- Просто полнейшая иллюзия. Где вы раздобыли это платье?
- В гардеробной княгини Голицыной в Москве.
- Я и не подозревала, что у вас такие пышные формы, - улыбнулась баронесса.
- Как вы догадываетесь, это подбивка. Ситуация мне представляется даже более серьезной, чем можно было заключить из вашего письма. Мне удалось заручиться рекомендательным письмом Кирилла Разумовского для графа Никиты Панина, но он уехал в свое поместье. Мне необходимо переговорить с императрицей.
- Что вы хотите ей сказать?
- Что зреет заговор против царя и его сторонников, но у приверженцев Екатерины нет никакого плана. Она должна взять инициативу на себя.
- Каким образом?
- Императрица должна последовать примеру Елизаветы и, когда настанет время, выйти перед гвардейским полком, который ее поддерживает, как защитница и заступница святой Руси.
- А когда настанет время?
На случай, если за ними следили из окон дворца, лжеграфиня Безбородко остановилась перед розовым кустом и, закатив от наслаждения глаза, стала вдыхать нежный аромат.
- Нервное возбуждение царя все обостряется. Я слышал, что канцлер Воронцов только усугубляет ситуацию, потому что мечтает увидеть свою дочь императрицей вместо Екатерины. Еще немного времени, и произойдет непоправимое. Это вопрос нескольких дней. Надо опередить царя и его сторонников. Императрица должна его остановить и заставить отречься от престола.
- Боже мой! - воскликнула баронесса.
- Если вы этого не сделаете, вы пропали.
Лже-Безбородко посмотрела на свою собеседницу суровым взглядом:
- Отчего такой вид, будто невероятно удивлены? Разве вы сами не думали об этом уже несколько месяцев?
- Мы не готовы…
- И тем не менее это сделать необходимо. Выбора у вас нет.
- Боже мой, - простонала баронесса. - Вы ведь не знаете… Ставка так велика. Есть столько мятежных группировок…
- И мятежников тоже, я в этом не сомневаюсь.
- Я сейчас узнаю, может ли императрица вас принять.
Обе женщины повернули обратно ко дворцу, и лже-Безбородко стала дожидаться в той же гостиной. Спустя некоторое время баронесса вернулась, чтобы спросить, не согласится ли графиня Безбородко переночевать в Петергофе.
Слуги сновали взад и вперед, убирали со стола, смахивали несуществующую пыль с мрамора - одним словом, подслушивали и подсматривали.
- Боже мой, честь так велика… В столь восхитительном месте…
- Коль скоро вы согласны, - сказала баронесса, - я распоряжусь, чтобы вам приготовили спальню. Мы увидимся за ужином.
Провести ночь в Петергофе, об этом можно было только мечтать! А утром следует позвать цирюльника, ведь есть же здесь цирюльник! Впрочем, это нисколько не облегчило бы необходимые переговоры; все, что говорилось во дворце, вероятно, подслушивалось слугами. Все эти женщины: и баронесса, и принцесса Анхальт-Цербстская, и сама императрица, похоже, не осознавали, насколько серьезно положение; возможно, они полагали, что речь идет о каких-нибудь салонных играх.
- Постарайтесь выполнить мою просьбу, - вполголоса сказала лже-Безбородко неожиданно властным голосом, пользуясь тем, что в данный момент в гостиной не оказалось слуг. - Мне непременно нужно переговорить с императрицей в саду до наступления вечера.
- Я посмотрю, что можно сделать, - пробормотала баронесса, удивленная этим тоном.
Госпожа Суверби удалилась в глубины дворца. Снова ожидание. Еще через какое-то время, которое тянулось еще дольше, чем прежде, в соседней комнате послышался стук каблучков. Вошла императрица в сопровождении своей матери, баронессы и еще какой-то дамы - то ли фрейлины, то ли компаньонки.
- Государыня императрица, - торжественно провозгласила последняя.
