– Префект! – Девушка протянула руки к ветерану. – Ты же знал моего отца!
– Знал ветерана Луция Корнелия, – подтвердил тот, – это точно. Но тебя я видел четыре года назад. Сама знаешь… сильно ты изменилась. Я и не узнал тебя даже, когда ты в лагере появилась. Лгать не имею права. Вот Кандид, он тебя лучше знает…
Нонний осклабился. По всему выходило – быть Кориолле его рабыней.
Ну почему Гая нет?! Почему… он бы подтвердил, он бы…
– Может быть, кто-то еще хочет защищать эту девушку? – спросил спекулятор, вздохнув.
– Я буду!
Все обернулись на голос.
Кориолла увидела в дверях высокого широкоплечего мужчину в сверкающих анатомических доспехах, поверх которых был накинут дорожный плащ. Птериги, украшенные бахромой, пояс с позолоченными пластинами, меч с рукоятью из слоновой кости в богато украшенных ножнах – все говорило о том, что это не простой офицер.
– Приветствую тебя, Элий Адриан! – поднялся со своего места спекулятор.
Адриан? Патрон Приска? Кориолла вытянулась в струнку, аж на цыпочки привстала. А Гай? Гай-то где?
– Давненько я здесь не был, – сказал Адриан, оглядывая принципию.
– Здравствует ли император?
– Император и войско здравствуют. Особенно хорошо после того, как разбили варваров в Малой Скифии и вырезали почти всех бастарнов. Так что тут за суд и кому нужен защитник? – продолжал Адриан наигранно-небрежным тоном.
– Мне нужен! – возвысила голос Кориолла, прежде чем спекулятор успел ответить. – Потому что этот человек утверждает, что я – рабыня! А меня зовут Корнелия, я дочь римского гражданина и ветерана.
– Точно, рабыня, – хмыкнул Нонний. – Кандид вон уже подтвердил.
Адриан намеренно оставил дверь открытой. За ним в залу вошли несколько человек из его свиты. Кориолла жадно разглядывала вошедших, но Приска среди них не было.
– Ты знаешь, что бывает с теми, кто пытается обратить свободного человека в рабство? – обратился Адриан к Ноннию.
Ноздри его крупного носа дрожали от гнева.
– Я никого не пытаюсь обратить, – отвечал центурион. – Я купил рабыню, а она сбежала. Теперь я ее нашел. Вот мой свидетель! – Центурион указал на Кандида.
– Я обвиняю этого человека в двурушничестве! И пусть его дело будет рассмотрено следом за делом Корнелии! – Адриан указал на Кандида.
– Я? В двурушничестве…
– Ссылка и конфискация, – подсказал возможный итог Адриан и, не давая Кандиду опомниться, повернулся к своему вольноотпущеннику. – Зенон, позови центуриона Валенса!
Зенон кинулся наружу.
– Это твой свидетель? – спросил спекулятор.
– Именно.
– Конфискация? – бормотал тем временем Кандид. – Но я и так разорен…
Тем временем Зенон вернулся с Валенсом.
– Центурион, – обратился Адриан к Валенсу. – Ты узнаешь эту девушку?
Корнелия замерла. Если Валенс получил письмо, если знает… вот шанс отомстить… страшно, подло… О, бессмертные боги, сделайте так, чтобы он не получал письмо, чтобы он ничего не ведал!
Валенс молчал, глядя на Корнелию.
– Я ж говорю, рабыня, – уже торжествовал Нонний.
– Отец мой погиб. Мать и сестру увели с собой варвары за реку… Я одна, одна, только брат… – Слезы вдруг хлынули из глаз Кориоллы, и она опустилась на пол.
Кажется, этот приступ отчаяния все и решил. Слабую женщину мужчина должен защищать.
– Это дочь ветерана Корнелия, свободнорожденная. Я был помолвлен с ней более двух лет… – сказал наконец Валенс. – Я ее хорошо помню и не могу ошибиться.
– Твое слово против моего, – хмыкнул Нонний.
– Мне ли не знать Корнелия и его семью! – тихим ровным голосом проговорил Валенс. Это значило – внутри него все кипит. – Вместе с Корнелием, ныне уже прожившим жизнь, служили мы в Эммаусе. После ранения он купал меня в купальне с горячим источником, выхаживал от ран. Разве могу я предать память старого товарища? – При этом Валенс смотрел на префекта лагеря.
