- Можно и так. Но я не чернец… Хотя при монастыре Святого Климента с десяти лет живу. Слыхал про наш монастырь?
- Нет, - помотал головой Вратко.
- А про священномученика Климента, ученика самого апостола Петра?
- Краем уха слыхал…
- Да как же так можно? - искренне возмутился грек. - Уж о ком о ком, а о папе Клименте ты должен был слышать. Если ты, конечно, истинный христианин… А вот и дверь!
Димитрий остановился и повыше поднял свечу.
Их взорам предстала осыпь буроватой земли, комковатой и сырой даже на вид. Новгородец наклонился и зачерпнул горсть. Размял в пальцах. Точно, глина. Верхняя часть завала была разрыта и обнажала серую плиту из ноздреватого камня - совсем не такого, как та, что скрывала главный вход в подземелье из здания капитула.
- Вот, два дня уже роюсь, - виновато промямлил Димитрий.
- Руками? - поинтересовался Вульфер, выглядывающий из-под локтя Олафа.
- Да. Руками.
- Ну, так это немало без лопаты, - одобрил сакс.
Лохлайн вполголоса процедил по-гэльски:
- Удел червей - копаться в земле.
"А удел кротов - всю жизнь жить под землей", - зло подумал Вратко, но ничего не сказал.
- Будем рыть? - Гуннар придирчиво оглядел кровлю. Не провалится ли?
- По очереди придется, - оценил тесноту коридора Вульфер.
- Да тут и одному развернуться негде… - пробасил Олаф.
- Ничего. Как-нибудь управимся. - Кормщик тряхнул головой и первым подошел к оползню.
- Я огонь подержу! - вызвался Вульфер, принимая у Димитрия свечку.
Всем оставшимся волей-неволей пришлось отойти.
Гуннар загребал землю двумя ладонями, не боясь изгваздаться в грязи. Отбрасывал глину и уминал ее сапогами.
- Расскажи мне о папе Клименте, брат Димитрий, - попросил Вратко.
- Я могу, конечно… - нерешительно протянул грек. - Но будет ли интересен мой рассказ прочим нашим спутникам? - Он бросил косой взгляд на динни ши. Очевидно, непривычная внешность подземельщиков вызывала у монаха подозрения. Эх, знал бы он, что стоит плечом к плечу с нелюдями, то есть богопротивными по сути своей существами, и даже одним оборотнем, которого и вовсе к прислужникам сатаны недолго отнести.
- Говори, монах, говори… - Олаф прекрасно понял его слова, ибо говорил Димитрий по-урмански, чтобы не обидеть никого из присутствующих. - Почему не послушать?
Лохлайн, похоже, ничего из их разговора не понял, но всем видом показал, что не сильно и хотел. Они с Нехтой снова занялись ранеными, один из которых даже постанывать перестал, лежал, как мешок, набитый тряпьем, и не шевелился.
- Ну, коли никто не против… - смущенно проговорил Димитрий. - Пожалуй, я расскажу. Родился Климент в Риме вскоре после мученической смерти Иисуса Христа. В малолетстве он потерял родителей и воспитывался у дальних родственников, людей богатых и приближенных к императорскому престолу, но, к сожалению, закоренелых язычников…
Роющий землю Гуннар хрюкнул себе под нос. Димитрий встрепенулся, но, поняв, что останавливать его никто не собирается, продолжил:
- В юности Климент получил хорошее образование. По римским меркам, само собой. Но его не увлекали языческие развлечения, роскошь, чревоугодие и разврат, присущие римлянам. В те годы, несмотря на гонения, притеснения и жестокие издевательства, христианская вера начала распространяться из Иудеи сперва в Грецию, а после добралась до самого города на семи холмах. Среди римлян истинных христиан было немного, но, познакомившись с ними, Климент приобщился к Слову Божьему. Юноше захотелось узнать больше, и он отправился в Александрию Египетскую, где проповедовал в те годы святой апостол Варнава. Речи сподвижника Христа Климент слушал с глубоким вниманием, всем сердцем воспринимая силу и истину Слова Божия, а после пошел пешком в Палестину.
