- Хорошо, теперь я отвечу разом на все ваши вопросы. Во-первых, я уверен в цели их путешествия. Несмотря на то, что мы спешили из Начиточеза, я не покинул этого города, не собрав точных справок об упомянутом деле. Как я уже вам сказал, мы найдем всю добычу в безопасности, да так, словно мы сами ее туда привезли. Теперь о захвате. Можем ли мы взять ее на дороге? Нас девять человек, девять добрых молодцов, на которых, конечно, можно положиться. Но ведь и эти переселенцы не какой-нибудь сброд. Вся колония идет под предводительством старика Армстронга и француза-креола, имеющего деньги, предполагающего жениться на одной из дочерей полковника. Ха, ха, ха! Он будет хорош, если… ну, если он женится, то Джим Борласс не будет больше называться вашим капитаном. Однако не в том дело. Я хочу сказать, что мы не настолько сильны, чтобы напасть на отряд переселенцев с надеждой на успех. Без сомнения, мы можем одержать и верх, но так же легко можем и пострадать. Этот проклятый миссисипский плантатор, весь израненный, бывал в походах с генералом Джаксоном. Он очень зорок и осторожен. Притом он пригласил с собой много людей, из которых с иными, как я знаю, неприятно встречаться. Говорю вам, что мы едва ли достигли бы цели, напав на него в дороге, а испортили бы все, упустили бы случай и, сверх того, очутились бы на виселице. Вот почему я предлагаю ехать вперед, направиться к югу и по дороге собирать товарищей. Я знаю шестерых, которые проживают в Сан-Антонио. Когда мы будем в достаточном числе, тогда отправимся за мистером Луи Дюпре и за пятьюдесятью тысячами долларов, которые он взял за свою луизианскую плантацию. Добыча будет недурная. А у колонистов, как они себя называли в Начиточезе, я уверен, каждый из нас найдет себе подругу. Я знаю, что в этой толпе есть юбочка, за которою друг наш Фил Контрелл пойдет всюду, хоть на край света.
И, не дождавшись ответа Контрелла на эту плоскую шутку, разбойник продолжал:
- Теперь, друзья, не лучше ли нам идти прежде в Сан-Антонио, а потом в то место, где мы должны заполучить пятьдесят тысяч долларов?
- Сперва в Сан-Антонио, - отвечали товарищи хором, - а потом отправимся за пятьюдесятью тысячами долларов.
Глава XLIII. РОЗЫСКИ УБИЙЦЫ
Спустя недели три после того, как Борласс и его шайка переправились через Сабину, направляясь к южным поселениям Техаса, другая группа всадников следовала по той же дороге и к тому же самому броду. Она состояла всего из четырех человек, из которых трое ехали на лошадях, а четвертый на муле. Последний был мулат, а трое всадников белые. Мулат отставал немного, а за ним бежала легавая собака, заботливо устранявшаяся от копыт мула.
Читателю известны уже люди, составлявшие эту вторую группу: Чарльз Кленси, Саймон Вудлей, Нед Хейвуд. Мулат был Юпитер - беглый невольник Ефраима Дарка.
Переправившись через Сабину, они остановились на техасском берегу. По осторожным их движениям и беспокойному виду можно было судить, что они тоже боялись погони, но по причине совершенно другой, нежели Борласс и его шайка. Они боялись не за себя, а за мулата, которого уводили за границу свободной земли, где он мог считать себя в полной безопасности от предприимчивых охотников за невольниками.
Вот почему они избрали дорогу, редко посещавшуюся честными путешественниками.
Сойдя с седел, они остановились под теми же деревьями, что и Борласс со своей шайкой. Привязав лошадей, они уселись отдохнуть, но не спали. По причине, о которой легко догадаться, они останавливались также в гостинице "Вождь Чоктав", проездом через Начиточез. Для успеха в своем мщении Кленси полагал, что будет лучше, если его будут считать мертвым. Тем более надо было подумать о Юпитере, который недолго попользовался бы своею свободой, если бы его увидели на улицах Начиточеза или в гостинице, посещаемой плантаторами.
