за то, что ты во всём передовая,
что на земле давно матриархат, -
отбить,
обуть,
быть умной,
хохотать, -
такая мука – непередаваемо!Влепи в него салат из солонины.
Мужчины, рыцари,
куда ж девались вы?!
Так хочется к кому-то прислониться -
увы…Бей, реваншистка! Жизнь – как белый танец.
Не он, а ты его, отбивши, тянешь.
Поллитра купишь.
Как он скучен, хрыч!
Намучишься, пока расшевелишь.Ну можно ли в жилет пулять мороженым?!
А можно ли
в капронах
ждать в морозы?
Самой Восьмого покупать мимозы -
можно?!Виновные, валитесь на колени,
колонны, люди, лунные аллеи,
вы без неё давно бы околели!Смотрите,
из-под грязного стола -
она, шатаясь, к зеркалу пошла."Ах, зеркало, прохладное стекло,
шепчу в тебя бессвязными словами,
сама к себе губами прислоняюсь,
и по тебе сползаю тяжело,и думаю: трусишки, нету сил -
меня бы кто хотя бы отлупил!.."1964
* * *
В. Шкловскому
Жил художник в нужде и гордыне.
Но однажды явилась звезда.
Он задумал такую картину,
чтоб висела она без гвоздя.Он менял за квартирой квартиру.
Стали пищею хлеб и вода.
Жил, как йог, заклиная картину.
А она падала без гвоздя.Обращался он к стенке бетонной:
"Дай возьму твои боли в себя.
На моих неумелых ладонях
проступают следы от гвоздя".Умер он, измождённый профессией.
Усмехнулась скотина-звезда.
И картину его не повесят.
Но картина висит без гвоздя.1964
* * *
"Умирайте вовремя.
Помните регламент…"
Вороны,
вороны
надо мной горланят.Ходит, как посмешище,
трезвый несказанно,
Есенин неповесившийся
с белыми глазами…Обещаю вовремя
выполнить завет -
через тыщу
лет!1964
ЛЕНЬ
Благословенна лень, томительнейший плен,
когда проснуться лень и сну отдаться лень.Лень к телефону встать, и ты через меня
дотянешься к нему, переутомлена.Рождающийся звук в тебе, как колокольчик,
и диафрагмою моё плечо щекочет.
"Билеты? – скажешь ты. – Пусть пропадают. Лень".Медлительнейший день в нас переходит в тень.
Лень – двигатель прогресса. Ключ к Диогену – лень.
Я знаю: ты прелестна, всё остальное – тлен.
Вселенная горит? До завтрего потерпит!
Лень телеграмму взять – заткните под портьеру.Лень ужинать идти, лень выключить "трень-брень".
Лень.
И лень окончить мысль: сегодня воскресень…Колхозник на дороге
разлёгся подшофе
сатиром козлоногим
босой и в галифе.1964
МОНОЛОГ РЫБАКА
"Конечно, я не оратор,
подкованный философски,
но
ратую
за тех, кто берёт лосося!
Бывали вы в нашем море,
магнитнейшем из морей?
Оно от лимонных молний
кажется лиловей!Мотаются мотоботы,
как уголь, горит вода, -
работа!
работа!
Всё прочее – лабуда.Мы боги, когда работаем,
просвечены до волос,
по борту,
по борту,
как лампы, летит лосось.Да здравствует же свобода,
нужнейшая из свобод,
работа,
работа -
как праздничный ледоход.Работа, работа…
И так же не спят с тобой
смородины и самолёты,
гудящие над землёй,
ночные составы в саже
несутся тебе под стать,
в них машинисты всажены -
как нож по рукоять!И где-то над циклотроном
загадочный, как астроном,сияя румяной физией,
считая свои дробя,
Вадик Клименко,
физик,
вслушивается в тебя.Он, как штангист, добродушен,
но Вадика не тревожь -
полёт звездопадов душных,
расчёт городов и рощ
дрожит часовым механизмом
в руке его здоровенной -
не шизики -
а физики
герои нашего времени!..…А утром, закинув голову,
вам милая шепчет сон,
и поры пронзит иголочками
серебряными
озон…
Ну, впрочем, я заболтался.
ребята ждут на баркасе…"Он шёл и смеялся щурко.
Дрожал маяк вдалеке -
он вспыхивал, как чешуйка
у полночи на щеке.1964
* * *
Итальянка с миною "Подумаешь!"…
Чёрт нас познакомил или Бог?
Шрамики у пальцев на подушечках,
скользкие, как шёлковый шнурок.Детство, обмороженное в Альпах.
Снегопад, всемирный снегопад…
Той войной надрезанные пальцы
на всемирных клавишах кричат.Жизнь начни по новой, с середины!