Лже-Безбородко поднялась с улыбкой на губах и сделала тройной реверанс по русскому обычаю. Императрица прищурила глаза, принцесса удивленно застыла, придворная же дама ни о чем не догадалась и ничего не сказала. Она оказалась княгиней, ее представили: Екатерина Дашкова. Фальшивая тетушка рассматривала ее с притворным радушием: интриганка, разумеется.
- Садитесь, прошу вас, - по-французски произнесла императрица. - Екатерина, будьте добры, распорядитесь насчет чаю, пожалуйста.
Когда дама вышла, императрица громко рассмеялась.
- Великолепно! - воскликнула она, по-прежнему на французском языке. - Просто восхитительно.
- Благодарю вас, ваше величество. Кто эта женщина?
- Екатерина? Очень близкая подруга, княгиня Дашкова.
- Избавьтесь от нее на часок. Так нужно. Она довольно амбициозная особа, и язык слишком длинный.
Императрица удивленно приподняла брови.
- Хорошо, - наконец произнесла она.
Похоже, принцесса Анхальт-Цербстская так и не пришла в себя, слишком велико оказалось изумление. В сопровождении слуг вернулась княгиня Дашкова.
Когда выпили чаю, императрица попросила княгиню Дашкову пойти проследить за тем, как идут дела в гладильной: к вечеру ей будет нужна рубашка из тонкого батиста, а гладильщица не всегда аккуратно обращается со складочками.
- Вы просили, чтобы мы вышли в сад, - сказала императрица, обращаясь к гостье. - Ну так пойдемте же.
Она первая поднялась и направилась к застекленной двери, за ней последовали мать и дама, представленная присутствующим как графиня Безбородко. Когда они оказались в саду, звонкий птичий щебет заглушил шуршание пышных юбок.
- Ваше величество, - решительно заявила посетительница, как только они все трое оказались в беседке, увитой жасмином, - время поджимает, разговаривать некогда. Мне довелось быть на службе у императрицы Елизаветы, теперь я служу вам, поскольку считаю необходимым в вашем лице служить России. Ситуация крайне обострена. Вскоре вам нужно будет последовать примеру Елизаветы. Надо, чтобы вы к этому оказались готовы.
- Что вы имеете в виду? - спросила императрица.
- Заявление о разводе последует неминуемо. Равно как и объявление войны Дании. Полки императорской гвардии отправятся далеко от Санкт-Петербурга. Вы окажетесь без их защиты. Вы об этом подумали? Петергоф - это золоченая клетка, в любой момент сюда может явиться отряд солдат с приказом арестовать вас. Дороги и подходы ко дворцу тщательно охраняются, и ваши друзья не могут видеться с вами. Вот причина моего маскарада, столь вас удивившего. В лучшем случае вас отправят в ссылку или заточат в монастырь. Иван Шестой Антонович будет провозглашен императором и наследником трона. Исправить зло, причиненное России, и погасить скандал окажется слишком поздно.
Похоже, императрица осознала всю тяжесть положения. И если до этого момента она улыбалась, то сейчас ее лицо казалось серьезным и даже суровым.
- Ваше величество, в заранее оговоренное время вам нужно будет предстать перед гвардейцами, произнести речь и заручиться их поддержкой. Вам предстоит убедить их, что вы и есть та героиня, ради защиты которой они должны будут рисковать собой. В настоящее время во всех гвардейских полках найдется едва ли человек сорок решительных мужчин, готовых защищать вас. Это ничтожно мало. Имея лишь сорок человек, какими бы преданными они ни были, вы не сможете одержать победу над государственной машиной.
Императрица не отводила от собеседницы взгляда, в котором можно было различить и тревогу, и гнев.
- Вы одна сможете раздуть огонь, который едва тлеет в сердцах, и убедить все полки, всех людей, что именно вы, и только вы, призваны избавить их от неизбежного позора.
- И вы, надо полагать, знаете, что именно я должна говорить, - произнесла императрица тоном, в котором явно прочитывалась ирония.
