Написав, присыпал папирус песком, просушил, вручил визитеру:
– Все?
– Все.
– Тогда, гладиатор, проваливай. Извини, некогда тут с тобой.
– И все же – благодарю, – Беторикс вежливо поклонился.
– Не надо, – язвительно скривил губы политик. – Поверь, гладиатор, нет ничего слаще, чем сделать пакость своему ближнему.
– Ох, ничего себе! – Летагон даже присвистнул, когда, вернувшись в таверну на Эскивлине, Галльский Вепрь развернул список в полную длину. – Тит Манлий Магр, Квинт Цезий… Марон… Тут нам и за месяц не управиться, не отобрать!
– А мы и не будем ничего отбирать, – Беторикс устало улыбнулся и, увидев искреннее недоумение товарища, пояснил: – Нет смысла: большую часть они уже потратили, да и… пойми, не в золоте дело.
– Как не в золоте? Зачем же тогда обоз?
Гладиатор довольно потянулся:
– Понимаешь, мы же везли сюда золото и все сокровища не ради их самих… А чтоб все это действовало, как магнит, который вытащил бы Цезаря из Галлии!
– Не совсем понял тебя, вождь, – собеседник помотал головой.
– Наше золото должно действовать, так? – терпеливо пояснил Беторикс.
– Ну, так.
– Вот оно и будет действовать. И полагаю – очень успешно.
– Но…
– Нет, мы вовсе не будем его отбирать, зачем? Оно уже попало как раз в те руки, в которые нужно. Не понимаешь? Ла-адно, в процессе работы поймешь. Завтра идем в книжную лавку, к Марку. Там все и сладим.
"Как гражданин, верный Республике и народу, настоящим доношу", – старательно выводил острой палочкой для письма – каламусом – Галльский Вепрь, чувствуя себя в роли доносчика вполне даже уверенно. А что? За святое дело старался – малую родину (Галлию) из большой беды выручал.
"Тит Манлий Магр, квестор, получил от Цезаря из Кельтики на подготовку переворота золота, серебра и драгоценных камней на сумму двести двадцать тысяч сестерциев, их коих семьдесят пять тысяч потратил на наемных "дубинщиков", двадцать пять – пожертвовал партии популяров, на оставшуюся же сумму построил виллу на Тибуртинской дороге, записав ее на имя некоего вольноотпущенника Вергания Марра…" "Гай Теренций Фигур, эдил, получил от Цезаря триста тысяч сестерциев… нанял… пожертвовал… построил…"
"Квинт Фабий Курулл, всадник… получил… потратил… Лициний Марин… получил… подкупил… купил…"
– Боги, боги! – старательно копируя донос, в удивлении качал головой Летагон. – Да тут весь цвет! Все римские аристократы – предатели!
Беторикс поднял голову и цинично усмехнулся:
– Наши, что ли, лучше? Ладно, пиши, давай. Три копии отправим в сенат, и одну – лично Помпею. Если кто и сможет напугать Цезаря, так только он, остальные-то – шавки.
– Вепрь, друг мой, как правильно – "доношу" или "данашу"?
Виталий скосил глаза на сидевшего в углу Марка. Парнишка тоже скрипел каламусом, даже язык от усердия высунул.
– Пиши – "как честный римский гражданин, сообщаю". Понял?
– Ага… – оторвавшись от папируса, юноша вдруг посмотрел на Беторикса и, покусав каламус, спросил: – Ты ведь мне, правда, друг, Вепрь?
– Правда.
– Хорошо, – Марк улыбнулся. – Хоть и не любовник, но… Друг – ведь этот тоже здорово, верно?
– Ты когда себе девушку найдешь, чудо? – хмыкнул Беторикс.
– Нашел уже. На соседней улице живет… тоже – дочка вольнотпущенника. У них мясная лавка, сад…
– Да ладно тебе про лавку – ты про девушку расскажи! Какая она?
– Ну… такая… красивая! Волосы светлые, словно золото, а глаза – карие, как море.
– Слышь, Марк… Море разве карее?
– Не видал ты моря, гладиатор!