- Экий неугомонный, - заметил Олаф, но в его голосе звучало что-то похожее на уважение. Еще бы! Кто лучше викинга может понять душу человека, которому не сидится на одном месте?
- В Палестине… - ободренный вниманием Димитрий заговорил громче, все больше воодушевляясь. - В Палестине Климент принял крещение из рук самого апостола Петра, стал его преданным учеником и бескорыстным сподвижником. Незадолго до своей мученической кончины апостол Петр рукоположил Климента в епископы Рима. Не империи, но вечного города, как и поныне называют его италики.
Грек вздохнул, перевел дух. Посмотрел на роющего Гуннара. Хёрд работал размеренно и с виду неторопливо, как привык грести на корабле. Усталости он пока не чувствовал, и Вратко, подумывающий о том, чтобы сменить товарища, решил повременить. Уж больно заинтересовал парня рассказ монаха.
- Итак, Климент вернулся в Рим. Теперь он уже сам проповедовал, неся Слово Божье людям, наставляя заблудших, благословляя взыскующих благодати Небесной. Его добродетельная жизнь, милосердие и молитвенный подвиг обратили многих римлян ко Христу. Так, однажды в день Пасхи, уже тогда считавшейся великим христианским праздником, им были крещены сразу четыреста двадцать четыре человека. Среди удостоенных таинства были люди всех сословий: рабы, правители, члены императорской семьи… Так Климент трудился во славу Господа аж до пять тысяч шестьсот девятого года от сотворения мира. Но язычникам не нравилось, с какой охотой люди принимают новую веру. А потому они замыслили извести знаменитого проповедника и направили донос к римскому императору Траяну. Дескать, хулит и порочит христианин старых богов, недобро отзывается об устройстве империи, о величии ее, мыслит установить новый порядок, - Димитрий перевел дух. Спросил Гуннара: - Не пора ли тебя сменить, уважаемый?
- Пора! - откликнулся кормщик. - Но не ты. Пускай Олаф пороет. Ему полезно! - Гуннар обернулся и усмехнулся, сверкнув зубами.
- Чего это мне полезно? - недовольно пробурчал здоровяк, но беспрекословно подошел к завалу, опустился на колени. Вскоре земля горстями полетела из-под его широченных ладоней. Вульфер поначалу пытался уворачиваться, но Олаф словно нарочно метил в него, и старик махнул рукой - все равно в глине измажешься, так зачем тогда беречься?
- И что там дальше было с Климентом? - не скрывая любопытства, поинтересовался Гуннар, отряхивая глину и каменную крошку со штанов.
- Император сослал его в одну из самых дальних провинций. В Херсонес.
- Вот оно что! - догадался Вратко. - Вот почему ваш монастырь в его честь назван!
- Конечно! Только его не проповедовать сослали, а в каменоломни. Но крепкий телом и выносливый духом, Климент и на каторге продолжал проповедовать, привлекая к вере Христовой множество рабов и осужденных преступников.
- Достойная паства, нечего сказать… - буркнул себе в бороду Олаф.
- Один раскаявшийся грешник Господу дороже, нежели десять праведников! - назидательно произнес грек.
- Это если искренне раскается, - пожал плечами Гуннар. - А если притворяется ради послаблений или других каких выгод?
- О каких выгодах ты говоришь?! - горячо возразил Димитрий. - Климент не был ни надзирателем на каменоломнях, ни их командиром, не распределял он также пищу и воду или другие какие блага. Он просто молился и проповедовал! Люди верили его слову и видели, как Иисус Христос придает сил верному своему слуге. Видели творимые им чудеса!
- Какие такие чудеса? - негромко спросил Вульфер, который продолжать удерживать свечу над головой копающего. - Неужто он похлеще Святого Патрика будет?
- О Святом Патрике я мало знаю, но Климент молился Господу, и посреди бесплодной каменной пустоши забил источник. После этого народ шел креститься к нему нескончаемым потоком, - твердо отвечал монах.
- Рабы и преступники, - добавил Олаф, уже не поворачиваясь.
