Понемногу паника подействовала и на англичан, и они побежали рысцой по улице.
Барлетт ничему не удивлялся и не волновался. Он - представитель Англии, и его никто не смеет трогать.
На углу Барлетт остановился и перевел дыхание.
- Бегите в гараж, Дройд.
- А вы, мистер Барлетт?
- Я подожду вас с автомобилем.
- All right, - и Дройд, смешно размахивая руками, побежал к гаражу.
Горбов сел в автомобиль.
- Вы, товарищи, останьтесь охранять гараж.
- А ты?
- Я один отправлюсь. В гараж вбежал Дройд.
- Автомобиль! Скорей автомобиль! Шофер нагнулся к Горбову.
- Это и есть хозяин. Молнией Горбов сразу учел все.
- Ребята, давай хозяина… Пригодится… - и направил свой маузер на Дройда.
Дройд отшатнулся, но рабочие, схватив его довольно невежливо, усадили на место шофера.
- Будет за шофера.
- Ни слова. Едешь сам по своим делам.
И убедительный маузер сразу сделал чрезвычайно податливым Дройда.
- Уберите револьвер. Я согласен.
- Ну и сыпь для начала к контр-разведке.
Дройд вздрогнул. Хотел что-то сообразить, но его волю окончательно убили слова Горбова.
- Только не вздумай… там чего-нибудь… Понял?..
И для большей убедительности дуло маузера нащупало затылок, и Дройд стал мягок, как воск.
Он поедет к черту, к дьяволу, надо будет драться за большевиков - будет драться…
Автомобиль вылетел из гаража. Промчался вихрем мимо ожидающего на углу Барлетта.
- Дройд! - закричал Барлетт.
Он ничего не мог понять. Понял одно, что надо спешить в порт, во что бы то ни стало. И быстро пошел пешком.
- Укр-азия! - проговорил он, пуская взволнованно клуб дыма.
Глава XXXIX
Три автомобиля
Все шло полным ходом. Только что автомобиль Энгера отъехал от контр-разведки, как около группы офицеров, стоящих вокруг Джона, с разгона остановился автомобиль Дройда.
Холодный маузер кольнул журналиста в бок. И Дройд, приветливо улыбаясь, поздоровался с офицерами.
- Не видели ли мистера Барлетта?
- Нет. Куда едете?
- Лучше бы вам возвратиться, пока все не кончится.
- О нет. Время - деньги… Я корреспондент. Ничего не случилось?
- О, только что сейчас ротмистр Энгер увез на расстрел одну интересную большевичку. Целая история…
Один офицер подозрительно взглянул на Горбова, и резко спросил:
- А это что за тип с вами?
- Это, - засмеялся Дройд, - это мой проводник в тыл восставшим рабочим. Ведь каждое слово в "Таймс" - золото.
- Есть случай заработать.
Джон, рванувшись, обратил на себя внимание Дройда. Дройд протер глаза.
- Джон, это вы?
- Да, мистер Дройд.
И Дройд, схватив его за руку, втянул в автомобиль.
- Он арестован, - закричал офицер.
- Он англичанин, - ответил Дройд, - он мой шофер.
- Он арестован, - упорно продолжал офицер.
- Я не могу ехать без шофера… Я тороплюсь. Если хотите, пусть его сопровождает кто-нибудь из вас.
Джон сел за руль. Рядом с ним уселся офицер. Из контрразведки выскочили генерал Биллинг с генералом Гавриловым и офицеры.
- Автомобиль.
Маузер пощупал бок Дройда…
- Автомобиль, - кричал генерал.
В поданный автомобиль вскочили офицеры.
- Немедленно арестовать этого подлеца. Генерал Гаврилов торопливо разъяснил:
- Ротмистра Энгера.
И автомобиль помчался вслед за автомобилем Дройда. К генералу подбежал офицер.
- Вокзал в наших руках. Мы отбили рабочих, но они захватили телеграф. Надо еще роту.
- Сейчас. - Генерал побежал к телефону.
- Начало конца, - произнес один из офицеров.
- Какая разница, где ни пить… Будем пить крымское.
- Или кавказское…
К вокзалу, не зная о захвате его белыми, мчался Энгер, полуобняв Катю, мешая ей вырваться. Она тяжело дышала и с ненавистью смотрела в холодное, замкнутое лицо.
