- Разойтись! Разойтись! - хрипло выкрикивал стоящий на броне фельдфебель. - Разойтись, мерзавцы! Кто разрешил собраться в центре города?!.
Но впервые на его крики никто не обращал внимания. Толпа гудела грозно и возбужденно.
* * *
Ранним утром на главной площади Минска начали собираться небольшие группы празднично одетых горожан. Они возбужденно и радостно переговаривались. Еще бы!.. Впервые за три года состоится богослужение в католическом храме!..
С трудом протолкавшись сквозь довольно плотную толпу, Алесь Латушка обогнул костёл с тыла и постучал в дверь служебного входа. Ему долго не открывали. Наконец в двери приоткрылось небольшое окошечко, и на него глянули пристальные глаза ксёндза.
- Я нуждаюсь в вашей помощи, святой отец, - быстро, задыхаясь, выговорил Латушка.
Некоторое время священник обдумывал эти слова, наконец звякнули засовы, и Латушка, сильно хромая, вошел в жаркое, пропитанное сладковатым запахом помещение костёла. Ксёндз был уже облачен в праздничное одеяние.
- Что случилось, пан Латушка?.. Прихожане уже начали прибывать на площадь, - сильно нервничая, проговорил он.
- Все отменяется. План не сработал, святой отец. Большевики меня перехитрили. Да и англичане были не до конца на моей стороне, как выяснилось… Они, видимо, всего лишь предполагали использовать Беларусь в своих целях. - Говоря это, Латушка торопливо переодевался. - Я вырвался благодаря чистой случайности. Какой-то немец ворвался с улицы и начал пальбу. Мои преследователи погибли, а я выпрыгнул в раскрытое окно второго этажа…
- Что вы намерены делать теперь?
- Спешить, святой отец. - Латушку разрывали ярость и отчаяние, но он сумел выжать из себя улыбку. - Спешить… Простите, что все… так получилось. Вернее, не получилось…
Сухие губы священника дрогнули. Снаружи храма нарастал шум толпы.
- А вы останетесь здесь и будете нести слово Божье в безбожной стране? - спросил Латушка, заканчивая переодеваться. Теперь на нем был наряд типичного белорусского крестьянина.
- Я верю, что рано или поздно все ее жители откроют для себя истинную веру и придут в лоно Рима, - сдержанно отозвался ксёндз и, увидев, что Латушка закончил переодеваться, кивнул: - Пойдемте.
- Куда? - настороженно поинтересовался Латушка.
- Пойдемте, пойдемте.
Они пересекли пустынный, тихий костёл и подошли к запертому изнутри главному входу. За дверью слушался сдержанный гул толпы.
- Идите, - кивнул священник, возясь с заржавевшими запорами на створках дверей. - Они ждут вас.
- Кто? - растерянно спросил Латушка.
- Ваши соотечественники. Ваши подданные. Это ведь их ликование вы хотели увидеть?..
- Но ведь… святой отец, вы же обещали предоставить мне укрытие! - У Латушки мгновенно пересохло в горле.
Священник на мгновение распрямился, его глаза недобро блеснули.
- Я ничего вам не обещал. Я сказал, что сделаю для вас все, что могу. Вы же переоделись в костёле, верно?.. Больше я не считаю себя связанным с вами никакими обязательствами. Вы обманули Святой Престол, а такое не прощается никому…
Ксёндз снова склонился к запорам, загремел железом. Латушку захлестнула злоба. Рука его стиснула в кармане рукоятку пистолета.
- Пся крев! - процедил он по-польски, вскидывая оружие. Выстрел в упор на куски разнес голову ксёндза.
Услышавшая выстрел толпа заревела. Старинные двери костёла дрогнули перед ее напором.
- Ксёндза убили! - раздались взволнованные, гневные голоса.
- А ну-ка дружно!..
Тяжелые створки сорвались с петель, и Латушка оказался один на один перед разъяренной толпой прихожан храма. Кто-то в отчаянии бросился к окровавленному телу священника, но большинство с ненавистью уставилось на Латушку. Он словно увидел себя со стороны: затравленного, жалкого, в дурацкой крестьянской одежде, забрызганной чужой кровью, с "Парабеллумом" в руках…
- Бей гада! - истерически выкрикнул молодой горбун, сжимая огромные кулачищи.
- Не в храме! Не в храме! - завизжала седая старуха по-польски. - Не оскверняйте костёл! Вытащите его на площадь!..
Латушка что-то хотел сказать всем этим людям и даже раскрыл рот, но тут же понял, что надо не говорить, а действовать. Прежде чем несколько молодых католиков кинулись на него и скрутили ему руки, он успел сунуть ствол пистолета в рот и нажать на спуск…
А на площадь уже въезжал, грозно рыча мотором, немецкий полугусеничный бронетранспортер.