- А что, рабам и раскаявшимся грешникам Слово Божье не нужно? - обиделся Димитрий. - Иисус уподобил раскаявшихся и возжелавших очищения потерянной овце, когда фарисеи пеняли ему, что принимает он грешников и ест с ними. "Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяносто девять в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А нашед, возьмет на плечи свои с радостью…"
- Ага! - не сдавался викинг. - А тем временем волки сожрут оставшихся девяносто девять…
- Или разбегутся они по пустыне твоей! - расхохотался Гуннар.
Грек нахмурился, засопел:
- Если вы смеетесь над учением Христа…
- Мы не смеемся, - попытался успокоить его Вратко. - Просто не так давно сталкивались с монахом, которого впору не пастырю, а мяснику уподобить…
- Я верю вам, - вздохнул херсонит. - Знаю, что не все священники ведут праведный образ жизни, не все очистили помыслы свои… Многие больше полагаются на силу и оружие, чем на кротость и мудрое слово. Они загоняют язычников едва ли не силой в лоно Церкви, забывая, о чем учил Иисус. Поэтому переубеждать я вас не буду.
- Хорошо, что ты это понимаешь. Только видишь ли, после отца Бернара, мне и креститься-то расхотелось. Нужда прижмет, я лучше Одина призову. Он, хоть и языческий идол, как ты говоришь, а справедливость понимает и честь не растерял, - сказал кормщик.
- Я не говорил, что Один - идол.
- Ты не говорил. Другие говорили. Да! Ты же забрался на край света из города своего ромейского зачем? Небось, души заблудшие уловлять? Наставлять, крестить язычников?
- Нет. Я в поисках знаний приехал.
- Каких таких знаний? - поднял бровь Вульфер.
- О святых ваших, которые острова крестили, о церквях и монастырях ваших…
- И за этим ты в развалины полез? - удивился сакс. - Нашел бы старика, навроде меня, расспросил бы…
- Люди напутать могут. Приврать для красного словца. А книги не лгут. Я тут книги искал. Отец Никифор… Это настоятель наш. Отец Никифор говорил, что в Англии могут быть рукописи, привезенные самим Иосифом Аримафейским!
- Аримафейским? - вскинулся Вратко. - Это тот, который… - начал было парень, но захлопнул рот. Имя Иосифа из Аримафеи в его памяти прочно связывалось с историей о Святом Граале. А Грааль, в свою очередь, с поисками отца Бернара. Кто знает, может, новый знакомый только хитрит, притворяясь добрым и смиренным, а сам норовит к ним в доверие втереться, чтобы завладеть Чашей? Слишком много желающих развелось в последнее время… И каждый думает, что ему нужнее всех.
Поэтому новгородец решил перевести беседу в другое русло:
- Ты, брат Димитрий, так и не дорассказал о Клименте.
- О Клименте? Я-то могу, но твои друзья…
- Они тоже послушают, - с нажимом произнес Вратко, исподтишка подмигивая Гуннару. - Ты говори, а то мой черед копать уже настает.
Парень заступил на место Олафа, отошедшего от дверей без малейшего сожаления. Присел, оглядел завал. Здоровяк поработал что надо. Словену оставалось только подрыть чуть-чуть по краям.
- Ты говори. Я слушаю… - подбодрил он грека.
Холодная сырая глина противно липла к ладоням, забивалась под ногти.
- Да что говорить? Римляне не простили священномученнику его проповедей, не простили народной любви. Когда старший надзиратель каменоломен узнал о чудесах, явленных Климентом, об апостольском служении его, то приказал утопить святого отца. Клименту привязали к ногам корабельный якорь и бросили в Русское море. Но и тут Господь явил чудо. По молению верных учеников Климента - Корнилия и Фивы…
- Все! Достаточно! - неожиданно перебил монаха Вульфер.
- Как достаточно? - удивился грек.
- Почему? - повернулся Вратко.
- Рыть достаточно! - усмехнулся старик. - Давай-ка мы эту дверь толканем… А истории послушать можно и потом.