- Товарищ, - пробовал заговорить Энгер.
Но Катя с таким презрением посмотрела на Энгера, что он понял, что ему нечего сказать. Ему не поверят. И он еще плотнее уселся и еще крепче сжал Катю.
За ними Горбов, нажав на Дройда, мчался в полный ход. Мелькали здания, люди… Где-то чмокали шальные пули. И автомобиль неумолимо приближался, догоняя первый автомобиль.
За вторым автомобилем, развивая бешеную скорость, мчался третий с офицерами, спешившими арестовать Энгера.
Все три машины шли предельной скоростью.
Горбов, приподнявшись, ударил маузером по голове офицера и, схватив его, выбросил из автомобиля.
Офицер глухо стукнулся на мостовую и остался лежать, раскинув руки.
Третий автомобиль, пронесясь мимо выкинутого офицера, остановился, так как его узнали товарищи.
Задержка на минутку. Взяли в автомобиль. И опять в погоню.
У вокзала все еще шел бой.
Рабочих здорово теснили, но они не оставляли площади, ведя яростный обстрел вокзала. В группу рабочих влетел автомобиль Энгера.
Один из рабочих, узнав ненавистного Энгера, швырнул лимонку под автомобиль.
Взрыв.
Обломки автомобиля.
Дым еще не успел рассеяться, как с разгону на обломки автомобиля налетел автомобиль Дройда, увеличив и без того сумятицу.
Энгера и Катю выбросило из автомобиля. В полусознательном состоянии Энгер все-таки, приподняв Катю, прислонился к развороченному автомобилю.
Он ничего не сознавал. В глазах стоял туман.
Дройд, Джон и Горбов бросились к Энгеру и Кате.
Рабочие с винтовками наперевес, прекратив обстрел вокзала, грубо схватили Энгера и приставили к фонарю. Отошли, заряжая винтовки.
- Попался, сволочь!
Катя, поддерживаемая Горбовым и Дройдом, смотрела ничего не понимающими глазами. Сообразила. Рванулась. Но, вспомнив, сколько ужаса и тревог принес этот Энгер, закрыла глаза. Ждала залпа.
Воспользовавшись замешательством, белые сделали удачную вылазку и почти очистили площадь.
Вместо расстрела, рабочим пришлось отступать, отстреливаясь.
Взрывались лимонки.
Всюду дым.
В этот момент влетел на площадь третий автомобиль. Офицеры бросились к Энгеру.
- Вы арестованы, ротмистр, сказал один офицер, - снимая револьвер.
- Уже! - холодно улыбнулся Энгер.
- Взять всех присутствующих в тюрьму.
Джон не стал ждать своего ареста. Отличным ударом бокса повалил первого офицера и, перепрыгнув через обломки, скрылся в дыму взрывов.
Всех посадили в автомобиль. На Горбова, Катю и Энгера навели револьверы.
- В тюрьму.
И третий автомобиль умчался, увозя с собой лиц, связанных друг с другом работой и приключениями.
Энгер поглядывал на Катю и улыбался. Катя, закусив губы, презрительным взглядом отвечала на улыбку.
Дройд, вспомнив свои злоключения, уселся удобней, запахнувшись в пальто.
О, он и отсюда выйдет сухим. Горбов с тоской думал о маузере.
- Отобрали, сволочи.
Тюрьма приближалась, подавляя всякую мысль о бегстве.
Громадные ворота, высокие стены.
Ворота раскрылись, пропустив арестованных.
Глава XL
Ротмистр Энгер
С рассветом началось наступление на Одессу. Галайда мчался через поля, направляясь к шоссе, которое в настоящий момент было совершенно не защищено, так как генерал Биллинг перебросил несколько рот в город для подавления восстания.
Мчались тачанки… Скакали партизаны…
На вокзале шел упорный бой…
Рабочие железнодорожного депо ударили в тыл белым, и бой развивался между рельсами.
К станции равномерно, уверенно шел "Ильич".
Макаров наступал во главе железнодорожников.
Его энергичная фигура была то там, то здесь, а голос часто покрывал ружейную трескотню.
