- Тысяча чертей! - воскликнул Оторва. - Это же наш отважный лейтенант! Он еще теплый, но дыхания не слышно.
- И все-таки… может, он еще жив? - спросил Бокан.
Оторва расстегнул мундир, прижал ухо к груди офицера и уловил слабое биение сердца.
- Надежда есть… Скорей!.. Его надо в лазарет!
Но санитары давно закончили работу. Всех раненых унесли. Если бы зуавы не пришли за своими мешками, бедный лейтенант остался бы лежать под трупами до следующего дня.
Лазарет находился далеко, надвигалась ночь, что же делать?
Кое-как из двух ружей соорудили носилки, выстлали их русскими шинелями и положили раненого. Словно поняв, что ее хозяину желают добра, собачка перестала рычать и скулить. Она завиляла хвостом, бегая взад-вперед и суетясь, а когда процессия тронулась в путь, возбужденно запрыгала.
Двое зуавов несли носилки, двое других шли рядом - на смену. Оторва поддерживал раненого, который лежал в неудобной позе.
Плато опустело. Мешки подобрали, и солдаты стягивались в лагерь, уже новый, на завоеванной территории.
На каждом шагу зуавы натыкались на трупы. Сильный толчок - и раненый застонал.
- Нет худа без добра, - проговорил Оторва. - По крайней мере, ясно, что он жив.
- Если бы он мог выпить глоточек, - обронил Робер, один из носильщиков.
- Мысль хорошая! - поддержал его Бокан. - Если человек может выпить глоток, значит, он возвращается к жизни.
Зуавы остановились, и Оторва влил в рот раненому каплю водки, чудом обнаруженную на дне одной из фляжек.
- Пошла! - серьезно прокомментировал Бокан, который внимательно следил за операцией. - Молодец парень! Клянусь потрохами, он будет жить.
Лейтенант, чуть шевельнувшись, открыл глаза, и взгляд его упал на Оторву, воинственная физиономия которого осветилась доброй улыбкой. Узнав зуава, он глубоко вздохнул и прошептал еле слышным, прерывающимся голосом:
- Вы спасли меня… снова… Благодарю вас!..
При звуке родного голоса собака начала лаять и скакать как безумная.
- Мы нашли вас благодаря ей, господин лейтенант, - отозвался Оторва.
- Картечь! - окликнул ее раненый.
- Превосходное имя для собаки артиллериста!
И пока верный пес лаял до хрипоты от радости, лейтенант спросил слабым голосом:
- Мы победили?
- Да, господин лейтенант! Победили на всех направлениях.
- О, я счастлив, теперь могу спокойно умереть.
И он снова впал в забытье.
Тут зуавы заметили среди сумеречных теней всадника, который мчался крупной рысью.
- Не двигайтесь! - сказал Оторва товарищам. - Мне кое-что пришло в голову… сейчас увидите.
Всадник приблизился к зуавам, и те увидели, что это английский офицер.
Оторва расставил перед лошадью руки, и та остановилась. Зуав, поднеся в приветствии руку к феске, сказал всаднику, невозмутимо взиравшему на него, выпуская изо рта кольца дыма.
- Извините, господин офицер! Не могли бы вы оказать мне услугу. С нами лейтенант нашей армии… он умирает… Не могли бы вы поскорей прислать кого-то, кто бы помог… или одолжить нам вашу лошадь… Мы устроили бы его в седле и доставили в ближайший лазарет.
Англичанин, флегматичный и бесстрастный, продолжал молча курить сигару.
Наблюдательный Оторва заметил прежде всего, что на лошади была французская сбруя, чепрак с гербом императора. Кроме того, у наездника не было шпор, какой-то чудной костюм, настоящая карикатура на военную форму. Очень странно…
Все это вызывало сомнения: "Что же это?.. Причуда?.. Предательство?.. Посмотрим".
