А Гизур тем временем внимательно вглядывался в морскую гладь. Уж он-то знал море и умел его читать, как опытный охотник читает звериные следы в лесу. Вот Гизур бросил за борт деревянную щепку и стал наблюдать, с какой скоростью та скользит мимо борта "Сохатого". А еще через пару часов подул резкий, порывистый ветер, который разогнал хаар, и стоявший на носу Ламби Кетильссон закричал, тыча пальцем в даль.
Там виднелись темные пики, и впрямь смахивавшие на собачьи зубы. Гизур просиял, да и все остальные тоже приободрились. На палубе зазвучали шутки и смех, однако Финн живо положил конец веселью.
- Вот теперь начинается настоящее дело, - громко объявил он.
Слова его, подобно острому мечу, вонзились в чужой смех и убили его на корню.
А вскоре пошел снег.
Над Сварти вставал молочно-белый рассвет. Мы притаились в рощице как раз над становищем Клеркона. Сквозь редкий кустарник нам хорошо было видно скопление жалких лачуг, хилый дымок, курившийся над их крышами, а также несколько полусонных фигур, бродивших между домов. Мне они напомнили только что проснувшихся бестолковых овец. Вот двое траллов отошли на опушку леса и присели на корточки - понятно, дело житейское; еще один вяло ползал, собирая хворост. Лагерь Клеркона только просыпался - зевал и потягивался, - а мы уж успели изрядно промерзнуть в засаде. На протяжении часа мы наблюдали за лагерем и за все это время не увидели ни одного истинного мужчины. Одни только женщины и траллы… Я обратил внимание, что Клеркон отстроил себе жилище получше - плетеные стены были обмазаны глиной, остальные же хижины выглядели совсем ветхими. Такие дома не жалко бросать по весне.
Я посмотрел на Финна, и тот ответил мне радостным оскалом. В зубах у него торчал "римский костыль" - короткий железный кинжал. Он всегда так поступал во время сражения - чтоб прежде времени не взвыть, подобно бешеному волку. Вот и сейчас глаза у Финна побелели, взгляд стал совсем диким, по бороде протянулась нитка слюны. Мой побратим был готов к драке.
Мы долго обсуждали план предстоящих действий. "Сохатый" бесшумно скользил в предрассветной мгле вдоль берега. Темная льдистая вода казалась густой и комковатой, как недоваренная овсяная каша.
- Похоже, чертова вода собирается превратиться в лед, - проворчал Онунд.
И тут же заработал тычок от Гизура, который, высунувшись за борт, чутко прислушивался ко всем звукам. Он отмечал движение рыбьих косяков в глубине и плеск волн, разбивавшихся о прибрежные скалы. Время от времени Гизур издавал резкий протяжный свист и слушал, как тот отражается от окрестных утесов. Весла медленно и осторожно погружались в воду.
- Нам следует поговорить с Клерконом, - убеждал я Финна. - Может, удастся вернуть Тордис без боя. Это позволит избежать кровопролития.
- Как бы не так! - Финн сердито мотнул головой. - Нападем без предупреждения. У Клеркона людей больше, чем у нас, а потому он не станет вести переговоры. Нам следует уподобиться Мьелльниру - разить быстро и беспощадно. Коли попробуем с ним разговаривать, упустим случай. Враги рассмеются нам в лицо и перережут, как овец.
- Но Клеркон может убить Тордис, даже если мы ударим подобно Молоту Тора, - возразил Квасир.
Я сердито замахал на него руками. Драккар не настолько велик. Хоть мы сидели вплотную и беседовали вполголоса, Торгунна вполне могла нас услышать.
- Нет, - отверг опасения Финн, - он не станет убивать Тордис. Вот увидишь, он ее придержит до самого конца - чтобы было с чем торговаться, коли дела пойдут совсем худо. Клеркон хочет выведать тайну Аттилы, а потому Тордис для него ценнее живая.
Скорее уж, дела пойдут худо у нас… Ведь будь у меня уверенность в легкой победе, так я бы напал на Клеркона еще тогда, в Гуннарсгарде. Однако на тот миг нам обоим недоставало людей, и мы остереглись ввязываться в драку. Теперь, к сожалению, положение изменилось. Здесь, на Сварти, у противника наверняка численный перевес. Впрочем, я не стал даже говорить об этом. Что толку? В конце концов, не для того же мы проделали весь этот путь, чтобы собирать ракушки на клерконовом берегу.
