С удивлением Уильям обнаружил, что Кроуфорд был нынче одет по-походному: ноги его облекали высокие ботфорты, грудь была спрятана под колетом из буйволиной кожи, а на боку болтались украшенные тиснением кожаные ножны. Он опять был без парика, волосы туго стянуты на затылке, глаза горят холодным алмазным огнем. Уильям признал, что в целом его приятель был великолепен и напоминал лихого кондотьера со старинной гравюры. Ему бы очень хотелось научиться так же уверенно держаться, так же естественно носить шпагу и, что греха таить, так же легко декламировать хоть того же Расина, как будто все эти строки ты сам от нечего делать и написал.
Уильям вспомнил о предсказании, которое получил от толстой старухи-негритянки, и только стал обдумывать, стоит ли рассказать об этом Кроуфорду, как тот, наконец разделавшись с бананом, спросил:
– Послушайте, Уильям! Что за чертовщина тут происходит? Мне сказали, что вы повезете в Европу ценный груз на "Голове Медузы"? Это правда?
– Да, это так. А что вас смущает? Таково было решение господина Абрабанеля. Признаться, я немного волнуюсь, но дело есть дело. Да, я готов опять выйти в море.
Кроуфорд вытер шпагу о штаны и, приподняв правую бровь, рассмеялся.
– Похвальное рвение! – сказал он. – Вы определенно делаете успехи. Не удивлюсь, если через год-другой вы войдете если не полноправным членом в содружество дельцов Сити, то в совет Вест-Индской компании точно!
– Да ну вас, – вздохнул Уильям, отворачиваясь. – Да и не об этом я мечтаю!..
– Вот как? А о чем же? Впрочем, понимаю, секрет! Хотя о чем может мечтать молодой мужчина? Конечно, о прелестной даме неполных восемнадцати лет, блондинке, с темными глазами... – тон его был по обыкновению насмешлив, но дружелюбен.
– И не начинайте сначала, Фрэнсис. А то я все-таки вас убью.
Иронический огонек в глазах Кроуфорда потух. Он с преувеличенной вежливостью раскланялся.
– Прошу меня простить. Я не имел намерений оскорбить вас, Уильям. Если вам неприятны эти разговоры, я немедленно их прекращаю, тем более бананы еще остались. Но скажите, вам известно, какой груз вы должны доставить в Европу?
– Пока нет. Но, по всей видимости, скоро я это узнаю.
– Ага. Вот, значит, как! – непонятно сказал Кроуфорд. – А вы еще не забыли наш давний разговор? Ну тот, когда я предложил вам сменить покровителя?
– Мое мнение не изменилось.
– А вам известно, куда именно плавал на "Голове Медузы" Хансен, пока вы валялись тут в припадках? Нет? Я так и думал. Ну что же, желаю вам как можно скорее встать на ноги. Признаться, я в этом прямо заинтересован. Ведь я сейчас мечтаю только об одном – как можно скорее отбыть в родные края.
– Ага, вы собираетесь вернуться в Англию? – обрадовался Уильям.
– Конечно, мне нужна небольшая передышка после всех этих несчастий. И к тому же в Англии мне нужно сделать кое-какие распоряжения относительно моего состояния. Я намерен возместить убытки, которые причинили мне пираты. Так что хотите вы того или нет, но я составлю вам компанию...
– Разумеется! – воскликнул Уильям. – Я буду только рад. Знакомство с вами – для меня большая честь, тем более вы мне очень нравитесь. Надеюсь, что смогу получить от вас дельный совет, если что-то пойдет не так?
– Можете рассчитывать на меня, Уильям! – улыбнулся Кроуфорд. – Вместе нам море по колено!
– А вы еще собираетесь вернуться сюда, в колонии? – спросил Уильям.
– Что-то мне подсказывает, что мое возвращение обязательно состоится, – кивнул Кроуфорд. – Даже независимо от моих желаний.
– Я тоже вернусь сюда! Обязательно вернусь. Пожалуй, я буду с нетерпением ждать того дня, когда я сюда вернусь!
– Сначала нужно отсюда выбраться.