Оба раза, проезжая через Начиточез, Кленси останавливался в лучшей гостинице, но теперь средства не позволяли ему этого и приходилось беречь остававшиеся доллары. Что касается его спутников, Саймона Вудлея и Хейвуда, то они инстинктивно направились бы в гостиницу "Вождь Чоктав", если бы даже и первый раз приехали в город, а Вудлей уже здесь бывал.
Случайно Борласс перед отъездом оскорбил буфетчика Джонни. Последний был болтлив, по обычаю ирландцев, а тут еще злопамятство развязало ему язык. Он сообщил Вудлею все, что происходило в их гостинице во время пребывания шайки Борласса. В Начиточезе все знали о колонизационном проекте полковника Армстронга и молодого плантатора Луи Дюпре. Об этом говорили в отелях, тавернах, на улицах. Прошла уже неделя, как они уехали, но толки о них не прекращались.
Саймон Вудлей был человеком, умевшим хранить тайну: он молчал как о том, что сам видел, так и о том, что ему сообщали. Доказательством служит его поведение при поисках тела Кленси и при аресте Дарка.
О том, что он узнал в Начиточезе, он рассказал только тогда, когда все товарищи слезли с лошадей на другом берегу Сабины. Усевшись на пне покурить и подкрепить силы хлебом с салом, он передал вести, сообщенные ему ирландцем-буфетчиком.
Глава XLIV. КАЮЩИЙСЯ ГРЕШНИК
- Товарищи, - сказал Саймон Вудлей своим спутникам, - мы остановились на том самом месте, на котором два гнуснейших мерзавца, каких только можно встретить в Техасе или Соединенных Штатах, останавливались три недели тому назад. Нед Хейвуд, ты знаешь только одного из них, а Кленси знает обоих и к тому же сохранил о них самые дурные воспоминания. Это Джим Борласс и Дик Дарк.
Кленси не так удивился, как два его спутника; он узнал в гостинице "Вождь Чоктав", что Дарка и Борласса видели в Начиточезе, и что они поспешно скрылись от преследования шерифа. Об этом происшествии еще говорили в городе, и он был доволен, узнав, что напал на след убийцы матери.
Он радовался, что шерифу не удалось его захватить; он хотел сам взять его и надеялся, что никакое препятствие не помешает ему выполнить священную клятву, данную им на могиле матери.
Хотя Кленси и не удивился рассказу Вудлея, однако заинтересовался им.
- Здесь? Вы полагаете, что они были здесь? - спросил он.
- Я в этом убежден; судя по словам этой лисицы Джонни, они должны были следовать по этой дороге, а так как они спешили оставить Начиточез, то ехали без отдыха и должны были здесь отдохнуть. Посмотрите, вот и зола от их костра; без сомнения, они что-нибудь жарили. Никто не переправлялся через реку после большого дождя, а иначе мы видели бы конские следы на дороге. Они проходили именно перед дождем, который и залил их огонь, это видно по полуистлевшим веткам. Да, их было семь, восемь, а может быть и десять вокруг костра, десять величайших мерзавцев, какие когда-либо переправлялись через Сабину, а этим много сказано. Я знаю троих, об остальных можно судить по их связи с Джимом Борлассом.
- Кто же третий, Саймон? - спросил Кленси.
- Тот, кто помог Дарку уйти из тюрьмы, Джо Гаркнесс. Описание его, сделанное мне буфетчиком, неясно, потому что он не останавливался в гостинице "Вождь Чоктав", и приходил туда раз или два с другими. Но я готов дать клятву, что это Гаркнесс. После того, что он сделал, куда же ему и идти, как не с Дарком? Я его знаю: это слабый, глупый человек. Если старик Ефраим дал ему денег - а он, конечно, дал, то наверно шайка Борласса облегчит его от этой тяжести.
