- Бальзамировать их туземцы умеют отлично, - расслышал он спокойный голос Типпота. - А на нашей с вами родине коллекционеры платят за каждую десятки гиней. Так что, если нам с вами, Сайрус, войти в пай, даже сотня таких игрушек…
- Погодите, Типпот, пойду взгляну, улегся ли мой ненаглядный…
Генри заставил себя оторваться от косяка и шагнуть в темноту, откуда доносился заливистый храп.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
в которой Типпот выступает в роли пророка
Остаток ночи Генри спал и не спал. Пытался осмыслить услышанное, но был слишком взволнован, чтобы сосредоточиться. Незаметно погружался в дремоту и внезапно просыпался оттого, что, как ему чудилось, необычайно важная мысль приходила в голову во сне. Но она ускользала, стоило открыть глаза. Только перед рассветом он ненадолго забылся и сразу увидел сон: мертвая голова с лицом рыжего землемера весело подмигивала ему и что-то говорила, но так тихо, что Генри ничего не смог разобрать. Он знал, как важно понять, что шепчут бескровные губы. Голова лежала на столе, в нескольких ярдах от Генри, но он не в силах был сделать и шагу. Ноги стали ватными, и он чувствовал, что из темного угла за ним напряженно следят чьи-то глаза. Генри догадывался, чьи они, и не боялся, ему хотелось запустить башмаком в угол, но и руки были вялы и бессильны.
Сон длился бесконечно, он словно застыл в мозгу, не меняясь ни в одной подробности. Лишь когда мгла в комнате стала сереть, очертания головы потеряли резкость, потом расплылись в бесформенное пятно, и Генри понял, что он уже не спит и что наступает утро.
Решение, которое он тщетно искал всю ночь, возникло в мозгу, стоило ему открыть глаза. Следовало немедленно предупредить Тауранги об угрозе, нависшей над его племенем, и в то же время скрыть от нгати роль старого Сайруса Гривса. Дорогу к деревне нгати должны знать работники, благо сегодня Етики и Патире ночуют на ферме.
Генри сполз с кровати и прислушался: мистер Куртнейс сладко сопел на отцовской перине. Одевшись и пройдя на цыпочках в гостиную, он убедился, что отец и переводчик спят рядышком на овчинах, постеленных на полу.
Сняв башмаки, Генри прокрался мимо спящих и выскользнул во двор.
Генри впервые оказался к западу от холма, увенчанного фермой Гривсов. Тем не менее он шел вперед уверенно: пастухи наметили ему достаточно четкие вехи, чтобы не сбиться с пути. Следуя их указаниям, он уже через четверть часа пересек лощину между двумя невысокими холмами-близнецами. "Там, где река убежала от трех холмов", - вспомнились ему слова Тауранги. Затем надлежало идти по кромке заросшего болота - так, чтобы горная цепь "все время видела левую щеку", а ориентиром служила кучка деревьев, которые англичане-колонисты назвали капустными. В детстве Генри не раз пробовал мягкие верхушки, но еще вкусней был напиток, приготовляемый из корней. До рощицы было далеко, но уже стало ясно, что он не сбился с курса: голые стволы и ветви, усеянные круглыми пучками листьев, могли принадлежать только капустным деревьям.
Сделав попытку пройти к ним напрямик через болото, Генри уже через десяток шагов провалился по щиколотку в жидкую грязь. Пришлось нарвать травы и вытирать башмаки изнутри, а дальше двинуться в обход, что, собственно, и советовали ему пастухи. Крюк удлинял дорогу по крайней мере на четверть мили. Зато идти по твердому лугу, заросшему тасэкой - оранжевой полутравой-полукустарником, было куда приятней, чем прыгать по мохнатым кочкам. К тому же можно было и поразмыслить кое над чем. Ведь как ни убежден был Генри, что поступает правильно, он не в силах был отделаться от мыслей об отце. Если вождь ваикато заподозрит измену, старому Сайрусу придется худо. Ничуть не лучше, чем если бы нгати пронюхали, кто натравил на них воинственных соседей. Сознание, что он может поставить старика под удар, мучило Генри.
