* * *
Джон едва добрался до курильни, ругаясь и отпихивая крыс ногами, и прямо наткнулся в синем провале на Тзень-Фу-Синя.
- А, мы, кажется, немного знакомы?
- Тзень-Фу-Синь твой вечный слуга.
- Вот вы мне и понадобились.
И Тзень-Фу-Синь кольцевым коридором провел Джона в ложу, и сразу около Джона выросли и вино, и трубка, и лампочка для накаливания опийных шариков.
Несколько затяжек черного дыма, и голова Джона немного отяжелела. Перед ним, как в тумане, плавал общий зал, и Джон улыбнулся, узнав Барлетта и Энгера.
Перед Джоном вырос Ван-Рооз. Низкий поклон.
- Что угодно от нас благородному англичанину?
- Человека, - ответил Джон, вынимая трубку и все еще не имея сил сконцентрировать свою волю и мысль на реальности.
Как в тумане, плавали перед ним глаза Ван-Рооза. Вот его руки разжались, и перед Джоном, на ладонях китайца, блеснули две костяные таблички.
- Красная или белая?
Джон вздрогнул, фантастика носила чересчур реальный характер. Всунул свою трубку с кепстеном в рот. Несколько привычных затяжек вернули Джону его обычное хладнокровие и ясность мысли.
Джон, улыбнувшись и выпустив залп дыма, коснулся рукой красной таблички.
Ван-Рооз поклонился и исчез, растворившись за струящейся занавесью.
Залп кепстена…
Тзень-Фу-Синь склонился перед Джоном.
- Что угодно?
Джон задумался. Он не мог привести в логическую связь мысль о красных с этим экзотическим китайцем. Он не знал, что Тзень-Фу-Синь был одним из командиров интернациональной бригады. Не знал и того, что несколько часов назад Тзень-Фу-Синь от офицера контр-разведки получил приказ следить за подпольниками-коммунистами.
Только сегодня замкнулся круг мечты Джона, только сегодня Тзень-Фу-Синь узнал подпольных лиц и только сегодня он связался с подпольем.
- Что угодно англичанину?.. - и нагнувшись ближе, прошептал: - красные здесь… что передать?
Джон вздрогнул.
- Передать деньги. Нет, нет… Записку об освобождении пленного.
Быстро, четко, решительно Джон вынул записку и передал китайцу. Китаец поклонился.
И снова в ложе только дым кепстена.
Макаров уже полулежал на диване рядом о Самаровой и, сложив в трубку пачку денег, дразнил Самарову, хлопая ими по ее ладони. Она не могла их схватить и заливалась счастливым смехом.
Через зал прошел Тзень-Фу-Синь.
И одновременно ротмистр Энгер и капитан Иванов встали и вышли из зала в противоположную дверь. Каменщиков, наблюдавший за ними, наморщив лоб, мгновение колебался. А затем, отправив в рот остатки вина, колеблющейся пьяной походкой направился к выходу.
Лентулов на мгновение остановился в провале под круглым качающимся фонарем курильни и казался черной летучей мышью, так как ветер злобно надувал пиджак. Ветер был прав, он один знал, что это провокатор. И он кричал, захлебываясь от бешенства.
Проооовооо-окаааатооор…
Но кроме ветра это знал также и "7 + 2".
Глава XXIV
Последнее дело провокатора
Кольцевой коридор замкнул круг деятельности провокатора и затянул вокруг его шеи смертельную петлю, из которой уже не было спасения. Если бы Лентулов знал, что здесь, в узком коридорчике, завешенном коврами, его ждала расшифровка, он не шел бы так смело и радостно. Но перед ним улыбались ему новые шуршащие деньги…
Деньги…
А они давали все; и жизнь, и свободу, раскрывали перед ним заманчивую перспективу обманчивых миражей. Лентулов любил легкие деньги и для достижения их не останавливался ни перед чем.
