке, нож упал и, обливаясь кровью, матрос упал. Второй замешкался – и капитан ткнул его в живот ножом.
– Спасибо, вовремя подоспел. А кто стрелял на судне?
– Двое напали, – коротко пояснил я.
Капитан закричал:
– Федор, Лука, Никита, все сюда!
К нам пробивались двое. Три бездыханных тела лежали на поляне. Ну вот, вроде теперь понятно, кто за кого. Мы бросились на помощь команде, капитан бросился в самую гущу схватки, я прикрывал ему спину. Пару раз пришлось здорово помахать саблей, что против нее ножи, даже длинные. Дело было сделано. Капитан обошел оставшихся. В живых осталось трое человек команды, трое были убиты и двое раненых бунтарей сидели, зажимая раны руками.
– У, душегубцы, давно я к вам приглядывался, носом чуял – неладное что-то. Случай подвернулся – пассажир наш двух самых скверных застрелил. Не он, уже к Богу наши души отлетели бы. – Он повернулся ко мне: – С этими что делать будем?
– А посаднику в ближайшем городе сдай, коли рук марать не хочешь и грех на душу брать.
– Быть посему, связать татей!
Разбойников связали, бросили в трюм. Тела убитых завернули в парусину и привязав по камню, бросили в воду. Отдышались, выпили за упокой.
– Трудновато с судном управляться будет, людей мало, хорошо если ветер попутный будет, а то на весла сажать некого. Плохо, что кормчего убили, реку знал хорошо. Бог даст – дойдем.
До утра уже не спали, прибирали судно, окатили палубу водой от крови, приготовили немудреный завтрак. Как только первые лучи осветили воду, оттолкнулись от берега. За рулевое весло встал сам капитан. По мере своих знаний я помогал матросам – закрепить парус, перевязать шкоты. Когда выдалось свободное время, подошел на корму к капитану, встал рядом.
– Видно, Бог тебя послал, помог от душегубов уберечься, спасибо. Меня Тимофеем звать.
– Юрий Кожин, из Москвы.
– Да и мы недалече живем. Истринские мы.
– Что же у тебя, Тимофей, команда такая, без малого жизни не лишили, да корабль не отобрали.
– Шкипер набирал, убили его. Самому надо было, да на шкипера понадеялся. Дел-то на берегу много – груз найти, загрузиться, доставить вовремя на судно продукты, паруса, смолу, веревки, за всем не уследишь.
– А судно-то чье?
– Брата моего, от лихоманки позапрошлым годом умер. По наследству – женка его владелица, а управляюсь я, его семью кормлю и сам кормлюсь.
– Предложение у меня к тебе, Тимофей. Не хочешь ли ты мне служить вместе с судном и командой? Команду сам подберешь, пока в Москве стоять будем. Платить буду не меньше, чем до этого зарабатывал, а плавать будешь – куда я скажу. Тебе выгодно – груз самому искать не надо, зимой, когда лед на реках встанет – корабль чинить, к весне готовить будешь, а жалованье все равно идти будет. Подумай.
– А чего думать, согласен я, иногда бегаешь, бегаешь по купцам – ну нету грузов, хоть и сезон. А команде деньги вовремя дай, семьи две опять же кормить надо. Так что не сомневайся, служить на совесть буду, не подведу. Ты, я вижу, человек серьезный, вон как укорот разбойникам дал, да не только за себя постоял, мне и команде помог, хотя мог и на судне отсидеться.
Мы скрепили наш договор рукопожатием. Не сглазить бы. Деньги есть, судно есть, теперь бы и дело найти да своим жильем обзавестись. Хотя и мой дом в Петроверигском, да формально прав на него не имею. К вечеру дошли до Коломны. Мы с капитаном сошли на берег, пошли искать посадника, все же разбойников сдать надо, да про убитых рассказать. Посадник, хотя и дома был, а не на службе в городской управе, нас принял, выслушал, стражу позвал – разбойников в городскую тюрьму перевезти велел. Когда обоих вытащили из трюма – один уже еле дышал, наверное к утру отойдет, а второй хотя и бледен был, держался неплохо. Жить по чести не хотел, теперь в петле палача или на плахе жизнь закончит. Сам выбрал свой путь, никто не толкал.
С утра пошли на суд. На ушкуе для охраны остался только один вахтенный. Суд был при городской управе, судил посадник. Выслушал нас, заслушал разбойника, второй так и умер в тюрьме, не дождавшись суда. Может, оно для него и лучше. При стольких свидетелях отрицать свою вину было бесполезно. Приговорили к повешению, что и было немедля исполнено. Правильно, что за казенный счет ублюдка кормить. Мы поклонились посаднику за справедливый суд и стали спускаться по ступеням.