Острый шип, вонзившийся в ногу выше щиколотки, вывел его из задумчивости. Охнув, Генри отвел двумя пальцами упругую плеть кустарника, усаженного крепкими иглами, и сел на землю. С занозой пришлось повозиться. Поднимаясь с земли, Генри случайно посмотрел назад и вздрогнул. Четко выделяясь на бледно-зеленом фоне холма, по кромке болота двигался всадник.
"Кто это? Неужели Типпот?" - мелькнуло в голове у Генри, различившего темную масть коня.
Очень скоро догадка перешла в уверенность: человек, согнувшийся в седле, был ростом не больше мальчика. Узнал Генри и высокие сапоги, и долгополый, раздуваемый на скаку сюртук. Лица он различить пока не мог - голова всадника была опущена к холке гнедого. Но это уже не имело значения: Типпот, и никто другой, приближался к нему галопом.
Переводчик осадил взмыленного коня в пяти шагах от Генри.
- Отличная погодка, сэр! - переводя дыхание, язвительно воскликнул он и пустил гнедого шагом, наступая на юношу. - Но не слишком ли рановато для прогулки, а?
Слюнявая конская морда ткнулась в грудь. Генри отступил, стискивая зубы. Все ясно: проклятый карлик догадался.
Типпот рванул узду, отъехал на несколько ярдов в сторону и, щупая юношу взглядом, с веселым злорадством продолжал:
- Ай-яй-яй! Такой ученый, такой воспитанный мальчик - и подслушивать! Надуть папашу вздумал… Ай-яй-яй! - И вдруг, резко сменив тон, закричал пронзительным фальцетом: - Сопляк! Немедленно домой, слышишь?! Что молчишь, говори, куда навострился спозаранку? Предупреждать, да? Говори! - Вероятно, Типпоту не понравилось лицо Генри. Поспешно выхватив из-за пояса пистолет, он с угрозой пробормотал: - Но-но! Церемониться не буду, помни. Продырявлю. А ну поворачивай назад, да побыстрей!
"Только не спешить", - мысленно осаживал себя Генри, чувствуя, что пелена гнева постепенно спадает с глаз. Самообладание вернулось к нему. "Лишь бы подпустил поближе… Поближе…" - пульсировало в мозгу.
- Мистер Типпот… - Генри не узнал собственный голос, заискивающий и хриплый, - Мистер Типпот, вы ошибаетесь… Клянусь…
Прижав руки к груди и состроив страдальческую гримасу, он смотрел на Типпота так искренне, что тот опустил пистолет.
Однако стоило Генри сделать шаг, как вороненый ствол тотчас блеснул на солнце. На юношу снова глядел зловещий черный кружочек.
- Отвечай, предупреждать или нет? - крикнул Типпот, и его личико нервно дернулось.
- Господи!.. Да о чем вы, сэр? - жалобно отозвался Генри и сделал еще два шага. Теперь до морды коня было не больше трех ярдов.
"Не выстрелит, - гоня страх подумал он. - Пока говорим, не выстрелит".
- Стой! - приказал Типпот. - Врешь ты все. Откуда был туземец, что убежал от ваикато?..
В этот момент гнедой, стоявший до сих пор спокойно, переступил с ноги на ногу и резко взмахнул гривастой головой. Седок невольно коснулся грудью холки, ствол пистолета нырнул вниз. Для Генри этого оказалось достаточным. Он метнулся вперед, юркнул под брюхо коня и, выскочив слева от всадника, обеими руками вцепился в него. Грохнул выстрел, и Генри, сжимая в объятиях извивающегося переводчика, упал на землю.
Не вина Типпота, что он промахнулся. Слишком неожиданным оказалось нападение, да и стрелять из-за холки гнедого ему было не с руки. Пуля, взвизгнув, пролетела высоко.
Сильно ударившись затылком о землю, Генри на мгновение разжал руки, и Типпот, оказавшийся сверху, попытался воспользоваться этим. Он мигом скатился с тела юноши и чуть было не вскочил на ноги, однако Генри успел поймать его за полу сюртука и снова опрокинул на землю. Дальнейшая борьба была недолгой: Генри был крупнее и сильнее. Всего несколько секунд понадобилось ему, чтобы подмять под себя Типпота и, заломив кисть, отобрать и отшвырнуть пистолет.