Усмехнётся счастье впереди.
И когда прощаешься с мужчиной,
за спину ладони заведи.Сквозь его подмышки нежно, робко,
белые, как крылья ангелят, -
за спиной ссутуленной Европы -
раненые пальчики болят.1965
* * *
Айда, пушкинианочка,
по годы, как по ягоды!
На голос, на приманочку,
они пойдут подглядывать,из-под листочков машучи,
бродяжка и божок.
продуешь, как рюмашку,
серебряный рожок.И выглянут Парижи
малинкой черепичной,
туманные, капризные
головки красных спичек!Как ядовито рядом
припрятаны кармины.
До чёрта волчьих ягод,
какими нас кормили.Всё, поздно, поздно, поздно.
Кроме твоей свирельки,
нарядны все, но постны,
и жаль, что несмертельны!Поляны заминированы,
и всё как понарошке.
До чёрта земляники -
но хочется морошки!1965
ПЛАЧ ПО ДBУМ НЕРОЖДЁННЫМ ПОЭМАМ
Аминь.
Убил я поэму. Убил, не родивши. К Харонам!
Хороним.
Хороним поэмы. Вход всем посторонним.
Хороним.На чёрной Вселенной любовниками отравленными
лежат две поэмы,
как белый бинокль театральный.Две жизни прижались судьбой половинной -
две самых поэмы моих
соловьиных!Вы, люди,
вы, звери,
пруды, где они зарождались
в Останкине, -в с т а н ь т е!
Вы, липы ночные,
как лапы в ветвях хиромантии, -
встаньте,
дороги, убитые горем,
довольно валяться в асфальте,
как волосы дыбом над городом,
вы встаньте.
Раскройтесь, гробы,
как складные ножи гиганта,
вы, встаньте -
Сервантес, Борис Леонидович,
Данте,
вы б их полюбили, теперь они тоже останки,
встаньте.И Вы, Член Президиума Верховного Совета
товарищ Гамзатов,
встаньте,
погибло искусство, незаменимо это,
и это не менее важно,
чем речь на торжественной дате,
встаньте.
Их гибель – судилище. Мы – арестанты.
Встаньте.О, как ты хотела, чтоб сын твой шёл чисто
и прямо,
встань, мама.Вы, встаньте в Сибири,
в Париже, в глухих
в городишках,
мы столько убили
в себе,
не родивши,
встаньте,Ландау, погибший в бухом лаборанте,
встаньте,
Коперник, погибший в Ландау галантном,
встаньте,
вы, блядь, из джаз-банда,
вы помните школьные банты?
встаньте,геройские мальчики вышли в герои, но в анти,
встаньте
(я не о кастратах – о самоубийцах,
кто саморастратил
святые крупицы),
встаньте.Погибли поэмы. Друзья мои в радостной
панике -
"Вечная память!"
Министр, вы мечтали, чтоб юнгой в Атлантике плавать,
вечная память,
громовый Ливанов, ну, где ваш несыгранный Гамлет?Вечная память,
где принц ваш, бабуся?
А девственность
можно хоть в рамку обрамить,
вечная память,
зелёные замыслы, встаньте, как пламень,
вечная память,
мечта и надежда, ты вышла на паперть?
Вечная память!..Аминь.
Минута молчанья. Минута – как годы.
Себя промолчали – всё ждали погоды.
Сегодня не скажешь, а завтра уже
не поправить.
Вечная память.И памяти нашей, ушедшей, как мамонт,
вечная память.Аминь.
Тому же, кто вынес огонь сквозь
потраву, -
Вечная слава!
Вечная слава!1965
ЗАМЕРЛИ
Заведи мне ладони за плечи,
обойми,
только губы дыхнут об мои,
только море за спинами плещет.Наши спины – как лунные раковины,
что замкнулись за нами сейчас.
Мы заслушаемся, прислонясь.
Мы – как формула жизни двоякая.На ветру мировых клоунад
заслоняем своими плечами
возникающее меж нами -
как ладонями пламя хранят.Если правда, душа в каждой клеточке,
свои форточки отвори.
В моих порах
стрижами заплещутся
души пойманные твои!Всё становится тайное явным.
Неужели под свистопад,
разомкнёмся немым изваяньем -
как раковины не гудят?А пока нажимай, заваруха,
на скорлупы упругие спин!
Это нас прижимает друг к другу.Спим.
1965
* * *
Матери сиротеют.
Дети их покидают.Ты мой ребёнок,
мама,
брошенный мой ребёнок.1965
БАЛЛАДА-ЯБЛОНЯ
В. Катаеву
Говорила биолог, молодая и зяблая:
"Это лётчик Володя
целовал меня в яблонях.
И, прервав поцелуй, просветлев из зрачков,
он на яблоню выплеснул
свою чистую
кровь!"