Он решительно оттеснил поднявшегося с колен новгородца и уперся плечом в когда-то покрытый резьбой, а теперь сгладившиеся от времени камень.
Глава 13
Треножник и копье
Затаив дыхание, Вратко глядел, как напряглась спина Вульфера, задрожали ноги, пятка отставленной ноги скользнула по глине. Каменная дверь даже не шелохнулась. Сакс переступил, упираясь поудобнее. Повторил попытку. С тем же успехом.
- Может, мне попробовать? - подал голос Олаф.
- Или вдвоем придавить, - добавил Гуннар.
Вульфер отступил от плиты, отер пот со лба. Грудь старика высоко вздымалась.
- Иди пробуй, - кивнул он Олафу.
Здоровяк медленно подошел. Повел плечами, примериваясь, уперся, надавил…
Вратко показалось, что он слышит, как хрустят суставы и гудят сухожилия викинга.
- На месте стоит, проклятая… - прохрипел хёрд.
- Может быть, на себя надо? - несмело проговорил Димитрий. Похоже, он представил себе, как пытался бы открыть дверь в одиночку.
- Глупые людишки! - презрительно бросил Лохлайн. - Запоры друидов не открыть тупой силой. Даже если упрямства в тебе больше, чем в быке, а силы, как у великана.
- И что ты предлагаешь? - повернулся к нему Гуннар.
Динни ши пожал плечами.
- Нет, ты скажи уже! - настаивал кормщик. - А то легко так языком молоть. Я тоже понимаю, что друиды ваши не пальцем деланные. Так что теперь, бросить и не пытаться спастись?
Лохлайн хранил гордое молчание, глядя в стену.
- Нет, коротышка подземный, - побагровел Гуннар, - ты говори, коли начал! А то, выходит, наше общество тебя не устраивает. Мы и грязные, и глупые, и дикие… А вы белые и пушистые. Только когда дело доходит до драки с пиктами, то твои благородные воины подставляют грудь под стрелы и помирают. А нам приходится головы рубить направо и налево. И плиты каменные ворочать, чтобы ваши задницы от врагов спасти. И землю руками рыть, пока вы в холодке отдыхаете. И все хорошо! Все тебя устраивает. А теперь, когда у нас что-то не получается, мы сразу делаемся тупыми зверьми. Тогда давай - иди и открывай эту дверь! Ты же наследник древнего, утонченного и благородного племени. У тебя получится, я знаю. Давай!
Кормщик отшагнул в сторону, освобождая проход. Олаф тоже потеснился. Его взгляд не сулил ничего хорошего динни ши, но, похоже, для начала викинг не прочь был разрешить им хотя бы попытаться.
Лохлайн не сдвинулся с места:
- Я не собираюсь спорить с существами, чье достоинство заключается лишь в звериной силе и ловкости. Мне это ни к чему. Могу сказать одно: если бы великая королева доверяла вам, дикие твари, то не отправила бы сопровождать вас меня и моих воинов, о смерти которых я сейчас скорблю столь глубоко, что не замечаю вашей ненависти и ваших звериных ужимок.
Гуннар заворчал и взялся за меч. Олаф сжал кулаки. Даже Вратко ощутил, как в сердце всколыхнулось возмущение. Подумаешь, древняя раса! В двух шагах от полного вырождения и гибели, а туда же…
- Я хотел вам намекнуть, что догадываюсь о способе открыть дверь, - вел дальше подземельщик. - Получается, зря. Крупиц разума, ютящихся под толстыми черепами, явно недостаточно, чтобы догадаться. Нужно говорить прямо и безыскусно. Так получается?
- Ты говори, да не заговаривайся, - рыкнул Олаф. - Придушу, как цыпленка…
- Я хотел сказать, что открывать эти двери - работа для ворлока. Ну-ка, найдите, что возразить!
Он обвел людей торжествующим взглядом.
Вратко покосился на монаха. Парню очень не хотелось, чтобы новый знакомый заподозрил его в богомерзкой ворожбе. К счастью, гэльское слово "seunadair", то есть "волшебник", Димитрий не понял. Ну и слава Богу.