Когда он придавил грудь Типпота коленом, тот перестал сопротивляться и затих.
- Н-не… давите… дышать трудно… - почти беззвучно прошептал он.
Уверенный, что Типпоту не вырваться, Генри убрал колено, перевернул тело на правый бок и вынул из деревянных ножен короткий обоюдоострый кинжал. Теперь, когда дьявол лишился когтей, опасаться его было нечего.
Встав на ноги, Генри с удовольствием расправил плечи.
- Можете убираться, мистер головорез, - сказал он с нарочитым спокойствием. - Коня я вам оставлю, так и быть. А вон ту штуку - ни-ни…
Бросив на лежащего торжествующий взгляд, он поднял пистолет.
Типпот будто не слышал. Плотно сжав губы, он смотрел на лохматившийся возле носа кустик и молчал. Но вот переводчик шевельнулся, быстро сел. Согнув ноги в коленях, обхватил их ручками и глубоко задумался. Лицо его скривилось, будто он проглотил какую-то гадость.
Подумав, Типпот задрал голову и, продолжая морщиться, с неохотой сказал:
- Глупо все это. Глупо. Когда-нибудь, сэр, вы это поймете. И горько пожалеете, да-да…
И пригорюнился, зажав ладонями щеки.
- Не грозите, мистер Типпот, - насмешливо отозвался Генри, подбрасывая пистолет и ловя его то за ствол, то за рукоятку. - Вас я не боюсь.
- Э! - Типпот досадливо мотнул головой. - Я же не о том, мальчик, как вы наивны! Нам с вами делить нечего, и наши дорожки схлестнулись по чистой случайности… Другое скверно - не туда вы в жизни идете. Вот в чем беда!..
Генри хмыкнул, но решил не перебивать. Пусть выскажется. Ему сейчас обидно и совестно, вот и залечивает раны языком. Пусть.
- Опомнитесь, Генри Гривс, умоляю - опомнитесь! - с жаром продолжал Типпот. - Не знаю, откуда вы набрались всякого вздора, наверное, из книг, но вы не должны ни на миг забывать, что вы - подданный ее величества, а главное - вы белый человек! Стать пособником дикарей!.. Боже! Они ненавидят нас, и вы для них всегда будете чужим, потому что между ними и нами - пропасть. Вы потеряете все и не найдете ничего, кроме вражды и ненависти. Бог создал нас белыми людьми…
- Бог создал меня человеком, - не выдержав, звонко оборвал его Генри. - Человеком, мистер Типпот, а не зверем!.. А вас… Ладно, что дальше?
- Когда-нибудь вы проклянете себя, юноша. И это случится скоро, - в голосе маленького переводчика прозвучали зловещие нотки. - Скоро мы зальем их кровью весь остров. Оба острова! Бешеным собакам не место там, где появляется человек. А маори хуже взбесившихся псов. У-у! Упрямые, злобные твари! Они друг другу готовы перервать глотки, не то что нам с вами, Генри Гривс! И вы, образованный, неглупый юноша, вы идете против своей расы и продаете отца ради неполноценных ублюдков?! Стыдитесь, Гривс, стыдитесь!..
- Достаточно, Типпот! - крикнул, бледнея от гнева, Генри. - Ни слова больше!
Маленький человечек порывисто встал с земли.
Генри размахнулся и изо всей силы швырнул пистолет в болото. В зарослях сочно чмокнуло.
- Убирайтесь! Нож получите после. Если встретимся. Ну!..
Не сводя недоверчивого взгляда с юноши, Типпот медленно побрел к коню.
Генри осторожно просунул кинжал под свой широкий кожаный пояс. Когда он поднял голову, Типпот был в седле. Встретив взгляд Генри, он ухмыльнулся и тронул узду.
- Мы еще встретимся, сэр! - почти весело крикнул Типпот. - И тогда… храни вас господь!