Отплыли они с Барбадоса гораздо раньше, чем оба ожидали. Уже на следующий день Уильям, посвежевший и бодрый, ходил вместе с Абрабанелем и Джоном Ивлином по кораблю и знакомился со своими обязанностями. Трюм был забит прочными джутовыми мешками и крепко сколоченными ящиками. Весь груз уже надежно закрепили, чтобы увеличить остойчивость судна и избежать его смещения во время качки. Абрабанель передал своему помощнику груза и попросил Уильяма тщательно все проверить.
– Бесконечно доверяю тебе, мой мальчик, но законы торговли одинаковы для всех, – заявил он под конец. – Ты убедился, что все товары на месте. Теперь осталось только поставить свою подпись на этой бумаге, и можно отправляться в путь. Думаю, как только рассветет, "Голова Медузы" снимется с якоря и пойдет в Плимут. Доставишь груз по назначению, явишься с докладом к господину Ван Ноорту, в его контору в Сити, и можешь возвращаться назад. Я буду ждать тебя с нетерпением.
Последний день на Барбадосе прошел как-то совсем буднично. Уильям, рассчитывавший провести остаток времени в обществе Элейны, так и не смог провести с ней наедине хотя бы минуту. Заботливый отец под разными благовидными предлогами мешал их встрече, и увиделись они только вечером, за общим ужином, который устроил губернатор по поводу скорого выхода "Головы Медузы" в море. Уильяму даже не удалось поговорить с Элейной, и они оба перешли за ужином на язык печальных и страстных взглядов, которыми обменивались, впрочем, с большой осторожностью, чтобы не вызвать недоумения присутствующих.
Присутствующим, однако, было не до них. Губернатор Джексон выглядел неестественно возбужденным, то и дело с непонятной тревогой косился в сторону невозмутимого Абрабанеля и обещал вывести на острове проклятую заразу – еретические сборища, на которых рабы поклоняются кровожадным богам.
Купец с благочестивым видом рассуждал о вещах всем известных – о пользе молитвы, о бережливости и о почтении к старшим. Ни тот и ни другой даже не заикались о драгоценном грузе, который предстояло переправить через океан на флейте. А Уильяму очень хотелось услышать их соображения по этому поводу, тем более что когда он подписывал бумаги, у него от волнения задрожали руки: трюмы корабля были забиты серебряными слитками, драгоценной ванилью, белым перцем и бобами какао – грузом, общей стоимостью как раз на триста тысяч фунтов стерлингов.
Вдруг Уильям вспомнил, что так и не успел поблагодарить губернатора за любезно предоставленный ему перед балом костюм. Он укорил себя за забывчивость и решил воспользоваться случаем.
– Сэр Джексон, мне бы не хотелось прослыть неблагодарным, поэтому хочу выразить вам свою запоздалую, но от этого вовсе не померкнувшую благодарность за вашу заботу о моей персоне, которую вы столь изящно проявили, прислав мне к балу восхитительный костюм.
Губернатор вздрогнул и с нескрываемым удивлением воззрился на Уильяма.
– Помилуйте, сэр Уильям, я вовсе не присылал вам никакого костюма!
– Как? – в свою очередь поразился Уильям. – А кто же тогда...
– Да кто бы ни прислал, он сделал это вовремя, – как всегда довольно бесцеремонно, вмешался сэр Фрэнсис. – Предлагаю выпить за успех нашего путешествия!
Он высоко поднял стеклянный бокал, и окружающим ничего не оставалось, как последовать его примеру.
"Кажется, наш мальчик заговаривается", – подумал банкир, оглядывая Харта, который и вправду выглядел несколько взволнованным.
Ужин продолжился.
Леди Мэри Джексон то и дела бросала на сэра Фрэнсиса убийственные взоры, испуская при этом такие могучие вздохи, словно у нее вместо легких были кузнечные мехи, а сэр Фрэнсис, орудуя вилкой как клинком, улыбался столь коварно и обольстительно, что щеки бедной супруги губернатора под конец ужина стали багровыми, как предзакатное небо.