Тем временем на палубе произошло какое-то движение. Послышались приглушенные команды, и нос драккара с треском прочертил полосу по галечной отмели Сварти. Мы прибыли на Черный Остров Клеркона.
Решено было, что женщины и траллы - как бесполезные в сражении - останутся на борту "Сохатого". Гизур и Онунд тоже оставались - уж слишком они были важны для корабля, чтобы рисковать их жизнями в бою. Все остальные принялись готовиться к вылазке. Люди доставали оружие, проверяли ремни на щитах и натягивали доспехи - у кого они имелись.
В тусклом свете занимавшейся зари мои побратимы производили устрашающее впечатление. Одежда блестела от утренней изморози, волосы спутанными космами торчали из-под шлемов, и у всех на лице застыл одинаковый оскал - жуткая улыбка волков, вышедших на кровавую охоту. У Хаука Торопыги был с собой лук, он предпочитал этот вид оружия всем остальным. То же самое можно сказать и о Финнлейте, который вообще производил впечатление опытного охотника. Я окинул взглядом остальных. Их вооружение в основном состояло из боевых топоров и копий. Мечей было немного, но я отметил, что все клинки блестят и лоснятся. Видать, их владельцы не пожалели овечьего жира, чтобы охранить драгоценное оружие от морской ржи.
Дикий народ - грязный, неухоженный, одетый в отрепья… Но вы бы посмотрели, с каким тщанием они ухаживали за своими доспехами и оружием - не всякая женщина так заботится о родном ребенке! И не имеет значения, чем эти люди занимались прежде. Важно то, что все они по доброй воле дали Обет, и слова клятвы навечно связали их друг с другом. Мы все теперь стали братьями по оружию, членами Обетного Братства.
Вот об этом я и говорил перед своими побратимами. А в конце напомнил, чтоб они не увлекались погоней за женщинами и серебром, пока не перебьют всех вооруженных врагов. Ответом мне стал воинственный рык, в темноте ярко блеснули глаза и оскаленные зубы полутора десятков человек.
Затем вперед вышел Финн. Он, как и Квасир, являлся боевым командиром моей ватаги. Правда, Квасир в последнее время больше помалкивал и вообще выглядел не в меру озабоченным. Я объяснял это присутствием Торгунны: как известно, где женщины, там и заботы.
- Вы слышали, что сказал ярл Орм, - пророкотал Финн. - Вы обязаны повиноваться ему! А также повиноваться мне и Квасиру Плевку, поскольку мы - это правая и левая рука ярла. Вы все не новички на войне, поэтому я не буду морочить вам голову речами о Рубящих Человеков и Кормящих Орлов.
Тут Финн вытащил наружу свой длинный "римский костыль" и кровожадно ухмыльнулся.
- Просто помните, кто ваш предводитель! Это ярл Орм, который убил белого медведя. Тот самый ярл Орм, который стоял на могиле Аттилы, повелителя гуннов, и видел столько серебра зараз, сколько вам и за тысячу жизней не увидеть. Ярл Орм, который вместе с римлянами сражался против серкландцев. Ярл Орм, которого сам император Великого Города называл своим другом.
Я только диву давался, откуда Финн взял все это. Как-то не припомню, чтобы совершал перечисленные им подвиги. Однако боевому командиру виднее, что говорить перед схваткой. Слушатели его и впрямь заметно воодушевились. Если б нам не надо было сохранять тишину, они наверняка бы откликнулись победным ревом и грохотом щитов.
А позже, когда мы уже высаживались на берег, я случайно встретился глазами с Торкелем: он улыбнулся мне и взмахнул топором в знак приветствия. И я подумал, что, наверное, Финн прав: мне есть чем гордиться. В свои двадцать два года я давно уже успел повзрослеть и возмужать. Теперь никто бы не узнал во мне того нескладного мальчишку, каким я был шесть лет назад. На память пришла далекая ночь, очень похожая на нынешнюю: тот же предрассветный сумрак, такой же галечный пляж под ногами. Тогда Торкель сделал шаг в сторону, без боя уступив мне свое место в Обетном Братстве. Я на ходу прикоснулся к серебряной цепи у себя на шее: две драконьи головы злобно скалятся друг на друга. Эта гривна ярла - знак власти, полученной мною по праву.
