Утром я с некоторой опаской шел к Сайрулле, но никакого беспокойства в доме не было. Ну, заболел раб – так и хозяин заболеть может. Нужный, конечно, раб, но и другие на его место найдутся. Нашелся – старый, кривой и злобный татарин Ахмед. Рабом он не был, на шее ошейника не было, но перед Сайруллой сгибался в три погибели. Раньше в доме я его не видел. Как выяснилось в дальнейшем – дальний и очень бедный родственник Сайруллы, которого тот вытащил из аула, когда возникла нужда. Был он недалек, хитер и злобен, но меня не трогал.
После случая с Мбатой внезапно я стал много оперировать. До этого хозяин как-то не пытался брать хирургических больных – так, по мелочи – гнойник вскрыть, небольшую рану ушить. Но где-то через месяц после моей разборки с Мбатой ночью прибежал слуга-татарчонок:
– Вставай, хозяин зовет.
Пришлось по-армейски быстро одеться и поспешить к хозяину. Тот с удрученным видом стоял возле лежащей на постели женщины.
– Моя любимая младшая жена заболела, думаю серьезно. Помогай.
Я вымыл руки, осмотрел пациентку. Понятно, внематочная беременность с разрывом маточной трубы.
– Срочно оперировать, иначе умрет.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Давайте побольше света – светильники, зеркала. Еще чистые простыни, мои инструменты, хлебное вино, настойку опия.
Сайрулла при упоминании о хлебном вине аж передернулся, как истый мусульманин. Но выбирать не приходилось, тем более вино не пить.
Я обрабатывал водкой операционное поле, дал выпить пациентке опиумную настойку. Пока она не начала действовать, как мог, объяснил Сайрулле, что я буду делать при операции и в чем он будет мне ассистировать. Видимо, его роль не очень ему нравилась, но деваться было некуда. Сделал широкий надлобковый разрез, стал ушивать сосуды, добрался до брюшной полости. Кровищи полно. Эх, электроотсос бы сюда, придется сушить салфетками. Когда подсушили полость, стала видна кровоточащая маточная труба. Пережал ее с обеих сторон зажимами. Показал Сайрулле‚ в чем причины и как выглядит это наяву. Вид у Сайруллы был бледноватый, но ничего, держался, хоть крючки держал. Плохо, что свет скудный, а из опия наркоз неважный, как хирурги говорят – живот дует, то есть мышцы не расслабляются. Подвел под трубу шелковые нити, перевязал, отсек разрыв трубы. По возможности осушил салфеткой полость от крови и послойно ушил. Перевязал и присел в изнеможении.
Все-таки оперировать такие серьезные вещи при плохом освещении, дрянном инструменте, почти никаком наркозе и отсутствии лекарств – это что-то. Вымотался. Вымыл руки, наказал служанке следить за повязкой и пошел в свой сарай.
С утра никто меня не будил, когда ушли невольники на работу я даже не слышал. Время было где-то к полудню. Умылся, пожевал вареного риса с фруктами и лепешкой и пошел к пациентке. Состояние было неважным, но стабильным. Конечно, кровопотеря велика и наркоз неважный – все-таки болевой шок имел место быть. Пульс частит – около сотни, на лбу испарина. Но держится девочка, держится. Давай, у тебя еще вся жизнь впереди! Осмотрел и сменил повязку, чуть подмокло, но терпимо. В день по нескольку раз я навещал больную. Сайрулла ко мне не подходил, сам принимал пациентов. Через неделю Гюльнара – так звали жену Сайруллы, уже сидела, еще через неделю была почти здорова. Мой авторитет в глазах Сайруллы вырос безмерно.
– А не пора ли нам брать хирургических больных? Никто с тобой не может сравниться во всем Бахчисарае, да что там Бахчисарае, ни в ханстве, ни в Высокой Порте не сможет делать то, что сделал ты.
– Брать больных можно, но надо сделать комнату, где оперировать, с хорошим светом и инструментами, моих не хватает.
– Скажи, что надо, и мне привезут лучшие инструменты из Порты, Генуи, Парижа.
