Подали еду: тушеную говядину и оленину, насаженную на вертела баранину, соленую грудинку, блюда с луковицами и круглые ржаные булки. Роджер налил вина Элизе и передал кувшин Бриану, задев при этом рукавом своей накидки тушеное мясо так, что на столе остался след от соуса. Элиза сидела прямо, стараясь не поворачиваться к епископу, дабы не ощущать его зловонного дыхания. Роджер был изрядно пьян. Но епископ один из высших сановников Святой церкви, и она должна в любом случае выказывать ему почтение, иначе Господь может сжечь ее в прах ударом небесной молнии. Миряне, будь то знатный господин или простой зависимый вилланин, в руках таких могущественных людей подобны сорной траве. Они могли их вытоптать, вырвать с корнем или, если повезет, благословить поднятием руки.
Епископ Роджер положил ей руку на плечо, не замечая перепачканной в соусе манжеты.
– Вас учили разбираться в вине, леди Элиза? Попробуйте то, что я налил вам, а потом скажете, что почувствовали.
– Мой лорд епископ, я не очень сведуща в этом…
– Сначала сполосните рот, а потом не спеша выпейте, глоток за глотком. Так… вы сказали, что это мальвазия?
– Я не знаю… – Бриан под столом легко коснулся ее ноги. Элиза быстро кивнула. – Да, мне думается, что это мальвазия.
– Превосходно, – просиял епископ, – превосходно! – Он одобрительно похлопал ее по плечу. – Редко встретишь леди, которая знает толк в вине. Я привез его из Ла-Рошели, со своих виноградников.
Бриан откинулся на спинку стула, глядя без особого интереса на дворян в зале, и еле слышно прошептал:
– Весеннее, сцеженное, или осеннее, послеурожайное?
Элиза мельком взглянула на него, а затем, как эхо, повторила:
– Весеннее, сцеженное, или осеннее, послеурожайное?
Румяный епископ крякнул от изумления и повернулся, чтобы как следует рассмотреть свою соседку.
– Ушам своим не верю! – воскликнул он. – Неужели вы можете по вкусу различить их, моя леди?
– Не всегда, – скромно ответила Элиза.
– Я могу определить их по одному запаху! – торжествующе заявил епископ и сделал еще один добрый глоток. – Понимаете, леди, если погода позволяет, мои корабли привозят вина с материка дважды в год…
Элиза была вынуждена вслушиваться в пространные рассуждения епископа о способах приготовления вин. Бриан ничем не мог ей помочь, невольно его взгляд устремился в зал, где находилось немало его друзей. Стефан заметил это и сказал:
– У нас осталось еще несколько мест за столом, и архиепископ Кентерберийский стал мне надоедать. Кого нам стоит пригласить, как вы считаете, Бриан?
– Вам решать, мой лорд.
Стефан покачал головой.
– Нет, нет, я предоставляю это решать вам, моему старому другу… – Неожиданно замолчав, он смахнул со стола посуду и взгромоздился на него; его обутые в чулки ноги повисли в воздухе, не доставая до пола.
– Почему вы до сих пор называете меня лордом? – дрожащим от негодования голосом спросил он, обращаясь к Бриану. – Я понимаю, моя коронация прошла несколько поспешно, но я король, понимаете, король Англии!
Бриан посмотрел на своего друга с извиняющей улыбкой. Краем уха он уловил, как епископ Роджер что-то еще бубнил про свое вино, но его уже никто не слушал. В зале повисла напряженная тишина.
Момент, которого они с Элизой так опасались, наступил.
– Я могу называть вас королем, – спокойно сказал Бриан, – но сердцем и душой не принимаю этого.
– Почему? Я стал королем! Чем это слово так коробит вас? Ваше поведение, Бриан, выглядит по меньшей мере странно – после тех лет, которые мы провели вместе, словно братья. Я же не требую, чтобы вы обращались ко мне как подобает, когда мы наедине, нет! В приватных встречах я по-прежнему для вас Стефан.
– Дело не в этом.