Никто не окликнул нас по дороге, пока мы пробирались к лагерю Клеркона. И вот уже битый час мы наблюдаем за становищем, пытаясь высмотреть достойных воинов. Напрасный труд - мы так никого и не увидели. С деревьев капало, в роще перекликались редкие птицы. Вот одна из них метнулась в нашу сторону и, напуганная присутствием людей, тут же улетела прочь, оглашая окрестности своим клокотанием. Мне это очень не понравилось, и я вполголоса выругался.
- Лучше не тянуть, - пробормотал Квасир, приблизив свое лицо к моему (меня тут же окатило рыбным запахом). - Все равно, рано или поздно, придется это сделать. Нам ведь еще надо возвращаться на корабль, а уже светает.
Небо и вправду окрасилось в серо-жемчужный цвет и теперь струило потоки жидкого свинца на скопление жалких хижин под нами. Я поднялся со своего места и вытащил меч из ножен. На сей раз я взял с собой не саблю, но надежный добрый меч - тот самый, что некогда получил из рук самого конунга Эйрика. Его крестовина имела кованые вставки, а навершие украшало толстое серебряное кольцо. Щит я тоже с собой захватил, но, по правде говоря, толку от него было немного. Носил я его, скорее, для виду, поскольку на левой руке у меня недоставало двух пальцев, а с таким оснащением, как вы понимаете, щит особо не удержишь. Достаточно было одного хорошего удара, чтобы вся моя защита улетела прочь.
Финн - раскрасневшийся, хищно ощерившийся, со своим "костылем" в зубах - ринулся вперед сквозь редкий перелесок, где мы отсиживались. В правой руке он сжимал длинный и мощный клинок по имени Годи. Щита у него с собой не было, поскольку Финн не желал занимать им ладонь. Левую руку он предназначал для "римского костыля".
Остальные побратимы потянулись следом. Плотно сомкнув ряды, они бесшумно скользили вниз по склону, и мне снова пришло на ум сравнение с волчьей стаей. Умелые и безжалостные убийцы - вот кем были мои побратимы в тот миг.
Финн уже выскочил на опушку, как раз неподалеку от того места, где двое траллов справляли нужду. Убедившись, что его заметили (а, следовательно, скрываться незачем), Финн перестал сдерживать себя. Выдернув кинжал из зубов, он запрокинул голову и завыл по-волчьи. Уж не знаю, что в тот миг почувствовали незадачливые рабы, но лично у меня волосы на руках зашевелились и встали дыбом.
Думаю, первые траллы даже не успели испугаться. Только они было разинули рты в беззвучном крике, как тут же налетела свора побратимов, и несчастные рабы попросту исчезли в вихре смертоносных ударов - их разметало по окрестным кустам вместе с развевающимися кьявалами. Да… похоже, настоящих воинов мы здесь не встретим.
Впрочем, один все же сыскался - если только его можно назвать воином. Он возник в дверном проеме - здоровенный мужик, голый до пояса, в черной бороде разверст красный слюнявый рот. В руке он держал огромный меч - из тех, что называют сокрушителями щитов - и беспорядочно им размахивал.
Однако надеяться Безумной Бороде было не на что. Финн и Квасир сразу же взяли его в "клещи". Подобно двум хищным волкам, они скользнули к мужику - один слева, другой справа. И пока тот бестолково вертелся, пытаясь сообразить, с кем же сразиться вначале, Финн метнул в него свой "римский костыль". В тот же миг Квасир ударил топором. Впрочем, с первым ударом старина Квасир промахнулся чуть ли не на фут. Но это не имело большого значения, поскольку одному против двоих все равно не выстоять.
Когда они наконец угомонились и, тяжело дыша, отступили в сторону, я увидел, что от несчастного ничего не осталось. Вернее, осталась куча окровавленных ошметков, в которых я с удивлением узнал нашего бывшего соратника по имени Амунд Задира. Три лета назад мы сидели с ним возле одного костра, вместе хлебали эль и смеялись шуткам товарищей.