Он подошел ближе и принялся внимательно рассматривать диковинного седока. И тут молодой человек заметил тяжелые черные косы, едва прикрытые шапочкой… Потом тени усов, нарисованные в спешке… они так портили это античное лицо с холодными чертами. Жан поймал на себе быстрый взгляд блестящих черных глаз, словно обжигающий огнем. Недавнее воспоминание пронзило его мозг.
Оторва положил руку на поводья и воскликнул:
- Дьявол меня возьми! Это же Дама в Черном! Вы снова моя пленница.
Дама в Черном плотнее уселась в седле, сжала колени и с маху нанесла сильнейший удар по холке лошади. Породистая лошадь, взнузданная с утра, возбужденная сражением, совершила чудовищный прыжок и унеслась с гневным ржанием.
Несмотря на свою атлетическую силу, Оторва, сбитый с ног, отлетел в сторону, а животное помчалось во весь опор среди трупов. Дама в Черном разразилась громким хохотом, который хлестал больнее, чем удар плетки, и прокричала:
- Будь ты проклят!.. Я убью тебя при третьей встрече!
С неизменным своим хладнокровием Оторва вскочил как ни в чем не бывало, а его товарищи сыпали проклятиями.
Жан снял с перевязи карабин, приговаривая:
- Подумаешь, делов… я и не почувствовал!.. А ну-ка, Дружок…
Молодой человек прицеливался две-три секунды, затем выстрелил.
Лошадь подпрыгнула на месте и заржала от боли.
- Готово! - закричал Бокан. - Через четверть часа она падет…
- Да, но эти четверть часа надо не упускать ее из виду.
- Ты лучший бегун в полку… как и лучший стрелок… Я бы на твоем месте…
- Что бы ты сделал?
- Я побежал бы наперерез и перехватил бы эту стерву, пока еще не совсем стемнело…
- Верно… У этой гадины немало грехов на совести, и она может нам еще навредить… Но как же лейтенант?
- Не беспокойся! Мы отнесем его в лазарет…
Разговор не занял и минуты. Лошадь с отважной наездницей успела пробежать метров пятьсот.
Оторва тут же принял решение. Он перехватил своего Дружка за середину ствола и, балансируя им, кинулся в отчаянную погоню за беглянкой.
На первый взгляд эта погоня казалась совершенно безумным предприятием. Но от Жана Оторвы можно было ожидать всего, даже невозможного.
Какая сила!.. Какая энергия!.. Какая выносливость!.. Да прибавьте к этому еще технику бега и легкие из бронзы!
Он перепрыгивал через трупы и сохранял дистанцию между собой и лошадью, которая понемногу замедляла бешеный галоп. Она скакала уже не так свободно, начинала частить. Но благородное животное собиралось бежать до последнего вздоха.
К несчастью, быстро смеркалось, хотя предметы вокруг еще можно было различить. Местность становилась все более пустынной. Не попадалось больше ни раненых, ни трупов людей и лошадей. Оторва вышел уже за пределы поля битвы. За спиной остались армии, перегруппированные и сосредоточенные теперь на месте их прежних бивуаков.
Дама в Черном, видимо, хорошо знала эти места и была к тому же хитрым стратегом, так что ей удалось обойти воинские части, караулы, посты. Дорога свернула в сторону. Всадница решительно направила по ней храпящую лошадь.
Зуав ничуть не устал и прыгал, как козленок. Время шло, теперь он уже находился в расположении войск противника. Ему казалось, что он видел неясные силуэты, которые исчезали при его приближении. Мародеры? Русские солдаты, отставшие от своих частей и пробиравшиеся к Севастополю?
Какое ему дело! Надо было догнать беглянку, и он ее догонит, куда бы она ни пыталась его завести - в засаду, навстречу опасности, навстречу смерти!
Копыта лошади цокали по камням дороги. Погоня длилась уже более получаса.
Оторва остановился на минуту, вытер обшлагом пот со лба и пробормотал:
- Куда к черту она меня тащит?.. В Севастополь? Вряд ли я один смогу взять город.