- Разойтись! Разойтись! - хрипло выкрикивал стоящий на броне фельдфебель. - Разойтись, мерзавцы! Кто разрешил собраться в центре города?!.
Но впервые на его крики никто не обращал внимания. Толпа гудела грозно и возбужденно.
* * *
Стюарт Мензис раздраженным голосом заказал себе еще один кофе. День 2 июля проходил для него в высшей степени нервно. Каждые десять минут шеф британской разведки лично звонил в отдел связи, интересуясь, не поступало ли сообщений, касающихся ситуации в Белоруссии.
- Но, сэр, вы же сами приказали немедленно сообщить вам, если такие сообщения будут, - попробовал было возразить начальник отдела после пятого такого звонка.
- И что? - взревел Мензис, чувствуя, что ему изменяет выдержка. - Поэтому я, черт побери, не могу звонить вам и спрашивать, как идут дела?
- Разумеется, сэр, - покорно отозвался полковник. - Прошу прощения, сэр…
- А информация из открытых источников?
- Если бы минская радиостанция передала что-то важное, немцы среагировали бы немедленно. Но они молчат.
- Ясно, - буркнул Мензис и, брякнув трубку на рычаг, принялся мерить нервными шагами кабинет на четвертом этаже Бродвей-билдинга. "Ожидание становится пыткой", - думал он.
В седьмом часу вечера он позвонил Черчиллю.
- Почему так поздно? - спросил премьер-министр Великобритании у шефа МИ-6. - Я жду вашего звонка целый день…
- Докладываю, сэр, - невероятным усилием воли взяв себя в руки, заговорил Мензис. - Я не беспокоил вас, так как новостей не было. Сегодня, второго июля, Латушка не выходил в радиоэфир с заявлением о независимости Белоруссии.
- Это точно? - тяжело, с усилием поинтересовался Черчилль.
- Абсолютно, сэр.
- Возможно, помехи в работе тамошней радиостанции?
- Никаких. Наши агенты в Польше, Литве и Латвии слушают ее передачи. Радиостанция по-прежнему в руках немцев.
- А русские?
- Русские танки, как мы и предполагали, вошли на окраины Минска и ведут бои с нацистами. Однако взять город с ходу им не удалось. Немцы сильно укрепили центр. Думаю, что бои будут продолжаться до конца следующего дня…
- То есть еще на протяжении завтрашнего дня Минск будет неподконтролен русским? - уточнил Черчилль.
- Рискну утверждать, что да.
Несколько мгновений премьер-министр молчал.
- Завтра я жду вашего звонка, Стюарт. С хорошими новостями.
* * *
В тот самый момент, когда механик-водитель СУ-85, подчиняясь приказу своего командира, взвалил Владимира Соколова на плечи и вместе с ним начал выбираться из горящей машины, капитан снова потерял сознание от боли. Джим Кэббот же в сознание не приходил уже давно. Так что каким именно образом оба оказались в расположении советских войск, для обоих так и осталось неизвестным.
На самом же деле жизни им спасли в равной степени как мужество танкистов, преодолевших с ранеными сто смертельных метров, разделявших немецкие и советские позиции, так и внезапный огневой налет на замаскированную батарею. Губительный огонь вызвал среди немцев самую настоящую панику. Воспользовавшись ею, танкисты без потерь смогли попасть в расположение своих, а уж преодолеть реку им помогли пехотинцы, удерживавшие небольшой плацдарм на левом берегу…
Первый же военный врач, увидевший Соколова и Кэббота, железным голосом приказал:
- Немедленно в госпиталь и на стол! Все остальное - потом!..
Ближайший полевой госпиталь был развернут на окраине Минска, где уже прочно закрепились советские войска. Там и были сделаны первые операции Владимиру и Джиму. А потом их отправили на самолете в Москву, в Центральный клинический госпиталь Красной Армии.
* * *
Поздним вечером 2 июля разведгруппа старшего лейтенанта Пугача обосновалась на ночлег в подвале разрушенного дома в центре города. Задание было выполнено - основные точки сопротивления противника выявлены, связь с немногочисленными уцелевшими подпольщиками, которые завтра помогут нашим саперам разминировать крупные здания, установлена. При этом группа ухитрилась не потерять ни одного человека. Передав по портативной рации сведения своим, разведчики начали устраиваться на ночлег. Возвращение через линию фронта не предполагалось - зачем рисковать лишний раз?..
- Как думаете, товарищ старший лейтенант, - поинтересовался громоздкий, плечистый старшина по прозвищу Чуня, - завтра все закончится?