– Твое слово против моего, – повторил с прежней наглостью Нонний.
– Мы должны толковать закон в пользу свободы против рабства! – заявил Адриан.
– Такого закона нет, – напомнил спекулятор.
– Значит – будет! У меня есть еще один свидетель, – заявил Адриан. – Позвать… – повернулся он к писцу.
– Не надо! – завопил вдруг Кандид. – Я вспомнил: эта девушка – родная дочь ветерана Корнелия. Теперь я точно могу это сказать. Я не двурушник. Просто усомнился… на миг… я… Глаза воспалились, все мутно видел. А теперь вот взял и прозрел. Все вижу ясно…
– Да, конечно, толкуем закон в пользу свободы… – поддакнул спекулятор. – Корнелия, дочь Луция Корнелия Сервиана, ты признаешься свободной.
Кориолла по-прежнему сидела на полу принципии, всхлипывая, не в силах подняться.
– Идем! – Валенс взял ее под мышки, поднял, поставил на ноги и вывел из принципии.
Первого, кого увидела Кориолла, был Аристей.
Он сильно переменился – одет был нарядно, если не сказать – щегольски.
Рядом, но чуть поодаль стоял Приск. Девушка кинулась к нему и опять разрыдалась. Гай обнял ее, прижал к себе.
– Почему ты не вошел внутрь? – спросила она, всхлипывая и пытаясь ладонью стереть слезы.
– Адриан велел ждать на улице, пока меня не позовут как свидетеля. Сказал – так будет лучше. Но я еще одно дело не доделал… – Он обнажил кинжал.
– Что?! – Кориолла вцепилась в его плащ. – Ты с ума сошел?
– Я обещал убить Нонния.
Тем временем в дверях появился Адриан.
– Все получилось, как я и ожидал! Справедливость – мой девиз! – воскликнул Адриан самодовольно. Потом указал на обнаженный кинжал в руке Приска. – Не надо убивать девушку, она свободна и не достанется мерзавцу.
– Я обещал, что убью Нонния, если он не оставит Корнелию в покое. Не просто убью – изувечу.
Адриан покачал головой:
– Глупо! Тогда тебя накажут с примерной строгостью, то есть смертью.
– Верность слову для меня важнее жизни!
– Какому слову?! – возмутилась Кориолла. – Ты мне тоже дал слово…
– Не будь дураком. – Адриан схватил легионера за руку и стиснул пальцы, кинжал упал на мостовую. – Не будь дураком! – повторил Адриан. – Центурион сегодня же уедет. Его ждет Четвертый легион Флавия Феликс в Берзобисе, пусть бешеный на дакийской стороне себя проявит. А чтобы сдержать слово, у тебя впереди целая жизнь. Не укорачивай ее по своей же глупости.
И Адриан направился в свой бывший дом. Аристей двинулся следом: в задумчивости он шел по мощеной улице лагеря, оглядываясь по сторонам с каким-то лишь ему свойственным видом, – меланхолическая задумчивость казалась при этом умелой маской, и возникала уверенность, что нечто значительное ему открыто.
Приск поднял кинжал.
– Интересно, как Адриану понравятся покои после того, как там всю зиму прожил Кандид со своими домочадцами. Особенно бронзовый бык… – хмыкнул Гай.
– Быка уже увезли в канабу! – рассмеялась Кориолла. Ее начал бить нелепый смех, похожий на рыдания.
Приск обнял ее и прижал к себе.
– Знаешь, я должен сказать тебе одну вещь…
– Какую?
Но продолжить им разговор не довелось: из принципии скорым шагом вышел Валенс. Он прямиком направился к Приску и его подруге.
– Ты – развратная дрянь, как и все женщины, – произнес Валенс сдавленным голосом. – То, что я сделал сегодня, я сделал только в память твоего отца. А ты… – Он волком глянул на Приска. – Не бойся, в спину не ударю. Но и спину не прикрою в бою. Забыл ты старое правило: всему есть замена – дому, богатству, жене и детям, все наживное, все это, потеряв, можно вернуть. А вот друга, потеряв, не найдешь.
Он повернулся и зашагал к казарме пятьдесят девятой центурии.
– Он неправ, – покачал головой Приск. – Неправ… Ничему на этом свете нет замены. – А потом крикнул в спину Валенсу: – Стой!
Валенс обернулся.