Все замолчали, призадумавшись о том, что делать; потом Вудлей, отпив глоток виски из фляги, предложенной ему Кленси, спросил:
- В какую же сторону направиться нам?
Никто не отвечал, потому что все полагались на его опыт.
Он понял это лестное молчание и продолжал:
- По-моему, лучше всего идти прямо туда, где полковник Армстронг намерен разбить свои шатры. Я знаю это место так же хорошо, как и натчезскую площадь. Этот парень, Юпитер, хочет присоединиться к старому полковнику и ты, Нед Хейвуд, также. А что касается вас, Чарльз Кленси, то мы знаем, куда вы желаете идти и какой след вас интересует. Ну, и если вы хотите верить Саймону Вудлею, то он вам говорит, что вы найдете вашу дичь где-нибудь по соседству с Еленой Армстронг; Ричард Дарк, несомненно, решится появиться там.
Слова эти воспламенили Кленси; он встал и начал в волнении ходить взад и вперед; ему хотелось снова сесть на лошадь.
Товарищи не пытались удерживать его долее; они освежились, отдохнули и готовы были продолжать путь.
Они поднялись все одновременно, отвязали лошадей, разобрали поводья и начали садиться.
Но вдруг залаяла собака, услыхав конский топот, и вскоре показался всадник, приближавшийся между деревьями.
Он ехал к лагерю без боязни, но когда очутился довольно близко и мог различить черты путников, он вдруг остановил свою лошадь и хотел повернуть назад, словно среди четырех человек узнал того, кого имел основание бояться.
Но было поздно: прежде чем он успел развернуться, дуло карабина было наведено и грозный голос закричал:
- Ни с места, Гаркнесс! Если вы только пошевелитесь, я всажу вам пулю в лоб, это так же верно, как то, что меня зовут Чарльзом Кленси.
Угроза подействовала. Гаркнесс, - это был он, - удержал лошадь. Кленси приказал ему подъехать. Через две минуты Гаркнесс был среди всадников, слез с седла, стал на колени и начал просить прощения. Вскоре он рассказал им всю свою историю. Тюремщик, помогавший за деньги Дарку убежать из тюрьмы, теперь горько раскаивался, что изменил своему долгу. Он боялся оставаться в шайке Борласса, у него ограбили весь его нечестный заработок, …кроме того, его так сильно избили, что он считал себя счастливым, отделавшись от их компании. Он воспользовался случаем убежать с ночлега, когда разбойники еще спали, и возвращался прежней дорогой. Ему не оставалось на обратный путь ничего, кроме сердца, наполненного печалью.
Все вскоре заметили, что к грусти у него примешивалась и ненависть к спутникам, которых он оставил, в особенности к Дарку, проявившему такую неблагодарность.
Он сообщил им также еще одну вещь, от которой Чарльз Кленси едва не обезумел; да и на товарищей его произведено было такое же впечатление.
Они бросились к лошадям и отправились вперед; Гаркнесс получил приказание следовать за ними, что и исполнил беспрекословно.
Кленси, начальник отряда, не боялся, что он остался сзади; дуло карабина, направленное на бывшего тюремщика, могло возвратить его назад когда угодно.
Глава XLV. ДЕСНИЦА БОЖЬЯ
Нет провинции в испанской Америке, в которой не было бы своего "Колорадо". Слово это означает "слегка окрашенный в красный цвет", и такое название дается там всем рекам, имеющим эту особенность. На мексиканской территории или на той, которая была мексиканской, есть несколько рек с этим названием.
Есть Большой Западный Колорадо, знаменитый как своим руслом, так и крутыми берегами, подымающимися вертикально более чем на милю над уровнем реки; есть Колорадо арканзасский или Редфери; есть Колорадо техасский, менее известный в общей географии.
Есть и в Южной Америке с полдюжины рек, носящих то же название.
Колорадо техасский был назван так по смешному недоразумению англо-американскими колонистами, не умевшими читать испанской карты.