Генри равнодушно отвернулся. За спиной раздался стук копыт. Пора было двигаться дальше, солнце уже шло в зенит.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
рассказывающая о знакомстве Генри с девушкой по имени Крыло
Заунывная песня плыла над зеленой долиной. Долине было тесно. С одной стороны ее сдавливали кремнистые отроги уходившего на восток хребта, с другой - более пологое, но достаточно внушительное скопление холмов, обросших от подножия до вершин кустарником. Только кое-где тяжелоголовые пальмы цеплялись за склоны, напоминая усталых путников, карабкающихся вверх. Зато плоские макушки холмов были украшены пышными шапками леса, весь день наполненного птичьим разноголосьем.
Однако в долине не были слышны ни резкие трели желтой вороны, ни гортанная перебранка попугаев, ни хриплый кашель, которым обычно прерывает свое пение пестрая красавица туя. Колючки кустарника не соблазняли прихотливых птиц, и здесь всегда было тихо. Лишь бормотание потоков, пробегавших с гор в пору ливней, ненадолго вспугивало устоявшуюся дремотную тишину.
Сегодня, едва взошло солнце, сонная полоска междугорья услышала человеческие голоса. Сначала они звучали отрывисто, нестройно - люди о чем-то договаривались, спорили. А потом, когда в жирное тело долины разом вонзилась дюжина копалок, все голоса слились в один. Тягучая песня повисла над головами работающих, и в мелодии ее был монотонный ритм, которому охотно подчинились руки людей. Солнце начало вторую половину ежедневного пути, а песни, цепляясь одна за другую, продолжали тревожить долину.
Племя нгати заканчивало весенние посадки кумары. Это был последний незасаженный участок обширных огородов - через три-четыре дня в амбарах деревни не останется и клубня сладкого картофеля, хранимого с осени на семена. И тогда после всеобщего праздника в честь окончания работ мужчины племени начнут готовить оружие к походам. Воинственный танец хака, боевые песни, заклинания жрецов, обсуждения планов грядущих схваток - вот чем будут наполнены их дни…
А пока… Пора кровожадного бога Ту еще не пришла. Пока что правит щедрый Ронго, покровитель урожая. Амбары племени не должны пустовать, кумара не вырастет, если не полить ее потом.
А он струится, заливает глаза, ручейками стекает на грудь. Когда-то, по словам стариков, работать в поле было еще труднее: у копалок не было резной подножки, на которую давит ступня. Великий человек тот, кто первым догадался привязать к остроносому колу поперечину. Теперь тяжелый пласт почти без труда выворачивает даже юноша. Настоящего мужчину эта работа не утомит и за целый день. Только надо петь - размеренно и дружно. Хорошая песня копает вместе с тобой.
Скорбный мотив плывет над полем. Это хорошая песня-о великом герое Мауи, который хотел уничтожить смерть. О том, как, отправившись на поиски великой богини ночи Хина-Нуи-те-По, Мауи нашел ее спящей в пещере. Но когда он решил войти в тело богини, чтобы украсть ее сердце, его подвела птичка мухоловка. Она захихикала, и смех ее разбудил богиню. А та, проснувшись, задушила Мауи.
Смерть сразила вождей,
Когда Мауи был задушен богиней смерти.
И, увы, так смерть и осталась в этом мире, -
печально поют мужчины, втыкая в землю копалки и переворачивая большие куски дерна. Им вторят женщины, которые руками и палками разрыхляют комья и удаляют сорняки. Поют и юноши, укладывая в ямки вялые клубни кумары.
Все работающие, и мужчины и женщины, одеты легко - на них лишь короткие, чуть ниже колен, передники из льна или соломы. Другая одежда была бы сейчас в тягость. Тела влажно блестят. Уже несколько часов пятятся, оставляя за собой броский пунктир обнаженного чернозема, смуглые татуированные мужчины. Ни на шаг не отставая, ползут вслед за ними к востоку цепочки неразгибающихся спин…
Погиб отважный хитрец Мауи, горестным воплем отзвучала последняя нота древней маорийской песни. Но только несколькими мгновениями поживилась тишина. Гортанный голос прорезал воздух, колеблемый зноем:
Взгляни на мое весло!
Его кладут у борта ладьи,
У самого борта ладьи.
Вот оно поднято кверху - весло!
Готовое погрузиться в воду - весло!