- Позови ротмистра, - резко сказал он китайцу. Китаец, обиженно оскалив зубы, внимательным взглядом скользнул по глазам Лентулова.
Лентулову стало не по себе. Китаец ушел, оставив зародившийся страх у провокатора. Страх провокатора.
С двух сторон одновременно подошли вечно неразлучные капитан Иванов и ротмистр Энгер и остановились, заложив руки в карманы.
Страх сковал язык Лентулова, перед ним всплыли сразу два офицера. Два, из которых один, а он наверное это знал, был "7 + 2". Он раскрыл рот и не мог вымолвить ни слова.
Но они в коридорчике были не одни. Пьяный Каменщиков сразу отрезвел и спрятался в пяти шагах от них, за ковер.
- В чем дело, ну? Мы ждем! - сказал Энгер, презрительно раскачиваясь перед провокатором.
- Мы ждем, - как эхо, улыбнулся Иванов.
И от его мягкой улыбки холодок пробежал по спине Лентулова.
- Сегодня. Сейчас…
- Ну?
- Живее.
- Должны прийти подпольники. Мужчина и женщина.
Каменщиков сильно дернул головой вперед, а потом назад: затылком стукнулся о камень так, что сразу потерял нить разговора и почти сознание. Иванов улыбался, слушая лепет провокатора.
- Нечего сказать, ценное сведение.
Ирония и безвыходность положения вернули Лентулову обычную наглость.
- Как хотите, а вы, ротмистр, остерегайтесь красивой женщины, пришедшей с ним.
- Спасибо… - И ротмистр Энгер, так же презрительно раскачиваясь, отсчитал пять тысяч рублей и протянул их провокатору.
- Получите за службу.
На мгновение раздвинулись ковры, и около них показалась голова Тзень-Фу-Синя. Пристальная съемка глазами. Снято. Закрылись глаза, и голова исчезла за коврами.
Небольшая пауза, и снова в кольцеобразном коридоре остался один провокатор.
И снова около него появился китаец.
- Нужно подождать, пять-десять…
- Хорошо.
- Идите за мной.
И китаец увел провокатора за собой.
Каменщиков, потирая затылок и охая, вышел из-за ковра и пошел, по-настоящему пошатываясь и проклиная свое любопытство.
Подойдя к столу и снова осушив бокал вина, Каменщиков огляделся и увидел, что Катя сидит с англичанами и весело показывает им зубы.
- Гм… Подозрительно, - пробурчал он себе под нос и, облокотившись подбородком на спинку стула, взглянул вниз, под столик.
Три ноги в центре под столиком: Кати, Дройда, а сверху, надавливая то на ногу Кати, то на ногу Дройда, двигался спокойный, уравновешенный полуботинок Барлетта. Кровь бросилась Дройду в голову. Он вообще был охотник до женщин, а тем более до красивых, стиля Кати.
Катя побледнела. Она не привыкла к таким шуткам и сейчас сидела вся бледная, полная гнева, забыв о том, что она кокотка.
Дройд улыбался ей радостной улыбкой. Барлетт же спокойно сидел и так же спокойно косил глаза то на Дройда, то на Катю.
- Извините меня, - сказала, вставая, Катя и быстро вышла из курильни.
Барлетт искренне рассмеялся, увидев удивленное лицо Дройда.
- Ну, как находишь укразиек?
Каменщиков, наклонившись к генералу и указывая на уходящую Катю, прошептал:
- Большевичка.
- Вы скоро всех нас будете подозревать в большевизме. Ну и выдумщик вы, батюшка. Молчите, молчите, а не то лопну, - и генерал залился полным звучным смехом, заставлявшим дрожать его живот. Каменщиков обиженно встал и перешел в другой угол курильни, где и подсел к другой группе офицеров.
Задыхаясь, Катя остановилась в коридоре.