Я продиктовал и даже нарисовал ему, что мне было необходимо. Писать по-татарски или по-арабски я не умел.
Сайрулла заказал знакомым купцам инструменты, а сам стал готовить по моим указаниям комнату. Сделали подобие операционного стола, отдельно столик для инструментов. Чтобы не удивлять продавцов на рынке поисками хлебного вина, сделали с помощью раба-кузнеца самогонный аппарат‚ и теперь один из рабов постоянно занимался изготовлением самогона – замачивал зерно, добавлял сахар, перегонял, сливал в бутыли. Зато теперь я не зависел от нехватки спирта. Самогон был хорош, градусов семьдесят, горел синим пламенем. Правда, пах противно, да и пился так же. За хлопотами пролетело два месяца, купцы доставили Сайрулле заказанный мной инструмент, операционная была готова.
Первый плановый больной с грыжей был уже готов, тянуть не стали, прооперировали сразу. Первый блин не вышел комом. Вообще, удивительное дело – в средние века, на морях, все заживало как на собаках. А разобраться – антибиотиков нет, стерильных условий для операции нет, какое там кварцевание операционной или палат… Мы обходились проглаживанием простыней для операционной раскаленным утюгом и обработкой рук и операционного поля самогоном. И очень редко получали осложнения в виде нагноений. Здоровы были люди, кто рождался хилым – умирал в детстве, остальные, если и умирали, в основном от ранений и травм или острых заболеваний – вроде аппендицита или той же внематочной беременности. Сравнение здоровья людей разных времен было не в пользу современности. Даже зрение до почтенного возраста было приличным, да и то сказать – телевизоров не было, книги читали только редкие мудрецы или ученые, газет не было. Глаза портить было нечем.
Дальше уже у Сайруллы шло по накатанной дороге, он выискивал больных – но это на первых порах, со временем они искали его уже сами, слухи быстро расходятся, тем более по современным меркам город не так уж и велик, я полагаю около ста тысяч.
После осмотра я оперировал. Сайрулла лишь считал деньги да обеспечивал техническую сторону. За сложные операции я не брался – выхаживать серьезных послеоперационных больных – непросто и хлопотно. Хозяин мой настолько увлекся амбулаторным приемом и отбором больных, что оперировал я один, привлекая Сайруллу в редких случаях для ассистирования.
В один из осенних дней на осмотр пришел венецианский мореплаватель, купец и владелец корабля – Винченцо Сальгори. У него был застарелый часто кровящий геморрой. Лечился почти во всех портах, куда заходило его судно, но без толку. От кого-то прослышал обо мне и решил приехать. Корабль его с товаром стоял в Судаке, до Бахчисарая он добирался с попутным караваном. Я взялся за его лечение, прооперировал через несколько дней. Поскольку он нуждался в перевязках, Сайрулла ежедневно отпускал меня на постоялый двор, где временно расположился Винченцо. Поскольку пациент платил хорошо, причем золотыми солидами, то никаких препятствий не было. В один из дней, закончив перевязку и помыв руки, я присел передохнуть в комнате пациента. Винченцо завел разговор:
– Ты очень хороший хирург! Откуда ты?
– Русский я, из Москвы, с войском Петровым ходил на Азов, попал в плен, сейчас в невольниках у Сайруллы.
– Не надоело тебе быть рабом?
Я грустно посмотрел на Винченцо, хмыкнул.
– С твоими руками в просвещенной Европе ты бы мог прославить свое имя и неплохо заработать.
– Как мне вырваться отсюда, если на шее ошейник, из города не выпускают, денег на дорогу нет.
– В благодарность за твое лечение я помогу тебе, только продумаю план. Если хочешь, живи в моем родном городе – Венеции, я дам денег на открытие своего дела, правда, в рост, проценты невелики. Впрочем, пока об этом говорить рано. В принципе ты согласен?
– Согласен, я сам давно искал способ удрать отсюда. Если все получится, вы внакладе не останетесь.
– Хорошо, я пока обдумаю план, мои слуги помогут подготовиться, ведь нужны лошади, проводник. Вы знаете европейские языки?
– Английский.