- Да, ваше величество. Россия в опасности. Она может оказаться отданной на растерзание чужестранному королю. В этой стране всем известна ваша привязанность к друзьям, к русским традициям и религии. Вы должны умолять славную и героическую гвардию поспешить на помощь трону.
- И что будет тогда?
- Вы заставите своего супруга остановиться, но никто не будет об этом знать. Вы потребуете от него отречения от престола, а когда трон окажется в ваших руках, вы отправите Петра в изгнание.
Принцесса Анхальт-Цербстская издала стон отчаяния.
Императрица задумалась.
- Все это прекрасно, - наконец вновь заговорила она, - но царь сейчас проживает в Ораниенбауме вместе со всем своим двором и солдатами. А я здесь. Между нами расстояние в два часа верхом, причем галопом. Как и когда смогу я узнать о том, что он все-таки принял это злосчастное решение, о котором вы говорите?
- Я позабочусь об этом, ваше величество. Вы будете извещены так быстро, как только может скакать лошадь.
- А что после?
- А затем вас отвезут, чтобы вы смогли обратиться с речью к гвардейцам.
Наступило недолгое молчание.
- Почему вы ненавидите моего супруга? - спросила императрица.
- Причина стара, как мир, ваше величество: потому что он достоин презрения. Мне довелось увидеть Фридриха…
- Вы его видели? - встрепенулась императрица.
- Мы встречались с ним в Сан-Суси. Это голодный волк. С ним может вступить в союз только другой волк.
Императрица выпрямилась. В ее присутствии оскорбляли царя, ее супруга, и, каковы бы ни были уступки протоколу, слушать это она не могла.
- Почему вы уверены, что развод неминуем? - спросила Екатерина.
- Канцлер Воронцов очень уж торопится. Он заинтересован ковать железо, пока горячо. И, зная, что за человек его будущий зять, герцог Гольштейн-Готторпский, он не сомневается, что вскоре станет гораздо большим, чем просто тестем царя: он станет хозяином этой страны.
- Как вы сами обо всем этом узнали?
- Через тех, кому более не дозволено наносить вам визиты, ваше величество.
Послышались торопливые шаги. Беседа была завершена. Лже-Безбородко снова принялась ломаться и жеманиться.
- Боже мой, как здесь прекрасно, я велю поставить мне кровать прямо в этой беседке, увитой жасмином!
Баронесса сказала "тетушке" в ответ что-то столь же беспечное.
Но никто не стал ставить кровать в беседке. Прошло совсем немного времени, а посетительница уже вновь села в свою карету и направилась в сторону Санкт-Петербурга.
Шел четырнадцатый день июня 1762 года.
На следующее утро Алексей Орлов появился в особняке графа Ротари. Все его братья тоже находились в городе.
- Я виделся с императрицей, - сообщил им Себастьян.
- Вы ее видели? - воскликнул Алексей, не в силах скрыть изумление и растерянность. - Но как вам это удалось?
- Я вам как-нибудь потом расскажу.
- И что же?
- Мне кажется, что императрицу удалось убедить в том, насколько все серьезно. Она готова действовать.
Некоторое время Алексей хранил молчание, затем поднял на своего собеседника глаза, полные признательности.
- Благодарю вас. Мы все вас благодарим. В глубине души я не сомневался, что у вас все получится.
- Прекрасно. Мне не хотелось бы впутывать графа Ротари в наше предприятие. Нам в городе необходимо иметь место для сборов, где я мог бы в любое время суток оставить вам сообщение, на случай если события начнут развиваться стремительно.
- Дворец князя Барятинского. Мы сейчас там остановились. Мы все ему доверяем.
- Окажите мне милость, примите меня во дворце вместе с шевалье де Барбере.
- Ему там все будут рады, добро пожаловать. Шевалье сразу завоевал наше расположение. Вы ведь знаете, он превосходный фехтовальщик.
- Мне весьма приятно это слышать.
13. РЕПЕТИЦИЯ ПЕРЕГОВОРОВ НА ФИНСКОМ ЗАЛИВЕ
Именно Францу было доверено доставить послание в Ораниенбаумский замок:
"Ваше величество!