Из-за ковра высунулась желтая рука и, схватив за руку Катю, прежде чем она успела вскрикнуть, вложила в ее пальцы записку. Катя, с остановившимся дыханием, затаив готовый сорваться крик, схватила записку, нервно прочла:
"Пленного, числящегося за князем Ахвледиани, выдать по первому его требованию.
Г.-л. Биллинг".
Катя оглянулась. Пустой коридор, увешенный коврами, и только как будто ветер иногда шевелил ковры. У Кати немного кружилась голова, ее и пугала эта таинственность и раздражала, раздражала до ненависти и против "7 + 2", и против…
- Кто здесь? - сдавленным голосом спросила Катя.
- Вы согласны? - склонившись, спросил Тзень-Фу-Синь, неожиданно появляясь позади Кати.
Как от удара, Катя повернулась и отступила на шаг.
- Молчите, молчите, товарищ, идите к выходу, автомобиль… Поедете, освободите.
И снова нет китайца, и снова в пустом коридоре одна, одна…
Решение быстро принято. Катя направилась к выходу. В ложу Джона быстро вошел Тзень-Фу-Синь.
- Товарищ… Ступай к автомобилю… Поедешь с женщиной. Освободишь.
- Хорошо, - сказал Джон, вставая и натягивая на голову кепку.
При выходе молчаливый китаец быстро подал Кате шляпу и пальто. Момент - и Катя, опрометью пробежав подземный коридор, очутилась на свежем воздухе, одуряющем до головокружения.
У пролома Катю догнал Джон.
Генеральский шофер автомобиля № 6441 не проснулся от шума автомобиля. Джон любезно пригласил Катю сесть.
- Указывайте дорогу. И автомобиль умчался.
Мелькнули на повороте его два глаза, и снова ночь.
Исчезновения Кати никто не заметил. Пили вино и наслаждались экзотическим танцем, приготовленным Ван-Роозом.
Под странно-шипящую музыку, посреди курильни, с двумя трубками опиума совершенно обнаженная китаянка танцевала танец "Черного дыма".
Энгер подозвал Тзень-Фу-Синя и что-то сказал.
И почти вслед за Энгером капитан Иванов, остановив Тзень-Фу-Синя, отвел его в сторону.
Танец продолжался.
- Можете идти, - сказал китаец провокатору.
На улицах ночь, в подвалах кокаин, опиум, клубы холодного безумного эфира…
* * *
В эту ночь совершенно непроницаемый туман затопил улицы.
Туман с моря.
Провокатор шел, оглядываясь по сторонам. Он не видел, как за ним, шаг в шаг, шел Тзень-Фу-Синь. Шаг в шаг, за провокатором шла смерть. Улицы, переулки, задворки, дворы… Качающиеся фонари вдруг освещали провалы дворов, и снова тьма, и снова тишина. Ни одного выстрела. Ни одного звука.
- Странно, - бормотал провокатор, - какая тишина.
Остановился, вздохнул полной грудью воздух, но поперхнулся густым туманом, закашлялся и пропал в одном узком переулке.
Тзень-Фу-Синь, как кошка, как смерть, шаг за шагом шел за ним.
Условный стук в дверь: три подряд, два через паузу.
И провокатор исчез за дверью. Тзень-Фу-Синь выждал и остановился камнем.
В комнате, куда вошел провокатор, было накурено.
Густой синеватый дым клубился, закрывая потолок.
Окна тщательно были завешены одеялами и рогожами.
Железнодорожная пятерка вместе с одним из членов Ревкома заседала.
Лентулову обрадовались.
- Мы думали, что ты уже влопался.
- Еще не добрались, - улыбнулся Лентулов, тихо поправляя в кармане деньги.
- Товарищи, мы растем, мы крепнем, скоро будет назначен час…
Стук в дверь. Условный стук.
Три раза подряд, два через паузу.
Лица у всех побледнели. Один жест - и револьверы в каждой руке.