– А в чем? Вы свободно называли покойного Генриха I королем, и я что-то не замечал, чтобы вы испытывали затруднение, выговаривая это слово. Что же случилось теперь?
– Я признавал вашего дядю королем, в этом вся разница.
Лицо Стефана выражало крайнее огорчение. Он не мог понять, почему его давний верный друг Седой так внезапно выступил против него.
– В чем же разница между мной и Генрихом? – угрожающе спросил он.
Кто-то обратился к нему из зала, но Стефан только раздраженно отмахнулся, пристально глядя на Бриана.
– Объясните мне это, лорд, я хочу знать причину вашего – и не только вашего – неожиданного отступничества.
Бриан на мгновение взглянул на супругу, она ободряюще улыбнулась ему, и затем твердо произнес:
– Мы, дворяне, дали клятву верности вашей кузине, императрице Матильде. Мы дали ее…
– Это несерьезно, Бриан…
– … трижды, и я не вижу причин…
– … Вы же знаете, что Генрих перед смертью назвал мое имя…
– … нарушать свое слово. Я всегда его сдерживал.
– А я говорю вам, что король изменил свое решение в последний час жизни! Прежде он угрозами заставлял дворян присягать этой смазливой вертихвостке, и никто этого не отрицает. Перед смертью он прозрел, и слава Богу! Кроме того, вспомните, что Генрих поставил перед Матильдой условие – мужа ей должны выбрать мы, английские вельможи! А что она сделала? Вышла замуж за этого напыщенного франта Готфрида, графа Анжу, заклятого врага нашей страны!
Переведя дух, он зло прищурился и обратился к Элизе:
– Простите, моя леди, но лорду Бриану Фитцу необходимы подробные разъяснения. Мы знаем, что он… неравнодушен к императрице, и это заставляет его закрывать глаза на ее недостатки и ошибки.
– Обращайтесь ко мне! – повысил голос Бриан. – Я сижу рядом, а не в конце зала.
– Очень хорошо, тогда вам следует услышать то, что я собираюсь сказать. Я рискую доставить вам и вашей супруге некоторое неудовольствие – что же, вы сами напросились на это. Итак, я опасаюсь, что вы находитесь под влиянием чар моей прелестной кузины.
– Тогда вас обманули зрение и слух, граф Блуаский! – Бриан потерял самообладание. – Матильда обладает многими замечательными качествами, но отнюдь не магией. И хватит об этом, лучше поговорим о деле. Вы говорите, что мы ставили Генриху некие условия? Это неправда. Вы отлично знаете, мы боялись даже заикнуться о чем-либо – король умел держать нас всех в страхе. Мы поклялись в верности Матильде, потому что она законная наследница и преемница короля. Вы можете сидеть на троне, мой лорд, но престол останется за императрицей до тех пор, пока она сама от него не откажется.
– Вы считаете меня вором! – прошипел Стефан, багровея от ярости. – Скажите прямо, чего ходить вокруг да около!
Бриан задумчиво посмотрел на него и покачал головой.
– Нет, я не могу и не хочу называть вас так. Я предпочитаю думать о графе Стефане как о хранителе короны, предназначенной его кузине Матильде.
– А Готфрид? Я должен сохранять корону и для него?
– Он не имеет никаких прав на трон. Мы сможем удержать его в узде.
– Может, и так, а может, и нет. Но вы постоянно забываете об одном обстоятельстве. На смертном одре Генрих I назвал меня своим преемником! Посланник, приехавший за мной в Булонь, первым делом сообщил мне об этом. И вы имеете наглость считать меня лжецом и вором?
– Я верю, он сказал вам это. Но не думаю, что король Генрих I мог изменить свое решение перед последним вздохом. У него было предостаточно времени, чтобы отвергнуть Матильду, тем более что последнее время они были в ссоре, и тем не менее он не сделал этого. А что касается вашего якобы произнесенного имени… Его почему-то услышали не все, кто присутствовал у постели умирающего короля. Сложите ладони створками раковины и прошепчите что-нибудь в них – держу пари, все за этим столом услышат разное. Вспомните, разве Генрих когда-либо прежде менял свои решения? Нет. Мы с вами провели рядом с ним многие годы и отлично изучили его. Во всяком случае, если бы он хотел видеть королем вас, он бы это оформил письменно. Покажите мне этот документ, и я первый преклоню перед вами колена и дам клятву верности, как королю Англии! Но у вас ничего нет, ничего.