- Я не уверен, что у меня получится, - промямлил словен. - Если запор магический, к нему надо подход знать. А то, не ровен час, ловушка какая-нибудь сработает, в клочья нас разнесет.
- Вот еще придумал! - вскинул подбородок Лохлайн. - Тебя, выходит, великая королева зря дружбой почтила? Что ты за ворлок, если колдовать не умеешь? Или боишься колдовать? Почему же ты тогда в Полых Холмах хвастал - разнесу, мол, двери в мелкую крошку?
- Я не хвастал! - Жгучая обида вскипела в сердце Вратко. - Я тогда так разозлился, что и правда готов был все холмы разнести! А ты сам виноват…
- Так разозлись сейчас! Что тебе для этого надо? Посмотри - мои воины тяжело ранены, возможно, они умрут. Но они наверняка умрут, если мы не найдем надежного убежища, где они смогут отдохнуть в покое и залечить увечья. Разве ты сам не хочешь поспать, отдохнуть? А твои друзья-варвары? Или этот, меняющий шкуру на волчью, madadh-allaidh? Посмотри - он измучен, он старик… Я слышал, когда-то он спас тебе жизнь. Это верно?
- Не твое дело, - устало отмахнулся Вульфер.
- Спас! Я не отрекаюсь! - подтвердил новгородец.
- А если он тебе помог, почему ты не хочешь помочь ему? Ладно, не надо нам - воины динни ши не унизятся до того, чтобы выпрашивать помощь и снисхождение у человеческого колдуна! Но помоги своим друзьям, тем, кто тебе дорог! Неужели это так тяжело?
Вратко не нашел достойных слов, чтобы возразить. Он посмотрел на осунувшиеся лица товарищей. Хочет ли он им помочь? Безусловно… Тогда почему страшится прибегнуть к волшебству? От того ли, что не уверен в собственных силах? Или по-прежнему считает чародейство неугодным Богу? Но ведь Иисус творил чудеса. Совершали чудесные деяния, не далеко ушедшие от волшебства, если внимательнее приглядеться, и его ученики - апостолы. Не является чудо тем же колдовством, только творимым не от себя, а именем Господа? Запоздало сообразив, до каких глубин крамолы и ереси могут довести его подобные мысли, Вратко передернулся.
- Что кривишься? Слова мои не нравятся? - не замедлил подлить масла в огонь динни ши. - Чистеньким хочешь остаться перед своим Белым Богом? Может, зря великая королева на твою помощь уповает? Может, ты другом только прикидываешься, а на самом деле ничем не лучше тех монахов, что призывают наши Холмы срыть до основания и место, где они стояли, солью засыпать? Конечно, мы же нелюди! А значит, жить на этой земле не имеем права! Нас под корень извести надо! Выжечь гнилое семя каленым железом…
- Перестань! - попробовал вмешаться Вульфер. - Что ты пристал к парню?!
- А ты бы и вовсе молчал бы! Ты в глазах церковников еще большее зло, чем я! Я - просто нелюдь. С моим существованием можно, если не удается уничтожить, попросту смириться, не замечать, сделать вид, будто мое племя - байка, выдумка, плод воображения поэтов и сказочников. Ты же - нечисть, порождение врага их бога. Как там его? Сатана вроде бы… Спроси у монаха, он тебе разъяснит.
- Прекрати! - голос сакса стал похожим на сдерживаемое рычание.
Димитрий, не понимая, о чем идет речь, бегал глазами от одного к другому.
Вратко похолодел: вот еще немного, и его спутники вцепятся друг другу в глотки. Тогда задание королевы Маб останется невыполненным, а надежда найти хоть какой-нибудь путь и убраться из Англии куда подальше истает, как снег под жаркими весенними лучами солнца.
- Погодите! - воскликнул парень, поднимая руки. - Не ссорьтесь! Я попробую открыть дверь колдовством.
Он решительно отодвинул плечом Вульфера и оказался "нос к носу" с серым камнем.
Вздохнув, словен прижал обе ладони к холодной и сырой поверхности. Закрыл глаза.