Ни Абрабанель, ни губернатор так и не высказали никаких комментариев относительно драгоценного груза и предстоящего плавания, словно их вообще не волновало ни то ни другое. Уильяму показалось это немного странным, но долго думать об этом он не мог и не хотел – его мыслями все больше завладевала предстоящая разлука. Ему сделалось настолько грустно, что он едва не разрыдался за столом.
Печаль не оставляла его и на следующее утро, когда его разбудили по поручению Абрабанеля и отвезли в порт. В последнюю минуту, выезжая за ворота губернаторской резиденции, Уильям обернулся и увидел в окне хрупкую девичью фигурку – Элейна махала ему вслед платком. Уильям вскочил в безотчетном порыве, но тут повозка дернулась, кони понеслись вскачь, Уильям упал на сиденье, едва не прикусив язык, и на этом прощание закончилось. Давид Абрабанель сделал вид, будто ничего не заметил.
В порту их дожидался одетый по-дорожному Кроуфорд. Жил он давно не в доме губернатора, а где-то в городе. Уильям подозревал, что его новый друг имеет здесь квартиру или любовницу, но провожать Кроуфорда никто не пришел.
Абрабанель и Кроуфорд раскланялись – вежливо, но сухо. Лодка с гребцами уже была наготове. Торговец на секунду привлек к себе юношу и приобнял его за плечи. Уильяму пришлось для этого согнуться, но Абрабанель тут же отстранился и, отступив на шаг, махнул рукой, сверкнув бриллиантом.
– Ну, да поможет тебе Всевышний! – сказал он, насупившись. – Все, что нужно, я тебе передал, с капитаном все обговорил, осталось только доставить товар до места. Счастливого пути! Ступай!
И он снова махнул рукой, будто сердясь на Уильяма. Тот вздохнул и полез в лодку, где его, расположившись на банке со своим дорожным сундуком, уже дожидался Кроуфорд. Гребцы взмахнули веслами.
На полпути к стоящему на рейде судну Уильям обернулся – повозка с Абрабанелем уже скрылась в толпе. Свежий бриз подул Уильяму в лицо. Он невольно улыбнулся. Ему еще было грустно, но новое путешествие не могло оставить его совсем равнодушным. Ему только восемнадцать, а он уже второй раз пересекает Атлантику, и уже не в качестве простого пассажира, а самого настоящего поверенного самой Вест-Индской компании!
Молодость всегда найдет чем утешиться.
На корабле тоже все пошло как нельзя лучше. Капитан Ивлин был с Уильямом подчеркнуто почтителен и, кажется, признавал в нем если не равного себе, то, по крайней мере, человека, заслуживающего всяческого уважения. И каюту Уильям получил замечательную – никак не сравнить с той клетушкой, в которой он проделал путь из Европы. Из юношеского эгоизма Уильям не поинтересовался, как устроился Кроуфорд, – а может быть, он был уверен, что такой человек, как Кроуфорд, всегда сумеет устроиться наилучшим образом. В первые часы плавания Уильяма больше волновали отношения с капитаном, с которым он намеревался сблизиться. Уильям полагал, что отныне будет часто выходить в море и просто обязан водить дружбу с капитанами.
Однако Ивлин охладил его надежды, предельно корректно, но непреклонно отвергнув самую возможность дружбы между ним и юношей без сложившейся репутации. Этот разговор произошел на видном месте подле нактоуза и заставил Уильяма пережить несколько весьма неприятных мгновений.
– Убедительно прошу вас, сэр, не так часто появляться около капитанского мостика и возле компаса! Признаться, до посторонних разговоров я не большой охотник. Не в обиду будь сказано, но между командиром корабля и тем, кто этот корабль ведет, то есть капитаном, то есть мной, – есть небольшая разница. Мое дело – вести судно нужным курсом и отвечать за экипаж, ваше – отвечать за торговую кампанию и иметь хоть какое-то представление о том, куда и зачем вы плывете. В старое время капитан отвечал за все – и за судно, и за груз, и за команду. Теперь все по-другому – ну и пусть, значит, будет так!