- Кого еще нет?
- Все.
- А Макаров и Катя?
- На работе.
Молчание. И только ветер, врываясь в разбитое стекло, поддувал рогожу.
- Я отворю.
И тихо, с револьвером в руке, скользнул к двери Горбов.
Приоткрыл дверь, и в руку ему - бумага…
В зажатые пальцы жесткая рука сунула записку.
Рванул дверь. Открыл.
Никого.
Ночь… Пустой переулок, глухой, беззвучный… Ни звука, ни шороха…
Горбов бросился по переулку к улице. Никого. Тишина.
Бледный, сжимая в руке записку, он вернулся в комнату.
- Нет никого.
- Что у тебя в руке?
Горбов взглянул на руку с сжатой бумагой между пальцев и удивленно передал записку Савелию. Савелий, прочтя записку, побледнел и, обведя всех глазами, положил записку текстом вверх.
"Последний вошедший - провокатор. Он получил сегодня пять тысяч рублей.
7 + 2".
Только отрывистое дыхание, а глаза, глаза впились в эту записку, до крови напрягаясь, вчитываясь в эти строчки. Провокатор…
Провокатор… Эхом в мозгу. Провокатор - эхом в дулах револьверов.
Лентулов побледнел. Товарищи впились в него глазами.
Часть вторая
Полный ход
Глава XXV
Мадам "Ревком"
Танец "черного дыма" окончился. Офицеры обступили китаянку плотным, сладострастным кольцом, мешая ей набросить шарф на голое тело.
Макаров, позевывая, подошел к столику англичан.
- Вот что, лорды, покупаю доллары и фунты.
- Не продаем, - немного резко ответил Дройд, раздосадованный уходом Кати.
Макаров зевнул, встал и, равнодушно оглянувшись, неожиданно поймал пристальный взгляд Каменщикова. "Куда делась Катя?" - пронеслась мысль, и острая боль отразилась на лице Макарова.
Макаров ловко опрокинул бокал вина и, прищелкнув пальцами, беззаботно, немного наивно, предложил.
- Покупаю колокольчики, господа, покупаю…
- За какую валюту?
- Доллары, фунты.
- Ну, тогда только по официальному курсу.
- О, с удовольствием, генерал. Для вас готов и по официальному, - улыбнулся Макаров, раскрыв свой бумажник.
Деньги стали менять все. Даже Энгер и Иванов разменяли по колокольчику, дав их Макарову в сложенном виде. Не глядя и не разворачивая, Макаров положил небрежно деньги в бумажник.
Снова вино…
Англичане пересели к генеральскому столику. Дройд занялся Самаровой.
Легкий флирт, шутки, и через смех шла торговля с Самаровой, которая своими обнаженными плечами и томным взглядом обжигала Дройда.
Генерал ухаживал за Барлеттом. А Макаров, приняв меланхолический вид, бродил по курильне, думая найти Катю.
К тюрьме, глотая тьму, мимо кладбищ, мчался вихрем автомобиль.
Ветер рвал шляпу, но не мог охладить острого желания Кати спасти хоть одного красного из рук белой смерти.
Она не могла разобраться, ни откуда записка, ни каким образом вмешался шофер-англичанин.
Ворота тюрьмы. Окошечко. Старческое усталое лицо привратника и машинизированное лицо часового.
Переговоры…
- Проезжай, мадам, с богом…
- Немедленно пропустить.
- Ночью никого не велено.
- Болван, не видишь, с кем говоришь, - крикнула Катя и сунула записку в лицо привратника. Завтра же тебя арестуют.
- Простите, ваше превосходительство, простите, - забормотал привратник, - разве я виноват. Не признал, - и, открыв ворота, сторож плюнул в сторону и сквозь зубы: - Шкура генеральская.
Наконец Катя легко вбежала в караульное помещение.