Через неделю Сенат бурлил! К этому времени уже проверили всех – и все подтвердилось. Этот виллу построил, тот квадригу купил, другой – детей в Грецию на учебу отправил… На какие, спрашивается, шиши? А вот, ясно теперь, на какие! Цезарь! Он, он, упырь! Спит и видит, как бы погубить Республику, дорваться до власти. А уж тогда… уж тогда… О, у него много врагов – всем все припомнит. Не хуже Суллы зальет все кровью. Виллы, дворцы отберет, детушек продаст в рабство… а вот вам!
Бурлил, бурлил Сенат, ясно теперь было – на чьи денежки избирательная кампания шла. Понятно, чей человечек мог вдруг стать консулом, не говоря уж о всех прочих магистратурах. А вот теперь – фиг!
Честнейший и неподкупнейший – это ж всем ясно! – сенатор Марк Порций Катон тут же и предложил вообще похерить выборы. Как вот в России-матушке – губернаторские. А на хрена ж они нужны? Мало ли, криминал к власти пробьется? Как будто те, кто во власти есть – не криминал. Ага, как же.
Уж Цезаря-то все боялись – слишком уж, бродяга, силен да удачлив. Легионы у него. Власть… А власть-то и отобрать можно – где Рим, а где тот плешивый бродяга? Был консулом… вот именно что – был. А теперь один консул – Гней Помпей Магн. Один, без напарника. Власть-то, конечно, большая, жалко такую власть отдавать, а надо – кто еще-то Цезарю по силе да авторитету равный? Был когда-то Красс – да и тот сгинул. Вот двое и остались – Цезарь и Помпей, Помпей и Цезарь. Кто более матери-истории… тьфу! И тот – не хорош, и этот. Но, как выразился все тот же Катон: и тот, и другой – зло, но Помпей – куда как меньшее. Так думали. Так и решили. Так сделали. Гней Помпей Магн – консул, а все остальные – к черту пошли! Или кто там у них вместо черта? Вот пусть Цезарь и узнает – кто.
А еще по прошествии пары недель, пришла в Рим интересная весть: для кого-то – пугающая, для кого-то, наоборот, обнадеживающая, ну а для Беторикса – долгожданная и благая.
Цезарь снял войска с фронта! Перешел пограничную реченьку – Рубикон и идет, идет, бродяга, на Рим! Легионы шагают тяжелой поступью – шмак-шмак – улыбаются в усы ветераны – уж, поглядим, уж всякую гнусную фронду разгоним! Хватит уже сенаторам воровать – баста!
Идут легионы на Рим, качают на шлемах перьями. Цезарь – как молодой – на белом коне, рядом с ним – верный (пока еще верный) Антоний. Рим впереди лежит – притих, присобачился… Улыбается Цезарь, доволен – властушка впереди замаячила, властушка! Да и деваться-то, по большому счету, некуда было, ни одной лазеечки сенаторы гребаные не оставили, всю консульскую власть давнему конкуренту – Помпею – вручив. Заклятому другу-врагу, мало того – зятю. В компоте топить таких родственничков, хвостом им по голове!
Едет на белом коне Цезарь, идут легионы. На полтора года раньше Рубикон перешли! Коль в Риме такие дела – к черту Галлию, и дикого Верцингеторикса – к черту. Или кто там вместо черта у них? Потом, дойдут руки в спокойные времена… которые еще установить надо. Кому спокойствие, а кому – как повезет. Римляне – кто тихо радуется, кто грустит… Но все нервничают, потому как – ждут, а ждать да догонять – известно – хуже нет.
Один Беторикс – Виталий-Галльский Вепрь да Летагон Лже-Капустник руки потирают довольно. Удалось, удалось все! Вышло! Справились – помогло галльское золото. Так или иначе – а помогло, не зря обоз посылали. Теперь уж – все. Теперь домой возвращаться пора. Домой… хоть и у каждого дом – разный.
Глава 11. Лето 51 г. до Р. Х. Рим – Остия
Человек, который всегда удивлялся
Порожняя баржа – "аудикария навис" – неспешно плыла вниз по течению Тибра, возвращаясь в гавань Остии, еще не совсем обустроенную, еще не способную принимать глубокосидящие суда, но, тем не менее, многолюдную и забитую кораблями – пусть и небольшими, зато пришедшими со всех сторон света.