Странные, пугающие звуки донеслись до его ушей.
"Лошадь в агонии… ее хрип! Скорей!.. Скорей!.."
Зуав помчался, пробежал полкилометра и натолкнулся на лошадь, которая содрогалась в последних конвульсиях. При свете луны, поднимавшейся над горизонтом, он различил золотое шитье на чепраке.
"Я был в этом уверен!.. - прошептал зуав. - Но где она, эта чертова кукла?"
Жан услышал слово, произнесенное на незнакомом языке, в ответ прозвучала короткая команда.
Пять или шесть язычков пламени вспыхнули справа и слева.
Оторва - старый вояка, его никогда не покидало хладнокровие. В один миг он ничком бросился на землю.
Пули со свистом пронеслись над головой храбреца. Он вскочил, размахивая своим грозным карабином.
Перед ним возник человек.
- Огонь! Раз, два!
Человек упал с пробитой грудью.
Еще один повернулся и попытался удрать.
- Не так быстро, эй! - ухмыльнулся Оторва и всадил штык между лопатками беглеца. Тот повалился ничком, сраженный наповал.
- Кто следующий? - насмешливо крикнул зуав. - Больше никого?.. Тогда вперед…
Остальные растворились в темноте. Плохо только, что за время этой стычки зуав потерял след Дамы в Черном.
Другой на его месте вернулся бы к своим, раз ничего больше нельзя сделать.
Но Оторву не зря так прозвали. Он ничего не делал как другие. Его манило неизвестное и опасное, препятствия утраивали его способности. Жан устремился вперед, пробежал около двухсот метров, заметил высокое дерево и прислонился к его стволу.
Здесь он спокойно зарядил карабин и довольно пробормотал про себя:
"Скажу не хвастаясь - мы с тобой, Дружок, стоим целой роты".
Молодой человек прислушался к далеким шумам, доносившимся с равнины: глухой стук колес, ржание лошадей, позвякиванье упряжи, неясный гул… Ему были хорошо знакомы эти звуки, которые издает армия на марше.
Русские войска отступали на юг, почти бежали.
Оторва отправился дальше, рассудив, что если он и не найдет Даму в Черном, то, по крайней мере, принесет своим командирам ценные сведения о противнике.
Он дошел до берега реки - вероятно, это была Кача. Перейдя речку по деревянному мосту, француз оказался среди кустов винограда, увешанных тяжелыми гроздьями. Он сорвал на ощупь виноград, съел несколько спелых кистей и отправился дальше. К несчастью, поднялся густой туман и за несколько минут затянул луну и звезды. Теперь Оторва потерял ориентиры.
Он пошел наугад, сбился с пути, снова нашел дорогу, опять потерял и наткнулся в конце концов на большой дом, каменные стены которого едва выступали из тумана.
На первом этаже светилось окно. Зуав уловил звуки голосов. Он прижался ухом к стеклу и ясно различил высокий голос, тембр которого заставил его вздрогнуть.
- Приказ по союзническим армиям предусматривает бивак на Каче… Здесь, в имении князя Нахимова, разместится французский генеральный штаб… Надо стереть его с лица земли… взорвать!
- Слушаюсь, княгиня, - ответил мужской голос.
- Она!.. Это она! - прошептал зуав.
- Бочкина месте?
- Да, княгиня!.. В людской и в подвалах. А что же тот солдат, который вас преследовал?
- О, он давно потерял мой след, если только его не убили там, в засаде.
- Ну-ну, - усмехаясь, пробормотал Оторва. - Сейчас увидишь, что малыш еще жив.
Разговор продолжался, и отважного зуава охватил страх: заговор грозил гибелью обожаемым командирам французской армии, только что увенчавшей себя славой.
Нельзя было терять ни минуты. Следовало без промедления сообщить обо всем высшему командованию, чтобы оно изменило маршрут, иначе катастрофы не избежать.