- Смотря что ты имеешь в виду, - весело ответил Пугач. - Если войну или свою жизнь, то сильно ошибаешься. А если фрицевское сопротивление в Минске, то прав как никогда. Помощи им ждать неоткуда, а у нас знаешь какая силища накоплена?.. Так что сдадутся как миленькие… Переспим тут ночку, а завтра наши подойдут…
Диалог разведчиков прервали чьи-то осторожные шаги. Кто-то тяжело, медленно ступал по битым камням, хрустя кирпичом и щебнем. Пугач, вскинув руку вверх, мягким кошачьим движением выхватил пистолет. По его знаку разведчики молча прижались к кирпичным стенам, словно растворились в них. "Неужели немцы все еще ведут прослушивание эфира и засекли нашу рацию?" - думал каждый из них, готовясь дорого продать свою жизнь.
В подвал спустился тяжело дышащий человек в форме офицера вермахта. На плечах он тащил еще одного. Пугач, молча шагнув вперед, сделал элегантную подсечку, после которой оба немца рухнули навзничь на камни. Один из них при этом довольно заковыристо высказал свое мнение о происходящем. Причем по-русски.
- Это ж как понимать? - изумился Пугач, переворачивая пленного лицом вверх. - Власовец?..
Пленный задержался взглядом на советских погонах и хрипло проговорил:
- Свой… Подкладку кителя распори аккуратно…
- Чего? - недоуменно спросил старшина. Но Пугач, нахмурившись, вынул небольшой складной нож и аккуратно распорол подкладку мундира прямо на пленном.
Некоторое время разведчики изучали испещренный текстом шелковый лоскут. Наконец Пугач кивнул и вернул документ.
- Здравия желаю… А это кто?..
- "Язык", - коротко ответил Крутиков, вставая с кирпичей. - Особо важный…
- А чего от него так коньяком разит? - принюхался Пугач.
- Так пьян же, сволочь, - со вздохом объяснил Крутиков. - Полгорода его на себе пер…
Глава 39
Штурм советскими войсками Минска возобновился на рассвете 3 июля. Во второй половине дня войска 3-й, 31-й и 11-й гвардейской армий в основном очистили город от оккупантов, хотя в отдельных местах бои шли до позднего вечера. План по варварскому уничтожению Минска захватчики привести в исполнение не успели. Им помешали местные патриоты, заблаговременно сообщившие советским саперам о заминированных зданиях и участках улиц.
Центр Минска торжествовал. На площади Свободы, название которой сегодня звучало по-особенному празднично, ликовали жители белорусской столицы. Пыльная броня танков была усыпана цветами.
На этой самой площади, где еще неделю назад Кастусь Зеленкевич стоял в рядах роты "Шума", теперь он, боец Красной Армии, вместе со своими товарищами праздновал победу - освобождение столицы родной Беларуси…
На минском телеграфе встретил освободителей лейтенант Константин Плескачевский. После предъявления мандата он вместе с задержанным им Крисом Хендерсоном был немедленно направлен в Управление контрразведки "Смерш" 1-го Белорусского фронта, где встретился с Крутиковым и Торнтоном. Хендерсон, похоже, смирился с полным провалом своей миссии и вел себя спокойно и с достоинством. А вот Торнтон так и не смог понять, что же с ним произошло и каким образом он из кабинета Дома правительства, где обнаружилсь столько коньяка, оказался у русских…
Кен Оукли сдался советским войскам сам, не оказывая сопротивления. На допросе в "Смерше", почему он решил так поступить, Оукли долго молчал, а потом ответил:
- Ваш офицер спас мне жизнь. Он был настоящий джентльмен. Как же я мог иначе поступить после этого?..
Вечером этого же дня генерал-майоры Стюарт Мензис и Колин Габбинз приехали на Даунинг-стрит, 10. Премьер-министр Великобритании встретил их неожиданно по-домашнему, в своей любимой "сирене" - так он называл костюм, в котором занимался живописью. В комнате ощутимо пахло коньяком.
- Составите компанию? - оживленно спросил Черчилль. - В конце рабочего дня не помешает расслабиться, по-моему.
- Клянусь честью, это был самый тяжелый рабочий день в моей жизни, сэр, - подавленно произнес Мензис, глядя в пол.
- И в моей, - угрюмо добавил Габбинз.
Черчилль сам, не прибегая к помощи слуги, налил коньяку в рюмки, поставил перед шефами разведки и махнул рукой, приглашая их сесть.
- Для начала выпьем. Ваше здоровье, джентьмены!
