Пламя над Англией. Псы Господни - Альфред Мейсон 6 стр.


- При первом же зове на помощь меч Персея будет извлечен из ножен.

- Увы, нет! Персею придется не орудовать мечом, а петь как можно лучше под мой фальшивый аккомпанемент.

Робин выпрямился на скамье.

- Мне придется петь в пьесе-маске?

- И более того. Каждый будет должен написать для нее несколько строк. Так что завтра в этом доме от чердаков до погребов будут находится только вздыхающие поэты. К вечеру все должно быть кончено.

- Отлично, - сказал Робин. - Я напишу мадригал для Синтии.

- В маске нет никакой Синтии, - ответила девушка. - Вам придется написать только то, что велит мистер Стаффорд.

- Хорек! - воскликнул Робин.

- Тише! - предупредила Синтия, хотя сама не удержалась от смеха.

- Значит, прозвище к нему подходит, - мрачно заметил Робин.

- Еще как, - согласилась девушка и посмотрела на него с любопытством. - Вы тот самый мальчик с бантом королевы! - внезапно сказала она.

- Я был тем мальчиком, - возразил Робин, гордо выпрямившись; при этом девушка расхохоталась снова.

- Малыш Робин! - поддразнила она его. - Так вас как будто назвала королева. Ну-ну, не вешайте носа! Когда-нибудь вы будете громогласно ругаться и щеголять бородой. Только, сэр, ради Бога, не трите ваш подбородок - от этого борода не вырастет. - Робин поспешно опустил руки и рассеяно улыбнулся. Подшучивая над ним, Синтия в то же время дала ему понять, что другие могут считать его жалким скрягой. Так как мистер Стаффорд по-прежнему проживал в доме сэра Роберта Бэннета, было весьма вероятно, что именно он распространил этот слух, постаравшись сделать его как можно более обидным.

- Я могу придумать какую-нибудь историю о срочном сообщении, - медленно произнес Робин, - и уехать до того, как они вернутся с соколиной охоты.

- По-вашему, это было бы мужественным поступком? - спросила Синтия.

Робин тряхнул головой.

- Это было бы удобно.

- Несомненно, - согласилась девушка. - Но разве вам следует стремиться прежде всего к тому, что удобно?

Робин резко повернулся к ней.

- Вы верите этой клевете?

- Нет.

- Тогда я остаюсь, - заявил он.

- Решать вам, - спокойно напомнила Синтия.

- Вот я и решил, - твердо ответил Робин.

Благодарение Богу, он не нуждается ни в чьих советах по поводу своих действий и в состоянии смотреть в лицо оскорбительным намекам хоть всего графства! Разве он трус, чтобы бежать от них? Конечно, нет! Только пусть они остерегаются, а более всех - любезный мистер Хорек!

- Так это мистер Стаффорд сочиняет маску? - спросил Робин.

- С вашей помощью, - ответила Синтия.

- И я должен играть в ней роль?

- Очень важную. Вы сообщите о начале представления собравшимся в большом зале.

- Значит, я буду герольдом?

- Ну-у, - протянула Синтия, - в некотором роде…

- То есть слугой?

- Да.

- Так я и знал!

Робин с оскорбленным видом поднялся, но тут же снова сел.

- И мне предстоит носить кожаную куртку и широкие штаны, - с возмущением заявил он.

- Малыш Робин, - пробормотала Синтия себе под нос и ответила: - Да, если они будут готовы вовремя.

- Карло Мануччи! - воскликнул Робин.

- Карло Мануччи? - переспросила Синтия. Девушка стойко запечатлевала в памяти странную сценку, происходившую в этой комнате - каждое их слово и движение, начиная с появления Робина. Смеясь над тоскливым лицом юноши, которому предстояло на один вечер снять нарядную одежду, она запомнила и имя Карло Мануччи, что привело к грозным и опасным последствиям. Синтия могла не задерживать на этом имени внимание и позволить ему ускользнуть из памяти. Но она задержалась на нем:

- Карло Мануччи? Кто это?

- Слуга в другой пьесе, - ответил Робин. - Я играл его по распоряжению мистера Стаффорда - и притом играл ужасно.

- В кожаной куртке и широких штанах? - скромно осведомилась Синтия.

Робин мрачно кивнул.

- А Хамфри, конечно, будет принцем Падуанским? - спросил он.

- О, нет, - отозвалась Синтия. - Ведь это маска. В ней действуют только добродетели и аллегории. Хамфри играет Бога Облака.

- Тоже неплохо!

- Он спускается на Землю и женится на Золотой нимфе.

Робин резко повернулся к девушке.

- Если Стаффорд думает, что слуга…

- В кожаной куртке и широких штанах, - напомнила Синтия.

