Как объяснить поступок отца Бернара, недрогнувшей рукой обрекшего на смерть сотни, а то и тысячи норвежских воинов? Да и саксов тоже, если подумать. И все ради чего? А просто чтобы хитростью и уловками изменить расклад сил на острове в пользу Вильгельма Нормандского. И как это назвать? Радением за веру? А может, жестокостью и пренебрежением человеческими жизнями?
Да за все их провинности перед людьми и богом и монаха Бернара, и рыцаря Эдгара Эдвардссона стоило бы казнить самой лютой казнью. Например, живьем в землю закопать. Или привязать к скале, которая в прилив покрывается водой, как поступил великан Суттунг с карликами-гостеубийцами Фьяларом и Галаром. Можно вспоминать еще немало изощренных способов. Король Элла посадил Рагнара Кожаные Штаны в яму со змеями, а древлянский князь Мал велел привязать Игоря Рюриковича за ноги к двум березам и сделал две половинки князя киевского.
А уж если жития святых вспоминать… Одного камнями побили, а с другого раскаленными клещами кожу рвали. Тех в печь огненную бросили, а этих - в ров со львами. На крестах распинали, головы секли, вешали, топили, в землю зарывали, да не полностью, а по шею, чтобы дольше мучились.
Может быть, поэтому ревнители Римской церкви так жестоки к поверженным врагам, что с юных лет читают о казнях и пытках, о том, как глумились идолопоклонники Римской империи над апостолами и проповедникам Слова Божьего? И взрастает в душах желание отомстить… Как там в Священном Писании? "Мне отмщение, и аз воздам". Вот только забывают, что слова эти принадлежат богу. И не пристало смертному подменять собой бога, браться за его дело, его работу, его суд… Или отец Бернар считает себя равным богу? Тогда он - хуже самого закоренелого грешника. Так говорил новгородский священник, отец Андрей.
С головой окунувшись в невеселые мысли, Вратко едва не упал, подвернув ногу в небольшой рытвине. Рыжий викинг по имени Торд поддержал его под локоть.
- Глаза не закрывай! - буркнул датчанин. - Нос расшибешь.
- Спасибо!
- На здоровье.
Словен подумал, что хорошо бы присесть и растереть щиколотку, но викинги торопились, а потому пришлось терпеть боль. Ничего, переживем. Не сломал, связки не порвал. Так, растянул слегка…
Зато растяжение и вынужденная легкая хромота отвлекли парня от досужих размышлений о милосердии и жестокости, о мести и всепрощении.
И вот перед их взорами поляна.
Точильный Камень, следует отдать ему должное, почуял запах дыма раньше других и знаком приказал хирдманам хранить тишину. Мореходам его предупреждение не слишком-то помогло. Но они постарались хотя бы не разговаривать на ходу и поменьше топать.
Волк оглянулся в последний раз и, вильнув хвостом, растворился в темноте.
Новгородец понял, что дальше нужно действовать самим, не рассчитывая на помощь и подсказки.
Перед избушкой лесника багрово отсвечивали два потухших костровища. Огонь третьего поддерживался понемногу. Должно быть, дружинники Модольва думали, что свет поможет им лучше охранять покой спящих товарищей. Трое воинов сидели и пялились на язычки пламени, не догадываясь, что после огня окружающий мрак будет казаться еще темнее.
На краю освещенного круга Вратко разглядел Хродгейра.
Черный Скальд по-прежнему стоял привязанный к толстому стволу дерева.
"Раз не отвязали и не выбросили на съедение воронам, значит, еще живой, - подумал Вратко. - Или, по крайней мере, можно надеяться, что живой".
Парень только попытался протолкнуться поближе к Лосси, намереваясь посоветовать викингу напасть молча и стремительно, чтобы застать врага врасплох, но не успел. Крутанув над головой топор, Точильный Камень заорал во всю мощь луженой глотки:
- В бой, даны!!! Руби-круши!
- В бой! В бой! - радостно подхватили хирдманы.
- Лосси! Лосси! Бей-круши! - выкрикнул Торд, со всех ног устремляясь на поляну.