- Ну, и хватит с него! - прорычал Финн, пнув напоследок кровавые останки. После этого метнул в Квасира злобный взгляд и проворчал: - Ты, похоже, давно не практиковался со своим чертовым топором… совсем разучился!
На мою долю в этой схватке выпало совсем немного. Я только и успел, что разок замахнуться мечом на парочку траллов, которые выскочили мне навстречу с деревянными секирами. Смех, да и только… Услышав мой воинственный рев, рабы побросали свое немудрящее оружие и припустили прочь. Так что я просто стоял и наблюдал за побратимами. В конце концов, в большинстве своем они были новыми людьми, и я никогда прежде не видал их в деле. На своих старых друзей я поглядывал лишь краем глаза. Я и так знал, что они ведут себя, как свора гончих псов, слишком долго просидевших в загоне и наконец-то выпущенных на волю.
Хленни Бримили, Рыжий Ньяль и Хаук Торопыга - все из числа старых побратимов - бесновались, как безумные. Взыгравшая жажда крови превратила их в безжалостных чудовищ. Страх на лицах жертв лишь пуще распалял их злобу. Да и остальные были не лучше… В мгновение ока тихий лагерь превратился в кровавую бойню. Даже мне с моим богатым опытом набегов стало как-то не по себе - слишком уж много здесь было отчаянных воплей женщин, предсмертных хрипов младенцев и слепой, нерассуждающей ярости.
Я увидел, как мучительно блюет Клепп Спаки над кровавым месивом, которое некогда было Задирой. Ну, что ж, теперь он не понаслышке знает, каково ходить в походы. Вот только поможет ли приобретенное знание в его трудах? Сможет ли Клепп и дальше резать свои руны о героях, которым не суждено вернуться домой?
Я наблюдал, как Торкель и Финнлейт, хохоча и оскальзываясь на осенней грязи, гоняются за парой хрюшек. Что было глупо, поскольку мы пришли сюда не за скотиной. У нас с собой достаточно провизии, чтобы добраться до намеченного места.
И всех остальных я тоже видел. Тех, кто принес смерть и разрушение в это мирное место. Женщины и рабы, конечно же, умерли. Одни сразу же, другие чуть позже - когда ими попользовались. Дети и грудные младенцы умерли тоже.
В дымной, полутемной хижине трое мужчин метались в поисках трофеев. Срывая занавески и переворачивая мебель, они ругались на чем свет стоит и хлестали попадавшихся под руку траллов. Увидев меня, они тут же присмирели. Оспак, Торвир и Трост Сильфра замерли, словно мальчишки, которых застукали в кладовой с ворованными яблоками. Они даже выпустили из рук свою добычу - ею оказалась полуголая плачущая рабыня, которую они никак не могли поделить. Они беспрекословно отпустили женщину, когда я напомнил им свои наставления: прежде чем развлекаться, надо проверить, не осталось ли где вооруженных мужчин.
Финн и вовсе потерял голову - больше, чем кто-либо другой. Он мне напомнил пьяницу, которого слишком долго принуждали к воздержанию. И вот теперь, дорвавшись до кувшина с элем, он с головой нырнул в него и собирался остаться там навечно. Финн настолько увлекся, что утратил привычную осторожность. Мне даже пришлось спасать его от мальчишки-тралла, который вознамерился отомстить за свою мать. Это было глупо, поскольку мать все равно умерла: Финн сразу же перерезал ей глотку - еще до того, как швырнул на мертвого быка во дворе и начал насиловать. Мне пришлось убить мальчишку, иначе бы он всадил свой сакс в незащищенную спину Финна.
Скажем прямо, в то утро мало кому удалось сохранить самообладание и трезвый ум. Одним из них был Рунольв Заячья Губа. Он ввалился в дом, волоча за собой визжавшего и брыкавшегося пацаненка. Потерявший терпение Рунольв закатил ему такую оплеуху, что мальчишка пролетел через всю комнату и рухнул у моих ног. Я посмотрел на него и вздрогнул, словно меня неожиданно ударили.