Яблоня ахнула, -
это был первый стон яблони,
по ней пробежала дрожь
негодования и восторга,
была пора завязей,
когда чудо зарождения
высвобождаясь из тычинок,
пестиков, ресниц,
разминается в воздухе.
Дальше ничего не помню.Ах, зачем ты, любимый, меня пожалел?
Телу яблоневу от тебя тяжелеть.
Как ревную я к стонущему стволу!
Ночью нож занесу. Но бессильно стою -
На меня, точно фары из гаража,
мчатся
яблоневые глаза!Их девятнадцать.
Они по три в ряд на стволе,
как ленточные окна.
Они раздвигают кожу, как дупла.
Другие восемь узко растут из листьев.
В них ненависть, боль, недоумение -
что? что?
что свершается под корой?
кожу жжёт тебе известь?
кружит тебя кровь?
Дёгтем, дёгтем тебя мазать бы, а не известью,
дурочка древесная. Сунулась. Стояла бы себе как
соседки в белых передниках. Ишь…Так сидит старшеклассница меж подружек, бледна.
Чем полна большеглазо – не расскажет она.
Похудевшая тайна. Что же произошло?
Пахнут ночи миндально.
Невозможно светло.Или тигр-людоед так тоскует, багров.
Нас зовёт к невозможнейшему любовь!
А бывает, проснёшься – в тебе звездопад,
тополиные мысли, и листья шумят.По генетике
у меня четвёрка была.
Люди – это память наследственности.
В нас, как муравьи в банке,
напиханно шевелятся тысячелетия,
у меня в пятке щекочет Людовик ХIV.
Но это?… Чтобы память нервов мешалась
с хлорофиллами?
Или это биочудо? Где живут био-деревья?
Как женщины пахнут яблоком!..…А 30-го ей стало невмоготу.
Ночью сбросила кожу, открыв наготу,врыта в почву по пояс,
смертельно орёт
и зовёт
удаляющийся самолёт.1965
* * *
Ты пролётом в моих городах,
ты пролётом
в моих комнатах, баснях про Лондон
и осенних черновиках,я люблю тебя, мой махаон,
оробевшее чудо бровастое.
"Приготовьте билетики". Баста.
Маханём!Мало времени, чтоб мельтешить.
Перелётны, стонем пронзительно.
Я пролётом в тебе,
моя жизнь!
Мы транзитны.Дай тепла тебе львовский октябрь,
дай погоды,
прикорни мне щекой на погоны,
беззащитною, как у котят.Мы мгновенны? Мы после поймём,
Если в жизни есть вечное что-то -
это наше мгновенье вдвоём.
Остальное – пролётом!1965
ЗОB ОЗЕРА
Памяти жертв фашизма
Певзнер 1903, Сергеев 1934,
Лебедев 1916, Бирман 1938,
Бирман 1941, Дробот 1907…
Наши кеды как приморозило.
Тишина.
Гетто в озере. Гетто в озере.
Три гектара живого дна.Гражданин в пиджачке гороховом
зазывает на славный клёв,
только кровь
на крючке его крохотном,
кровь!"Не могу, – говорит Володька, -
а по рылу – могу, -
это вроде как
не укладывается в мозгу!Я живою водой умоюсь,
может, чью-то жизнь расплещу.
Может, Машеньку или Мойшу
я размазываю по лицу.Ты не трожь воды плоскодонкой,
уважаемый инвалид,
ты пощупай её ладонью -
болит!Может, так же не чьи-то давние,
а ладони моей жены,
плечи, волосы, ожидание
будут кем-то растворены?А базарами колоссальными
барабанит жабрами в жесть
то, что было теплом, глазами,
на колени любило сесть…"– Не могу, – говорит Володька, -
лишь зажмурюсь -
в чугунных ночах,
точно рыбы на сковородках,
пляшут женщины и кричат!Третью ночь как Костров пьёт.
И ночами зовёт с обрыва.
И к нему
является
рыба -
чудо-юдо озёрных вод!"Рыба,
летучая рыба, с гневным лицом мадонны,
с плавниками белыми, как свистят паровозы,
рыба,
Рива тебя звали,
золотая Рива,
Ривка, либо как-нибудь ещё,
с обрывком
колючей проволоки или рыболовным крючком
в верхней губе, рыба,
рыба боли и печали,
прости меня, прокляни, но что-нибудь ответь…"Ничего не отвечает рыба.
Тихо.
Озеро приграничное.
Три сосны.
Изумлённейшее хранилище
жизни, облака, вышины.Бирман 1941,
Румер 1902,
Бойко, оба 1933.1965
АХИЛЛЕСОBО СЕРДЦЕ
В дни, неслыханно болевые,
быть без сердца – мечта.