Река, которую испанцы называли Колорадо, была Бразос или скорее Бразос-де-Диос, принявшая название Колорадо. Ошибка, происшедшая от этого перемещения имен, тем замечательнее, что вода техасского Колорадо светлая, исключал дождливое время, между тем, как вода Бразоса мутная и слегка окрашена охрой, называемой обыкновенно "Колорадо".
Что же касается настоящего Бразоса-де-Диос, то с этим названием соединена легенда, которую я приведу вкратце, потому что она имеет топографическое отношение к происшествиям, которые будут рассказаны ниже. Известно, что Техас был колонизован испанцами по системе, которую можно назвать миссионерской.
В провинцию послали миссионеров, которые шли с крестом в руке, а за ними следовали солдаты с саблями наголо. Основаны были миссии вроде монастырей с домами для патеров и с церквями для индейцев, которых хотели обратить в христианство. Тут же возле построили казармы для солдат - президио. Миссии и президио были обыкновенно укреплены. Эти духовные наставники более всего заботились о светских наслаждениях, и строили дома на большую ногу, как замки, с великолепными столовыми, удобными спальнями, роскошными гостиными и почти всегда с превосходными садами.
Почтенным отцам не стоило большого труда устроиться великолепным образом. Их новообращенные исполняли все работы во имя святой веры, которую приняли, и из любви к ней. Когда они окончили постройку домов и церквей, их заставили возделывать окрестные поля в продолжение всей своей жизни, но не в их пользу, а для обогащения тунеядцев-монахов, которые чаще всего оказывались людьми недобросовестными. Действительно, это была вернейшая система рабства, поддерживаемая религиозным фанатизмом, которая вместо того чтобы просветить туземцев Америки, отнимала у них естественные добродетели, чтобы заменить их ханжеством и суеверием в самых отвратительных формах.
Одна из этих миссий была основана при красивой реке Сан-Сабе, притоке техасского Колорадо. Она долго процветала и имела в числе своих новообращенных большое количество индейцев из племени липан и команчей.
Наконец тирания миссионеров, их налоги и беспрерывные работы, которых они требовали от обращенных, между тем как сами жили в роскоши, предаваясь излишествам, хотя и проповедовали другим воздержание, побудили новообращенных к возмущению. Им помогли свободные индейцы, которые не хотели принимать христианства и кочевали в окрестных землях.
Вследствие этого, однажды, когда охотники и солдаты ушли куда-то в экспедицию, свободные идолопоклонники, соединившись с недовольными неофитами, вошли в миссионерский дом, скрыв оружие под широкими буйволовыми плащами, и по сигналу вождя напали на патеров и на тех из обращенных туземцев, которые остались верны последним. Восставшие поражали ножами и скальпировали всех попадавшихся под руку.
Конечно, женщины и дети подверглись той же участи.
Одному из монахов удалось уйти при начале побоища: это был человек известный в то время в Техасе. Он спустился в долину, следуя по правому берегу Сан-Сабы, но для верного спасения ему надо было переправиться через реку Колорадо, в которую впадает Сан-Саба. Это случилось во время половодья, и течение было так быстро, что ни для человека, ни для лошади не представлялось ни малейшей возможности переправиться.
Монах остановился на берегу и смотрел на другую сторону; сзади, к его ужасу, раздавался военный крик команчей, пустившихся за ним в погоню.
Монах считал себя погибшим, но в это мгновение как будто бы десница Божья распростерлась над ним, чтобы его защитить.
Итак, испанский миссионер стоял на берегу реки, с отчаянием устремив глаза на быстрый глубокий поток, через который нельзя было переправиться, не рискуя утонуть. Но в этот критический момент вдруг воды разделились и оставили сухой проход по дну.
Подобрав полы своей рясы, монах спустился на дно; ему удалось перейти на другую сторону, не замочив даже сандалий.
Когда прискакали команчи, река снова закрылась. На другой день их нашли на берегу; они все были мертвы и лежали на земле головами в одну сторону, как деревья, опрокинутые бурей.