- Даешь вокзал! Наступали и с площади.
Откуда-то выкопанные или отобранные пушки громили вокзал.
Циферблат был разбит, и скоро трехцветный флаг был снесен снарядом.
Белые защищались стойко. Им отступать было некуда, и они сражались, как звери. Сосредоточенно косили рабочих из пулеметов. И очень часто несколько офицеров, засев за камни, отбивали целые отряды рабочих.
Бронепоезд подошел, и отряд из него с криком "даешь!" ударил снова.
Деморализация полная.
Отовсюду наступали рабочие я партизаны.
Паника…
Офицеры стали метаться, ища спасения. Один пулеметчик-офицер, выпустив последнюю ленту, застрелился.
Вокзал был взят.
На крыше вокзала взвился красный флаг.
Красные победили, но не имели сил удержаться на захваченных позициях.
Но белые этого не знали. Превышая в десятки раз рабочих, они предались панике.
Скоро паника передалась в город.
Улицы наполнились людьми, женщинами, извозчиками, тачками, сундуками, картонками, хлынувшими сразу в порт. Бежали тысячные толпы. Бежал буржуа.
Бежала интеллигенция и офицерство. Паника заражала всех, и весь город бежал. Снаряды рвались над городом. Это вел обстрел штаба "Ильич".
В тюрьме все было тихо, спокойно, и только в камерах, слышавших выстрелы, бессильно метались от окна к двери арестованные.
В камеру 27 втолкнули Энгера, Горбова, Дройда, Катю и двух рабочих, захваченных вместе с ними.
Горбов, Катя и двое рабочих отделились от Энгера и Дройда.
Энгер, горько усмехнувшись, посмотрел на часы. Катя смотрела на ротмистра и не могла понять, почему его арестовали.
- Это штучки белых, - шепнула она Горбову.
- Наверное…
Энгер, улыбнувшись, гордо отчеканивая слова, сказал:
- Через двадцать минут здесь все будет кончено. Город будет взят.
- Мы это знаем и без вас, господин ротмистр, - усмехнулась Катя.
- Ну, конечно, если за это время нас не расстреляют, то…
Взгляды ненависти и презрения.
- Нас, но не вас, господин ротмистр, - бросил Горбов.
- Меня раньше всех, - горько улыбнулся Энгер и, обращаясь к Дройду, пристально смотрел на него, почти гипнотизируя.
- Помните, Дройд, однажды… Дройд изумленно посмотрел на Энгера.
- Помните деревушку, сельскую колокольню. Помните, как вы, я и летчик бежали через огороды, прыгали через заборы, а за нами чмокали пули… Вбежали на колокольню… Веревка, ворвались солдаты… И…
- Откуда вы это знаете? - закричал Дройд и, схватив за руку Энгера, стал пристально вглядываться.
Рабочие, Катя и Горбов, невольно подвинувшись, стали прислушиваться.
- Там был я с вами.
- Не может быть!
- Не находите ли вы, Дройд, что я похож на того партизана, с которым вы бежали от белых.
- Нет, не может быть! Вы, и партизан! Нет, нет… Я помню этот случай, и мне кажется, я вам его рассказывал.
Энгер улыбнулся, увидя насмешливые взгляды рабочих.
- А это помните?
И Энгер, засучив рукав левой руки, показал шрам от пули Дройду.
Туман в глазах. Дройд отступил, прикрыл рукой глаза, и перед ним вместо Энгера встал взлохмаченный, энергичный, полный жизни партизан, массирующий шрам на руке.
Дройд схватил за левую руку Энгера.
Оба - глаза в упор. Тяжело дышат…
В камере стало тихо.
Все внимательно всматривались в Энгера.
- Осторожно. Не давите так, Дройд.
- Значит… Значит… Это вы, тот человек, который… Энгер медленно и раздельно:
- Да. Я тот самый человек, - и, сорвав погоны и аксельбанты, Энгер повернулся к Кате, протягивая их ей.
- Возьмите на память от… И через паузу:
- Семь плюс два! Тихо…
Вдали выстрелы, бои, а здесь, в камере, слышен каждый удар сердца.
Катя готова была броситься к нему и крикнуть: "Прости, прости, я хотела тебя убить", но в последний раз, пересилив себя, крикнула:
- Это ложь!