– Хорошо, при проводнике нам не надо говорить по-татарски. Это может вызвать ненужные подозрения. Как долго мне нужны еще перевязки?
– Около недели.
– Значит, время еще есть.
Мы пожали друг другу руки и расстались. Я шел к дому хозяина и размышлял, как Винченцо осуществит план. На болтуна он не похож, на альтруиста – тоже. Явно рассчитывает организовать мне в Венеции дело, вложить деньги и получать прибыль. В принципе, так и должно быть, он же торговый человек, у него прибыль в крови сидит. Но не получится ли так, что он перепродаст меня кому-то другому, в ту же Порту. Выбора у меня в любом случае не было, без помощи извне быть мне в рабах у Сайруллы до смерти. Придется положиться на порядочность венецианца.
Каждый день я посещал пациента, пока он не сказал – план готов. Поскольку после операции сидеть, а, самое главное, ехать верхом трудновато, нашли экипаж, мне придется спрятаться под сиденьями и так выехать их города. При первой же возможности снять ошейник, молоток и зубило уже приготовлены, одежда готова тоже. Его люди пока не в курсе, чтобы никто не проболтался, но венецианец заверил меня, что все они будут держать язык за зубами. Проблема только в проводнике, если что-нибудь заподозрит – всем нам не сдобровать. В принципе план хорош и у меня возникло подозрение, что венецианец не в первый раз проворачивает не совсем законные дела. Побег решили устроить завтра, как только я приду на постоялый двор.
Ночью спалось плохо, вечером я заранее положил в сундучок с инструментарием нож, который незаметно выкрал на кухне. Случись непредвиденное, может выручить, не скальпелем же мне махать. Вот денег у меня не было совсем, да и одежда вся та, которая на мне. Не скажу, что она ветхая, но сразу по одежде во мне было видно раба. И еще этот чертов ошейник!
С утра, плотно позавтракав, я захватил свой сундучок и отправился на постоялый двор. Карета уже стояла во дворе, недалеко были слуги купца у оседланных лошадей. Дверца кареты была открыта, Винченцо встал так, чтобы прикрыть меня от чужих взглядов. Я шмыгнул в карету, откинул сиденье и еле втиснулся в узкий и короткий ящик. Следом на сиденье уселся Винченцо, что-то прокричал по-итальянски‚ и мы тронулись. Тесно, темно, изо всех углов поднималась пыль. Я боялся чихнуть и руками зажимал себе нос. Остановились, открылась дверца, вероятно карету досматривали. Короткий разговор по-татарски, звякнула монета – ага, позолотил стражникам руку. Карета снова тронулась. Ура, первое из многих препятствий позади. Удалось выбраться из города. Отъехав от города на несколько верст, Винченцо встал с сиденья, откинул его и я еле выбрался из потайного ящика. Вероятно, ящик служил для личных вещей пассажиров, но никак не для перевозки людей, тем более с моим немаленьким ростом. Мне еле удалось расправить затекшие руки и ноги, после массажа в конечностях закололо, я почувствовал, что чувствительность возвращается.
Винченцо помог мне переодеться в приобретенные для меня вещи – узкие лиловые штаны, башмаки из грубой кожи, куртку темно-зеленого цвета с медными пуговицами, рубашку из синего шелка. На голову одел берет по венецианской моде. Выглядел я не хуже слуг Винченцо, по крайней мере, внешне. Говорить по-итальянски я не мог, но самое главное – ошейник! Любая татарская застава вмиг заподозрит неладное. Я не выходил на коротких остановках, поел всухомятку и запил вином. К вечеру заехали в рощицу, остановились. Винченцо подозвал слугу, переговорил с ним по-итальянски. Проводника с еще одним слугой отправил вперед. Один из подопечных купца залез в карету, а Винченцо прогуливался неподалеку. Ошейник мой положили на край доски, которую я держал руками. Зубилом и молотком с нескольких ударов удалось сбить заклепку, а сам ошейник разогнуть. Я тут же забросил его далеко в кусты. Винченцо неодобрительно помахал головой, подозвал слуг и все вместе стали искать ошейник. Найдя, вырезали дерн, подкопали землю и, положив ошейник туда, аккуратно уложили на место.