И, уже не думая о том, каким образом Дама в Черном оказалась посвящена в эти тайны, Оторва, превозмогая охватившую его усталость, решил скорей возвращаться к своим. Легкий шум заставил его повернуть голову. Он отошел от окна и принялся вглядываться в густой туман.
Что-то непонятное просвистело в воздухе и обрушилось на французского разведчика. В мгновение ока его опутали и связали сетью. Сильнейший толчок свалил пленника на землю. Он был не в силах ни отбиваться, ни порвать сеть, вообще не мог двинуться.
Абсолютно беззащитный, Жан очутился в руках безжалостного врага. Раздался свист. Топоча сапогами, подбежали человек шесть. Они грубо схватили Оторву и потащили в большую комнату, залитую светом.
Перед столом стояла Дама в Черном, поигрывая кинжалом. Это страшное оружие наносит смертельные раны. Люди, притащившие зуава, положили его на стол, так что маленькая ручка, сжимающая рукоять кинжала, вполне могла достать связанного.
Зуав, однако же, не отвел глаз. Он холодно смотрел сквозь ячейки сети, опутавшей его лицо, прямо в глаза своей противнице.
Она же тихим свистящим голосом, задыхаясь от бешенства, сказала ему с невыразимой ненавистью:
- Ты для меня воплощение француза… врага моей родины… Захватчик… будь ты проклят… я ненавижу тебя. Я обещала убить тебя при третьей встрече… я не искала тебя… но ты в моих руках… и ты умрешь!
Вид занесенного над ним кинжала прибавил Оторве смелости. Он ответил:
- Это я первый поднялся сегодня на плато Альмы… это я нашел дорогу для артиллерии… это я сделал первый выстрел… Это я, наконец, водрузил французский флаг на Телеграфную вышку. Я говорю об этом, чтобы вы поняли: я не боюсь смерти. Я солдат! И я презираю вас, как солдат презирает убийцу! Подлого убийцу!
Пренебрежительный взгляд француза, его жесткая отповедь привели Даму в Черном в бешенство. Не отдавая себе отчета ни в словах, ни в поступках, охваченная неудержимой ненавистью, она всадила кинжал в грудь зуава с криком:
- Умри же!
ГЛАВА 7
Реванш Дамы в Черном. - Удар кинжалом. - В глубине подвала. - Смотрите-ка… мертвец не мертв… - Порох, вино и окорок. - Из огня да в полымя. - Мина. - Бессилие.
Когда сталь коснулась груди неустрашимого солдата, по всему телу его прошла дрожь. Сдавленный стон сорвался с его губ, отчаянный стон смелого и сильного человека, осознавшего свое бессилие перед лицом смерти.
Он слабо дернулся в своих путах, потом закрыл глаза и замер. Дама в Черном долго смотрела на него, затем отступила на шаг. Кинжал выскользнул у нее из рук и с глухим стуком упал на пол.
В ее глазах потухла та страшная ненависть, которая обжигала, словно раскаленный металл. Гнев ее исчез при виде неподвижного тела.
- Двое в один день, - прошептала она. - Маршал и солдат!.. Да… это ужасно - так убивать… И это жестокое слово: подлый убийца… оно как пощечина. Да… может быть… Ну что ж… пусть так… я согласна: подлый!.. Я люблю святую Русь так, что согласна на подлость, на преступление… я готова на все ради ее спасения!.. Прочь слабость и сомнения!.. Вперед, за родину!
Люди, которые захватили, а потом притащили Оторву, были одеты по-крестьянски. Это татары - круглолицые, раскосые, с приплюснутыми носами, привыкшие к покорности и послушанию. Оки бесстрастно наблюдали за странной женщиной и ее жертвой.
Татары не поняли ни слова из того, что говорила Дама в Черном, поскольку размышляла она вслух по-французски.
Теперь они равнодушно ждали приказа, чтобы выполнить его беспрекословно, каким бы он ни был.