Из Галлии везли дерево и рабов, из Сицилии – хлеб, из Испании – оливковое масло и кожи, из Сирии – керамику, из Африки – слоновую кость и диких зверей для ристалищ.
Послушно следуя излучине реки, баржа неспешно проплыла мимо черепкового холма – мусорной кучи высотой с трехэтажный дом, сложенной из разбитых, использовавшихся для перевозки оливкового масла, амфор. Прогорклое масло имело слишком уж специфический запах, от которого никак невозможно было избавиться – вот и выбрасывали амфоры, разбивали.
Стоявший на носу судна, рядом с матросом, Беторикс поморщился – ветер как раз подул с берега, с кучи.
– Это еще ничего, господин, – ухмыльнулся матросик, кряжистый, в короткой тунике, парень лет двадцати. – Ты только представь, каково приходится тем, кто каждый день сносит туда старые амфоры со всей пристани!
Гладиатор качнул головой:
– Ну, так они же привыкли.
– Не знаю, не знаю… Клянусь Минервой, я б к этому запаху ни за что не привык!
– Потому ты и здесь, на барже, а не таскаешь вонючие амфоры. Ты ведь не раб?
– Вольноотпущенник господина Лициния Вера. Его и баржа, и упряжка волов, та, которая нас сейчас тянет… – матросик неожиданно всмотрелся вперед и замахал руками погонщикам. – Эй, эй, парни! А ну-ка, подгоните свои волов – скоро отмель!
– Знаем, что отмель, не переживай уж так, Тит.
– Так на мель же сядем!
– На все воля богов.
– Вот! – Тит повернулся к пассажиру с самым огорченным видом. – И поговори с ними! Ох, уж эти погонщики – все-то они знают, все-то видят. А что случись – кому отвечать? Вахтенному!
Метрах в ста впереди спускалась вниз по реке точно такая же баржа, и еще одна – позади… а за ней – и еще, еще – аудикарии шли почти что сплошным потоком, держась правой стороны. Вверх по течению, к Риму, упряжки тащили груженные товарами баржи, вниз же – порожние, ну, разве что кто-то что-то вывозил из Рима… вовсе не в таких огромных количествах, нежели ввозили.
По обеим берегам реки тянулись неширокие, утоптанные воловьими упряжками, дороги, по которым, обгоняя баржи, иногда проносились всадники и проезжали повозки. Оставшийся позади город маячил в туманной дымке, а вскоре и совсем исчез. Вокруг почти сплошняком пошли оливковые рощи, засеянные поля, виноградники. Тут и там белели шикарные виллы, деревень же виднелось мало, да и те имели заброшенный и убогий вид. Что и понятно – крестьяне разорялись и, продав свои земли латифундистам, валом валили в Рим. Не так давно все италики получили гражданские права, вот бедняки и уезжали, точно зная – их государство прокормит. В столице всегда хорошо – хлеб раздают бесплатно, опять же – и развлечения разные на халяву, те же гладиаторские бои.
С другой стороны, может, кто из крестьян и хотел бы вести свою привычную жизнь, как делали их отцы и деды, да только, увы – не было уже к тому никакой возможности. Крупные землевладельцы специально занижали цены, и мелкие собственники разорялись, лишаясь куска земли, и уходили. Поистине, все дороги вели в Рим, город рос, как на дрожжах, не в последнюю очередь за счет разорившихся крестьян-италиков. До чего уж дошло – десяток яиц стоил один дупондий, кило парной свинины – два сестерция, а пара жирных голубей – тысячу!
– Мой отец был виликом во-он на той вилле, – показав рукой, мечтательно промолвил Тит. – Господин был добр к своим рабам, непосильными трудами не мучил, а под старость почти всем даровал свободу. Славный наш господин, да будут благословенны к тебе боги в загробном мире. Отец говорит – дух его бывшего хозяина до сих пор покровительствует нам, уж без его помощи и мне бы пришлось трудновато. Вряд ли б я так просто устроился на эту баржу. Работа здесь хоть и хлопотная, но интересная, да и платят неплохо, иногда и пять дупондиев в день выходит!
– А на ночь вы к берегу пристаете? – поинтересовался любопытный Беторикс.