Энгер взял Катю за руку л обратился ко всем.
- Слушайте, товарищи, я был в партизанском отряде Га-лайды. Отряд Галайды состоял большей частью из крестьян, присоединившихся к нам. Наш отряд - осколок банды Григорьева, после того, как Махно ухлопал его на одном свидании. Босые, на подушках вместо седел, отряд наводил ужас на добровольческие части. Лихо рубились, лихо наскакивали на штабы и исчезали, чтобы в другом месте, оперевшись на крестьянскую массу, устремиться для новых побед. Крестьянство нам сочувствовало, и мы имели постоянную помощь. Дисциплиной была - смерть. Расстрел за пустяк. Но этот отряд был слит, как один. Масса в кулаке Галайды. Босой, весь заросший, в разорванной рубашке, он был неумолимо жесток. Трусов убивали на месте. Офицеров в плен не брали. Расстрел - и все. Мы носились в тылу, и имя Галайды наводило такую панику, что белые бежали при одном его имени… В последние дни нам ужасно не везло: нас били, ловили, и мы никуда не могли сунуться, чтобы не попасть на сильнейший отряд. Я пошел в засаду и убежал тогда из плена вот с этим англичанином. Я стал следить, и наконец все мое внимание остановилось на одном партизане. Он был подозрителен. Отлучался от отряда. И вот, после безумного рейда, проскочив верст 80 в тыл, мы наткнулись на деревню, объявившую себя республикой. Белые выслали карательный отряд с бронепоездом "Коршун". Нас не должны были чувствовать, знать и видеть. Отряд расположился в лесу. Галайда послал развинчивать рельсы. Пошло пять человек. В отряде каждая сабля на счету. Работали усердно. Один партизан, за которым я следил, воспользовался моментом и ушел в гущу леса. Наступивший вечер, густой лес мне с трудом позволяли следить за его силуэтом. Я шел за ним шаг в шаг. Шел, как могут идти тени. Ни одна ветка не хрустнула под ногой. Партизан, беззаботно насвистывая, бежал, то появляясь, то пропадая между деревьями. Полустанок. Вошел в сторожку. Я притаился у окна. Партизан подошел к телефону и позвонил. Я на крышу к проводу. Перерубить! Слышу ясно, невозможно ошибиться: "Кто у телефона? Да. Это командир бронепоезда "Коршун"". Вынув нож и захватив проволоку в руки, я, когда он говорил: "Господин полковник", перерезал провод и последние слова долетели только до моих ушей: "путь разобран, в лесу засада". Стиснув зубы, я слез вниз. Бешенство душило меня. Как, среди нас есть предатель! И я понял, что все наше поражение - дело его рук. Передо мной стал ряд погибших, изрубленных, расстрелянных товарищей. И когда партизан вышел и, беззаботно улыбаясь, пошел обратно, я камнем на горло. Его тело билось, в глазах стоял ужас, но я его задушил. Лунный свет, тени деревьев, - и я тогда, в первый раз почувствовал жуть при убийстве человека вне боя. Обыскал. Деньги, документы, георгиевский крестик. Раскрыл паспорт. Он был выдан на имя:
Ротмистр лейб-гвардии Гродненского полка Энгер.
Общее движение, Катя схватила за руку Энгера.
- Значит, вы не Энгер?
- Я партизан.
- Кто же вы?
- Один из тысяч, гибнущих за революцию.
Молчание. На Энгера смотрели с удивлением, любуясь его сильной фигурой. Дройд записывал.