- …намерен робко стоять в стороне, когда… - Он стиснул кулак, но вовремя сдержался. - Я сержусь из-за пустяков. Продолжайте играть на своем клавесине.

В этот момент Синтии следовало упрекнуть Робина за его дерзость или торжественно удалиться из комнаты. Но, по правде говоря, во вспышке юноши не было никакой дерзости. В его голосе звучали искренность и страсть, и Синтия, чувствовавшая, как отзываются на них струны ее сердца, сидела, краснея и бледнея. Она пришла в восторг, когда Робин прервал ее упражнения своим романтическим юмором. Но… но не прошла бы эта неделя спокойнее, если бы он не вошел в комнату? Вспыльчивого молодого человека охватил гнев при одном намеке на то, что Хамфри Бэннет женится на ней хотя бы в пьесе! А ведь не прошло и пяти минут, как он раздумывал, оставаться ему здесь или улизнуть под каким-нибудь предлогом, прежде чем остальные вернутся с соколиной охоты! Одно ее слово - и он бы ушел. Но это слово было бы лживым, и она удержала его…

Девушка бросила взгляд на мрачную физиономию "малыша Робина", возвышавшуюся над крахмальным воротником, и поняла, что если он опять вздумает уйти, она снова его задержит.

- Значит, Хамфри будет Богом Облака, а я - слугой? Отлично! Но, как говорил сэр Френсис Уолсингем, посмотрим, что произойдет дальше! - напыщенно произнес юноша.

В этот момент произошло появление Бога Облака. Хамфри Бэннет вошел в комнату в пыльной одежде и забрызганных грязью сапогах для верховой езды.

- Синтия! - воскликнул он и, увидев сидящего бок о бок с ней юношу, сделал секундную паузу. - А, Робин! - заговорил он, когда гость не спеша поднялся. - Добро пожаловать! Отец переодевается, но спустится через несколько минут.

Хамфри пожал руку Робину, столь же холодно, сколь приветствовал его. Робин не знал, что семейства Норрисов и Бэннетов, хотя одни были протестантами, а другие католиками, всерьез планировали брак между Хамфри и Синтией.

Глава 6. Робин ужинает в странной компании

В холле, где все собрались перед ужином, сэр Роберт Бэннет тепло приветствовал Робина.

- Очень рад видеть вас у себя, мистер Обри, - сказал он и, взяв под руку молодого гостя, представил его присутствующим.

Сэр Роберт был седым пожилым мужчиной лет пятидесяти пяти, до сих пор умудрившимся не испытывать затруднений, которые грозили в эти времена людям его вероисповедания. Официально объявленный схизматиком, он был вынужден платить штраф за отсутствие по воскресеньям в приходской церкви. Впрочем это ему приходилось делать крайне редко до 1586 года, в котором он впервые появился перед читателем. Елизавета не была по натуре крестоносцем. Со свойственной ей терпимостью она могла закрыть глаза даже на измену, если это шло на пользу общему благу, и не стремилась уничтожить католичество, раскалывающее королевство, словно трещина зеркало. Поэтому сэр Роберт мог продолжать идти своим путем, правда, соблюдая осторожность. Путешественник, которого настигла ночь в долине, мог заметить старую часовню Хилбери-Мелкум, освещенную множеством свечей, и услышать доносящиеся оттуда звуки органа, играющего торжественную музыку мессы. Но если, прибыв в Дорчестер или Уорем, он сообщал об этом кому-нибудь, ему весьма резко предлагали заниматься собственными делами, а не лезть туда, где нужны лучшие мозги, чем у него. Елейный и улыбающийся сэр Роберт умел заводить друзей всюду, и Робин заметил, что значительная часть собравшихся в холле сорока гостей состояла из таких же протестантов, как и он сам.

Робин также понял, что сплетни о нем распространились достаточно широко. Его встречали с такой же недоверчивостью, какую проявила Синтия Норрис. Никто не ожидал, что скряга из Эбботс-Гэп будет выглядеть, как придворный щеголь. Все многозначительно переглядывались, и когда сэр Роберт отошел к другим гостям, Робин остался в одиночестве. Его щеки горели от стыда, когда он услышал рядом голос:

- Ну-ну, это вполне соответствует законам природы. Хорошенькие бабочки были некогда личинками, хотя я не слыхал такого о малиновках.

Робин не обернулся, но он хорошо помнил этот голос. Мистер Стаффорд скользнул к нему, выразив надежду, что его ученик не забыл своего наставника.

- У меня остались живейшие воспоминания о мистере Стаффорде, - ответил Робин.

- Здесь будет представлена пьеса-маска, - сообщил мистер Стаффорд. - Глупая история, разбавленная сельскими песенками. Каждый из нас должен написать несколько строк. Бог Облака - то есть дождь - женится на Золотой нимфе - то есть Земле - ив результате наступает всеобщее благоденствие. Вам тоже предстоит играть в ней, мистер Обри, если вы будете столь любезны.