В зале повисла глубокая тишина. Дворяне, присутствующие на пиру, ожидали слов Стефана, и он еще больше занервничал и допустил первую губительную для себя ошибку за время своего царствования. Ему захотелось стряхнуть с себя путы обвинений, продемонстрировать свою власть над лордами, и прежде всего над этим упрямцем Брианом Фитцем. Спрыгнув со стола, он подбежал к своему недавнему другу и визгливо закричал:
– Вы были бы первым? Нет, наглец, вы сейчас станете первым! Преклоните колена. Скажите, что любите и уважаете меня, как вашего короля. Подойдите сюда, лорд Бриан Фитц, и сделайте то, что должен сделать каждый дворянин Англии. Я король, черт бы вас побрал! Я хочу слышать это от вас! Подойдите немедленно и встаньте на колени!
Его голос эхом прокатился под высокими сводами, и в зале наступила мертвая тишина. Замолкли все звуки, даже занавеси на окнах перестали хлопать под порывами ветра и дрова не трещали в очагах.
Английская и нормандская знать с любопытством наблюдала за лицами споривших. Зал был огромным, и вельможи, сидевшие внизу, мало что услышали из этого разговора, но понимали, что между Стефаном и Брианом Фитцем что-то произошло. Старые друзья серьезно поссорились. Взрывы гнева были обычным делом среди заносчивых, темпераментных дворян, и редкая встреча, а тем более пир, обходились без скандалов. Ни один барон не мог считать себя настоящим мужчиной, не натренировав как следует свою глотку в перебранках со своими собратьями.
Но то, что было повседневным среди лордов, не к лицу монарху. Граф Стефан Блуаский прошел хорошую школу отношений. Он научился давать отпор не ведавшему стыда сквернослову Ранульфу Честерскому и на равных состязаться в ядовитой меткости с Робертом Глостерским. Но король Стефан не мог себе позволить проиграть в словесном поединке. На глазах у всех он изрек свою первую команду как монарх, и ему было необходимо, чтобы ей подчинились, необходимо!
И Стефан, отлично понимая это, тем не менее, пошел напролом, не зная удержу, не считаясь с обстоятельствами, и приказал стать на колени своему лучшему другу!
Элиза наблюдала за происходящим, ощущая, как от волнения бешено бьется ее сердце. За шесть лет совместной супружеской жизни с Брианом Фитцем она сделала немало вещей, восхищавших ее супруга или забавлявших. Но прежде она никогда не проявляла на людях особую преданность мужу. Более того, свои чувства она старалась скрыть от посторонних глаз, была всегда сдержанна, давая им волю в интимной семейной жизни. Сейчас же, когда над головой Бриана вот-вот могла сверкнуть карающая молния, она, подталкиваемая страхом и любовью, решительно встала из-за стола. Бриан, взглянув на нее, тоже встал.
Стефан торжествующе повернулся к залу. "Так-то лучше, – самодовольно подумал он. – Пусть они сделают это, и тогда я помогу им подняться с колен и дружески обниму их. Повиновение Бриана произведет впечатление на дворян, они должны видеть, что с первого дня я показал себя как король – решительный, суровый, но и милосердный".
Он одарил улыбкой вельмож, испуганно застывших за столами.
Лорд и леди Уоллингфорд, поклонившись и пожелав ему доброй ночи, стали спускаться с помоста. Улыбка Стефана мгновенно испарилась, сжав с силой пальцы в кулак, он старался сдержаться. "Господи, они уходят от меня!"
Он сдавленно выкрикнул что-то, не слыша себя. Дым от пылающих очагов и винные пары замутили его взор. Зал поплыл у него перед глазами, лица перепуганных вельмож расплылись в одно красно-серое дрожащее пятно.