– Ты не осторожен‚ мой друг! На ошейнике выгравировано имя хозяина. Если его случайно найдут, будет ясен путь, куда делся беглец. Сопоставить мой путь и твой ошейник недолго. А поскольку я давно торгую с Крымским ханством и Османской империей, то и отношения портить мне не хочется. Втихомолку учинить пакость нехристям – можно, но если узнают, что я помог бежать рабу, конец моей торговле здесь, а то и штраф. Тем более, мы еще не на корабле.
Да, надо признать, что я поступил опрометчиво. Я уселся в карету, намазал шею специальным составом, который изготовил сам для быстрого заживления царапин и потертостей, что оставил ошейник.
Ехали до глубокой ночи, остановились в ауле, нашелся здесь и захудалый постоялый двор. Мы с Винченцо сразу прошли в комнату, ужин слуги принесли туда. После ужина я сделал перевязку купцу, все-таки после операции ему надо было полежать в постели, а не трястись в карете. Утром взяли с собой в дорогу сыра, лепешек, вареную курицу и сразу в путь. Чем быстрее мы погрузимся на судно, тем безопаснее. Ехали почти без остановок и к вечеру показались здания и стены Судака, за ними серело море. Подуло ветром с привкусом йода и соли, а не пыли, как в Бахчисарае. Стража у ворот удовольствовалась тремя медными фельсами и без осмотра пропустила в город. Винченцо тут же рассчитался с проводником и татарин на своей низкорослой лошадке тут же повернул обратно.
Город купец и его слуги знали и безошибочно доехали по узким улицам к порту. Корабль, довольно большое по тем меркам судно, похожий на каравеллу, стоял у причала. Прибывшие на нем товары уже были проданы местным купцам. Только Винченцо со слугами и мной поднялся на борт, как сходни были сброшены, и мы вышли в море. Конечно, разумнее было выйти в море с утра, все мореплавание торговых судов проходило в основном в виду берега, но лучше было уйти от дотошных татар подальше. Винченцо, его помощник и я уединились в каюте, где с удовольствием пили вино и ели фрукты. Какое ни с чем не сравнимое удовольствие я испытывал, чувствуя себя свободным, не надо бежать по первому зову к Сайрулле, есть не что хочется, а что дают.
В конце концов, получать деньги за любимую работу тоже должен я, а не хозяин. Проклятая Порта! Ну, ничего, будет и на нашей улице праздник. С непривычки я сильно захмелел, и помощник отвел меня в крохотную каюту, где я с удовольствием упал на мягкую кровать и уснул. Проснулся утром от криков матросов и топота ног по палубе, пару раз хлопнул перекладываемый парус. Явно что-то происходило. Я выскочил на палубу. На корме, возле рулевого стоял Винченцо и смотрел вдаль в подзорную трубу. Сколько я не всматривался, море казалось чистым.
– По какому поводу паника?
– Нас догоняют две галеры, идут быстро, кто они – сказать пока не могу, флагов не видно. Могут быть турки, могут марокканские пираты, могут корсиканцы. Одни не лучше других. Любые могут ограбить, отобрать товар, а то и судно. Команду иногда заковывают и сажают на весла, а если будут сопротивляться, то и потопят.
– И что решил ты?
– Надо будет уходить на всех парусах. Но у нас торговое судно, с военным или пиратским судном мы тягаться не можем. Надежда есть, здесь часто встречаются венецианские, итальянские, греческие суда. Мы с ними в дружеском договоре, помогут. Сами вряд ли отобьемся, у нас всего четыре пушки, команда не выдержит абордажного боя.
– Где пушки?
– Лекарь, позволь на судне распоряжаться мне… или ты знаком с огненным боем?
– Знаком, дозволь осмотреть пушки.