Если дружинники Модольва и намеревались подать знак своим товарищам, то теперь в этом отпала всякая нужда. Сторожа вскочили на ноги, озираясь по сторонам, выхватили мечи. Один из норвежцев свистнул в четыре пальца.
Вратко понял, что должен бежать вместе со всеми, если еще хочет принять участие в потехе. В отличие от датчан, мчащихся со всех ног, чтобы достать врагов наточенным железом, он поспешил к Хродгейру.
В какой-то миг парню показалось, что он вернулся назад во времени. Что там рассказывала Керидвена о потаенных особенностях Полых Холмов? Растягивают время, сжимают время… А туда-сюда человека бросать никакого колдовства еще не придумали? Кто знает… Ведь иногда кажется, что все, что происходит с тобой сейчас, ты уже переживал когда-то. Те же тени, те же мерцающие огни от прогоревших углей. Тот же топот и крик, лязг мечей и хриплые выдохи. Толкотня и острое ощущение опасности. Смерть становится живой и осязаемой, заглядывает пустыми глазницами через плечо, щекочет ноздри запахом сырой земли и смрадом разложения, солоноватым духом пролитой крови и холодным - стали, плетущей в воздухе сложные узоры. Вот так же он бежал десяток - или пару? - дней тому назад. Только рядом с ним были решительный Хродгейр и суровый Гуннар, разгневанный Олаф и сосредоточенный Свен. Рагнар Щербатый подбадривал соратников молодецким "гиканьем", а Игни таращился по сторонам, мало чем отличаясь от самого словена. А сейчас его окружают воющие от жажды крови датчане, доверившиеся словам ворлока. Если кто-то из них погибнет, ляжет ли это на душу Вратко таким же тяжелым камнем, как смерти Асмунда и Свена? Или кровь, пролитая чужими мужиками, не может приниматься так близко к сердцу?
- Бей-круши! - Лосси обрушил топор на голову первого сторожа.
Норвежец рухнул, как сноп. Без звука, даже умирая, не дрыгнул ногами.
Второго свалил Бьёрн, хладнокровно подбежав сбоку, пока воин из дружины Модольва пытался зарубить Асгрима.
Третий оказался датчанам не по зубам. Метнулся в сторону, проскочил между двумя викингами, которые столкнулись и повалились на траву, ругаясь почем зря. Мечом норвежец полоснул по животу курносого усатого датчанина, а зажатый в левом кулаке нож вогнал в горло Торду. Рыжий запрокинулся, булькая кровью, а умелец бросился в темноту, ища передышки и спасения.
Лосси устремился за ним.
- О-о-о-дин!!! - как и большинство урманов, хевдинг в бою забывал о крещении и возвращался к богам предков. - Бей-круши-и-и!!!
"Откуда у него такая голосина, - подумал Вратко, уже поравнявшись с Черным Скальдом. - Сам коротышка-боровичок, а ревет, как медведь, которого среди зимы из берлоги подняли".
В следующий миг новгородец увидел изувеченное, измаранное кровью и копотью, покрытое кровоподтеками лицо Хродгейра. А в особенности - выжженные глаза хёрда.
Время остановилось для Вратко. Есть ли на этом свете более изощренное издевательство над человеком, нежели лишить его зрения? Вот так в одночасье отрезать его от красок жизни. Парень похолодел, представив, что должен ощущать Черный Скальд. Никогда викингу не увидеть крутой, поблескивающий бок морской волны, темно-зеленой в непогоду, лазурной под ярким солнцем, иногда серой, а иногда синей-синей, до пронзительности. Не увидеть неба, нежно-сиреневого на рассвете, багрового на закате, и бегущих облаков, то грязных, как нечесаная шерсть, то белоснежных, подобно лебяжьему перу. Для него теперь недоступны легкое трепетание листвы на ветру, волнующаяся трава на поляне, черно-сизые ягоды на заснеженных кустах терновника и алые гроздья рябин, "озерки" цветущего льна и глазки ромашек. Не следить викингу за стремительным полетом сокола и за парящими над водной гладью чайками. Не командовать ему больше боевым дреки, что, оскалив драконью пасть, венчающую штевень, стремится на врага, не идти впереди строя хирдманов с остро отточенной сталью в руке.