Чемпионы лупили навылет -
ни черта!Продырявленный, точно решёта,
утишаю ажиотаж:
"Поглазейте в меня, как в решётку, -
так шикарен пейзаж!"Но неужто узнает ружьё,
где,
привязано нитью болезненной,
бьёшься ты в миллиметре от лезвия,
ахиллесово
сердце
моё?!Осторожнее, милая, тише…
Нашумело меняя места,
я ношусь по России -
как птица
отвлекает огонь от гнезда.Всё болишь? Ночами пошаливаешь?
Ну и плюс!
Не касайтесь рукою шершавою -
я от судороги валюсь!Невозможно расправиться с нами.
Невозможнее – выносить.
Но ещё невозможней -
вдруг снайпер
срежет
нить!1965
ФРАГМЕНТЫ ИЗ ПОЭМЫ
1
"Милая, только выживи, вызволись из озноба,
если возможно – выживи, ежели невозможно -
выживи,
тут бы чудо! – лишь неотложку вызвали…
выживи!..как я хамил тебе, милая, не покупал миндалю,
милая, если только -
шагу не отступлю…Если только…"
2
"Милый, прости меня, так послучалось,
просто сегодня
всё безысходное – безысходней,
наипечальнейшее – печальней.Я поняла – неминуема крышка
в этом колодце,
где любят – не слишком,
крикнешь – не слышно,
ни одна сволочь не отзовётся!Всё окружается сеткой железной.
Милый, ты рядом. Нет, не пускает.
Сердце обрежешь, но не пролезешь.
Сетка узка мне.Ты невиновен, любимый, пожалуй.
Невиноватые – виноватей.
Бьёмся об сетку немилых кроватей.
Ну хоть пожара бы!Я понимаю, это не метод.
Непоправимое непоправимо.
Но неужели, чтобы заметили, -
надо, чтоб голову раскроило?!Меня не ищи. Ты узнаешь от матери,
что я уехала в Алма-Ату.
Со следующей женщиной будь повнимательней.
Не проморгай её, женщину ту…"
3
Открылись раны -
не остановишь, -
но сокровенно
открылось что-то,
свежо и ноюще,
страшней, чем вены.Уходят чувства,
мужья уходят,
их не удержишь,
уходит чудо,
как в почву воды,
была – и где же?Мы, как сосуды,
налиты синим,
зелёным, карим,
друг в друга сутью,
что в нас носили,
перетекаем.Ты станешь синей,
я стану карим,
а мы с тобою
непрерываемо переливаемы
из нас – в другое.В какие ночи,
какие виды,
чьих астрономищ?
Не остановишь -
остановите! -
не остановишь.Текут дороги,
как тесто, город,
дома текучи,
и чьи-то уши
текут, как хобот.
А дальше – хуже!
А дальше…Всё течёт. Всё изменяется.
Одно переходит в другое.
Квадраты расползаются в эллипсы.
Никелированные спинки кроватей
текут, как разварившиеся макароны.
Решётки тюрем свисают,
как кренделя или аксельбанты.
Генри Мур,
краснощёкий английский ваятель,
носился по биллиардному сукну
своих подстриженных газонов.Как шары, блистали скульптуры,
но они то расплывались, как флюс,
то принимали
изящные очертания тазобедренных
суставов.
"Остановитесь! – вопил Мур. – Вы
прекрасны!.."Не останавливались.
По улицам проплыла стайка улыбок.
На мировой арене, обнявшись, пыхтели два борца.
Чёрный и красный.
Их груди слиплись. Они стояли, походя сбоку
на плоскогубцы, поставленные на попа.
Но – о ужас!
На красной спине угрожающе проступили
чёрные пятна.Просачивание началось.
Изловчившись, красный крутил ухо
соперника
и сам выл от боли -
это было его собственное ухо.
Оно перетекло к противнику.Мцхетский замок
сползал
по морщинистой коже плоскогорья,
как мутная слеза
обиды за человечество.Букашкина выпустили.
Он вернулся было в бухгалтерию,
но не смог её обнаружить,
она, реорганизуясь, принимала новые формы.Дома он не нашёл спичек.
Спустился ниже этажом.
Одолжить.
В чужой постели колыхалась мадам
Букашкина.
"Ты как здесь?"
"Сама не знаю – наверно, протекла
через потолок".
Вероятно, это было правдой.
Потому что на её разомлевшей коже,
как на разогревшемся асфальте,
отпечаталась чья-то пятерня с перстнем.
И почему-то ступня.Радуга,
зацепившись за два каких-то гвоздя в небе,
лучезарно провисала,
как ванты Крымского моста.
Вождь племени Игого-жо искал новые формы
перехода от коммунизма к капитализму.