– Вы! – орал Стефан. – Вы, оставившие меня сейчас, – вы будете выжжены каленым железом! Слышите, безумцы! Я – король! На моей голове сияет Богом данная корона! Вернитесь!
Епископ Солсберийский, вращая налитыми кровью глазами, с такой силой ударил кулаком по столу, что опрокинулись кубки с вином.
– Видите, что вы сделали… – пробормотал он заплетающимся языком. – Этой парочки не было на церемонии… Милес был… и Герифорд… и Болдуин де Редверс… И они сейчас здесь… чертов дым, я ничего не вижу! Где этот мошенник Болдуин?
Он пошарил рукой по столу в поисках кубка, а затем долго и тупо глядел в него, не понимая, почему он пуст.
– Весеннее, сцеженное, или осеннее, послеурожайное… Э-э… Ни одна баба не знает толк в вине, а эта красотка говорит: "Это мальвазия…" Черт, до чего приятная особа!..
Стефан, потрясенный, стоял на помосте, как проваливший спектакль актер, и не знал, что делать. Он жалко моргал, стараясь стереть жгучую пелену с глаз, но она оставалась. Впрочем, быть может, это были просто слезы.
Выйдя во двор, молодая пара остановилась перевести дух. Оказалось, их примеру последовали еще несколько вельмож. Бриан обменялся короткими фразами с Милесом, Болдуином и еще четырьмя или пятью баронами, кто также покинул зал. Элиза пошла за Эдвигой, находившейся вместе с другими служанками в соседней комнате. Когда они вернулись, взбунтовавшиеся дворяне уже покинули заснеженный двор, разойдясь по своим квартирам.
Эдвига недовольно сказала:
– Я думала, мы проведем здесь больше времени, моя госпожа. Наверное, королю нелегко выслушивать бесконечные поздравления на этом пиру?
– Скорее, нелегко было нам, – тихо ответила Элиза. – Взглянув на молчаливого Бриана, она добавила: – Мы отъезжаем домой нынешней же ночью. Иди, укладывай вещи. У нас мало времени, так что не переживай, если помнешь мои платья.
У девушки от удивления брови поползли вверх, но она послушно кивнула и поспешила через темный, морозный двор. Вопросы так и вертелись на ее остром языке, но Эдвига не решилась их задавать своим господам. Ничего, она расспросит своего любовника, сержанта Моркара, – быть может, он что-нибудь знает.
Ее всерьез огорчил поспешный отъезд из Вестминстера. Она надеялась днем как следует осмотреть собор и дворец и – кто знает? – быть может, хоть мельком взглянуть на нового монарха! Но даже и за вечер общения с другими служанками она чего только не узнала, такого и за год не услышишь в Уоллингфорде. Теперь новостями она могла поделиться со своим страстным сержантом. Но, конечно, сплетни надо выдавать порциями, растянув услышанное на всю зиму.
Бриан взял жену за руку и быстро оглянулся, словно ожидая увидеть стражников, высыпающих за ними из дверей дворца. Элиза спросила:
– Нас арестуют?
– Не знаю. И не думаю, что сам Стефан знает сейчас это. Он так ошеломлен происшедшим, что ему потребуется время все осмыслить.
– О чем вы совещались с Милесом и остальными?
– Ни о чем конкретном. Мы вернемся в наши замки и будем пока отсиживаться там. И нам, и Стефану необходимо получить точные сведения из Нормандии, что же именно сказал Генрих перед смертью, если он вообще что-либо сказал.
– Но вы уже сделали вывод, что Генрих не отверг Матильду! Почему бы не предположить нечто иное? Может, он назвал Стефана?
– Нет, я так не думаю.
Элиза поскользнулась на покрытой снегом мостовой, и Бриан поддержал ее.
– Ни о чем не беспокойся, – сказал он мягко. – Если он и решит обрушить на нас свой гнев, то постарается, чтобы кара шла со стороны духовенства. Но епископ Роджер вряд ли поддержит его. Он совершенно покорен тобой – вернее, твоим умением разбираться в вине. Весеннее, сцеженное, или осеннее, послеурожайное! – Бриан посмеялся. – Ручаюсь, он не утерпит и пошлет тебе полный букет своих вин.