Винченцо подозвал матроса, что-то сказал по-итальянски, и мы стали спускаться на нижнюю палубу. По обоим бортам стояло по две пушки, калибр небольшой, видно, что ими никто давно не занимался, только что паутиной не заросли. Ядра лежали недалеко, в деревянных ящиках. Матрос, не спеша, достал откуда-то банник и фитиль. Еще более долго искал порох. Да, торговцы они, может, и не плохие, но вояки из них, как из меня балерина. Не торопясь, я оглядел пушку, матрос с любопытством наблюдал. Я знаком попросил помочь зарядить. Одну пушку зарядили ядром, вторую крупной картечью, с другого борта сделали так же. Поднялся на корму. Теперь суда можно было видеть и невооруженным глазом. Были они далеко, но шли не только под парусом, видны были мелькающие весла, вспенивающие воду. Догоняют, не уйти.
– Винченцо, кто у вас канонир?
– Боцман умеет стрелять из пушки, ему помогают несколько матросов. Постоянных пушкарей у меня нет, судно торговое.
Хреновато, если нет практики, будем только переводить порох почем зря.
– Может еще и обойдется, Юрий.
Вот в этом я сильно сомневался. Пару часов нас догоняют галеры, чтобы поздороваться? О своих сомнениях я сказал купцу.
– Недалеко Варна, неизвестно только, что будет раньше – нас догонят или мы приблизимся к порту. Поскольку это земли Османской империи, на море постоянно патрулируют турецкие военные суда. Купцов стараются не дать в обиду, иначе нарушится вся торговля. Я оглядывался назад. К моему огорчению, галеры приближались.
Венецианец вгляделся в подзорную трубу:
– Это марокканские пираты. Они понимают только силу, никаких откупов. Команда, приготовиться к бою!
Команда, впрочем, и так была готова. Матросам раздали абордажные сабли, кое-кто заряжал мушкеты. Вид у команды был унылый. На каждой галере человек по семьдесят отпетых пиратов, имеющих большой опыт и практику абордажа. На купеческом судне – человек шестьдесят и опыта маловато. В далекой дымке по правому борту показалась Варна. Далеко, очень далеко, до пиратов значительно ближе – кабельтова три уже. Видно, как на палубе теснятся пираты в разномастной одежде, сверкая лезвиями сабель. Да, стычки не избежать. Я спустился к пушкам. Надо отбиваться. Предварительно договорился с Винченцо, что как только пираты приблизятся метров на сто, резко повернуть судно бортом к галерам.
Через пушечный порт было видно, что галеры охватывают нас с двух сторон, но одна чуть отстает. Ближе, ближе! Уже слышны воинственные крики и отчетливо виден зеленый флаг на мачте. Пора, что же ты ждешь, венецианец. Но нет, судно стало поворачивать, притом резко. Я махнул рукой боцману, мы припали к прицелам. Боцман выстрелил первым, качка ли тому виной или поспешил, но ядро прошло высоковато, порвав оснастку.
Мне выстрел удался лучше. Ба-бах!
Борт окутался дымом. Картечью удалось изрядно проредить пиратские ряды.
Матросы кинулись перезаряжать орудия, а мы с боцманом бросились к другому борту. Очень вовремя. До второй пиратской галеры было всего метров восемьдесят. Два выстрела почти в упор! Ядро боцмана ударило в корму, снеся рулевое весло и убив рулевого. Галера сразу вильнула. Я целился в толпу на палубе и попал очень удачно. С галеры неслись крики раненых, клочьями свисали уже свернутые паруса. Снова бросились к другому борту, а матросы побежали перезаряжать наши пушки. Борт галеры был рядом, пираты уже палили из пистолетов, были видны разинутые в крике рты. Получите! Залп пришелся в центр палубы. Ядро, а затем картечь вызвали мясорубку. Нетронутыми оказались лишь корма и нос, но и там теснилось достаточно много пиратов.
Пожалуй, успеем еще стрельнуть с другого борта. Помогли матросам завершить заряжание и, почти не целясь, снова ударили залпом. Да и что тут целиться, до галеры метров двадцать, с нее в нашу сторону уже летели веревки с абордажными крючьями.
Все, стрелять из пушек нельзя, долго будем заряжать, пора на палубу, там теперь мое место. Я взлетел по трапу. У мачты лежала кучка оружия. Глаз сразу узрел секиру. Вот, оно самое. Я заткнул за пояс подвернувшийся нож, двумя руками взял секиру. Хорошо!