Дым, чад от прикрученной лампы, чайники, кружки, куски хлеба, махорка, огрызки сахара, несколько брошенных засаленных карт, портреты "верховных правителей" Деникина и Колчака, перевитые георгиевской лентой, сразу бросились в глаза.
Катя, собрав все силы, смело вошла в караулку и направилась к замечтавшемуся начальнику.
Часть солдат спала вповалку на нарах, часть дремала. Караульный начальник, изрядно задремавший, испуганно вскочил.
- Вы караульный начальник?
- Да… - не соображая, каким образом очутилась перед ним женщина, ответил тот.
- Прочтите записку.
- Свиданий по ночам нет.
- Идиот! Я тебя не спрашиваю! Караульный начальник вытянулся.
- Простите, ваше превосходительство. - Сделав честь, караульный начальник прочел записку.
Время тянулось на волах, минутная стрелка не хотела двигаться, а времени нет. Катя незаметно хрустнула пальцами.
- Сидоров, а ну, сыпь в двадцать седьмой, приведи этого… Да живо. Одна нога здесь, другая там.
Кровь стучала в висках. Катя нервно пробарабанила пальцами привычный дорогой мотив: "Это будет последний…" А время идет, идет.
Но за ней мчится уже проклятый Энгер.
Снова Катя хрустнула пальцами. Зазвонил телефон.
Молоточек равнодушно ввергал Катю в ужас, бился у нее в голове, заставляя ее пальцы судорожно сжимать браунинг.
Караульный начальник медленно подошел к телефону.
- Тюрьма… Караульный начальник… Нет… Не было… Да… Слушаю-с…
Повесил трубку и равнодушно стал скручивать собачью ножку.
Катя перевела дыхание. Холодное прикосновение стали вызвало холодок и четкость мысли. Уже секунды не были вечностью.
Снова революционная воля сменила напряжение расчетом… Две пули начальнику, в дверь, захлопнуть засов и… Ввели Галайду.
Галайда, презрительно сплевывая, остановился в дверях, смотря на Катю. На мгновение в его глазах мелькнула ирония, и он весь расправился, чувствуя, как по его пальцам пробежала истома при мысли, что если это конвоир, то…
- Вы едете со мною в штаб…
"Спасен" - пронеслась снова мысль, и Галайда даже прищурил глаза, чтобы в них нельзя было ничего прочесть. Караульный начальник страшно медлил.
- Ну, в чем дело?
- Распишитесь, ваше превосходительство. Вот здесь, - услужливо подал "книгу арестованных" начальник.
Катя подошла и, улыбнувшись, четко расписалась. Не читая, начальник захлопнул книгу.
- Прикажете дать конвойных?
Галайда качнулся.
- Не надо, - сказала Катя, - у меня вот… - и, вынув браунинг, зажала его в руке.
- Иди, - и начальник толкнул Галайду к двери за вышедшей Катей.
Свежий воздух в лицо… ночь… сон… Прошли ворота.
- Вы свободны, товарищ. - Пожатие руки. Галайда вздрогнул, но спокойно прошел в ворота. Автомобиль.
Сели.
В воротах все еще торчал силуэт караульного начальника.
- Товарищ, спокойно. Я член пятерки. Галайда сжал пальцы Кати.
- А я хотел уже душить.
- Что прикажете, ваше превосходительство?
Не выдержало сердце партизана. Кровь бросилась в голову, а из глаз смех, юмор. Партизан обернулся и крикнул:
- Передайте, товарищ, от меня поклон своему генералу! Караульный начальник ожил, слово "товарищ" ожгло сознание. Сонное оцепенение пропало, он дернулся, сжал винтовку.
- Скажи, кланялся ему Галайда!
И автомобиль полным ходом мчался по улице. Легко взбросилась винтовка, но не выстрелил начальник. Он слышал когда-то это странное имя.
- Галайда, - повторил он.
И он все понял, но было поздно… Бросился к телефону.