В это время прямо ко входу лихо подкатила четверка коней с экипажем. Сзади гарцевала охрана – четверо конных. Лакей соскочил с задка кареты, раскрыл дверцу, откинул подножку. Из кареты задом вперед вылез упитанный господин в добротном камзоле, в белых чулках, при шляпе, но без оружия. Ни шпаги, ни сабли я при нем не увидел. Господин медленно и важно стал подниматься по лестнице, а навстречу из дверей управы выскочил посадник, согнулся в поклоне. Видимо, отвлекся важный чин, не поберегся, соскочила нога со ступеньки, да и грохнулся. Посадник тут же подскочил, пытаясь помочь встать. Но господин лишь ругался, в основном по-немецки. Наконец, совместными усилиями ему удалось встать, однако идти, да что там идти, даже опереться на одну из ног он не смог.
"Вывих или перелом лодыжки".
Господина внесли в управу его дюжие охранники. Когда я попытался пройти следом, меня остановили.
– Я лекарь, хочу посмотреть, что с господином.
Старший охраны бросил:
– Стой здесь. Сейчас узнаю у господина Лефорта.
Меня как водой окатило. Не Франц ли Лефорт, швейцарец, будущий советчик Петра? У охранника я спросил:
– Не Франц ли господин?
Охранник кивнул. Старший вышел и позвал меня внутрь. Лефорт лежал на диване, обе ноги со снятыми туфлями покоились на подушке, на лице было страдальческое выражение.
Я поклонился.
– Юрий Кожин, лекарь. Не дозволите ли осмотреть вашу ногу, сударь?
– Та, та, нога болеть, надо лечить.
Я осторожно стащил с ноги чулок. Нога в голеностопе уже распухла, наливалась красно-синюшным. Осторожно прощупал – да, вывих. Попросил старшего из охраны придержать ногу, резко дернул и повернул стопу. Со щелчком стопа встала на место. Пациент заорал от боли. Старший сделал угрожающую рожу и двинулся ко мне.
– Быстро давай холстину, туго перетянуть ногу надо.
Старший в растерянности остановился. Франц перестал орать, боль уходила.
– Что стоишь, делай, как сказали.
Охранник крутил головой, да где в служебной комнате посадника найдешь холстину. Франц прошипел:
– Снимай рубаху, рви исподнее, режь!
Охранник мгновенно разделся, под верхней шелковой рубахой была нижняя, более плотная. Ее-то мы и порезали на длинные полосы. Я туго подбинтовал сустав. Франц уже лежал спокойно.
– Молодец, абге мохт, я уже здоров?
– Надо три-четыре дня не ходить, ногу поберечь, нужен покой, лежать в постели.
– Дел много, как же лежать?
Я решил пугнуть:
– А то можно остаться хромым.
– Ист гуд. Ладно, послушаем лекаря. Дай ему денег.
Охранник сунул мне серебром рубль.
– Откуда будешь?
– Московей я, здесь проездом, разбойники нас пытались ограбить, людишек побили.
– Да, да, да. Просто беда с разбойниками.
Надо не упускать случай.
– Дня через три-четыре надо снять повязку и осмотреть ногу.
– Подойдешь в Москве в Немецкую слободу, мой дом тебе всякий покажет.
– Хорошо, господин.
Я слегка, на европейский манер, поклонился. Чертовски плохо, не знаю немецкого языка. Татарскому в плену научился, в своем времени английский учил, а вот немецкий?! Во время Петра многие его сподвижники говорили на немецком или голландском.
Мы с Тимофеем вышли из управы, поднялись на судно – и так уже целый день потеряли, правда, с пользой для меня. Франц Лефорт – это не купец или ювелир, я знал, что очень скоро он наберет вес, после Петра будет вторым человеком в государстве, в большом уважении у Петра.
К вечеру следующего дня пристали уже в Москве, на моей, вернее уже Михаила, пристани.
– Здесь будет место твоего причала. Без моего разрешения не отплывать. Держи пока деньги – расплатись с командой, набери новых людей, только отбирай потщательнее. Продукты заготовь, оснастку, где веревки гнилые – поменяй. Несколько дней я тебя беспокоить не буду. Если нужда какая возникнет – я пока в доме Кожиных, в Петроверигском переулке жить буду, а там видно будет.
Мы по-дружески расстались. Идти было недалеко, да и повозок поблизости не было, пошел пешком. Ополовиненный мешок с деньгами не сильно обременял, дошел быстро, даже не запыхался. Прислуга узнала, впустила. Я сразу прошел на второй этаж, в кабинет Михаила. Поздоровавшись, уселся в кресло. Достал из мешка деньги, отсчитал и вернул Михаилу.
– Спасибо, брат, выручил, но долг платежом красен, возвращаю, а вот саблю и пистолеты пока оставлю, они мне жизнь спасли.