Тяжело утратить ноги или руки, оглохнуть или онеметь, но глаза…
Парень задохнулся от жалости, которая сменилась клокочущим гневом. Да что ж это за люди такие?! Рыцари? Где же ваша честь и доблесть? Монах? Разве этому учил Иисус Христос апостолов и людей, жаждущих света высшей истины? Да вы хуже зверей лесных! Медведь рвет когтями, волк вцепляется клыками, тур поднимает на рога, гадюка жалит… Но они не увечат врага нарочно, стремясь превратить его в жалкого калеку, беспомощного и несчастного.
- Ты живой? - нерешительно проговорил новгородец. Просто, чтобы сказать хоть что-нибудь. Чтобы Хродгейр не стоял неподвижно, словно прикрученный к дереву труп, брошенный на прокорм падальщикам.
Долго, очень долго Черный Скальд молчал. Вратко даже подумал было, что оправдались самые худшие его предположения. Подумал и покрылся липким холодным потом. Но тут губы хёрда дрогнули.
- Кто тут?
- Это я… - не сумел придумать ничего лучшего Вратко.
Но Хродгейру хватило услышать звук его голоса.
- Подарок Ньёрда? Ты? - Хродгейр попытался улыбнуться, но разбитые губы лишь искривились.
- Я! Я! - обрадованно закричал Вратко. Засуетился. - Сейчас… Сейчас я тебе помогу.
Пальцы словена шарили на поясе в поисках ножа. Только ощупав широкий ремень, он вспомнил, что не брал ножа взамен того, что когда-то подарил Вульферу. Тогда он вытащил меч и начал пилить веревку.
- Я рад, что вы живы… - прошептал скальд.
- Живы мы, живы, - трясущимися губами шептал Вратко. - И Мария жива, и даже Рагнар выздоравливает…
Громкий, исполненный боли крик, раздавшийся позади, заставил парня обернуться.
Сеча продолжалась, но…
Удача отвернулась от датчан.
Из темноты выбежали дружинники Модольва. В шлемах, кольчугах, прикрываясь щитами - спали они в доспехах, что ли? Люди Точильного Камня были вынуждены отступать, отмахиваясь от наседавших врагов. Сам Лосси отходил в числе последних. Его огромный топор порхал, как перышко. А около хевдинга данов вьюном вился тот самый норвежец, что убил Торда. Наскакивал, рубил по ногам, пытался обманным движением зацепить хотя бы плечо датчанина.
А кто же кричал?
Вратко пригляделся внимательнее и увидел воина, корчащегося в углях почти догоревшего костра. Датчанин это или норвежец, не сказал бы никто. Ругался он на общем для северян наречии и пытался выбраться из прожигающих одежду углей. Однако нога, должно быть перерубленная в схватке, волочилась безжизненной плетью и мешала ему ползти.
"И это люди Модольва дерутся без лучших своих бойцов: Белоголового хевдинга, Эйрика, берсерка Скафти Медвежья Шкура. Жарятся ли они в христианском аду или пируют в Вальхалле рядом с Одином?"
- Бей-круши! - кричали датчане, но уже без былого запала.
- С нами Бог! - орали в ответ норвежцы. - Deum de Deo, Lumen de Lumine!
Извергавшаяся из перекошенных ртов, обрамленных всклокоченными бородами и длинными усами, латынь звучала необычно. Как если бы они заговорили по-арабски или по-хазарски.
- Один! - отвечал им датский хевдинг, рыча от ярости: ну, никак он не мог зацепить верткого бойца, противостоящего ему, и все тут!
Меч и тяжелый нож мелькали, словно молния. Жалили в горло, грудь, живот, секли по ногам, метили в глаза… Вращая топор, будто хворостинку, Лосси успевал пока не только успешно отражать вражеские выпады, но и удерживал противника на расстоянии. Но для победы этого мало! Как говорил когда-то старый Сигурд: нет удара - нет победы.
- Режь веревки… - поторопил парня Хродгейр. Он не видел, что происходит на поляне, но наверняка по звукам мог догадаться о кипящем сражении.
- Ага! - кивнул Вратко и с удвоенной силой принялся елозить мечом взад-вперед.