Великий Фридрих оказал мне огромную честь принять меня в Сан-Суси, и его горячая похвала в ваш адрес подстегнула мое желание вновь увидеться с вами. Несколько месяцев назад мы ужинали в Кремле, если вы соблаговолите об этом вспомнить.
Позвольте мне в этом письме направить вам мои самые искренние и глубокие пожелания процветания и успехов на мирном и военном поприще.
Остаюсь ваш покорный слуга, граф де Сен-Жермен у графа Ротари, Графский переулок".
Ставя подпись под этим письмом, Себастьян едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Более лживое и льстивое послание трудно было себе представить. Но необходимо приложить все усилия, чтобы оказаться в крепости Ораниенбаум.
- Это не замок, сударь, а казарма в крепости, - доложил по возвращении Франц.
На следующий день с нарочным пришел ответ: его величество Петр III, император всея Руси, любезно приглашал графа де Сен-Жермена отужинать в Ораниенбаумском замке этим вечером, а если тому будет угодно воспользоваться гостеприимством хозяина, то и в последующие дни. Упоминание о Фридрихе стало магическим "сезамом", отворившим нужную дверь.
Себастьян рассказал об ответе Александру и шевалье де Барбере, которые были столь же заинтригованы приглашением, сколь и обеспокоены безопасностью графа:
- У меня нет привычки недооценивать врагов, но этот, без сомнения, дурак. Порой такие встречаются и среди хищников.
Франц оказался прав: если принять во внимание количество солдат, которые слонялись вокруг, можно было подумать, что находишься в казарме; это был голштинский полк. Но существовал и собственно замок, и, более того, он был окружен цветущими садами.
Миновав опоясывавшую здание решетку, Себастьян спросил себя, как вся эта солдатня утоляет свой любовный пыл. Он мог бы держать пари, что на десять лье в округе не наблюдалось ни единой особы противоположного пола, которую солдаты бы не обрюхатили. Интересно, существовала ли в мирное время особая интендантская служба для гарнизонов?
Когда карета остановилась, Франц не успел спрыгнуть на землю, как бесчисленные лакеи завладели единственным саквояжем, который Себастьян взял с собой в качестве багажа. Дворецкий принял графа де Сен-Жермена с неслыханной почтительностью и, следуя приказу его величества, проводил гостя в предназначенные ему апартаменты.
Решительно у этих русских имеется врожденное чувство пространства. Шагая по длинному коридору, Себастьян подсчитал, что в замке имеется по крайней мере сотни три комнат. Неужели они были все меблированы, как те, что достались ему? Целых три комнаты на первом этаже, и все окнами в сад! Можно было подумать, что у Петра с Фридрихом оказался один и тот же оформитель: кресла были вытканы ярко-красным камчатным полотном, одинаковые круглые столики на одной ножке, резные секретеры и комоды, тесно заставленные фигурками из позолоченной бронзы. Пространство стен и потолка заполняли китайские фарфоровые безделушки, трюмо, картины в овальных рамах, пейзажи в серых тонах, сценки из мифологии, штукатурка под мрамор.
Стоило ли удивляться, что государственная казна оказалась пуста?
Себастьяну, прибывшему в три часа пополудни, дворецкий сказал, что все приглашенные его величеством перед ужином соберутся в большой гостиной Аполлона в шесть часов. Желает ли его превосходительство оставить своего слугу при себе или отошлет его в помещения для челяди?
- Слуга останется здесь, - ответил Себастьян.