И вот мы рванулись вперед…
О, славная, любимейшая песня! Об отважных, что давным-давно на легких ладьях пересекли океан и открыли Длинное белое облако - чудесную страну Аотеароа, ставшую родиной маори. Все племена Южного и Северного островов чтят память о подвиге предков, о каждой из лодок сложены легенды и песни.
Разве можно забыть их славу,
Если она вечно плывет в волнах нашей памяти!
Согласный хор с полуслова подхватил песню о мореплавателях, и усталые спины чуть распрямились. И острее сделались копалки, и рассыпчатее комья земли.
Мое весло!
Ах, как оно стремительно взлетает и опускается!
Быстро погружается в воду и отбрасывает
Шумный всплеск! Вскипает вода за кормой,
Запенился белый след за ладьей,
И брызги летят с весла!
Но на этот раз мужественным открывателям не удалось причалить к заветным берегам.
- Смотрите! - пронзительно воскликнула дородная маорийка. - Там пакеха!
Работа прекратилась. Тридцать пар глаз впились в фигурку светловолосого человека в одежде пакеха, который шел через поле. Мужчины, сжимая в ладонях колья, молчали. Женщины взволнованно перешептывались.
Когда незнакомец приблизился на бросок копья, широколицый атлет, передав копалку соседу, двинулся ему навстречу. Пакеха замедлил шаги. Заметно было, что настороженность маори смутила его.
Воин остановился. Его глаза изучающе пробежали по совсем еще юному лицу пришельца.
- Мне нужно… - с запинкой произнес на маори пакеха, - найти племя нгати. Скажи мне, где их жилье?
Воин молчал, продолжая бесцеремонно разглядывать юношу.
Краска самолюбия проступила на щеках пакеха.
- Мне нужен Тауранги, сын вождя, - сказал он с вызовом. - Если эти люди нгати, то я шел к ним…
Услышав имя Тауранги, воин нахмурился.
- Откуда ты знаешь сына великого Те Нгаро? - строго спросил он.
- Тауранги мой друг. Передай ему, что пришел Генри…
- Хенаре!
Ликующий девчоночий возглас, прозвеневший сзади, заставил воина вздрогнуть и обернуться. Никто не успел опомниться, как маленькая гибкая девушка выскользнула из толпы и со всех ног бросилась к пакеха.
Добежав, она порывисто прильнула к груди ошеломленного юноши, обхватила его за локти и обратила к толпе возбужденное лицо.
- Это Хенаре! - звонко крикнула она. В ее голосе звучала радость и приглашение радоваться вместе с ней.
Кое-кто из маори невольно заулыбался. Но большинство продолжало глазеть с хмурым недоумением.
Генри ощутил, как у него вдруг пересохло во рту. С изумлением косясь сверху вниз на прижимающуюся к нему полуобнаженную длинноволосую фигурку, он осторожно пытался освободить свои руки из объятий и ничего не понимал.
Несколько мгновений длилась эта странная сцена. Девушка опомнилась. Оттолкнувшись от Генри, она виновато опустила голову и приблизилась к стоявшему впереди всех широколицему воину, который с осуждением и любопытством смотрел на нее.
- Пакеха Хенаре - наш друг, - тихо проговорила девушка, не решаясь поднять глаза. - Пакеха спас Тауранги от ваикато. Он наш друг, Китепоки, друг, друг…
Из толпы послышались одобрительные возгласы женщин. Девушка робко взглянула. Складка на лбу Китепоки разглаживалась. Не удостаивая взглядом девушку, юркнувшую в толпу, Китепоки подошел к Генри и положил ему руку на плечо.
- Правду ли сказала Парирау, о желтоволосый пакеха? - с некоторой торжественностью спросил он, глядя юноше прямо в зрачки.
Генри не отвел взгляда.
- Да, это так. Я перерезал веревки, и сын вождя убежал.
"Парирау"… На языке маори это значит "Крыло", - вспомнил он, переводя глаза на стайку перешептывающихся маориек и пытаясь отыскать среди них гибкую фигурку девушки,
Тяжелая рука Китепоки слегка сдавила плечо и потянула к себе. Толстые губы воина растянулись в дружеской улыбке. Округлив ноздри, он вытянул шею и приблизил свое сплошь зататуированное лицо к лицу Генри.