- А потом, товарищи, все ясно. - Галайда чуть не сломал кулаком стол. Я предложил ему, что перейду к белым под фамилией Энгера и буду информировать отряд о белых. Комиссар и Галайда одобрили, но сомневались, чтобы я - партизан, босой голодранец, оборванный, мог сыграть роль офицера. Я их успокоил, так как был солдатом. Побрился и уже это сразу изменило меня. Правда, Галайда, посмотрев на меня, оказал, что из меня офицер, как из палки ружье. И, стукнув меня по плечу, сказал: "Не засыпься, гляди, иначе вся твоя работа пойдет к черту. Держи связь со мной, а я-то не подгажу". Под утро бронепоезд "Коршун" налетел на разобранный путь и сошел с рельс. Его окружили крестьяне и мы. Бились недолго. Я в лесу жадно ловил момент бегства офицеров. Мимо пробежала группа. Я подбежал к ним. "Я знаю здесь каждую тропку. Я выведу вас", - сказал я. Бежали долго. На меня офицеры с любопытством смотрели и перешептывались. Узнав из разговора, что здесь и начальник бронепоезда, я сказал: "Я вызывал вас по телефону, но, вероятно, эти головорезы испортили провода". Все остановились. Начальник схватил меня за плечо. "Кто вы такой?" И я ответил: "Ротмистр Энгер". Имя было знакомо и вызвало одобрение. Мне жали руки, мной восхищались. Я не успевал отвечать на вопросы. Полковник тряс мне руку. "Мы вам очень обязаны, ротмистр, вы нам столько раз помогли и так удачно". Меня при этих словах бросило в дрожь. Столько людей погибло из-за этого проклятого Энгера. Я сдержал себя и скромно ответил, подражая молоденькому офицеру в интонации: "Ну, это пустяки". А потом город, попойки в среде офицеров. Я экипировался с ног до головы, наблюдая и изучая офицерство. По целым часам простаивал перед зеркалом, повторяя все движения офицеров, вырабатывая офицерский тип. И выработал, кажется, удачно. Бежал со штабом Бредова из Киева. На станции Одесса поезд Бредова обстреляли рабочие. Я понял, что Одесса пороховой погреб, который взорвется при первом появлении красных. Явился в штаб за назначением. Был лично принят генералом Биллингом. Этот глуповатый генерал, мечтающий почти о короне, принял меня величественно. "Как фамилия?" "Ротмистр Энгер", - ответил я. Генерал подумал минутку и, наверное вспомнив о том, что я давал им сводки и указывал пути отряда, сделался вдруг любезен. "Вы Энгер, я помню что-то. Ах, да, вы тот самый Энгер, который был в партизанах", и генерал засмеялся, встал, пожал руку. "Очень рад, господин партизан, очень рад. Вы молодчина. Я вас оставлю при штабе моим личным адъютантом. Мне нужны твердые с крепкими нервами люди". И вот я тогда надел эти украшения.
Энгер с презрением посмотрел на погоны, на крест и аксельбанты, бросил их на пол и растоптал погон.
- С этого момента, став адъютантом, я жил, как на динамите. Я не мог открыться организации, так как были провокаторы. Я пошел здесь в контр-разведку, желая найти, уловить связь с вами.
Рассказ Энгера прервала сильная орудийная канонада. Это бронепоезд обстреливал штаб и порт. Все бросились к окнам, забыв обо всем. Все мысли на улицу. Все мысли с дерущимися товарищами.
- Через десять минут Галайда должен войти в город… И если нас не расстреляют…
- Нет, - крикнула Катя, - я не хочу этого!
Все улыбнулись. Дройд лихорадочно записывал в книжку. У него получилась блестящая корреспонденция. Из строчек падали фунты, фунты, и Дройд вкушал радость их растраты.
Глава XLI
Последние часы Укразии
Раннее утро встретило генерала Биллинга в штабе. С театрализованной решимостью генерал мерил кабинет, бросая серьезные взгляды из-под нахмуренных бровей.
- До последней капли крови!.. Держаться во что бы то ни стало!
Генералы и офицеры слушали и думали: "когда же ты кончишь", и косились в окно на улицу.
На улице то и дело мелькали толпы спешащих людей, в панике бегущих в порт в последней надежде на иностранные пароходы.
Бегут…
Паника…
- Да, держаться. Мы ученики Гинденбурга! Я буду руководить лично всей операцией, - и, подумав, добавил: - из порта.
В штабе замерла жизнь. Все, кто успел, сбежали, и теперь последние, находящиеся в штабе, добыв из цейхгауза солдатские шинели, поспешно переодевались.
Утро, как назло, было хорошее. Солнце манило на улицу, но у всех офицеров была тоска, острая тоска по жизни. Никаких идей, а только одно - жить, жить и жить…
Стрельба не умолкала…
Это брали еще вокзал и здание судебных установлений. Потом вдруг тишина.