Осторожно пригубив, генералы одновременно поставили едва початые рюмки на стол. Черчилль же с удовольствием, смакуя аромат, выпил свою порцию коньяка до дна.
- Божественно, - с удовольствием проговорил он. - Сталин присылает мне особенную марку, ее не продают больше нигде в мире. Эти армяне делают превосходные напитки!
- Осмелюсь доложить, сэр, - осторожно начал Мензис, - что операцию "День "Б" следует считать завершенной. Сегодня русские заняли Минск. А сигнала, который мы так ждали все это время, так и не прозвучало…
- Это может означать одно из двух, - подхватил Габбинз, - или наши парни погибли, так и не добравшись до Минска и не выйдя на контакт с Латушкой, или же все это они сделали, но обеспечить ему эфир не смогли…
- В любом случае немцы, попади в их руки наши ребята, раструбили бы об этом на весь мир, - добавил Мензис, - но ведомство доктора Геббельса об этом помалкивает.
- …и это свидетельствует об одном - даже если наши ребята оказались в гестапо, они не раскололись, - договорил Габбинз.
Оба точно отрепетировали свои партии и теперь ждали ответного хода Черчилля. Премьер молчал, прикрыв глаза и слегка двигая нижней челюстью, словно продолжая наслаждаться вкусом армянского коньяка.
Пауза явно затягивалась. Мензис с Габбинзом переглянулись. Кашлянув, шеф МИ-6 осторожно произнес:
- Я целиком и полностью разделяю ваши эмоции, сэр. Провал операции действительно неутешителен… Но смею заметить, что, даже в случае удачного выхода Латушки в эфир, операция по введению независимой Белоруссии в войну сильно осложнилась бы тем, что обещанные 30 тысяч бойцов тамошней армии в итоге оказались фикцией.
- То есть существовали только на бумаге? - спросил Черчилль, не открывая глаз.
- Нет. Призыв в ряды Белорусской Краевой Обороны, насколько нам известно, прошел достаточно успешно, и искомые 30 тысяч человек встали под ружье. Но, во-первых, это "ружье" оказалось достаточно условным, - Мензис тонко улыбнулся, - у немцев не хватает сил даже для того, чтобы полностью обеспечивать вермахт, так что на коллаборантах они экономят тем более. Нередки были случаи, когда в белорусской армии одна полусгнившая итальянская винтовка "Каркано", патроны к которой невозможно достать, приходилась на семерых человек… А кроме того, сами солдаты, как оказалось, не проявили никакого энтузиазма в боях с Красной Армией. Большинство частей БКО попросту сложили оружие и разбежались по домам. Насколько я знаю, сейчас в Польшу вместе с немцами отступают буквально несколько батальонов белорусов. Как показала практика последних дней, наши белорусские "друзья" сильно преуменьшили влияние на народ коммунистических идей. Сейчас почти половина территории Белоруссии контролируется большевистскими партизанами, которые выступают единым фронтом с Красной Армией. Возьмись мы воевать с ними, мы ввергнули бы Белоруссию в пучину кровавой гражданской войны, которая неизбежно и очень скоро завершилась бы победой красных…
- Мы обдумывали также возможность высадки в Белоруссии крупного британского десанта, - продолжил Габбинз, - но это, увы, нереально по целому ряду причин. Вот если бы за спиной у нас находилась дружественная Германия, которая сняла бы все силы вермахта с Запада и бросила его на Восток…
- Она будет дружественной! - Черчилль стукнул кулаком по подлокотнику кресла. - Это единственный приемлемый для нас выход из Второй мировой войны! Иначе эта война станет попросту трамплином для расширения коммунистического влияния на Западе!
- Полковник фон Штауффенберг, по нашим сведениям, собирается действовать в самое ближайшее время, - тихо напомнил Мензис.
Черчилль кивнул.
- А что с нашими парнями? - медленно, с усилием спросил он. - Которых мы бросили, как выяснилось, к черту в зубы?
Шефы разведки переглянулись.
- Радиосвязь для них не была предусмотрена, сэр. Но… повторюсь, если бы они попали в лапы гестапо, их показывали бы уже в кинохронике "Дойче Вохеншау". Остается надеяться, что в данный момент они движутся вместе с немцами в Польшу. В Варшаве они должны явиться в резидентуру нашей службы, - проговорил Габбинз. - Оттуда мы найдем способ перебросить их в Швецию, а оттуда - в Англию.
- А если они попали в руки русских? - тихо поинтересовался премьер-министр.
Мензис и Габбинз одновременно тяжело вздохнули. На их щеках тоже одновременно, как по команде, появились красные пятна.
- Упаси нас бог от этого, сэр, - хором сказали Мензис и Габбинз и переглянулись.