Три дюжины приглашенных собрались в Аполлоновой гостиной, ожидая его императорское величество, тараторя и болтая то по-французски, то по-немецки, изредка по-русски. На плафоне олимпийский бог, обнаженный, как ему и положено, царил в стае молоденьких девиц с розовыми ступнями. Золотистый отсвет сумеречного дня, догорающего над Финским заливом, лился в высокие французские окна, распахнутые на террасы, огромные, как эспланады. Смешавшись со светом слишком рано зажженных светильников, он затоплял убранство гостиной, тяжеловесное и вычурное, как в Сан-Суси, и действующих лиц этой пьесы, которые вполне комфортно себя чувствовали в европейской одежде. Неужели это Россия? Скорее, некое мифическое место, созданное горячечным воображением немецкого принца, который, как это было известно Себастьяну, любил играть в куклы. По мере того как прибывали гости, глашатай объявлял их появление по-французски. Когда произнесли имя графа де Сен-Жермена, некий господин, окруженный придворными, стал внимательно прислушиваться. Человек походил на матерого, убеленного сединами лиса. Образ был очень ярким. Лис всматривался в посетителя, как будто именно он и был хозяином дома. Секретарь подвел Себастьяна к канцлеру Воронцову и представил гостя. Так вот он какой. Как человек, облеченный доверием покойной императрицы, мог смириться с тем хаосом и беспорядком, в который вверг всё и вся ее наследник?
Воронцов изобразил на лице самое приветливое выражение, какое только имелось в его арсенале.
- Граф де Сен-Жермен! Украшение королевских гостиных Европы! - воскликнул он на довольно дурном французском.
В гостиной зашептались. Богатые вдовы и молодые дамы, юные щеголи и молодящиеся старики обернулись, с интересом уставившись на вновь прибывшего гостя.
- Для меня огромная честь оказаться в обществе канцлера новой России, - ответил Себастьян.
- Ах, граф! С тех пор как его величеству стало известно о вашем пребывании в Санкт-Петербурге, он горит желанием встретиться с вами. Моя дочь тоже, - добавил Воронцов, представляя юную девицу с наглым выражением лица, которое она сама, очевидно, принимала за надменность.
Она протянула Себастьяну негнущуюся руку, граф склонился, чтобы ее поцеловать.
Та, что мнила себя будущей императрицей, без сомнения, не была приучена к подобного рода любезностям, потому что быстро отняла свою руку, одеревенелую, будто парализованную поцелуем, а ее острый взгляд устремился на огромных размеров сапфир, что сверкал у Себастьяна на пальце. Затем Воронцова стала внимательно рассматривать бриллианты на одежде графа, после чего перевела глаза на алмазы, украшающие застежки на его туфлях. Себастьяну пришло в голову, что небольшой подарок, несомненно, помог бы снискать ее расположение. Ему показалось, что он нашел ответ на вопрос, что стало причиной такого крутого поворота в судьбе ее отца, этот вопрос он задавал накануне в разговоре с императрицей. Тщеславие. Желание власти. Перспектива стать не только канцлером, но и тестем самого царя оказалась сильнее нравственных принципов человека, некогда облеченного доверием Елизаветы.
Стало быть, отец стал игрушкой в руках дочери.
Нескольких минут пребывания среди гостей оказалось достаточно, чтобы понять: основная часть присутствующих представляла собой государственных служащих высокого ранга; например, племянник канцлера Александр Воронцов, в прошлом посол в Лондоне, теперь же без должности, первый тайный советник, государственный секретарь Министерства финансов, государственный секретарь Морского ведомства… Было очевидно, что императорский кабинет в полном составе оказался пленником Ораниенбаума. Внезапно среди гостей пронесся гул. Его императорское величество Петр III собственной персоной появился в гостиной. Наступила тишина.
- Добрый вечер, господа! - воскликнул по-французски царь.
Он еще больше, чем в первый раз, походил на молодящегося вертопраха, кроме того, на физиономии еще яснее читались следы пьянства. Некоторая неуверенность во взгляде свидетельствовала о том, что он недавно выпил.
- Позвольте мне, ваше величество, представить вам графа де Сен-Жермена, - сказал Воронцов.
- А, граф, как я рад снова вас видеть! - воскликнул царь, сунув свою вялую ладонь в руку Себастьяна, как какой-то солдафон. - Вот счастливый человек. Он недавно ужинал в Сан-Суси с Фридрихом, а сегодня здесь, в Ораниенбауме.