– Это ты мне, легионер? Мне – центуриону?
– Тебе – другу. – Приск подошел и выпалил: – Дружба выше всего… Так?
Валенс нехотя кивнул.
– Если так… – Гай мучительно подбирал слова. – Если нет ничего выше дружбы, зачем же ты ее рушишь ради девчонки, помолвку с которой просрочил дважды? Либо ты лжешь и она для тебя дороже дружбы, либо…
Удар в лицо опрокинул его на мостовую.
Когда Приск вскочил, центурион был уже далеко. Впрочем, Приск и не собирался продолжать драку. Он бы и от удара мог уклониться…
– Или ты лжешь, – закончил он шепотом, – и Кориолла никогда не была тебе нужна.
Глава VI
Усадьба Корнелия
Весна 855 годаот основания Рима. Эск
На другое утро Валенс, Приск и Кука вместе с Луцием и Кориоллой поехали в разоренную усадьбу. Смотреть – что и как.
О вчерашнем разговоре, ссоре и драке Валенс не вспоминал. Приск тоже. Они держались так, будто вообще не было ссоры. Кориоллу Валенс как бы и не замечал вообще.
Поутру, после недолгих размышлений, Приск пришел к простому выводу: центурион в глубине души рад, что не на него легла забота о бедной сиротке, что не ему обустраивать ее жизнь в канабе, не ему думать и тревожиться: как же она там одна-одинешенька вдали от него во время летней кампании. Будь он другим, давно бы обзавелся "кухаркой", как, к примеру, это сделал Пруденс, наплодил бы деток, глядишь, уже бы и внуков качал на ноге, посещая дом в поселке. А он все больше заворачивал в таверну да в винную лавку. Потому и кричал Валенс про дружбу, что иной семьи, кроме центурии, у него никогда не было. Разумеется, Валенс непременно еще не раз попрекнет Гая похищением девушки. Но лишь затем, чтобы напомнить: Приск теперь до конца жизни перед ним в неоплатном долгу.
* * *
Усадьба встретила их тишиной. Почерневший от огня частокол, сорванные ворота, горелый дом, мертвый, засыпанный снегом, уже вовсю таявшим и превратившимся в кашу. Приск был мрачнее тучи – разрушенные дома производили на него, кажется, куда большее впечатление, нежели убитые люди. Руины без крыш и окон, покрытые слоем сажи, вызывали ярость. Камень был для него обещанием вечности, гарантией от разрушения, крепостной стеной на пути быстротечного времени. Как мраморное надгробие с перечислением деяний венчает жизнь человека, так прекрасный город – жизнь целого народа. Уничтожение города означало уничтожение народа. И не у каждого хватит сил отстроить стены выше прежних и возвести храмы краше сожженных.
С упавшим сердцем зашел Гай в полуразрушенный флигель. От фрески на стене, от чудесной Примаверы, которую писал он с такой любовью, не осталось почти ничего. Часть штукатурки осыпалась, а та, что уцелела, покрылась сажею, и под ней лишь угадывалась изящная фигура и милая сердцу головка с собранными на затылке волосами. Приск коснулся пальцами стены. Он-то надеялся, что эта фреска переживет его самого, а вышло так, что его Примавера погибла, просуществовав всего несколько лет.
Кориолла зашла следом во флигель, подошла, прижалась к Гаю. Хотела что-то сказать, но передумала, зарылась лицом в грубую ткань его плаща.
"Это ничего не значит, – решил Приск, прижимая Кориоллу к себе. – Это погибла жизнь Валенса, его семейное счастье, не мое".
Наверное, Кориолла подумала то же самое, потому что сказала тихо:
– Бедный Валенс.
Они вышли во двор.
– Тебе придется сдать усадьбу в аренду, Луций, – советовал тем временем Валенс новому хозяину. – Сейчас желающих, разумеется, немного, но надо постараться найти человека, кто арендует землю на пять лет, а потом я мог бы ее у тебя выкупить.
Сказал это Валенс громко, так, чтобы Кориолла услышала. Но Приск подозревал, что обещание купить усадьбу было сродни обещанию жениться – исполнение откладывалось до греческих календ.
– Это было бы отлично… – отозвался Луций. – От дома ничего не осталось, а в Дакии, которую мы завоюем, наверняка можно будет получить отличную землю и куда больше, чем имелось у отца.