Матросик улыбнулся:
– Могли б и не приставать, здесь ведь не море, и берег – плевком достать. Но волам ведь отдых нужен, не железные. Просто бросаем якоря, а ночуем здесь же, на баржах. Правда, костерок на берегу разведем – со всех судов народ соберется: байки травят, смеются – хорошо, весело!
– Понятно…
Виталий невольно усмехнулся: этакий местный дальнобой, только вместо фур – баржи. А в остальном, наверное, все то же самое. И тот же рэкет…
– Разбойники? – оглянувшись, переспросил Тит. – Бывают, конечно – на все уж воля богов. Но – у нас ведь стража, вон, воины… Сейчас они спят в шатрах, на корме, как и многие пассажиры, а ночью – дежурят. Десять аудикарий один костер жгут, и стражники с них вместе держатся, представляешь, какая сила?! Мелкие шайки не сунутся, а крупных… – оглянувшись по сторонам, матросик понизил голос. – А крупные и сами в деле.
– В смысле – в доле?
– Можно и так сказать. Оп!
Тит резко вытянул шею – с кормы идущей впереди аудикарии замахали.
– Мель впереди, видать, последними дождями намыло. Сейчас распряжем упряжки да будем заводить канат.
– И надолго задержимся? – уточнил Беторикс. – Морской корабль в Остийском порту долго ждать не будет.
– Успеете! – Тит успокаивающе кивнул. – Не так уж долго тут и возиться. Да и – если что – вечерком нагоним. Кто-нибудь впереди с факелом пойдет – первый раз, что ли?
– А долго вообще плыть? Говорили – дней пять.
– Так и есть – правильно сказали. Ну, все… пойду, разбужу кормщика.
Гладиатор еще постоял на носу, глядя, как матросы споро заводят канаты, как тянут… вот уже протащили, посмеялись радостно, снова запрягли в упряжки волов… Рутина.
Пять дней до Остии, оттуда морем до Массилии – еще дней десять, в зависимости от погоды. А там уж Галлия! Вверх по Родану-реке, точней – по идущей параллельно дороге. С каким-нибудь купеческим караваном, естественно – их в эту пору много, и никакая война торговлишке не помеха. Вдоль Родана, через большой и богатый город Лугдун, через земли секванов, а там – влево, на плоскогорье, к эдуям в Бибракте. Поклониться священным Илексам, а дальше уже рукой подать.
Алезия! Милая супруга…
Беторикс прикрыл глаза, чувствуя, как сильно соскучился по красавице-жене. Да. Конечно, были у него и сейчас женщины – та же синеглазка Луция Маргона… он же молодой здоровый мужик, а полигамия в эти времена вовсе не считалась грехом. Да и понятия-то такого не было – грех, Иисус Христос еще лет через пятьдесят родится.
Иисус…
Виталий поднял глаза к небу и, неожиданно для себя самого, перекрестился, со всей искренностью прошептав:
– Господи! Помоги мне во всех делах, Господи, и, если можешь, прости меня, грешника… Не о себе одном пекусь, и даже не о супруге. Галлия! Вторая родина – да-да, именно так. Галлия будет свободной! Надолго ли – другой вопрос, но Верцингеторикс не разбит, и Цезарю сейчас вовсе не до него, а гражданская война в Риме протянется еще долго. Лет пять – уж по крайней мере. За это время много чего может случиться…
Дай Боже, ничего этого не увидеть… Вернуться! Вернуться домой, в привычное и родное время, уже кажущееся забытой и нереальной сказкой.
Скорей бы, Господи! Скорей!
Молодой человек вдруг устыдился этого своего порыва, сконфузился – ишь ты наконец-то Господа вспомнил! Что ж раньше-то не вспоминал, язычник чертов? Грешен, грешен, что уж тут говорить…
Вернувшись на палубу, Беторикс забрался в низенькую палатку, за отдельную плату выделенную им с Летагоном кормщиком. В палатке конечно же было душно, да зато – тень, надоело уже торчать под палящим солнцем. Впрочем, здесь, на реке жара переносилась намного легче, чем в городе. Никаких болотных испарений, запаха пота, выгребных ям и протухшей пищи. Лишь вольный ветер да волшебное мерцание реки.
Скорее бы!