Уильям был вынужден проглотить замечание, и перестал докучать капитану. Нетрудно было догадаться, что опытный мореплаватель оскорблен тем, что столь ценный груз доверили не ему, а мальчишке, который и мачты по названию-то с трудом различал.
Ну что же, по крайней мере, первый урок Уильям получил – в серьезных делах дружбы быть не может, а каждый ищет своей собственной корысти, пускай даже она будет такой эфемерной, как капитанская гордость за старые времена.
Уильям ретировался в каюту и, выхватив из небольшой стопки книг первую попавшуюся, принялся ее перелистывать. Это оказалось сочинение его великого соотечественника Мильтона. Уильям зевнул и решил погадать на Кроуфорда, поскольку гадать на любимую девушку по столь мрачному произведению ему вовсе не хотелось. Он открыл задуманную страничку и прочел:
Взад-вперед
Над Летой перебрасывают их,
Удвоив пытку тщетной маетой,
Стремлением – хоть каплю зачерпнуть
Желанной влаги, что могла бы дать
Забвенье Адских мук. Они к воде
Припасть готовы, но преградой – Рок;
Ужасная Медуза, из Горгон –
Опаснейшая, охраняет брод...
Харту стало понятно, что ему вообще ничего не понятно, и он с досадой захлопнул пухлый томик. "Медуза, Медуза", – бормотал он себе под нос, соображая, что именно так называется вверенный ему корабль. В конце концов, спасаясь от скуки и терзаясь неутолимым зудом общения, который столь легко воспаляется от безделья, Харт отправился на палубу.
Солнце уже перевалило зенит и теперь медленно катилось туда, где за кормой флейта остался остров Барбадос. Земля уже скрылась за горизонтом, и вокруг расстилался спокойный, сверкающий океан. Легкий ветер надувал паруса и уносил "Голову Медузы" все дальше и дальше от маленького клочка суши, на котором осталась самая прекрасная на земле девушка с печальными глазами.
Сердце Уильяма наполнилось тоской. Он подумал, что ему так и не удалось по-настоящему побеседовать с Элейной, а все слова, которые он успел произнести, отдавали жалкой пошлостью фривольного романа. В задумчивости обходя различные снасти, Уильям добрел от юта до бака.
Свободные от вахты матросы сидели на баке в тени парусов и негромко переговаривались между собой. Некоторые из них штопали одежду, другие зашивали паруса, а один, скорее всего шотландец, даже вязал себе носок, благо занятие это считалось достойным мужчины и даже сам французский король не брезговал вышивкой. От нечего делать Уильям остановился неподалеку и, держась одной рукой за ванты, прислушался к разговору. Чернявый высокий матрос с медной серьгой в ухе, делая страшные глаза, вещал загробным голосом притихшей команде:
– Самому мне, слава Богу, встречать его не доводилось, а вот ребята, с которыми я плавал на "Белой Голубице", видели Черного Пастора своими глазами. Вот как я ваши рожи наблюдаю, так и они, значит, его видели. Нос к носу. Но, скажу вам, лучше в девятибалльный шторм попасть, чем под горячую руку Черному Биллу! Страшнее его, говорят, на всем Мэйне нет человека... Да и не человек он вовсе, – добавил чернявый, немного подумав.
– Во как! Сильно сказано, Лейтон! – воскликнул кто-то из слушателей. – Если не человек, то кто же? Дьявол, что ли? Или зверь морской?
Матросы уважительно засмеялись.
– И не зверь, и не дьявол, но, можно сказать, дьяволу сродни, – авторитетно заявил Лейтон, усаживаясь поудобнее. – Потому что тут вот какая история... С давних времен морской дьявол привык развлекаться на свой манер. Сидит он себе до поры в пучинах, в ус не дует. И в это время наверху красота Божья да благорастворение воздухов – вот как сейчас у нас... Зато как наскучит ему под водой сидеть, собирает он всяких придонных тварей, ведьм и чертей и всплывает на поверхность. А при нем – раковина длиной в бушприт, в которую он начинает дудеть, и делается на море буря. И так эта дьявольская раковина гудит и воет, что кто ее услышит из простых смертных, тот от ужаса лишается рассудка. И тогда всякий человек, какой бы он ни был храбрец и силач, сам бросается в морские волны на верную погибель. А иному удается самого дьявола увидеть. Только радости от этого мало, потому что такому человеку морской дьявол выбор предлагает – или поступать к нему на службу, или насаживает строптивца на свой трезубец – такая у него охота, значит.