Толстая конопляная веревка, разлохмаченная и отсыревшая, поддавалась плохо. А может быть, клинок был не слишком острым? Вообще-то новгородец смутно представлял, как нужно правильно точить меч, а никто не подсказал. Хотя, с другой стороны, рубить-то им можно. Викинги никогда не старались довести лезвие до такой остроты, чтобы бриться.
- Крепче стой! - кричал кто-то из датчан.
- Бей-круши! - отвечал ему гундосый голос Бьёрна.
- Deum de Deo! - орали норвежцы Модольва.
"Где же рыцари? Эдгар и тот, второй, смуглый… Если они сейчас ударят, датчанам не устоять. Размажут, расплющат и копытами разнесут… А они наверняка готовятся вступить в бой, - думал Вратко. - Это викинги могли в одежде и сапогах спать - вскочил, шлем на голову, меч в руки и в бой! А благородным рыцарям время нужно, чтобы облачиться в броню, на коня взобраться. И хотя для этого у них слуги с оруженосцами имеются, а в один миг не управиться. Никак не управиться…"
- Ты режешь, Подарок? - пошевелил разбитыми губами Черный Скальд.
- Режу, режу…
- Нож тупой, что ли?
- Мечом режу, - вздохнул словен. - Нет ножа. Не взял…
- Тогда руби. Мечом рубить надо…
- Ага. Точно! - Вратко укорил себя, что раньше не догадался.
Замахнулся, чтобы рубануть с плеча. Увидел… Нет, скорее почувствовал мелькнувшую за плечом тень. Развернулся и рубанул наотмашь.
Бородатый, разлохмаченный викинг поймал его меч на свой клинок. Откинул в сторону. Лягнул в колено.
Вратко успел отодвинуть ногу, и удар пришелся в середину бедра. Тем самым парень спасся от перелома, но его повело в сторону. Пришлось сделать пару шагов, чтобы не свалиться.
Остановившись, словен поднял глаза и успел заметить хищный высверк лезвия, летящего прямиком в голову Хродгейра. Парень устремил свой меч наперерез. От столкновения клинки зазвенели, разве что только искры не брызнули. Кисти заныли, ладони отозвались болью, а черен меча едва не вырвался на свободу.
- Проклятый ворлок! - зарычал викинг.
Снова занес оружие.
Вратко перехватил рукоять покрепче, ткнул закругленным концом лезвия хирдману в лицо. Тот не ожидал такой прыти от словенского мальчишки, да еще и ворлока, как говорят викинги, "мужа женовидного", отшатнулся. Его замах пропал впустую.
- Ну, держись, колдун! - Воин прищурился, его скулы закостенели.
Взмах!
Еще взмах!
Меч целил Вратко в голову.
Справа. Слева. Сверху.
Так бьют, чтобы насмерть, наверняка. Ни о каком плене и речи идти не может.
Новгородец уворачивался, пытаясь заслониться мечом. Он понимал, что прямого столкновения клинков может и не выдержать. Викинг намного сильнее. Да еще и близок к боевому безумию, похоже. Неужели в дружине Модольва Белоголового было больше одного берсерка? Да уж, собрал себе войско Кетильсон - не дружинники, а разбойничья ватага…
Сталь свистнула у самой щеки, обдала холодным ветерком.
- Сдохни, ворлок! Будь ты проклят!
Вратко молчал, не открывал рта, как ни хотелось ответить словом пообиднее. Но он боялся сбить дыхание, а потому лишь крепче сжимал зубы.
Они крутились около дерева с привязанным Хродгейром. Дружинник Модольва изредка вспоминал о Черном Скальде и норовил нацелить удар в него. Приходилось вертеться юлой, отвлекая викинга от беспомощного хёрда. Попытки Вратко отвести его в сторону, выманить в гущу боя, успехом не увенчались. Бородач упрямо возвращался к Хродгейру. Один раз словену даже пришлось отбивать клинок клинком. Снова запястья занемели - если бы держал меч одной рукой, потерял бы.
Урман хрипел и вращал глазами - вот-вот пена изо рта пойдет. На каждый взмах он с сипением втягивал воздух открытым ртом, а на каждый удар - выдыхал с хриплым "хэканьем".
- Сдохни, ворлок! Сдохни!!!