Робин кивнул.

- Да, я буду слугой, который впускает всех в холл.

- Очень важная роль. Мы сами делаем себе костюмы, - сказал мистер Стаффорд.

- О моем можете не беспокоиться, - ответил Робин. - У меня есть один, который вполне подойдет. Я ношу его ради экономии, так что можете быть уверенным, что он соответствует моей скупости и достаточно поистерся.

Робин говорил громко, так что стоящие рядом могли все слышать, и нарочито дружелюбным тоном. Впервые юноша услышал смешки не над собой, хотя и вызванные его словами. Мистер Стаффорд шагнул назад, не зная, как реагировать на сказанное; в его глазах мелькнул испуг. Хорошенькая девушка, которую мистер Стаффорд представлял Робину, но чье имя он не расслышал, подошла к нему.

- Отлично сказано, мистер Обри! - воскликнула она приятным мелодичным голосом и, когда другие отошли, добавила уже тише: - Я кузина Синтии - Оливия Чеверил.

- Вам следовало бы поручить роль Золотой нимфы, - сделал ей комплимент Робин.

- Только что меня уговорили - не скажу, кто именно, - изображать пастушку. Но, честное слово, - она широко улыбнулась, - я еще никогда не встречала ягненка, который бы так мало нуждался в том, чтобы его пасли.

В этот момент двери зала открылись, и дворецкий объявил, что ужин подан. Пища была сервирована на трех столах - большом и двух меньших, стоящих у его краев под прямым углом. Робин очутился за одним из боковых столов рядом с Оливией Чеверил. Он огляделся вокруг в поисках Синтии и обнаружил ее за основным столом по соседству с Хамфри Бэннетом. Хамфри разговаривал с ней, но ее глаза беспокойно бегали по другим гостям. Когда они нашли Робина, лицо девушки озарила такая ласковая улыбка, что его лицо покрылось румянцем, а сердце бешено заколотилось. Для того, чтобы вернуть его на землю, потребовался голос соседки.

- Может быть, мы спустимся со звезд и приступим к ужину? - сухо предложила Оливия.

Блюдо следовало за блюдом. Камбала, морской угорь и мерлан с соусом из шафрана и серой амбры, пироги с олениной и каплунами с гарниром из зеленого горошка, ломти говядины и баранины, салаты, сладкий картофель и артишоки подавались на серебряной посуде. Сэр Роберт Бэннет в своем огромном доме старался идти в ногу со временем. Гости пользовались новомодными серебряными вилками, пил ч пиво, мускат и рейнское вино из венецианских бокалов, закончив трапезу абрикосами и сладостями. Робин, однако, едва ли сознавал, что он ест, и лишь изредка бросал взгляды на соседей. Оливия болтала о пьесе и сомневалась, что они смогут ее поставить.

- У нас есть всего шесть дней, чтобы написать, разучить и отрепетировать текст, а также изготовить костюмы и декорации. Облака должны быть достаточно крепкими, чтобы поддерживать богов и добродетели, и боюсь, что они проломят головы стоящим внизу простым смертным - то есть нам.

Молодой человек с военной выправкой и открытым приятным лицом склонился над столом, отвечая ей.

- Можете не опасаться облаков, мисс Оливия. Я сам подвешу их и закреплю на канатах. Доверьтесь Джону Сэведжу. Я воевал в Нидерландах и попадал там в такие переделки, что теперь мне все нипочем. Ваши облака будут столь же тверды, как земля, и опустятся вниз легко, как перышко.

- Мы будем вам очень признательны, - откликнулась Оливия.

- Можете верить Джону Сэведжу, - повторил солдат.

- Вера, Джон, - промолвил бледный задумчивый молодой человек, сидящий рядом с Сэведжом, - бывает двух сортов: личное, независимое суждение или же религиозное чувство. Какой же придерживаешься ты?

Солдат с уважением посмотрел на говорившего.

- Об этом лучше скажи мне ты, Энтони. - И он начал почтительно внимать собеседнику, распространявшемуся на эти высокие темы.

- Люблю тебя слушать, - с восхищением воскликнул Джон Сэведж, - хотя когда ты кончаешь говорить, я не знаю, стою я на ногах или на голове!

Энтони, чью фамилию Робин вскоре услышал, слабо улыбнулся, в то время, как третий мужчина, старше первых двух, разразился шумным монологом.

- Мой дорогой Бейбингтон, по-моему, подобные речи вы вели за столом леди Шрусбери, когда были пажом в ее доме. Помню, как мой друг граф Аремберг: сказал мне за бокалом поссета "За что я люблю вас, капитан Фортескью, так это за то, что вы никогда не смешиваете вино с философией!" Герцог д'Алансон - третий в нашей маленькой компании - похлопал меня по плечу и согласился с графом.