В этом мальчишке многое казалось странным. Хотя бы его волосы… Разумные хозяева всегда коротко стригут своих траллов. Во-первых, это препятствует разведению вшей, а во-вторых, лишний раз напоминает рабам об их незавидном положении - чтоб не сильно распускались. Так-то оно так, но этот мальчишка был обрит наголо. Причем сделано это было настолько небрежно, что в результате голова ребенка покрылась сплошной коростой, лишь кое-где из нее торчали пучками грязные волосы цвета соломы. На шее у мальчишки красовался железный ошейник с кольцом, на котором просматривались вырезанные руны. Надпись разглядывать я не стал, и так ясно, что там написано: собственность Клеркона.
Остальные траллы носили на шее обычные ремешки с костяными пластинками. Оно и понятно: лагерь Клеркона расположен в таком месте, что рабам попросту некуда отсюда бежать. Однако этот мальчишка попытался. И, подозреваю, не единожды - иначе Клеркон не стал бы столь жестоко его окольцовывать. По словам Рунольва, он тоже обратил внимание на ошейник. Это показалось ему настолько странным, что он решил сразу не убивать мальчишку, а сначала привести ко мне.
- Сидел на цепи возле нужника, - пояснил Заячья Губа (чем косвенно подтвердил мои догадки).
Мало того, что посадили на цепь, как бешеного пса, так еще - для пущего унижения - и привязали возле кучи дерьма!
Пока мы разговаривали, мальчишка не отрываясь смотрел на меня. Как кошка, промелькнуло у меня в голове. Что-то мне показалось странным в его взгляде, и я внимательнее вгляделся в его перепачканную навозом и покрытую ссадинами мордашку. Вгляделся - и обмер… Глаза-то у мальчишки были разноцветные: один голубовато-зеленый, а другой карий с золотым отливом. Именно это отличие и придавало странность его взгляду.
- Клеркона здесь нет, - сообщил Оспак, не без сожаления отходя от зареванной рабыни.
Сквозь щели в плетеных стенах просачивался дневной свет. Он падал на утрамбованный земляной пол, отчего тот казался похожим на пятнистый ковер.
- Это я и сам понял, - ответил я со злостью.
Честно говоря, можно было бы и не отвечать… Но я чуть ли не с радостью воспользовался предлогом, чтобы оторваться от мальчишки с его ненормальными глазами. А злился я оттого, что понимал: мальчишка этот поймал меня в сети и напрочь перевернул душу.
Я шагнул к тому углу, где, судя по всему, располагались личные покои Клеркона. Резко откинул занавеску, огляделся…
Так, что мы здесь имеем? Белоснежная шкура песца, нарядный плащ с ярко-зеленой каймой, широкая кровать с коробчатой станиной, тоже выстланная толстыми шкурами. И все. Ни сундука, ни денег, ни Тордис…
- Я норманн, - раздался голос юного пленника.
Вот еще сюрприз! Мальчишка действительно говорил на западнонорвежском наречии. Правда, получалось это у него не очень ловко - очевидно, сказывались годы, когда он вынужден был пользоваться славянской речью. Но тем не менее я без труда узнал северный язык.
Мне пришлось снова вернуться к этим чертовым глазам. Мальчишка стоял, выпятив подбородок, и во всей его позе явственно читался вызов. Мне он напомнил Козленка - юного христианина, которого мы подобрали на Кипре во время одного из своих походов. Кстати, и возраст у них был примерно одинаковый - у здешнего норманна и Козленка той поры. Славный был парнишка… Со временем мы, конечно, перестали звать его Козленком. Теперь он Иона Асанес и, насколько мне известно, находится в обучении у одного торговца из Хольмгарда - города, который славяне предпочитают называть Новгородом.
- Я из Норвегии, - продолжал мальчишка, - и я наследник конунга.
Трост Сильфра глумливо хохотнул и тут же заработал разъяренный взгляд разноцветных глаз. Во взгляде этом светилась такая орлиная свирепость, что Трост поперхнулся смехом и заткнулся. Правда, он тут же оправился и даже рассерчал не на шутку - еще бы, какой-то зачуханный мальчишка-тралл посмел его прилюдно опозорить! С перекошенным лицом он двинулся в сторону мальчишки.
- Стой! - прикрикнул я на него.