– В общем, один конец! – вздохнул пожилой матрос с добродушным круглым лицом, одетый в короткие штаны и потрепанную куртку. – Дело ясное, кто с дьяволом свяжется, тому уж добра не видать!
– Не скажи, Гордон! – возразил ему молодой рыжий моряк, говоривший с явным ирландским акцентом. – Слышал я, что Джин Ричардс побывал в лапах морского дьявола, а между тем ушел от него целый и невредимый и потом еще семь лет плавал по морям, пока не умер от желтой лихорадки на бразильском побережье.
– А ты и уши развесил, О'Брайен! – презрительно сказал Лейтон. – Да я за такие байки ломаного гроша не дам! Не родился еще человек, который дьявола провести мог.
– На то он и дьявол! – назидательно заметил пожилой моряк.
– Так оно и есть! – убежденно сказал Лейтон. – Один только Черный Билл вздумал тягаться с дьяволом, и вот однажды, когда тот вышел очередной раз на охоту и затрубил в свой рог, Билл схитрил и заткнул уши пенькой. Только так и сумел он подплыть на своей шхуне под самый нос дьяволу. Тот, понятное дело, удивился, кто посмел так непочтительно с ним обойтись и пойти ему наперекор. Выплыл он к Биллу верхом на огромной рыбине и говорит: хочешь, я сделаю тебя самым известным и богатым пиратом на всем испанском Мэйне? А Черному Биллу только того и надо. Заложил он дьяволу в обмен за славу и богатство свою душу, и подписали они договор. Только в подтверждение этого договора обязался Черный Билл каждый год отправлять не какую-нибудь, а что ни на есть христианскую душу дьяволу в подарок. Так с тех пор и повелось. Каждый год кто-то из людей Билла отправляется прямиком в ад. А самому Биллу дьявол вместо печати на шее когтем поставил свою отметину. И чтобы ее спрятать, отрастил Билл свою знаменитую бороду и вокруг шеи ее теперь всегда обворачивает...
– Да, ты все верно рассказал, Лейтон! – удовлетворенно заметил кто-то из матросов. – Я и сам этот рассказ слышал – слово в слово. Значит, так все и было.
Моряки одобрительно закивали головами. Уильям, который не очень верил в морского дьявола, историю выслушал тоже не без интереса, потому что, в отличие от дьявола, персона злодея, прозванного Черным Биллом, или Черным Пастором, интриговала его куда больше. Уильям понимал, что жестокая слава этого человека заработана отнюдь не службой у морского дьявола – это были всего лиши матросские побасенки, – а вполне материальными грабежами и убийствами, но сама слава существовала, и деяния Черного Билла в самом деле весьма смахивали на дьявольщину. Достаточно вспомнить, как он поступил с сэром Кроуфордом или с той супружеской парой, которую обрек на мучительную смерть.
Кроуфорд был легок на помине, и стоило Уильяму вспомнить о нем, как он тут же и объявился, выйдя из-за фок-мачты. Посмеиваясь, он взял Уильяма под локоть.
– Я заметил, с каким увлечением вы слушали эти байки! – сказал он, отведя Уильяма к самому борту. – Моряки большие мастера на всякие истории. Однообразие плавания располагает к подобным бесхитростным развлечениям, тем более и карты и кости строго запрещены. Однако рассказам этим не хватает блеска. Что поделаешь, матросы – народ грубый и излишне прямой. Трудно ожидать от них изящества в изложении. Впрочем, сей стиль тоже может потрясать души. Признайтесь, история вас задела!
– Меня больше интересует, каким образом люди становятся пиратами, – сказал Уильям. – Понятно, что морской дьявол тут ни при чем. Но что-то их толкает на этот гибельный путь!