Этим трем именам - Бейбингтону, Сэведжу и Фортескью - в течение следующего месяца предстояло стать известными всей Англии. В тот момент Робин ничего не слышал о них, но его удивило, что эти три абсолютно разных человека, по-видимому, очень близки между собой. Простой солдат, привыкший работать руками, философ-дилетант со склонностью к отвлеченным диспутам и хвастливый капитан Фортескью. Последний был старшим из трех, и Робина вообще удивляло, как он мог оказаться гостем в Хилбери-Мелкум. В разговоре он постоянно щеголял знатнейшими именами, представляя их обладателей своими лучшими друзьями. Этот хвастливый болтун напоминал капитана из балаганной комедии. Одет он был под стать своим речам - в желтый атласный камзол, серый плащ с золотыми кружевами и штаны из голубого бархата.

- У нас здесь будет пьеса-маска, верно? - громко воскликнул капитан. - Когда я обедал с его светлостью герцогом де Гизом в Париже, нас развлекали актеры из королевского театра. Никогда еще не видал такой компании. Бернардино де Мендоса был среди них наименее знатным.

Мистер Бейбингтон толкнул под локоть капитана Фортескью. Имя Мендосы, произнесенное громогласно, достигло главного стола, в то время как его вряд ли следовало вообще произносить в английском доме. Все присутствующие отлично знали, что испанский посол Бернардино де Мендоса был два года назад выдворен из Англии за участие в заговоре Трогмортона. Сам сэр Роберт с возмущением глянул на капитана, но того это ничуть не смутило.

- Как я сказал, - продолжал он, - Мендоса - незначительное лицо. Но сейчас этот парень - испанский посол во Франции, и если часто общаешься со знатью, то волей-неволей встречаешь и его. Знаете, мистер Бейбингтон, он болтал такое, хотя я этому не верю… - Фортескью понизил голос, но Робину удалось расслышать слова: - …шестьдесят тысяч человек, сэр, во главе с герцогом Пармским.

Больше, однако, он ничего не услышал, ибо сэр Роберт, опасаясь дальнейших нескромностей капитана Фортескью, а может, просто потому, что пища подошла к концу, поднялся со своего стула в центре главного стола. Сказав два слова соседям, он начал обходить столы, в то время как его музыкант, мистер Николас Булз - низенький, толстый и важный человечек - подошел к Робину.

- Завтра, во время репетиции маски, будет пение, мистер Обри. Мы встречаемся после ужина в длинной галерее. Вы, конечно, споете партию с листа?

Робин согласился. Это занятие входило в традиционное воспитание джентльмена, и он не пренебрегал им.

- Надеюсь, что смогу это сделать. Я не обладаю диапазоном дрозда, но в состоянии спеть больше нот, чем кукушка.

- И все ноты - четвертные, держу пари, мистер Обри!

Капитан Фортескью встал напротив Робина, оперевшись обеими руками о стол с серебряной посудой и сверкающими бокалами. Его круглая физиономия побагровела, враждебный взгляд пожирал юношу. Нагло усмехаясь, так чтобы это видели Сэведж и Энтони Бейбингтон, он явно намеревался продемонстрировать на Робине свое остроумие.

- Почти все - четвертные, мистер Обри, - поспешно вмешалась Оливия Чеверил. - Музыка - драгоценное искусство, и его следует расходовать бережно. Так что четвертные ноты…

- И ни одной восьмой, капитан Фортескью, - спокойно и весело закончил Робин. - Завтра утром, перед завтраком, в каком-нибудь укромном уголке парка мы с вами наедине споем дуэтом и тогда выясним, действительно ли ваше пение столь же неповоротливо, сколь ваш ум.

Капитан Фортескью отшатнулся, явно опешив. Он рассчитывал поставить этого мальчишку на место, увидеть его смущение и величаво удалиться, помахивая расшитым кружевом плащом. А вместо этого парень, не моргнув глазом, вызвал его на дуэль. Но прежде чем он успел придумать ответ, его оттеснил Джон Сэведж.

- Я спою вместо вас, капитан Фортескью. Встретимся в пять утра, любезный мистер Бретер, - обратился он к Робину Обри. - Я знаю отличное местечко для состязания в пении.

- Нет-нет! - прозвучал успокаивающий возглас, и между Сэведжом и капитаном Фортескью появился сэр Роберт.

- Мистер Сэведж готов на все - от устройства облаков в большом зале до состязания в пении в парке. Но петь мы будем только после ужина в длинной галерее - каждый свою партию и в полном согласии. Сегодня вечером леди просят устроить танцы, которые, надеюсь, также пройдут в дружественной обстановке.

Назад Дальше