– Не нужно этого делать, Бриан, – с досадой ответила она.
– Делать чего?
– Относиться легкомысленно ко всему случившемуся, даже ради моего успокоения. Я считаю, мы поступили правильно.
Они поднялись к себе в комнату; поколебавшись, Бриан спросил:
– Ты тоже думаешь, что я под влиянием чар Матильды принял такое решение? Что я все еще околдован ею? – Он старался говорить спокойно, но в его голосе дрожало нетерпение.
– Не знаю. И не уверена, что вы сами твердо знаете это. Подождем, когда она сойдет на берег Англии.
– Буду молить небеса, чтобы это произошло поскорее!
"А я – нет, – подумала Элиза. – Не хочу ее видеть никогда!"
Всадники медленно проехали вдоль стен собора, из стрельчатых окон которого струился дрожащий желтый свет. Новый король поначалу намеревался провести вторую часть ночи в смиренном бодрствовании на коленях перед алтарем, но теперь предпочел уединиться со своими сторонниками во дворце. Ночное бдение было предоставлено монахам, которые и молились сейчас за Стефана, дрожа от холода.
Колонна баронов – отступников от нового короля, выехав из Вестминстера, разделилась. Бриан решил вернуться в Уоллингфорд тем же путем, что и приехал, следуя вдоль берега Темзы. Это было долгое и очень рискованное путешествие для зимней ночи. Слишком много препятствий вставало на их пути. Они доедут до замка, если не начнется снегопад, если на них не нападут разбойники, если их лошади не поскользнутся и не сбросят всадников на лед и, наконец, если никто из окрестных крестьян не укажет королевской страже их следы. Но если подует сильный ветер и снесет снег с главной дороги в лесу, то отряд Стефана может поехать более коротким путем и тогда преградить им дорогу у самого порога их дома.
С подобными невеселыми думами Бриан и Элиза двинулись в путь.
Глава IV
ШАХМАТИСТ
Январь – апрель 1136
Еще несколько недель лорда и леди Уоллингфорд преследовало чувство стыда. Нет, они не жалели о своем поступке, но поспешность их отъезда походила на трусливое бегство. И все же если их страхи были оправданны, то они могли только поздравить себя за проворство.
Они достигли своего замка за два дня до Рождества. У стен его не было видно вооруженных всадников и осадных орудий. Никто не появился на полях вблизи Темзы и в последующие дни. Все оставалось таким же, как и прежде.
По доходившим до них слухам они узнавали о Стефане. Он провел праздник в Вестминстере, а затем направился в Рединг, где четвертого января присутствовал на похоронах Генриха I. Теперь, как думал Бриан, у Стефана были развязаны руки для мести баронам, посмевшим оставить пиршественный зал в Вестминстере, но пока в окрестностях Уоллингфорда было тихо. Казалось, новый король забыл о своем унижении или решил отнестись к нему как к мальчишеской выходке старого друга, не стоившей особого внимания.
Хозяева замка на берегу Темзы ощутили, как на смену стыду приходит растерянность.
– Я чувствую себя чертовски глупо, – как-то признался жене Бриан. – Мы забаррикадировались от невидимого врага. Я почти хочу, чтобы лорд атаковал наш замок или хотя бы начал осаду, – тогда мы получили бы подтверждение нашим опасениям. Не то чтобы я преувеличивал значение своей персоны, но все же, черт побери, – почему Стефан меня игнорирует? На его месте я бы так не вел себя. Он словно забыл обо мне, и о Милесе, и о Болдуине…
Элиза с сочувствием взглянула на мужа, погладила его по руке.
– Возможно, он ждет, что вы придете к нему с повинной, – ласково сказала она. – Помните, как король Генрих хвастался, что может простить любого человека, который приехал бы к нему во дворец с опущенной в знак раскаяния головой. Стефан наверняка не хочет уступать в милосердии своему предшественнику. – Она быстро добавила: – Только не рассчитывайте на его прощение, мой супруг.