Назад возвращались молча. Приск с Кориоллой ехали несколько поотстав. Кука же то и дело оборачивался – какая-то мысль, его осенившая, не давала ему покоя.
* * *
– Что ты будешь делать с Кориоллой? – спросил Кука у Приска, едва они вернулись в казарму, и Кориолла отправилась к себе собирать вещи – оставлять девушку в лагере после того, как "славный контуберний" его покинет, Гай не собирался.
Сам он принялся рыться в кладовке – там за время его службы набралось немало вещей, и теперь можно было отдать их девушке, прежде всего несколько шкур – трофеи удачной охоты. Теперь они согреют Кориоллу холодной ночью.
– Ну так что? – не желал отставать Кука.
– Сниму комнатку ей в канабе – куда еще ей деться! Я договорился с камнерезом Урсом – в его доме уцелел второй этаж. Для Кориоллы там будет неплохая квартирка. Сейчас больше вообще ничего нельзя устроить – мы вот-вот выступим в новый поход.
– Она теперь твоя конкубина – так ведь?
– Да, конечно. – Приск нахмурился пуще прежнего.
– Что-то я не пойму тебя, парень! Ты получил девчонку, о которой мечтал столько лет! И при этом глядишь волком.
– А ты не понимаешь? Я бросаю ее здесь без всякой поддержки и защиты. Чего уж радоваться! Она мне не жена, родни у нее нет, Луций тоже уйдет из лагеря на ту сторону реки. После того как мы покинем Эск, каждый наглец может ее обидеть. Грядет война, и, сколько ни молись Фортуне Возвращающей, сколько ни обещай ей алтари, назад вернутся далеко не все. Я тоже могу не вернуться. Что с Кориоллой тогда станется?
Кука хмыкнул:
– Да ты прям трактат целый составил! Да без соизволения богов даже волос с ее головы не упадет!
– С богами нынче все как-то неладно. Они и за жизнями не успевают приглядывать, не то что за волосами, – усмехнулся Приск.
– Кориолла – девушка бойкая. Не пропадет. Ты завещай ей все, что у тебя есть, только оговори, чтобы в случае чего оплатила камень надгробный с длинной эпитафией. Ну как, хороший совет?
– Дельный.
Кука хитро прищурился.
– Знаешь, Майя-то в тягости. Кандид ее стережет, чтобы она из дома ни-ни, а то возьмет да плод вытравит. Но я-то свое дело сделал, так что стребую с него свои денарии…
Кука замолчал и вновь глянул на приятеля – хитрее прежнего.
– Так в чем дело-то? – спросил Приск, понимая, что Кука только и дожидается этого вопроса.
– А в том, что нам с тобой денежки надо пустить в оборот. Допустим, тысячу или две денариев вносишь ты, я пятьсот, основываем товарищество и ссужаем жителей канабы – кому по пятьдесят денариев, кому сотню под двенадцать процентов годовых. Прибыль делим в пропорции – кто сколько внес. Если ты две тысячи даешь – то тебе четыре денария прибыли из пяти.
– То есть предлагаешь стать ростовщиками?
– А что такого? Мы же с тобой не сенаторского сословия, чтобы нам было позорно такими делами заниматься. А всё прибыль. Кориолла за нашими делами тут присмотрит. Она девушка умная и деньгам счет знает. Ну так что – нравится моя идея?
Идея Приску не нравилась, но и возразить по существу было нечего. Почему бы и нет? Сейчас в разрушенной канабе все будут брать деньги на строительство, кому крышу покрыть, кому стену восстановить, и почти всем – окна и двери. Так пускай солдатские денежки работают.
Книга II
Dacia Victa
Часть I
По обе стороны реки
Глава I
Новичок Фламма
Весна 855 года от основания Рима. Эск
Когорты Пятого Македонского все же вернулись в лагерь – потрепанные в битве, они нуждались в срочном доукомлектовании. Так что выступить ранней весной на ту сторону явно не получалось, и надо было признать, что в какой-то мере Децебал добился своего. Однако вербовщики Траяна не дремали. Как только прошел слух о зимнем рейде, в провинциях тут же принялись набирать пополнение, новобранцев оставляли служить на Рейне или в восточных провинциях, а тех, кому довелось уже отведать крови в первом бою, отправляли на данубийский лимес. Каждый день в ворота лагеря входили десятки легионеров и ауксиллариев – и их спешно расписывали по центуриям, затыкая дыры.