Путники конечно же не рискнули возвращаться назад тем же путем, как и явились, – через Медиолан, через Альпы. Во-первых, нужно было бы искать проводника, во-вторых – и в главных – в этом случае никак нельзя было миновать встречи с легионами Цезаря, что в планы Беторикса отнюдь не входило.
Ближе к вечеру немногочисленная команда баржи совсем расслабилась – подул легкий ветерок, принося с моря прохладу, побежали по небу плотные белые облака, подсвеченные снизу золотым солнцем.
Беторикс вместе с проснувшимся Летагоном поднялись на корму, любуясь мерцанием волн. Кроме неповоротливых, влекомых медлительными волами, аудикарий, по Тибру плавали и другие суда – куда более верткие и быстрые: рыбацкие челны, изящные и стремительные лодки, перевозящие муниципальную почту и служащих, шикарные, с тяжелыми балдахинами, ладьи состоятельных господ. Один из таких корабликов как раз и маячил за кормой.
– Что-то он нас никак не обгонит, – прищурился от солнца Летагон Капустник.
Некрасивое, мосластое лицо его все еще хранило на себе явные следы недавнего сна.
– А зачем ему нас обгонять? – Беторикс пожал плечами. – Катается себе какой-нибудь богатый бездельник, пьет вино, любуется видами. Глянь, красота-то какая! Какой богатый закат! Нет, не зря все-таки все художники приезжали рисовать в Италию.
– Нет, это не судно богача, – всмотревшись, с ленцой пояснил сменившийся с вахты Тит. – Это наемная лодка. Таких много трется у пристани. Вдруг кому-то срочно понадобится в порт или просто не будет охоты тащиться на попутной барже. Вот и нанимают люди. Дорого, не всем по карману.
Гладиатор смачно зевнул, прикрыв рот рукою:
– Поня-атно. Только, что-то это такси не очень-то торопится.
– Что торопится? – изумленно переспросил матросик.
– Ну, лодка эта.
– Все от нанимателя зависит. Может, просто наняли покататься. Какая-нибудь богатая молодежь.
Уже начинало темнеть, и баржи, одна за другой, приткнулись к излучине, встав на ночлег. Неспешно причалили, неспешно бросили якоря, матросы неспешно разложили костер – чем дальше от Рима, тем более спокойно протекала жизнь.
– Все правильно – нынче мы никуда не торопимся, – усаживаясь к костру, пояснил все тот же Тит, которому, видать, нравилось общаться с новыми людьми. – Вот ближе к осени – другое дело! Уж тогда начнется – молодое вино, оливки, зерно! Тогда никаких ночлегов, лишь факельщики впереди… Очень красиво смотрится: ночь, и оранжевые движущиеся точки. Словно светлячки.
– Да, – согласно кивнул Беторикс. – Представляю.
А Летагон ничего не сказал, он вообще отличался немногословием и больше делал и думал, нежели говорил – отличное качество, между прочим. Вообще, Капустник оказался человеком весьма надежным, из тех, кому можно было полностью доверять. Единственное, о чем сейчас сожалел Виталий – так это то, что Летагон не раскрылся перед ним раньше – не было на то приказа. А ведь тогда все бы по-другому пошло. Хотя и так… Цели-то все же добились! Галльское золото свое дело сделало!
Сидевшие у костров лодочники, поужинав, затянули протяжные песни, вовсе не те, что напевала изнеженная римская молодежь, нет, эти были совершенно другие – очень мелодичные, грустные, скорее всего – очень древние, этрусские.
Галльский Вепрь даже вздрогнул, ну до чего же похоже:
– То не вечер, то не ве-е-чер…
А другая сильно напоминала "Домбайский вальс" Визбора… а третья – вообще почти что про Щорса:
Шел отряд по берегу, шел издалека,
Шел под красным знаменем командир полка-а-а…
А-а-а-а, командир полка…
Закрыв глаза, Виталий тут же представил себе очередной слет реконструкторов, где-нибудь в Старой Ладоге или под Выборгом. Звездные ночи. Такие же вот костры, песни… Рядом – упившийся в умат алкоголик валяется мертвым телом, между прочим – в полном и абсолютно достоверном костюме франкского графа времен первых Меровингов.