Дама в Черном, к которой вернулось ее обычное хладнокровие, спросила их по-русски:
- Барин здесь?
- Да, он ждет вместе с господином полковником, - ответил один из крестьян.
- Хорошо!.. Уберите отсюда это тело.
- И что с ним сделать? Бросить в колодец?
- Ни в коем случае! Французы завтра найдут его и всех здесь перережут…
- Тогда закопать в парке?
- Нет! Они заметят свежевскопанную землю…
- Тогда мы не знаем, что с ним делать…
- Ладно! Отнесите его в погреб… он взлетит на воздух вместе со всем домом.
- Да, барыня, это вы хорошо придумали.
Слуги подхватили бездыханного и недвижного Оторву, с трудом подняли его и, топоча сапогами, выволокли из комнаты.
Пройдя по длинному коридору, вымощенному плитками, они повернули и дошли до массивной дубовой двери. Канделябры на стенах освещали путь.
Один из крепостных, тот, что шел впереди мрачной процессии, толкнул дверь, и та со скрипом отворилась. За ней зияла черная дыра. Крестьянин хотел выполнить приказ барыни как можно точнее и спросил других:
- Мы должны просто бросить его в погреб или отнести вниз?
- Барыня сказала: "Отнесите".
- Он же мертвый… Ему все равно… а нам меньше работы!
- Тогда давайте сбросим.
Рассудив таким образом, они положили зуава на верхнюю ступеньку, с силой толкнули его, послушали, как тело катилось вниз со ступени на ступень, и ушли, повернув ключи в двух замках на два оборота. Дверь погреба стала дверью темницы.
И тут началось что-то поистине необычайное.
Едва тело коснулось верхней ступени, оно сжалось в клубок, во всяком случае настолько, насколько позволяли веревки, чтобы по возможности уберечься от ударов и ссадин. Ноги подтянулись к груди, спина согнулась, руки прижались к корпусу, голова втянулась в плечи, и хотя тело не столько спускалось, сколько скатывалось вниз, это не нанесло ему особого ущерба.
Но позвольте! А как же кинжал, всаженный в грудь… как же предсмертные стоны… последняя судорога?..
Разве Жан-Оторва не умер?..
Ну и ну! Похоже, что нет!..
Это неслыханное, это просто чудо, но это так! Он остался жив!.. Пересчитав ступеньки каменной лестницы, молодец очутился внизу, в полной темноте. Оглушенный, помятый, контуженный, Жан с четверть часа пролежал неподвижно на влажном полу, едва дыша и собираясь с мыслями. И все-таки, несмотря ни на что, он остался жив!
Его руки и кисти, связанные неумелыми палачами, сохранили кое-какую свободу движения. Почувствовав, что может шевелиться и дышать, Оторва высвободил сначала одну руку, потом другую. Проделав это, он терпеливо стянул с себя сеть.
- Гениальная выдумка - эта накидная сеть, - пробормотал зуав себе в усы.
Его ноги были крепко стянуты толстой веревкой, которая резала кожу и болезненно сдавливала мышцы. Молодой человек пытался развязать узлы, продолжая бурчать:
- Мне еще возиться и возиться, а сил уже больше нет!..
Бедный Жан!.. После бурных событий последних тридцати часов немудрено было устать. Но тут из груди его вырвался вздох облегчения: рука нащупала штык. Палачи не подумали о том, чтоб его забрать, а может, просто не заметили под складками сети.
Француз осторожно вытащил лезвие и, поскольку оно было хорошо наточено, легко перерезал веревки. Теперь и руки и ноги оказались свободны. Присев на корточки, он ощупал себя, провел правой рукой по груди и почувствовал под пальцами что-то липкое.
"Кровь!.. Черт побери!.. Да, я ранен… чертова кукла, однако же, хватила через край… Не будь этого крапо, сын моего отца отправился бы в далекое путешествие… из которого не возвращаются".
Что же это за спасительное "крапо"?