Меч очередной раз взлетел к беззвездному небу.
Новгородец шагнул назад, стараясь увеличить расстояние до врага, и тут ему под ногу попался корень, высунувшийся из земли.
Парень вскрикнул, нелепо взмахнул руками и повалился навзничь, роняя меч.
С радостным рыком викинг прыгнул вперед, без остатка вкладывая в удар всю ненависть и всю жажду победы.
Вратко хотел зажмуриться, но не смог, поскольку оцепенел от ужаса. Даже закрыть голову руками показалось неимоверно трудным делом. Он только смотрел, как тускло отсвечивающий клинок начинает путь, подобно падающему соколу, которым некогда метил щиты дружинников и ближних гридней ладожский князь Рюрик.
Серая тень, вылетевшая слева из кромешной темноты, ударила викинга в плечо.
Крепкий воин пошатнулся. Взмах меча пришелся в пустоту.
Седой волк тоже не устоял на ногах, покатился кубарем. Оттолкнувшись от земли всеми четырьмя лапами, взвился в воздух. Клацнули клыки.
Урман отмахнулся мечом. Не испугался, не дрогнул и не побежал, а встретил зверя сталью.
Волку пришлось изогнуться в прыжке похлеще кота, чтобы избегнуть смертельного удара.
Словно завороженный, Вратко наблюдал, как они кружат друг около друга. Зверь и человек, оба выросшие для того, чтобы убивать. Хищники, смертельно опасные для любого, с кем сталкивает их судьба. Только один на двух ногах, а другой - на четырех. Один пользуется зубами и когтями, а другой - острым железом, прошедшим руки кузнецов.
"Что ты пялишься? - вдруг шепнул тихий голос, таящийся в глубине души, под толстым слоем страха и липкой трясиной беспомощности. - Бери меч, встань и помоги серому".
Пальцы словена зашарили по палой листве. Оружие, как назло, не торопилось находиться. Неужели улетело слишком далеко?
А вот и меч!
Оплетенная кожаным ремешком рукоять легла в ладонь.
Парень хотел картинно вскочить, но замер на одном колене, увидав, как меч урмана коснулся волчьей лапы. Прошел вскользь, но тело зверя судорожно дернулось, меняя направление прыжка. Волк не заскулил, не завыл, даже не зарычал, но приземлился на три лапы. Припал к листве, вздыбив шерсть на загривке.
Хирдман ненадолго задумался, переводя взгляд с Вратко на волка, а потом на Хродгейра. Оценивал, что ли, кто опаснее?
Словен рывком выпрямился, занося меч.
Викинг широко размахнулся, сделал обманный шаг в сторону серого, который отпрянул, скаля клыки, а потом с плеча рубанул Вратко. Мощно, с разворотом корпуса. Такой удар, если достигает цели, разваливает человека до седла, и кольчуга не спасет. На парне кольчуги не было. В один миг он вспомнил, как разлетелся в осколки клинок Асмунда от удара Скафти, но все равно поднял меч в отчаянной попытке защититься.
Лезвие, довершающее смертельный размах, заскрежетало по оковке копья, высунувшегося над плечом новгородца, словно жало гадюки. Поворот широкого, листовидного наконечника, и меч отлетел в сторону, будто пушинка. А копье прянуло злым укусом, вонзаясь бородатому викингу в распахнутый рот. Поперхнувшись сталью, воин упал.
- Держись, Подарок! - Широченная ладонь хлопнула Вратко по плечу.
Олаф?
- Вовремя мы успели! - Гуннар крутанул копье над головой.
Игни ничего не сказал. Он сразу побежал к Хродгейру, вытаскивая на ходу нож.
"Слава тебе, Господи… - подумал словен. - И правда, вовремя… Еще бы чуток, и все…"
- Вы знаете… - начал Вратко, но кормщик не дал ему договорить.
- Монаха ищи! Счетец у меня к нему!
- Ищи, Подарок Ньёрда! Кто, кроме тебя? - оскалился Олаф, поплевав на ладони.
Они обрушились на дружинников белоголового хевдинга, словно лавина, несущаяся по горному склону.
- Хёрды, вперед! - проорал Олаф во всю мощь луженой глотки.