Вот почему испанцы назвали реку "Рукой Божьей" (Бразос-де-Диос). Такую легенду придумали пасторы, чтобы устрашить непокорных неофитов и заставить их возвратиться в христианство, а собственно говоря - в невольничество.
Но легенда не принесла пользы, потому что с этого дня Сан-Сабская миссия так и осталась в развалинах.
К этому-то пустынному месту, впрочем, очень плодородному, живописному и удобному для колонии, полковник Армстронг решил вести своих переселенцев.
Его зять купил огромное пространство земли вокруг покинутой миссии, здания которой еще уцелели и требовали только небольшой починки, чтобы служить удобным жилищем.
Здесь больше века тому назад основались монахи, держа на виду в одной руке крест, а в другой скрытно - кинжал.
Новое нашествие приближалось к тому же месту, нашествие топора и ружья, которые, хотя и не выставлялись вперед, но и не скрывались предательски.
Глава XLVI. СТЕПЬ - ТАКОЕ ЖЕ МОРЕ
Река Бразос-де-Диос течет через степи, по которым никогда не проходила коса, через степи, покрытые такой роскошной растительностью, такой высокой травой, что на одной десятине можно бы собрать огромное количество сена; степи эти так обширны, что их нужно измерять не десятинами, а милями, да и это дало бы лишь слабое понятие об их громадном пространстве.
Пределом им как бы служат голубое небо и горизонт, который в глазах путешественника изменяется постоянно, и поэтому ему кажется, что они не имеют границ и что он проходит по зеленому морю, такому же беспредельному, как и океан. Лошадь служит ему кораблем в этом море.
В некоторых местах эта огромная поверхность представляет несколько однообразный вид, но, впрочем, не везде, потому что там и сям она усеяна деревьями, растущими то одиноко, то рощами, или перелесками, которые кажутся как бы островами в океане. Сходство так поразительно, что название это было им дано людьми англо-саксонского и нормандского племени, предки которых переплыли Атлантический океан и внесли в колонии морские понятия и морские названия.
Не более четверти столетия тому назад на этом громадном пространстве зелени редко встречался человек, особенно человек цивилизованный, а еще реже его жилище. Если он и показывался иногда в лесах, то не в качестве обитателя, а лишь как путник. Ему не принадлежали стада буйволов, диких лошадей с длинными хвостами и развевающимися гривами, а также ни гордый олень, ни быстроногая газель; он не имел никакой власти над этими животными. Земля, по которой он ступал, служила для них свободным пастбищем, как для него свободным проходом. Когда он появлялся среди них, присутствие его почти их не тревожило. Люди могли с гордостью считать себя победителями и господами великого океана, но не могли похвалиться, что были хозяевами этого изумрудного моря, которое простирается между Сабиной и Рио-Гранде; до сих пор цивилизованный человек едва показывался на их берегах.
Потом он вступил в это море и возделал небольшую его часть, слишком ничтожную в сравнении с громадным пространством, которого еще не касался плуг и не попирала нога разведчика. Еще и теперь путешественник может целыми днями на равнинах, покрытых травой, не встретить ни дома, ни даже трубы между деревьями. Если он заметит дымок, стороной подымающийся к небу, то он знает, что это дорожный костер, зажженный таким же, как и он, путешественником.
Дымок этот может также выходить из лагеря людей, с которыми лучше избегать встречи на зеленой поверхности степи-моря, подобно тому, как и на лазурной равнине океана не все попадающиеся люди бывают честными. Есть сухопутные акулы, так же как и морские, есть степные разбойники, так же как и корсары.
Нечто вроде шайки таких пиратов пробиралось по степям западного Техаса, спустя месяц по отъезде полковника Армстронга из Начиточеза.
Их было около двадцати человек; они сидели на диких техасских мустангах, и только под двумя были лошади из домашней американской породы, без сомнения, краденые.